Морпех. Русский Уругвай

– Нет, не ушли. Некоторые артели уже по четыре нормы выполнили, но продолжают трудиться.

– И чем же ты их удерживаешь?

– Я спрашивал, почему не уходят. И услышал: хоть труд и тяжел, но мы каждый день получаем достаточно пищи и спать уходим сытыми. Нам не надо думать, что мы и наши дети будут есть завтра. На нас никто не нападает, не надо сражаться или убегать. Нас не убили, у нас не отняли жен и детей. Мы подчинились Великому Морпеху Воеводе и будем делать то, что он прикажет. А он нас защитит и накормит.

Вот это да! Значит, среди множества племен коренного населения уже появилось новое племя – «наемный работник». Человек, продающий свой труд за небольшую, но достаточную для сытой и спокойной жизни, плату. Капитализм сделал первый шаг по земле Уругвая!

Я допил заваренный женщиной-кухаркой чай матэ, дождался, пока она нальет вторую порцию и, потягивая его через тонкую трубочку, сказал:

– Ты, эскудеро, действительно сделал великое дело, но и сам не понял, что сделал. Вот, послушай.

И я стал рассказывать Олегу притчу о добровольном рабстве.

– В очень древние времена, в стране, что зовется Египет, правил один фараон. И ему надо было быстро построить город. Но дело двигалось медленно.

– Видите, – обратился он как-то к жрецам, приехавшим с ним посмотреть, как идет строительство. – Там внизу бесконечные колонны скованных кандалами невольников ступают друг за другом, неся по одному камню. Мы думаем, что чем больше число рабов, тем больше они смогут сделать работы. Они покорны, но далеко не все из них мирятся со своей участью. Много среди рабов ярых бунтарей и их последователей, готовых в любую минуту поднять мятеж. Поэтому к каждому десятку рабов назначаем одного стражника. Чем внушительнее число рабов, тем больше охранников. Всех нужно хорошо кормить, чтобы они выполняли свою работу. Только все равно они ленятся и бунтуют.

– Глядите, – продолжил фараон, – как неторопливо тянутся рабы, а полусонная охрана ленится понукать их кнутами. Надо придумать, как просто и без затрат удержать рабов от бунтов и ускорить строительство.

Оживилась свита и наперебой выдала кучу советов, но фараон их отверг. Тогда вперед выступил верховный жрец, известный всем своей мудростью и здравомыслием. Он сказал: «Рабы станут работать живее, и не станет нужды в охране, если подарить им всем полную свободу! Пусть глашатаи возвестят всем эту волю Властелина. К ней надо добавить предложение: пусть все несут в город камни. За каждый камень свободный труженик заработает монету. Ее он сможет потратить на все, что пожелает: еду, одежду или развлечения».

С рассветом другого дня, фараон со свитой вновь поднялся на гору. Поразительная картина открылась их взорам. Тысячи вчерашних невольников, словно муравьи, деловито спеша несли камни. Некоторые хватали сразу по два камня и, натужно дыша, тащили их. Завидев такое дело, подключились и стражники. Все хотели получить как можно больше монет и зажить счастливо, в достатке.

Не один месяц фараон с удовольствием наблюдал с горы за грандиозными переменами. Он видел, как бывшие невольники собирались в группы, мастерили повозки и, загрузив на них камни, с усердием, обливаясь потом, тащили их в город. «Они еще и не такое изобретут», – думал про себя фараон. Наблюдая дальше, он заметил появление торговцев пищей и водой. Что так же положительно сказывалось на работе бывших рабов, а ныне свободных людей. «В последующем эти свободные люди сами изберут начальников над собой и будут им подчиняться» – думал мудрый властитель. «От того, что они считают себя вольными, суть не поменялась: они, как и прежде, переносят камни. И большинство из них это устраивает. Как и меня – город-то строится быстро!»

Олег сидел, задумавшись. Даже матэ пить перестал. Помолчав, он произнес:

– Значит, те рабы, получив свободу, позже сами себя обратили в рабов, но не поняли, что сделали. Так, воевода?

– Так, Олег. Этой притче уже две тысячи лет. Все люди, трудящиеся на этой земле и считающие себя свободными, находятся в добровольном рабстве. Они рабы своей работы. И никуда от этого не деться. Так и с твоими индейцами. Они свободны и могли бы уйти в свои леса и степи. Но сами, своим решением остаться и продолжить работать за сытный кусок и защиту от врагов, обратили себя в рабство. Из которого уже никогда не смогут вырваться. Да и не захотят! В этом ты убедишься, когда я закрою прииск и объявлю, что они могут уходить куда угодно.

Олег не знал, что в будущем будет существовать целая наука, изучающая этот феномен – добровольное рабство. И придут к выводу, что разумное устроение общества потребления для свободных людей в конечном итоге является утонченной формой рабства. Только вот не смогут однозначно ответить, может ли раб своего благополучия и страстей быть счастливым? Но эти рассуждения – удел людей будущего. А я своими умными речами, вижу, загрузил Олега конкретно. Вон он сидит, нахохлившись, даже чашку с матэ на стол поставил. Надо спасать мужика, а то еще ум за разум зайдет, и потеряю ценного кадра.

– Эй, эскудеро! – окликнул я задумавшегося. – Пошли в деревню, похвастаешься добычей!

Олег быстро встал и, сделав приглашающий жест, вышел из шатра после меня. По пути я задавал ему какие-то второстепенные вопросы и постепенно расшевелил, переведя его мысли с моей зауми на более ему привычные рельсы. Хотя про рельсы он тоже ничего не знал, а я сделал себе огромную зарубку на носу: не давать жителям этого времени слишком много известной мне информации. Опасно для их психики. А если и давать что-то, то без объяснений. А на резонные в таких случаях вопросы, все же люди – создания любопытные, есть набор стандартных отмазок: «Так Бог повелел!» или «Меня Бог надоумил!» Думаю, Он на меня не обидится. Скоро мне эти отмазки часто употреблять придется. Я, ведь, с Его подачи, становлюсь Прогрессором!

Количество добытых трудами Олега «со товарищи» изумрудов впечатляло. Три сундука, в каждом пуда по четыре камней разной величины. От «с ноготь мизинца» до «с куриное яйцо». И еще один сундук, заполненный где-то на четверть. Увидит их Моисей-ювелир, точно дуба врежет! Или умом тронется. Ни то, ни другое меня не устраивало. Он мне нужен живой и здоровый. Со всем его мастерством и, что даже еще важней, с его связями. Не всех же евреев-ювелиров в Европе на костер отправили! Остались, ведь, и живые, свободно работающие и богатеющие. Вот они-то мне и нужны, а то мои двести килограммов изумрудов так и останутся игрушками для индейских детей.

С утра следующего дня занялся сортировкой добытых изумрудов, стараясь, чтоб в одной кучке присутствовали камни одного размера. Работа нудная, скрупулезная, но все равно радостная. И заняла она весь день. Закончив, позвал стрельцов. При них отделил от каждой кучки по десять обещанных процентов. Остальное упаковал по кожаным мешочкам и спрятал в сундуках. На столе осталась приличная груда изумрудов, килограммов двадцати весом. В свете масляных плошек с плававшими в них фитилями, камни блистали всеми оттенками зеленого. Их игра завораживала, и стрельцы сидели, уставившись на мерцающие внутри кристаллов огоньки. До этого они видели только отдельные камни или несколько камней в одной кучке, высыпанной артельщиком из калебаса. Но столько и сразу, да еще при свете чадящего фитиля, заставлявшего таинственно мерцать добытые их стараниями драгоценные смарагды! Стрельцы сидели, загипнотизированные неожиданным зрелищем, а я быстренько просканировал их разум на предмет возросшей алчности и потаенной агрессии. Короче, проверил, не срывает ли кому башню от привалившего богатства.

Нет, как ни странно! Мужики испытывали радость и растерянность от осознания того, что такая куча драгоценностей принадлежит только им. Но подленьких мыслишек ни у кого не было. Молодец, князь! Отличных соратников подобрал! Первое испытание халявным богатством они выдержали! Эти люди мне в будущем очень нужны будут. Есть у меня план, при осуществлении которого испытание мужикам не просто большими, а огромными деньгами предстоит гораздо грандиознее. Ну а сегодня проверку на вшивость прошли успешно. Молодцы!

– Так вот, воины! – Мой голос разрушил чары. – Эти камни ваши. Сейчас я поделю их, каждый получит оговоренную долю. Что делать с камнями – каждый решает сам. Хочу предупредить, что кроме вас четверых и меня о найденных здесь изумрудах не знает ни кто. Для остальных – это просто зеленые камушки. Красивые и только. Их истинную ценность знаете вы, я и Моисей-ювелир. Ну, и князь, конечно! Так что не болтать! Могут появиться завистники, а это разрушит наше единство. Узнают испанцы, и появятся уже проблемы. Большие! Вплоть до военных действий, которые мы проиграем: нас мало и нас просто вырежут за эти камни. К тому же здесь их продать невозможно. Значит, и знать о них местным властям вредно. Продавать их будем только в Старом Свете. Понемногу, в разных странах и тайно. Этим займусь позже, когда в Европу я или боярин Жилин поплывем. Это как князь решит. Он здесь хозяин. Не забывайте об этом. Вы трое – холопы княжеские. Вы, как и ваше имущество, принадлежите ему. Но я не думаю, что он будет настаивать на своем праве. И вы сможете выкупиться. А я об этом походатайствую. Князь мне не откажет, тем более, что он тоже получит свою долю. Княжескую!

Стрельцы, выслушав меня, задвигались, прокашлялись, переглянулись. Самый старший возрастом, Кондрат, произнес:

– Так куда мы такую прорву смарагдов денем, если их здесь продать нельзя?

– Можете отдать мне на хранение, я их потом продам и деньги отдам. Или то же самое можете сделать через князя. Думайте, а я пока дележом займусь.

Кошели получились увесистые. Стрельцы, понянчив их на ладонях, сложили в один сундук и сунули его под полати.

На следующий день назначил Сатемпо смотр воинов «в полной боевой». Сто двадцать шесть густо татуированных бойцов, прошедших под моим руководством ускоренное обучение римскому манипулярному строю и выстоявших, благодаря этому и нескольким залпам берсо, в сражении с превосходящими силами кайва-гуарани, двумя неровными рядами стояли передо мной. У каждого большой щит из бакаута, копьё метра два длиной с каменным или костяным наконечником. На широкой ленте перевязи в петле висит деревянный меч. На плечи накинут кожаный плащ, разрисованный незамысловатыми узорами. На всех надеты, я весьма был удивлен наличием этого предмета одежды, юбки! Тоже кожаные, тоже расписные. На мой вопрос о происхождении юбок, Сатемпо, обнажив в улыбке ослепительно белые зубы, ответил:

– Великий! Твой брат Олег сказал: «Голыми хорошо ходить в вашем лесу. А там, куда Великий позвал вас, голыми ходят только дикие люди, еще не узнавшие силу, мудрость и доброту Морпеха Воеводы. Они ходят без одежды, воюют толпой, не зная правильного строя, и едят людей. Великий позвал вас с собой, чтобы покорить тех дикарей, отобрать их землю, охотничьи угодья и женщин». Мы не хотим быть похожими на тех диких людей, мы даже в баню ходим! Но из полотна, что ткут наши женщины, получились очень плохие штаны. А кожаные юбки удобны!

Некоторые слова, отсутствующие в лексиконе индейцев, Сатемпо произносил по-русски, и довольно правильно. Предусмотрительно Олег сделал, что начал учить вождя русскому языку и повышать его интеллектуальный уровень. Сатемпо подтянет воинов, те – своих женщин. А детьми займутся мои учителя. Загоню в преподаватели всех грамотных. В помощь отцу Михаилу, нашему духовному пастырю. Он, я думаю, уже начал просветительскую деятельность.

Я выступил перед воинами с короткой речью: похвалил за решение не быть похожими на диких людей, и пообещал железное оружие, с которым они одержат множество побед. В завершение наградил Сатемпо абордажной саблей, которую он тут же нацепил на свою перевязь. Приказал воинам быть готовыми к походу и скомандовал разойтись. Команда была понята и моментально выполнена. Радостный Сатемпо помчался в деревню вслед за моим войском, размахивая подарком.

Второе построение, только уже рабочих, добывавших изумруды, прошло не так радостно. Меня встретило угрюмое молчание. Даже дети притихли и стояли, робко выглядывая из-за родителей. Я обвел взглядом толпу. Все ждали моего приговора.

– Я и мои люди через несколько дней уплываем отсюда на большой лодке. – Мои слова породили волну шепота в толпе. – Здесь мне ваша работа больше не нужна. – Шепот перерос в гул голосов. И вдруг этот гул прорезал крик:

– А как же мы?!

– Да, да! Нам-то куда? Что с нами будет?!

– Вы можете идти по своим деревням, – ответил я, прекрасно зная, что там они уже никому не нужные нахлебники. Деревни вождь ава-гуарани Матаохо Семпе разорил, урожай, созревший на полях, уже собрал и положил в свои закрома. Кайва-гуарани, стоявшие передо мной, его враги, и кормить их он не намерен.

Индейцы рухнули на колени. Вопли мольбы разнеслись по прииску.

– Молчать! – рявкнул я и в мгновенно наступившей тишине произнес:

– Кто не хочет уходить, того я заберу с собой. Мне нужны прилежные работники. Строить хижины, обрабатывать мои поля, носить камни, копать землю. Желающие уехать со мной, отходят налево, желающие уйти – направо.

Толпа колыхнулась влево. Вся.

– Хорошо. Но одного вашего желания мало. Покажите свое усердие. Даю два дня. Ищите камни! Лучшие добытчики будут мною отправлены на большой лодке. Им не придется долго шагать по лесу. Они первыми получат жилище, а их сыновья будут учиться воинскому искусству. Плохих работников оставлю на берегу возле соленой воды. Вы меня услышали. Теперь можете приступать к поиску зеленых камней. Я все сказал!

Эксплуататор я, кровопийца и поработитель! Пользуюсь безвыходным положением людей и ставлю драконовские условия. Делаю предложения, от которых бедные индейцы не могут отказаться! По существу, превращаю свободных тружеников в рабов, покупая их труд за кусок хлеба! Ай-яй-яй!

А в двадцать первом веке это происходит не так же?! Вот и заткнитесь, правозащитнички!

Дальше дело закрутилось! Мне надо было торопиться – зима на носу. И хоть она здесь не такая, как в России, снег не выпадает и температура ниже +10 °C редко опускается. Но в этой части Уругвая все же теплее, чем на побережье Ла-Платы. И как мои голозадые индейцы ее будут переносить, я не знал. А они старались вовсю! Даже при свете факелов пробовали работать, пока я не запретил: толку мало, а их силы и мне, и им еще пригодятся. Дал по-стахановски поработать назначенные два дня. По итогам отобрал первую партию и отправил на баркасах на мыс. Прикинул время, необходимое Камило и Фиделю на дорогу туда и обратно, посчитал, сколько надо вывезти людей. Получилось, что за три ходки и две недели эвакуацию закончу. Тесно будет на баркасах, но ничего! Опять объявил «соцсоревнование». Индейцы с удвоенной силой вгрызлись в скалы. Вот как с моим покровительством не хотят расставаться!

Итогами своей деятельности я был доволен. Изумруды дадут нашей небольшой колонии дополнительные денежные средства. Практически даровая рабочая сила поможет в подъеме нашего хозяйства и строительстве города и крепости. Взамен индейцы, рабочие и воины, получат доступные нам блага цивилизации и справедливое обращение. Их дети будут учиться в школе и ни кто не посмеет сказать, что они люди второго сорта. Да! Еще и бревен плотов несколько притащу. Даром, что ли, я своему тестю, Матаохо Семпе, владельцу, с моей помощью, всего восточного побережья этого озера, десять топоров железных подарил? Обещал он леса нарубить и плоты приготовить. Выполнит! А нам в краю, где леса не густо – бухта Монтевидео называется, любая щепка как подарок будет. Особенно зимой.

Сатемпо с воинами я отправил пешком. Пусть разомнутся. Заодно приказал с каждой деревни, через которую будут проходить, брать десятину продуктами питания. Об этом с тестем я тоже договорился и он при мне разослал гонцов к младшим вождям с этим распоряжением.

Старатели – старались, а изумруды прятались в мой личный сундучок. Олег с тремя разбогатевшими стрельцами паковали вещички и усиленно прощались со своими местными подружками, а я откровенно скучал. Дождался прихода баркасов, отправил вторую партию стахановцев. С трудом дотерпел до возвращения плавсредств, загрузил в них продукты и всех остальных, работавших не так усердно, почему в третьем караване и оказались, но надеявшихся на мою доброту. Правильно надеются: я – добрый. Зачем мне столько крепких работников бросать на произвол судьбы? Я помню, что в ответе за тех, кого приручил. И мы нужны друг другу.

На воде было уже прохладно, неисчислимые недавно стаи водоплавающих птиц исчезли, откочевав в Северное полушарие. Как знать, не летит ли стая гусей, изрядно мною прореженная в прошлое плавание по этому озеру, на Русь? Хорошо иметь крылья! Крылья – это хорошо…

Вот тогда-то у меня и зародилась мечта построить самолет или, хотя бы, планер! Или дельтаплан. А что? Кое-какими знаниями я обладаю, а найденные Ахметом раненые бойцы, погибшие в своем времени и Волей Божьей перенесенные в конец 16-го века мне в помощь – воздушные десантники. С парашютом знакомы. А простейший дельтаплан – тот же парашют, практически. Стоит подумать!

Обратный путь до мыса ничем примечательным отмечен не был. С Матаохо Семпе простились сердечно, даже взгрустнули на пару. Пообещал, что когда буду в этих краях – обязательно загляну и привезу железное оружие и инструменты. Чем вождь отдариваться будет, пусть решит сам. Намекнул, что поляны, оставшиеся после лесоповала, неплохо бы разработать и засеять. Еды у его племени станет больше, а он, вождь, могучее. Сытые воины – сильные бойцы! Попросил остающихся на мысу индейцев не трогать, а помочь продуктами. Вождь обещал.

Глава 3

Путь до залива Монтевидео занял около недели с учетом плохой погоды. Из-за нее же пришлось обходить остров Лобос мористее обычного маршрута движения кораблей. Непосредственную опасность представляли песчаные банки у мысов Сан-Мария и Сан-Антонио, намытые мутными водами Рио де Ла-Плата, несущими в океан многие тонны грунта. О приближении к первой банке нас предупредил лот: возле нее глубина была всего 6–7 саженей. Обошли. Вторая банка гораздо коварнее. Она не что иное, как продолжение мыса Сан-Антонио. Корабль, ведомый не знакомым с этими местами капитаном, ориентирующимся на показания лота, может нежданно врезаться в ее северную оконечность: глубина с 12–14 саженей резко уменьшается, и капитан не успеет вовремя среагировать. Рамон знал об этом, потому мы и отошли от берега дальше в океан. Вскоре увидели землю, но капитан сразу не смог ее опознать, так как день клонился к вечеру, а берега были очень низкие, без каких-либо ориентиров. Наступившую темную ночь с дождем и громом переждали, лежа в дрейфе и взяв на марселях оба рифа, держась против волны. На рассвете перед нами открылись горы Мальдонадо. Теперь уже нетрудно было определить, что земля, усмотренная нами накануне, это и есть остров Лобос. Коварные банки обошли по широкой дуге, и, не торопясь и промеряя глубину, поплыли по Серебряной, согласно названию, но Грязной по виду, реке.

Флейт был плотно загружен людьми и бревнами. На буксире тащили еще несколько плотов, древесина которых не уместилась на палубе и в трюмах. Не бросать же, в самом деле, то, что уже в руках! Постарался вождь на славу, пустив в работу железные топоры. Идти против сильного течения реки, постоянно опасаясь налететь на мель, было довольно муторно. Да еще и таща за собой длинную связку плотов. И как их не оторвало во время короткого шторма, догнавшего нас уже после входа в эстуарий! Ночью была гроза. Яростно завывал памперо, и мы с трудом удерживались на одном якоре. Только бросив второй якорь, мы смогли сопротивляться ветру и перестали дрейфовать. Серым днем приблизились к мысу Тереза. От восточной оконечности мыса, затрудняя проход к заливу, на несколько кабельтовых тянулась цепь подводных скал. Набегающие на них волны порождали буруны, хорошо заметные днем, но не ночью. Обойдя опасное место, флейт наконец-то вошел в залив Монтевидео.

Вход в залив довольно широк, километров пять-шесть. Внутри залива несколько небольших островков, покрытых травой и редкими деревьями. Их я рассмотрел, когда флейт проплывал мимо. У западной оконечности бухты увидел высокую конусообразную гору и сразу вспомнил возглас испанского матроса: «Монте видео! Вижу гору!». Так вот она какая! Хороший ориентир – одинокая гора! Потому как остальная окружающая ее земля очень низка, глазу зацепиться не за что.

Князь начал строить свой город не там, где его в 1726 году заложат испанцы. Те стали строить крепость на мысе Терезы, на самом входе в залив. Для контроля над Ла-Платой и пресечения проникновения в нее португальцев. Князь себе такой задачи не ставил, средств и сил для этого нет. Потому и спрятал город в глубине залива. Нам пока не следует слишком выпячивать свое присутствие на этой земле.

Медленно прошли по обозначенному буйками фарватеру, оставив слева остров Низкий, а справа остров Застава, на испанских картах обозначенный как остров Свобода. Цитадель на северном, материковом берегу разглядел, когда до нее оставалось всего метров триста. Хорошо вписана в местность. Даже кусты кое-где на стенах посажены, будто сами на невысоком скалистом холме выросли. Фарватер проходил как раз в зоне поражения ее пушек. Рамон на мой вопрос о возможности пройти, не подставляясь под огонь цитадели, ответил:

– Впереди слева – песчаная коса, что тянется от острова Щит. И тот, кто попробует идти подальше от пушек цитадели, рискует сесть на мель. А суда с небольшой осадкой хоть в некотором роде и избегут массированной бомбардировки, но попадут под обстрел пушек со Щита. На острове герцог приказал строить форт. Вот и получается, что маневрировать здесь негде! Глубины не позволяют. И пушки. Так что устье реки Тихой и проход в бухту Птичью перекрыт надежно.

Флейт прошел мимо, как оказалось, полуострова, на котором князь возвел цитадель крепости и строит город, и вошел в бухту-лагуну, названную Птичьей из-за обилия пернатых летней порой. В ней становились на якорь и наши корабли, и прибывавшие к нам купцы. Как пояснил Рамон, длиной она более 5-ти км и от 1,5 до 3-х км шириной. А вот вход в нее всего метров триста и довольно сложен. Для облегчения плавания фарватер обозначен буйками. От восточных ветров и ветров памперос – порывистых юго-западных зимних ураганов, сопровождаемых страшными грозами, бухту хорошо защищает полуостров, на котором строится город. И якорная стоянка надежна. Бухта неглубока: якорное место находится на глубинах от трех до пяти саженей, грунт – очень вязкий ил: здесь даже самые большие торговые суда при посадке на мель не получат повреждений. Но чтобы этого не происходило, якорные стоянки отмечены большими буями, так называемыми «бочками», а безопасный фарватер – буйками. Особо неуклюжим кораблям встать на «бочку» помогают специальные швартовочные баркасы. А вот на севере и северо-востоке глубина бухты еще более уменьшается, и она превращается в тривиальное болото, заросшее камышом и осокой: рай для водоплавающих, пернатых и мохнатых вместе с холоднокровными земноводными. У входа в бухту находится устье реки Тихой, русло которой судоходно на большом протяжении и тянется далеко вглубь материка.

Флейт, похоже, встречало все население города, включая индейцев и иностранцев. Впереди встречающих, как и положено руководству, стояли князь, боярин Жилин и отец Михаил. Были они при параде, да и выстроенные в плотную шеренгу стрельцы имели праздничный вид в новых кафтанах. Только оркестра, играющего марши, не хватало!

– Посмотри, кабальеро, – обратился ко мне стоявший рядом Рамон. – Тебя встречают как героя! Почетный караул и сам сюзерен впереди. Он тебя высоко ценит!

– Да, амиго, я знаю его отношение ко мне! И по его слову я сделаю все, а может быть и поболе. За таким сюзереном я пойду куда угодно. Только сначала спрошу, какое оружие с собой брать. Остальное для меня не существенно!

– Ты так любишь своего герцога?

– Я ему доверяю, а он доверяет мне. Я ему не только жизнью обязан, но и спасением своей души.

Я перекрестился, Рамон последовал моему примеру. Пока мы с ним беседовали, швартовочный баркас, вспенивая веслами воду, подтащил флейт почти к самому берегу. По команде Рамона матросы отдали носовой и кормовой якоря. С берега к борту подали наплавной мостик. Поймав выброски, матросы подтянули его поближе и надежно закрепили канатами. Швартовочная команда, пробежав рысцой по мостику, притащила лестницу и приставила ее к борту флейта. Я в сопровождении Маркела, Олега и трех стрельцов спустился на берег, отсыпанный мелкой утрамбованной щебенкой, строевым шагом подошел к князю, приложил ладонь правой руки к шапке. Удивленные зрители прекратили разговоры и уставились на меня.

– Князь! Твое приказание выполнено! – разнеслись в тишине мои слова. – Вверенное имущество сохранено и приумножено. Заключен союзнический договор с вождем племени ава-гуарани, ему оказана военная помощь по отражению агрессии со стороны племени кайва-гуарани и принуждению его к миру. Так же отражено нападение пиратского судна. Пираты частью уничтожены, частью пленены. Судно отобрано в качестве приза. Потерь в личном составе нет. Рапорт закончен!

Князь, слушая мой рапорт, стоял, так же приложив руку к головному убору. Ну, все! Отдание чести введено в обязательное употребление в Русском экспедиционном корпусе! Навсегда.

С корабля на берег потянулась вереница рабочих с семьями. Дрожащую шатающуюся толпу стрельцы отвели, как я потом узнал, в специально построенные из самана казармы. Следом за рабочими, соблюдая подобие двухшеренгового строя, прошли воины-индейцы. Я представил князю вождя Сатемпо как своего вассала, по-русски – сына боярского. Князь, уже знавший о том, что я завербовал себе в подручные туземного вождя, удивлен не был и говорил с Сатемпо ласково. На что тот, в свою очередь, пытался отвечать на русском языке, хоть и знал мало слов. Однако они друг друга поняли.

А потом были баня и пир в ближнем кругу. Утром следующего дня – торжественный молебен в первом на этой земле православном храме и народные гулянья с застольем для всего населения русского города-крепости Новороссийск.

…И покатилось дальше колесо моей жизни! Пока я делал дела на мысу, куда вынесла судьба мой потрепанный штормами и окончательно добитый косаткой галеон, князь тоже не сидел, сложа руки. Каракка дона Мигеля доставила его с отцом Михаилом и двадцатью стрельцами в Буэнос-Айрес. Чем уж понравился воздух его первооснователю, Педро де Мендоса, давшему поселению на пустынном берегу название «Хороший Воздух», осталось неизвестным. Да и Бог с ним! Главное, князь достиг пункта назначения, встретился с отцом мужа своей дочери Аграфены грандом Адолфо Керро Санчес Гомес де Агилар.

Дальше моя память воспроизводит рассказ князя чуть ли не дословно, но выбирает наиболее важные или интересные эпизоды. Оказывается, она у меня бездонна! Стоит чуть напрячься, обдумывая что-либо, и она выдает «на-гора» необходимую для разрешения проблемы информацию. Я могу дословно воспроизвести текст мною прочитанных книг, могу нарисовать виденные карты, схемы, узлы машин и механизмов и много еще чего, за что когда-то зацепился взглядом. Зрительная память плюс информация, объем которой я не знаю – так я живая библиотека! Что это? Последствия мозготрясений, устроенных мне психом-профессором, ударом зеленой молнии, контактам с разумным дельфином-телепатом? Или очередной дар Бога, назначившего меня в мир этого времени Прогрессором? Хотя мне-то, какая разница? Беру и пользуюсь!

Рассказал князь много чего, но особо интересно вспомнить, как он добился от родственничка разрешения на строительство обособленного русского поселения и возведения крепости.

Я вспоминаю и будто вижу все происходившее наяву:

– Нет, герцог. Нет! Я не уполномочен королем строить новые крепости, тем более для иностранцев! Это запрещено! Если король узнает об этом, мне точно не сносить головы. Высылкой уже не отделаюсь, да и высылать-то дальше некуда!

Гранд метался по своему кабинету. Хотя говорить «метался» слишком смело. Гранд ковылял на своих подагрических ногах, напоминая колченогого страуса. Хотя эту птицу князь видел пока что только на картинке.

– Нет, герцог! – Вновь начал свои речи гранд, плюхаясь в кресло и болезненно морщась: спина у него тоже болела. – Хоть мы и родственники, но я не пойду на такое вопиющее нарушение королевского указа. Я хочу все же когда-нибудь вновь увидеть родную Испанию. А для этого я должен выполнять волю короля. Один раз я уже сделал ошибку, за которую расплачиваются все мои родственники. Если я пойду тебе навстречу и разрешу строить крепость в заливе Монтевидео, то когда из Перу прибудет вице-королевский инспектор, я не смогу предъявить ему ни одного весомого аргумента в пользу принятого мной решения. Что я ему скажу!?

– Скажешь, что я твой родственник.

– Но ты подданный не его католического величества! Ты и твои люди – иностранцы. Не католики. Меня увезут отсюда в кандалах. А что будет с моим сыном? Женой, внуком, наконец? Не говоря уже о жене сына, твоей дочери! Я не рассчитывал, что ты, герцог, прибудешь сюда с русской дружиной и православным священником. Мы так не договаривались! Ты хотел ехать с нами один!

– Хотел, но не получилось. Ты знаешь, что меня срочно вызвал мой царь.

– Вот именно! Если бы твой царь тебя не вызвал буквально перед самым отплытием, этой проблемы – твоей дружины со священником, сейчас бы небыло! Присутствие одного-двух ортодоксов церковь наша как-нибудь вытерпела бы. Но не семь десятков!

– Значит, дон Адолфо, бухточку ты мне не дашь? Хорошо! Тогда сделаем так: ты возвращаешь мне все серебро, что я вложил в снаряжение твоей экспедиции, а я собираю своих людей и уплываю в неизвестном тебе направлении. Покидаю, так сказать, владения короля испанского. Благо, у меня есть свой собственный корабль. Согласен?

Гранд сидел, насупившись, и молчал. Требование князя «развод и девичья фамилия» его явно не устраивал. Но он не знал, что ответить. Наконец, справившись с растерянностью, медленно проговаривая слова, произнес:

– У меня нет таких денег в наличии. Эта нищая земля практически не дает дохода. Золота нет, а серебро присутствует только в названии реки, на берегу которой стоит этот Богом и королем забытый город. Я не могу вернуть тебе твои деньги.

– А мне как быть прикажешь? Я потратил много серебра, – князь покрутил в ладонях стеклянный кубок. Налитое в него вино плеснуло на стенки сосуда и в союзе с огнями свечей породило рубиновые сполохи.

– Потратил на тебя и еще потратил на свой сюда переезд. Думал, еду к родичам, внуков нянчить да век свой доживать. Все свое имущество, что на Руси нажил, продал, а деньги в товары, здесь необходимые, вложил. А что с дружиной воинской прибыл, да с боярами, что у меня под рукой, так я все же КНЯЗЬ, а не безродный нищий дон, каких сюда и ты привез, и сами набежали. Мне по статусу положено иметь бояр с дружиною! Без них приехать – невместно! Умаление чести моей. Да и твоей, гранд, тоже. А то у тебя за спиной твои же приближенные тебе бы укоры высказывали. С худородным, мол, породнился! За которым и людей-то ближних нет!

Гранд опять подскочил из кресла но, застонав, ухватился за подлокотники и медленно сел.

– Что, дон Адолфо, болит? – участливо спросил князь. – Мазь со змеиным ядом в колени и спину втирать надо. Скоро мой лекарь прибудет, он мазь изготовит, если твои лекари не умеют.

– Спасибо, герцог! Если поможет твоя мазь, а я удовлетворю просьбу и разрешу тебе строить крепость на Восточном берегу Рио де Ла-Плата, то я смогу подняться на эшафот своими ногами.

– Гранд! К чему такой пессимизм? Сколько раз за время твоего правления сюда инспектора с проверками приезжали?

– Еще ни разу. Если судить по документам из моей канцелярии, то и раньше особого внимания вице-король к Буэнос-Айресу не проявлял. Но это ничего не значит! Как только вице-король узнает о моем самоуправстве, сразу же доложит королю, а тот пришлет солдат и флот, чтоб вас отсюда выбить.

– Ну, это мы еще посмотрим, кто кого и откуда выбьет. Но от кого король сможет получить такие сведения?

– В мои обязанности входит ежегодное представление подробного отчета о состоянии дел в колонии. Я его пишу и отправляю в Перу, вице-королю, вместе с налоговыми деньгами. А он отправляет мой отчет в Испанию. Еще я прилагаю список того, что для существования колонии необходимо прислать из Испании.

– И что ты пишешь? Что золота не нашел, но хлеба, пороха и людей прислать просишь. Так?

– В общем, так.

– А твои отчеты кто-нибудь из королевской канцелярии читает? Ты хоть раз что-нибудь получил от короля? Я не говорю про снабжение. Бумагу, за подписью его венценосного величества, тебе привозили?

– Нет, к сожалению! Я пишу, прошу…

– А в ответ – тишина, – перебил князь гранда, легко поднимаясь из глубокого кресла. Прошелся по застеленному ковром каменному полу кабинета дона Адолфо.

– Король тебе ничего не дает и не даст. Потому, что прекрасно знает здешнее положение. Прошло уже пятьдесят лет, как первый Буэнос-Айрес индейцы сожгли, а жители в Асунсьон удрали. Этому городу, которым ты сейчас правишь, всего десять. И кроме убытков, что тогда, что сейчас, казна испанская ничего от этого не поимела. И если бы не тот придурок, что вновь отстроил город после его разорения, то испанский король так бы больше никогда и не вспомнил, что есть у него такое владение – Аргентина. Небыло бы ее – король тебя в другую жопу мира сунул бы. О которой смог бы вспомнить. А снабжать колонию обязан ты, через ярмарку! За деньги, что здесь заработаешь.

– Как ты неуважительно отзываешься о моем короле, герцог!