Расследования Берковича 1 [сборник]

— Никакого. Утверждает, что находился в своей комнате и ждал решения Марка: он должен был перед самым концертом решить, кто из двух скрипачей сыграет.

— Этого… ээ… Брановера должны были видеть в коридоре…

— Могли и не увидеть. Комнаты напротив друг друга, в закутке, вы же видели сами. Сюда заглядывают, конечно, но не так уж часто. Достаточно открыть дверь, убедиться, что никого нет поблизости, сделать два шага, открыть противоположную дверь…

— Вы осмотрели комнату Брановера?

— Конечно, инспектор. В комнате — ничего подозрительного.

— На ноже пальцевых следов не обнаружено, — сказал эксперт, успевший обработать поверхность рукоятки.

— Естественно, — буркнул Хутиэли. — Кто сейчас не знает о том, что оставлять отпечатки небезопасно для здоровья? Так вы говорите — он хотел поехать на конкурс? Извини, стажер, я не знаток музыки, но мне кажется, что это не повод для убийства.

Лучше не поехать на какой-то там конкурс, чем рисковать всю жизнь провести в тюрьме.

— Возможно, — пожал плечами Беркович.

Инспектор внимательно посмотрел на стажера, но ничего не сказал. Из зала послышались аплодисменты, в коридоре раздались голоса выходивших со сцены оркестрантов.

— Пошли, поговорим с ним, — сказал Хутиэли и пошел из комнаты. Беркович последовал за инспектором, обдумывая, как лучше поставить тот единственный вопрос, который он хотел задать Брановеру.

Дирижер и скрипач вышли со сцены рука об руку. Успех был полным, да, собственно, Марк, судя по выражению на его лице, в успехе и не сомневался.

— Что? — бросился Марк к Берковичу, увидев друга в окружении полицейских. — Что, в конце концов, случилось?

— Один вопрос, — Беркович отвел Марка в сторону, тогда как Хутиэли начал о чем-то спрашивать взволнованного успехом Брановера. — Скажи-ка, этот Брановер давно хотел расправиться с Маркишем?

— Что за нелепая… — начал Марк и осекся, что-то в лице друга подсказало ему, что лучше говорить о своих подозрениях сразу. — Ну, расправиться — это слишком сильно сказано. Стас и мухи не обидит. Просто год назад Игаль увел у него девушку, ну, ты знаешь, как это бывает… Ребята повздорили по этому поводу, но быстро помирились. В конце концов, что важнее — девушки, которых много, или музыка, которая одна?

— Музыка, конечно, — воодушевленно заявил Беркович и перешел к группе, в центре которой стоял взъерошенный скрипач.

— Так вы утверждаете, — говорил инспектор, — что из комнаты в последние полчаса не выходили?

— Я же сказал… — вздохнул Брановер.

— Послушайте, Стас, — вмешался Беркович, — а скажите-ка, когда обычно скрипачи протирают смычок канифолью? Я, знаете ли, дилетант, все эти тонкости для меня — темный лес…

— Погодите, стажер, — недовольно произнес инспектор, — почему вы постоянно влезаете с нелепыми вопросами?

— Но… я всего лишь хотел узнать…

— Смычок, — повернулся к Берковичу Брановер, который был рад хотя бы на минуту отвлечься от настойчивых вопросов инспектора, — смычок наканифоливают перед самым выступлением, потому что, понимаете ли, канифоль — это…

— Да, я знаю, что такое канифоль, — резко сказал Беркович. — Тогда объясните мне, почему ваш смычок был уже наканифолен, когда мы с Марком вошли к вам в комнату? Вы ведь не могли знать, что выступите сегодня? Смычок Игаля Маркиша, к примеру, не был еще намазан канифолью, когда вы вошли в его комнату и ударили его ножом в спину. Верно?

Лицо Брановера покрылось мертвенной бледностью. Он хотел что-то сказать, но удар был таким неожиданным, что сразу найти нужные слова он не сумел, а секунду спустя никакие слова уже не могли помочь, потому что инспектор, мгновенно оценив ситуацию, бросился в наступление…

Когда два часа спустя, получив полное признание, инспектор и стажер вернулись в управление, Хутиэли сказал:

— Все-то вы знаете, канифоль, то-се… Вы что, прочитали об этом в учебнике?

— Я? — вздохнул Беркович. — Нет, я, знаете ли, сам натирал канифолью свой смычок целых семь лет, когда ходил в музыкальную школу. Это было еще в России. Знали бы вы, как я ненавидел скрипку!

— Вы учились музыке? — воскликнул Хутиэли. — Бедняга! Я бы повесился…

Человек со сломанной рукой

— Стажер! — крикнул инспектор Хутиэли. — Послушай-ка, стажер, что говорят по радио!

Беркович переключил свой плейер с магнитофона на радиоприем и удивленно посмотрел на инспектора, который разговаривал с кем-то по телефону.

Первая программа передавала музыку, вторая сообщала, что кабинет Нетаниягу вот-вот падет. Кабинет падал уже второй месяц и все никак не мог упасть хоть куда-нибудь, а потому болтался в воздухе будто парашютист, оказавшийся слишком легким для своего парашюта. Беркович переключился на «Галей ХАХАЛ» и услышал:

— …видимо, его довели конкуренты, ведь они так и не смирились с тем, что Халифман показал всем, что можно строить дешево и доступно. В последние месяцы компания «Строим вместе» испытывала серьезные денежные трудности, и это, скорее всего, явилось причиной…

Инспектор положил, наконец, трубку и обратился к стажеру:

— Ну что там говорят про этого Халифмана?

— Что у него были трудности, и его довели конкуренты. Кто это такой — Халифман, господин инспектор? И до чего его довели конкуренты?

— Халифман — владелец строительной компании, — объяснил Хутиэли. — Стажер, ты намерен покупать квартиру или всю жизнь собираешься жить с родителями?

— Я… вот когда женюсь…

— Значит, не намерен, — резюмировал инспектор. — А то бы ты, конечно, знал, что Халифман продавал квартиры в центре страны процентов на пятнадцать дешевле конкурирующих компаний. Вот его и довели.

— Довели? — непонимающе сказал Беркович.

— Час назад, — пояснил Хутиэли, — Халифман был найден мертвым на своей вилле в Савионе. Только что мне звонили из местного полицейского участка, просили прислать кого-нибудь в помощь.

— Я готов, — вскочил Беркович.

— М-м… — протянул Хутиэли. — Вообще-то я собирался поехать сам… Это мысль, стажер. Поезжай, а я закончу отчет по вчерашнему задержанию и присоединюсь к тебе через час.

Несколько минут спустя стажер сидел в полицейской машине, мчавшейся по Хайфскому шоссе, распугивая попутный транспорт. Сделав круг, машина затормозила у въезда в короткую улицу — по сути это был тупичок, в конце которого толпились полицейские. Беркович направился ко входу в виллу, и навстречу ему поспешил грузный, как танкер, сержант Горелик, с которым Беркович познакомился как-то на полицейской вечеринке по случаю Рош Ха-шана. Увидев стажера, Горелик не смог скрыть разочарования.

— А что, — раздраженно спросил он, — твой шеф не может приподняться сам?

— Занят, — отозвался Беркович. — Просил, чтобы я ознакомился с ситуацией на месте и сделал выводы.

— Ну-ну… — неопределенно сказал Горелик и махнул рукой. — Заходи, смотри, если хочешь. Я, вообще говоря, в чужих выводах не нуждаюсь. Я просил Хутиэли приехать, чтобы он помог мне разобраться в отношениях Халифмана со строительными подрядчиками. Для меня это темный лес, а он занимался недавно аналогичным делом и может знать всякие тонкости. Стажер, ты знаком с конкуренцией в строительном бизнесе?

— Для меня это такой же темный лес, как для вас, господин сержант, — признался Беркович, входя в салон. Он сразу увидел Халифмана: хозяин виллы лежал на диване, стоявшем напротив огромного телевизора. Мертвые глаза смотрели в потолок. Правая рука подрядчика была в гипсе от кончиков пальцев почти до локтя, левая безжизненно свешивалась с дивана.

— Кто нашел тело? — спросил Беркович, всматриваясь в спокойное лицо умершего.

— Полицию вызвал племянник Халифмана, — сухо сообщил Горелик, уязвленный тем, что приходится давать объяснения какому-то там стажеру, пусть даже успевшему показать себя с лучшей стороны, но все равно мальчишке, ничего пока не понимающему в розыскном деле. — Он приехал сюда в восемь, Халифман обещал ему, что покажет какую-то стройку… Обнаружил дядю в этой вот позе и позвонил в полицию.

— Ничего он здесь не трогал?

— Нет, — коротко сказал Горелик.

— Почему вы думаете, что это самоубийство?

— Стажер, — хмыкнул сержант, — я не первый год в полиции, в отличие от тебя… Пистолет лежал на полу вот здесь, у него под пальцами. Нет, можешь не искать, я передал оружие на экспертизу… Выстрел, если ты что-то в этом понимаешь, был сделан в упор. Он лег на диван и выстрелил себе в висок… Смерть наступила примерно за полчаса до появления племянника.

— А где сейчас племянник?

— Дает показания следователю в салоне второго этажа.

— Понятно… Скажите, господин сержант, можно я осмотрю карманы?

— Стажер, — высокомерно отозвался Горелик, — Карманы давно осмотрены, вещи, находившиеся в них, изъяты…

— Могу я посмотреть список? — не очень вежливо перебил Беркович.

Не желая отвечать, сержант повернулся к стажеру спиной и молча показал пальцем на лист протокола, лежавший на телевизоре.

— Так… — бормотал стажер, водя пальцем по строчкам. — В левом кармане — три бумажных платка, набор зубочисток… В правом кармане — нитяная сеточка для волос… Очень хорошо, я так и думал!

— Господи, — с отвращением произнес Горелик, — он так и думал! Оказывается, он умеет думать, какое счастье…

— А в ванной вы смотрели? — неожиданно осведомился Беркович.

— В ванной? — удивился сержант. — Мы осмотрели, естественно, все помещения виллы, в том числе и ванную комнату.

— Он… э-э… покойный принимал утром ванну, как по-вашему?

— Во всяком случае, он умывался, — сказал Горелик.

— Можно я посмотрю? — нетерпеливо спросил Беркович.

— Да пожалуйста, — пожал плечами сержант, который был рад хотя бы под таким предлогом избавиться от присутствия стажера.

В ванной комнате из крана мерно капала вода. Другим строил, — подумал Беркович, — а собственный кран не в порядке. Так обычно и бывает — сапожник без сапог…

Он наклонился и внимательно осмотрел поверхность ванны, а потом внешнюю боковую поверхность и пол. Не нужно было быть очень внимательным, чтобы заметить на полу потеки воды. Если Халифман умывался, то особенно аккуратным он не был. А если…

Стажер осмотрел вешалку, на которой висело небольшое вафельное полотенце, пощупал материю — полотенце было почти сухим. Рядом на вешалке висел теплый халат, какие обычно надевают после купания. Значит, он пришел сюда в халате, умылся, надел брюки и рубашку…

Беркович поискал глазами и, увидев стоявшую в углу корзину для грязного белья, удовлетворенно хмыкнул и открыл крышку. Сверху лежала пара носков, под ними рубашки, белье. Стажер вываливал вещи на пол, он начал хмуриться, подозрения не оправдывались, это было неприятно…

То, что он искал, лежало на самом дне корзины.

— Ага, — удовлетворенно сказал Беркович и побросал грязные вещи назад.

Выйдя в салон, он обнаружил, что тело Халифмана уже собираются уносить. Сержант Горелик подписывал какие-то бумаги, а племянник Халифмана, здоровенный детина под два метра ростом, мрачно смотрел на мертвое тело, прислонившись к дверному косяку.

— Еще раз примите соболезнования, господин Дранкер, — сказал Горелик. — Вас вызовут в полицию для уточнения показаний, это недолго… Поехали, стажер.

— Минутку, — попросил Беркович. — Господин Дранкер, — обратился он к племяннику, — за что вы ненавидели своего дядю?

Дранкер медленно перевел взгляд на стажера, думал он о чем-то своем и еще не понял вопроса. Наконец, до него дошло, и племянник подрядчика Халифмана стал наливаться краской, как помидор на солнце.

— О чем вы? — сказал он. — Я…

— Ну, — продолжал Беркович, — должна ведь быть какая-то причина, по которой вы убили дядю!

Дранкер молча сделал шаг вперед и неожиданно бросился на стажера с явным намерением свалить его с ног. Между ними совершенно неожиданно оказался сержант Горелик, и удар пришелся ему по скуле, но секунду спустя рука Дранкера была вывернута за спину, и племянник взвыл от боли.

— Все-все, — сказал сержант, отпуская Дранкера. — Не нужно так… Я вас понимаю, но все-таки… Послушайте, стажер, — обратился он к Берковичу, — вы бы сначала думали, а потом открывали рот.

— Так я именно так и сделал, — невозмутимо отозвался Беркович. — Этот господин приехал сюда не в восемь, как он утверждает, а чуть раньше. И убил своего дядю.

Очередное поползновение Дранкера довести до сведения стажера свое мнение об этой следственной версии было пресечено на этот раз двумя полицейскими, которым пришлось удерживать племянника силой, пока Беркович объяснял ход своих рассуждений.

— Вся эта история, — сказал он, — показалась мне неправильной с самого начала. Видите ли, в карманах брюк Халифмана оказались вещи, которые обычно держат дома и не берут с собой на улицу. Им место в домашнем халате. Мало того, сетка для волос почему-то была в правом кармане — как она могла туда попасть, если у Халифмана была сломана правая рука? Кстати, когда он ее сломал?

— Неделю назад, — сказал сержант, — неудачно упал на стройке…

— Потом я осмотрел ванную комнату, — продолжал Беркович, отойдя подальше от Дранкера, который вырывался из рук державших его полицейских. — И обнаружил на полу потеки воды.

— Естественно, — пожал плечами Горелик, — он же умывался, а с гипсом на руке это не сделаешь аккуратно.

— Воды было слишком много, — покачал головой стажер. — Я обнаружил лужу даже в углу, около бельевой корзины. Либо он уж очень сильно брызгался, а потом не удосужился подтереть, либо…

— Либо что? — поднял брови Горелик.

— Либо, — пояснил Беркович, — он не умывался, а принимал ванну. Вошел его племянник. Возможно, Халифман даже и не услышал его из-за шума воды. Этот господин подошел вплотную и выстрелил дяде в висок. Потом вытащил тело, положил на пол, вытер, мокрое полотенце спрятал в глубину бельевой корзины… Кстати, оно там и лежит, я видел… Надел на дядю вещи, которые висели на вешалке — брюки и рубашку. Нужно было надеть вовсе не это, а домашний халат, но ведь господин Дранкер торопился и не подумал… Рассовал по карманам вещи, которые Халифман положил на полочку. И сеточка для волос оказалась в правом кармане, куда дядя никак не мог ее положить — разве что неделю назад, до того, как сломал правую руку… Потом племянник перетащил тело в салон, уложил на диван, вытер рукоятку пистолета, вложил в дядину руку — левую, естественно… Вернулся в ванную, подтер воду на полу, вытер следы крови… Правда, не до конца — несколько маленьких капель остались, не на самой ванне, на белой поверхности, господин Дранкер их бы увидел… Нет, с внешней стороны, там, где коричневый кафель.

— Посмотрите, — коротко приказал сержант одному из сотрудников. Минуту спустя, когда полицейский подтвердил слова Берковича, Горелик с кислым выражением на лице обратился к Дранкеру:

— Я задерживаю вас до выяснения обстоятельств. Предупреждаю: вы имеете право не отвечать на вопросы, можете позвонить своему адвокату, и каждое ваше слово может быть истолковано против вас.

Дранкер не ответил, он смотрел на стажера с ненавистью, и в этот взгляд была вложена вся оставшаяся у него энергия.

Взгляд из окна

— Этот ваш стажер, — пожаловался сержант Горелик, — действует мне на нервы. Почему он постоянно вылезает со своими идеями?

— Ну… — протянул инспектор Хутиэли, — видимо, ему не очень нравится служба, вот он и старается поскорее закончить дела и смыться домой.

— Вы знаете, почему ему так часто удается выявить преступника? — не очень любезно сказал Горелик. — Мы, оперативники, делаем всю предварительную работу, а потом вы присылаете своего стажера, и он на всем готовом строит свои умозаключения…

— Кто вам мешает строить такие же заключения до его приезда? — в свою очередь нахмурился Хутиэли. — Давайте не будем спорить. Возьмите Берковича на следующий выезд, пусть присутствует с самого начала. Тогда и посмотрите, чьи идеи резвее.

Сержант вышел из кабинета недовольный и, столкнувшись в коридоре со стажером Берковичем, не смог сдержать гримасы. Беркович улыбнулся и Горелику пришлось ответить тем же, что в сочетании с не успевшей сползти с лица гримасой недовольства сделало его физиономию похожей на маску циркового клоуна.