Александр Щёголев
Старый пёс
Вводная 1. Сентябрь 2001
Жить героем, умереть трусом, — как же это несуразно и бестолково!
С другой стороны, жить трусом, а умереть героем, — банально и пошло, скажет эстетствующий циник, и будет отчасти прав…
Однако всё это не имеет к нашему случаю никакого отношения, думает человек в свободной серой куртке, удаляясь от места бойни. Жить мразью, подохнуть мразью, — вот о чём моя история, думает он (ему бы при этом усмехнуться, да куража больше нет).
Мелькнули странные мысли и исчезли.
Он уходит по безымянной улочке — частные дома с одной стороны, редкий лесок с другой, — содрав по пути «чеченку». «Чеченка» — это вовсе не представительница братского народа, а вязаная шапочка с прорезями для рта и глаз. Для тех, кто побывал и поучаствовал, существует только такое название и никакое иное, хотя обычно эти головные уборы именуют балаклавами.
Темнота обступает. С шелестом ложится под ноги чёрный асфальт. Сзади остаётся горящий впустую свет от многочисленных фар, а также окна коттеджа. В куртке человеку жарко, осень нынче тёплая. Сентябрь 2001-го в Москве прекрасен… Свернув с асфальта в лесок, он включает фонарь и добирается до автомобиля, спрятанного на пустыре. Машина угнана несколько часов назад — видавшая виды «Нива», вряд ли кто-то станет ради неё рвать задницу, а если и станет, то поздно, ребята, дело сделано. Остался последний штрих — скинуть оружие в Бутаковский залив. Это здесь же, в Новобутаково, пара минут езды. Машину придётся сжечь. И быстро, быстро, пока менты не проснулись и не заполонили территорию… Он садится в салон, бросает сумку на переднее сиденье (там звякает АКСУ, хорошо сегодня послуживший) и переодевается. Под курткой — бронежилет. Долой! Куртку скатать и вместе с броником — в сумку. Это всё тоже придётся бросить в воду — вместе с лежащей в кармане «чеченкой», вместе с ботинками и спортивными штанами. В угнанном авто припасен комплект новой одежды…
Ну правда, какой, к свиньям, из Босса герой?! Мразь мелкая. Ну, может, не такая уж мелкая, смотря в какую оптику изучать. Лидер известной ОПГ, то есть организованной преступной группировки. Босс — официальная кликуха, во-первых, от фамилии Бассурманов, во-вторых, от неистребимого жлобства. Понты, а не кликуха. Вот и то, что этот толстяк сегодня организовал для своей братвы — опять же понты обыкновенные, практически гнилые. Понтес вульгариа.
Просто на Босса в очередной раз нашло-накатило, с ним это случается накануне дня рождения. То есть в сентябре. Весы по знаку. Устраивает он иногда необычные выезды для ближнего круга, этакие шуточные испытания, прикола ради. Так-то пахан живёт фактически в крепости, носа лишний раз на улицу не высунет, но сегодня сделал исключение.
А развлечение простое: тряхнуть стариной, вспомнить, что были и мы когда-то рысаками, вернее сказать, хищниками. Засиделись в кабинетах, животики отрастили, — бывшие волки, медведи, лисы и рыси. Докажите, что у вас по-прежнему есть зубы и когти, вот чего хотел Босс от своих остепенившихся уголовников. Сам же он в забавах не участвовал — только наблюдал, получая извращённый кайф.
Выехали на трёх машинах: два «мерса» плюс «хаммер», больше похожий на грузовик. Босс, как обычно, во главе кортежа, в первом «мерсе» (показывает крутость); его авто, разумеется, с тонированным стёклами. Но не броневик. Не броневик у него, ребята, это он прощёлкал, прокололся, лопухнулся… Во-второй машине, собственно, свита, а в джипе — охрана.
Поздний вечер, самое время для охоты.
Первая остановка неподалёку от метро «Балтийская». На дело отправляется красномордый Арбуз, весь в хаки по своему обыкновению. Бывший самбист-полутяж, промышлявший грабежом, а ныне — адъютант, наперсник и немножко телохранитель вожака. В миру бы его назвали близким другом Босса, но какие друзья у главаря ОПГ? Босс придумал ему задание по профилю. И вот Арбуз, изображая пьяного, подваливает к машине ППС. Расстегнувшись, начинает мочиться мусоровозу на колесо. Скучающие менты охреневают на секунду, потом выскакивают, налетают на оборзевшего алкаша… ну а потом — вопрос техники. Бойцовской техники Арбуза. Пара-тройка секунд, и оба правоохранителя повержены. Первый — в глубоком нокауте, второй молча извивается под ногами бойца, как червяк. Чистая победа. Арбуз подбирает их оружие, «калаш» и «макаров» (на двоих выдали только один автомат), и вскидывает вверх руки с трофеями. Зрители, вылезшие из «мерса» с «хаммером», радостным гоготом приветствуют победителя. Грабёж засчитан! Бросив оружие обратно в мусорскую машину (зачем дразнить собак), Арбуз возвращается к своим, и Босс сквозь опущенное стекло жмёт ему лапу. Не любит Босс покидать авто и ездит преимущественно в одиночестве, если не считать водителя…
Очередь Шпунтика, пожилого уже мужика, тренировавшего когда-то детишек в известном картинг-клубе.
Великолепный механик и слесарь, ставший взломщиком, когда картинг в стране накрылся. Теперь он — глава научно-технического отдела в группировке Бассурманова (да-да, есть у бандитов и такое подразделение).
Кортеж из трёх тачек останавливается на Головинском шоссе, наплевав на запрещающий знак, напротив оружейного магазина «Витязь». Магазин — это цель. Он закрыт, естественно: опущены стальные шторы на двери и окнах. После того как машина вневедомственной охраны проезжает мимо, штатно проверяя подохранный объект, Шпунтик пересекает дорогу и приступает к работе. Штору поднимает быстро, это несложно, а с дверью возится дольше. Зрители следят, позёвывая. Наконец дверь открыта, при этом сигнализация не потревожена. Мастер, что вы хотите!
В магазине Шпунтик ничего не берёт, чтоб не портить хорошую шутку уголовщиной, а только оставляет после себя большую надпись на полу, сделанную аэрозольным баллончиком с краской: «ДИНАМО — ЧЕМПИОН!». Тонкий юмор, учитывая, какую структуру олицетворяет спортклуб «Динамо». Он уходит, аккуратно закрыв дверь за собой — на оба замка, как и было изначально. Мастер…
Зачёта ожидают ещё трое: начальник службы безопасности (полковник в отставке и бывший биатлонист), советник по щекотливым вопросам (действующий спортивный функционер) и бухгалтер. Каждому из них Босс приготовил со свойственным ему юмором интересное приключение.
Бухгалтеру выпадает быть следующим.
Интересный тип этот бухгалтер! В прошлом — чемпион Украины по международным шашкам и по совместительству мошенник, разрабатывавший остроумные многоходовые схемы. Переключившись на финансовую сферу, связался не с теми, с кем можно связываться, и так бы жизнь этого умника и закончилась, если б его не взял под себя Босс.
А испытание, придуманное вожаком, было простым — пристрелить одного козла…
Сначала бухгалтер приссал, чуть не плакал:
— Босс, я не справлюсь, я ж никогда никого не убивал!
Босс был непреклонен:
— Козлов надо мочить, Вася. Мо-чить! Или ты не согласен?
Как Вася мог быть не согласен?
Таким вот образом вся описанная компания и оказалась в посёлке Новобутаково, что в Северном Тушине. На самом деле — натуральнейшая деревня: петухи кричат, козы пасутся. Это в Москве-то, внутри МКАДа! Босс, готовясь к развлечению, специально поставил задачу — найти в городе такие уголки с частными домами, где можно держать скотинку. И помощники нашли. В одном из дворов здесь жил не тужил козёл. Нормальный козёл — рогатый, бородатый, всё как у козлов. Потрахивал самочек, жевал траву и знать не знал, что его, оказывается, заказали…
Бухгалтер, вооружённый фонариком, а также «макаровым» с глушителем, крадётся к нужному дому, перелезает через забор, находит сарай, где обитает объект, несколько мгновений позорно колеблется… и всё-таки нажимает на спуск. Животное с пулей в голове рушится на солому. Бухгалтер бросает рядом с трупом пистолет (как и положено профессиональному киллеру) и летит обратно к коллегам, исполненный невероятного духовного подъёма. Приближаясь к машине Босса, он выкрикивает:
— Я замочил этого козла!
Тут-то из тёмного лесочка и выплыл человек в серой куртке…
Раскатанная «чеченка» на голове не позволяет увидеть, какое у гостя выражение лица. А жаль: возможно, это было бы пострашнее короткоствольного АКСУ в его руках, среди военных именуемого «ксюхой». Он заходит сзади, со стороны «хаммера»; всё сборище в этот момент смотрит на приближающегося бухгалтера и азартно аплодирует.
Развлечение прерывает граната, подкинутая в раскрытую дверь джипа. Старушка Ф-1, знаменитая «лимонка». Те из охранников, что сидят в салоне, с воплем пытаются выскочить, сердешные. Гигантский «хаммер» словно подпрыгивает, из дверей и окон летят какие-то ошмётки. Кого-то посекло, кого-то контузило, включая стоящих рядом с джипом, кого-то совсем и навсегда, а кому-то повезло, в больнице выживет. Гость между тем успевает отбежать и упасть на живот, слившись с асфальтом. Остальную охрану он достреливает из «трещётки» — одиночными.
Оглушённая свита быстро приходит в себя, всё-таки они профи. Верный вожаку Арбуз, а также начальник службы безопасности и даже советник по щекотливым вопросам хватаются за стволы, однако сегодня не их ночь. И дольше века длятся для них эти последние секунды, пока они дружно подыхают, получив, говоря языком протокола, ранения, несовместимые с жизнью. Бухгалтер Вася собирается дать дёру, но пуля догоняет и его. Лишь инженер Шпунтик, встав на колени и трогательно закрывшись руками, раскачивается: «Не надо, не надо, не надо…»
Не обращая ни на кого внимания, гость мчится к головному «мерседесу», водитель которого уже запустил мотор. Стальная очередь по тонированным стёклам, и блистательное авто остаётся на месте, ожидая своей участи.
Гость светит фонариком сквозь обвалившееся заднее стекло и целится в пассажира:
— Двинешься — выстрелю.
В руках у того — пижонский «файв-севен».
— Брось пистолет, говорю!
Босс разжимает руку, оружие падает куда-то вниз. Гость осторожно открывает дверцу и осматривает салон. Водитель ранен, вероятно, тяжело; впрочем, это его проблемы. Босса тоже зацепило: вместо пистолета он теперь держится за левое плечо и произносит при этом странное, истеричное:
— Вам нужен не я!
— Именно ты, — отвечает человек в серой куртке. Он видел эту рожу и на бесчисленных фото, и на видео, а главное, живьём. Целый год он видел его в поганых снах. Не ошибёшься. Он скатывает с лица «чеченку», превращая её в шапочку, и спрашивает:
— Узнаёшь меня?
— Н-нет, — трясётся Босс.
— Врёшь.
— Подождите, я всё объясню!
— Да насрать, в чистилище объясняй.
— А-а-а… — тоненько взвывает Босс.
— С наступающим тебя, мразь.
— А-а-а-а-а…
Гость стреляет ему в рот. Время не ждёт, разговоры в программу не входят. Аборигены, небось, уже все провода в милиции оборвали.
Салон загажен, долго придётся отмывать. Герой хренов, думает убийца, испытывая острое разочарование, и непонятно, о ком он так думает — об убитом или о себе. Кто здесь герой, кто трус?
Столько всего передумано за этот год, столько невидимых миру слёз выкипело, а встретились, и поговорить не о чем. Не такой он представлял эту встречу, совсем не такой.
Одолевает гостя дурацкое чувство, что слизняк недостоин был пули…
Снова раскатав шапочку, чтоб спрятать лицо, он возвращается к уцелевшим. Первый — Арбуз, почему-то ещё жив, пытается подняться, ищет оружие.
— Ну возьми, возьми, — разрешает человек, ногой подвигая пистолет.
— Гад, гад, гад… — шепчет бандит, выплёвывая слова пополам с кровью.
— Что ты больше любишь, стрелять в детей или трахать женщин?
— Я не… — произносит Арбуз.
— Ты — да, — возражает гость, уткнув ствол автомата ему в пах, и щёлкает переключателем стрельбы.
Звучит короткая очередь, отстреливая альфа-самцу гениталии. Всего три пули, а какие вселенские последствия. Арбуз опрокидывается и воет, но не долго. Добить, не добить? — размышляет стрелок. Нет, пусть живёт, если это будет для него жизнью…
Бандит в шоке, и всего дальнейшего не видит.
Шпунтик между тем всё ещё стоит на коленях.
— Вы обещали… — всхлипывает инженер-взломщик. — Я же вам всё… как на духу…
— Не бойся, не трону. Но тебе, сам понимаешь, бежать надо.
— А семья? Мои… они, это… — Шпунтик замолкает, боясь закончить фразу.
— Живы-здоровы, не психуй. Вот адрес, найдёшь их там. Хватай семью — и сегодня же ночью. Беги, мужик. Беги.
Сделав это напутствие, убийца поворачивается и уходит. По безымянной улочке, потом в лесок, к ждущей его «Ниве».
Во тьму ночного мегаполиса.
Миссия первая, провинциальная
1
Что такое высшее счастье? Это быть дома, ходить голым и заниматься онанизмом. А почему? А потому что по сути это означает три простые вещи — быть в безопасности, быть самим собой и получать наслаждение, ни от кого не завися.
Так мне говорил один рецидивист, три четверти жизни проведший на зоне. Может, оно и правда, если ты ещё молод и не лишён оптимизма. Но когда, выползая голышом из-под простыни, кряхтишь на весь свой пустой и безопасный дом, как-то не до счастья. Не говоря уже о том, что мастурбировать в этот момент попросту глупо — особенно поутру.
В пятьдесят пять лет многое из того, на что ты тратил время по молодости, кажется глупым…
Я сел на постели, старик стариком.
Поднявшееся солнце било сквозь занавеску, намекая на то, что утро уже позднее. В деревне рано встают, стыдись, дядя. С другой стороны, с каких пор я стал деревенским? Плевать мне на их стыд и неписаные правила, на их просторы и бездонные небеса, а заодно — на их солнце, рассветы и закаты. Чем дольше спишь, тем меньше времени проводишь в этой постылой реальности.
А разбудили меня вопли, доносившиеся от соседей. Наверное, опять Глашка не пускает Фёдора домой, мельком подумал я, не собираясь вмешиваться. Глашка — баба с тяжёлым нравом, а её муж, как известно, не дурак покуролесить.
С чего вдруг эти мысли о счастье, удивился я сам себе. Да ещё о каком-то там «высшем»! Года утекают, как песок сквозь пальцы, а Вселенная стоит на паузе — вот уже шестнадцать… нет, уже семнадцать лет. С тех пор, как жизнь кончилась. Так что нет у вас для меня ни жизни, ни этого, как его, слово забыл… а-а, «счастья». Возможно, сон что-то такое навеял? Про то, как Босс отбрасывает копыта и отбывает к большому начальству, как хорошая пуля кастрирует Арбуза. Вполне, вполне… У меня в коллекции есть несколько таких повторяющихся снов, скрашивающих мои холостяцкие ночи, так вот этот — единственный, от которого по утрам подъём духа, а не привычная тоска…
Что-то соседи не на шутку разошлись. Если Глашка раньше выплёскивала от сердца «Чтоб ты сдох, скотина!», «Ах ты, тварь рогатая!», «Не трогай, убью!», то теперь — просто вопила без слов. Вдобавок собака их цепная рычала, срывая горло, и плюс ещё кто-то кричал совсем уж нечеловеческим голосом. Дикая какофония.
Я встал, подошёл к раскрытому окну и отдёрнул занавеску…
Потом я смеялся.
Громко, смачно, чуть челюсть не свело, с облегчением ощущая, как испаряется, пусть на короткое время, чёрная гниль, заполнившая голову.
Пришлось быстро надевать трусы. К трусам, наверное, полагалась майка… ладно, и так сойдёт. Погоды в этом августе жаркие, а нравы свободные. Я вылез прямо в окно, прихватил лопату, прислонённую к дому, и поскакал по грядкам к соседнему участку…
Когда страсти остыли, Глашка рассказала, как развивались события. Фёдор уехал в город ещё с первым автобусом, повёз внукам деревенские гостинцы, дары уходящего лета. Отправив мужа, Глашка вывела козу во двор и занялась делами. А собака их, злющая овчарка, страшно не любила, когда хозяин уезжал. Умудрилась сорваться с цепи и напала на козу — едва не вцепилась той в горло. Вовремя заметив это, хозяйка бросилась спасать свою скотинку. Оттащила собаку и обхватила козу, не подпуская к ней зверюгу. Собака крутилась вокруг, хватая зубами то козу, то женщину. А дальше — всё это безобразие увидел козёл. Он решил, что женщина обижает его возлюбленную, а может, приревновал, в общем, что-то нехорошее подумал. Разогнался — и рогами Глашке под зад. Снова разогнался — и снова ударил. А та не может отпустить козу из-за собаки… Вот такое кино узрел я, когда выглянул в окно. Псина страшно рычит, женщина кричит, коза тоже орет — тем самым нечеловеческим голосом (а каким ещё, не человеческим же?), и всё это нанизано на сочные звуки ударов (работает козёл). Короче, психушка.
С кого начинать, вопроса не было: черенком лопаты я отогнал собаку, после чего Глашка утащила козу в сарай. И на том бы конец истории…
Странное совпадение, думал я, возвращаясь к себе. Во сне фигурировал козёл. И здесь, наяву — козёл. Случайность или знак свыше? Не слишком ли много козлов на единицу моего многострадального мозга?
Впрочем, эти мысли, конечно, были не всерьёз. Выверты ментовского юмора, чтоб их всех.
— Митрич, тормозни! — позвал меня дядя Витя, когда я возвращался с утренней пробежки. Он стоял у себя, по ту сторону металлической оградки, лишь голова торчала над пиками. Тоже сосед, но если Глашин участок примыкает к моим четырнадцати соткам с задов, то этот симпатичный мужичок жил напротив.
— Припозднился ты сегодня, — констатировал он для затравки разговора. — Раньше по тебе можно было проверять часы.
— Не поверишь, проспал.
— Проспал — это хорошо, — произнёс он мечтательно. — Богатырский сон, целебное безделье… Я-то, грешный, бессонницей маюсь.
— А ты, дядь Вить, за мной пробегись, днём заснёшь, как младенец.
— Ну да, ну да. Убежал от бессонницы, прибежал к инфаркту, убежал от инфаркта, прибежал к инсульту…
Кокетничал сосед. Здоровяк был почище меня; врача, небось, только в кино видел. Невысокий, коренастый, этакий чурбачок на коротких ножках. С пивным животиком, но это простительно. Был он, кстати, моим ровесником, посерёдке между пятьюдесятью и шестьюдесятью, однако ж я звал его дядей Витей, — привык. Его так, впрочем, все в Озерцах звали, даже старики за семьдесят. То ли из уважения, то ли наоборот. Во всяком случае, в двухтысячном году, когда я сюда перебрался, «дядей Витей» он уже был.
— Не обижайся, Митрич, просто смотреть на тебя завидно. Волевой ты мужик.
— Какой там волевой? Армейские привычки — это наркотик. Гимнастику утром не сделал — весь день чего-то не хватает.
— А не лучше по старинке — дров наколоть, землицу вскопать? — пожурил он меня как бы в шутку.