Завтра война! Вооруженные силы и военная реформа в России

Уроки истории и особенно события последних десятилетий учат, что международное право как инструмент обеспечения интересов страны не стоит и гроша, если нет вооруженных сил, способных его убедительно отстаивать.

Например, перед Второй мировой войной конференции по разоружению шли в Лиге наций почти непрерывно. Вашингтонские морские соглашения также не помешали Японии развязать войну и атаковать Перл-Харбор. То есть разоруженческие соглашения сами по себе не способны укрепить международную безопасность.

В данной связи следует подчеркнуть непреходящее значение ДНЯО. Ядерное оружие играло и продолжает играть важнейшую сдерживающую роль, пока членов ядерного клуба немного, пока можно контролировать взаимные обязательства и международные отношения внутри каждой пары стран. Но количество парных отношений увеличивается как квадрат числа игроков. И если ядерных стран станет слишком много, то удержать под контролем все возможные парные отношения станет невозможно. Начнется борьба всех против всех, ведущая к геополитическому хаосу. Тогда ядерное оружие, напротив, может оказаться очень серьезным фактором дестабилизации. Достойно сожаления, что страны-члены ядерного клуба, когда их было всего пять, не приложили достаточных усилий, чтобы ограничить его расширение.

Если отвлечься от «безъядерной риторики, то вопрос обладания/ необладания ядерным оружием можно свести к весьма прагматичному вопросу: в состоянии страна защитить свои интересы и суверенитет, используя обычные вооружения, или же нет? Наверно, стоит напомнить, что в 1960-е годы СССР энергично выступал за полное запрещение и ликвидацию ядерного оружия. Далее, уже в 1980-е годы СССР настойчиво предлагал США целиком отказаться от ядерного оружия. Однако председатель комитета начальников штабов США адмирал У. Крау во время визита в СССР категорически отверг саму возможность «нулевого варианта» как не отвечающего американским интересам. В настоящее же время «нулевой вариант» или движение к нему – явно не в интересах России.

В сегодняшнем состоянии Россия, принимая американский «ядерный гамбит», то есть сокращая свои СЯС и начиная переговоры по сокращению своего ТЯО, рискует ухудшить свои позиции на «большой шахматной доске» и лишиться не только значительной части своего стратегического потенциала, но и перспективы существования в качестве единой и суверенной страны.

Будет ли стабильным безъядерный мир?

Историки Древнего Рима не раз утверждали, что войны, которые вела империя, диктовались не внешними угрозами, не экономической целесообразностью, а стремлением римских элит изменить свое положение, усилиться самим и ослабить соперников. Достаточно в данной связи вспомнить, например, галльские походы Юлия Цезаря. Вероятно, многие решения, касающиеся других стран, сейчас принимаются американскими элитами, исходя из политической целесообразности. Например, маленькая победоносная война в Югославии позволила ухудшить положение евро и создать большие проблемы объединенной Европе. Атака на Афганистан после странной истории с башнями – близнецами позволила объединить и мобилизовать американскую нацию. Иракская война позволила весьма эффективно оживить американскую экономику, оправдывая вложения в оборонную промышленность.

Чтобы исключить югославско-иракский сценарий применительно к России, мы должны сохранить свой ядерный потенциал на уровне, который будет гарантированно, при любых условиях возможного ядерного конфликта с США, нанести им неприемлемый ущерб. Необходимо обязательно, любой ценой сохранить наш постепенно слабеющий, но пока еще вполне «геополитически эффективный» ядерный щит. По крайней мере – до тех пор, пока в руках у нас не появится альтернативный неядерный военный инструмент, гарантирующий бесперспективность для США нового передела мира «против России, за счет России и на обломках России».

Соответственно, нашей стране необходима полноценная оптимизированная ядерная деятельность, включая адекватную реакцию на различного рода разоруженческие инициативы.

Указанная адекватность подразумевает, в частности, и переход к количественному обоснованию принятия решений в военно-политической сфере. Вырабатываемые предложения (позиция) должны стать результатом междисциплинарных исследований и количественного анализа альтернатив.

Предлагаемые меры по разоружению и контролю над ядерными вооружениями имеют своей конечной целью не столько снижение конфликтного потенциала между США и Россией, сколько переводят его в иные измерения военно-технологического пространства.

При этом американским военным не приходится беспокоиться в отношении того, не переусердствуют ли их политики в разоружении.

Для этого американской администрацией еще в начале 1990-х годов в качестве одного из основных принципов стратегии национальной безопасности была принята так называемая концепция «воссоздания», предусматривающая сохранение инфраструктуры стратегических наступательных сил (СНС) и оборонной индустриальной базы, обеспечение лидерства США в жизненно важных технологиях и накопление стратегических материалов.

Анализируя последствия сокращения ядерной компоненты стратегических наступательных сил США, важно отметить, что США в значительной мере технически готовы к быстрому снижению своего ядерного потенциала. Вместе с тем, Америка имеет возможность сравнительно быстро восстановить свой ядерный потенциал и сделать «рывок», позволяющий существенно усилить неядерную компоненту стратегических наступательных и оборонительных сил, а также осуществить качественный (беспрецедентный) скачок в повышении потенциала сил общего назначения. Здесь Россия (да и Китай) очень сильно, на десятилетия, отстают от США.

Считаем необходимым пояснить ряд принципиальных моментов, связанных с разоруженческими соглашениями в сфере ЯО, которые, возможно, до сих пор скрыты не только от российской общественности, но и от лиц, принимающих решения в военно-политической сфере.

Во-первых, необходимо отметить, что глубокие сокращения в сфере СЯС являются дестабилизирующим фактором системы стратегической стабильности.

Специалистам известно, что одним из «парадоксов ядерного сдерживания», тщательно скрываемым не только от общества, но и от руководства страны, является тот факт, что объективно существует «ядерный порог стабильности». Он характеризуется тем, что понижение уровня ядерного потенциала ниже указанного порога снижает кризисную стабильность.

Результаты математического моделирования показывают, что в новом Договоре о СНВ мы уже фактически достигли такого порога. И здесь возникает проблема устойчивости российского потенциала сдерживания относительно дестабилизирующих факторов.

Во-вторых, предлагаемые меры по сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений не укрепляют «предсказуемость и стабильность».

Поясним выдвинутое положение.

Специалисты выделяют в стратегической стабильности два понятия: кризисная стабильность и стабильность гонки вооружений. В первом случае подразумевается, что ситуация является устойчивой, когда даже в кризисной ситуации у каждой из противостоящих сторон отсутствуют серьезные стимулы для нанесения первого ядерного удара. Во втором случае стабильность оценивается по наличию стимулов для резкого наращивания своего стратегического потенциала, причем не только за счет повышения потенциала СЯС, но и за счет усиления неядерной компоненты стратегических наступательных и оборонительных сил, а также потенциала сил общего назначения (СОН).

Механизм действия кризисной стабильности заключается в следующем. Если стратегические силы какой-либо из противостоящих сторон обладают достаточно высоким силовым потенциалом, но при этом уязвимы для превентивного удара противника и, более того, «привлекательны» для нанесения по ним первого удара, стратегическая (кризисная) стабильность считается нарушенной.

На условия сохранения стратегической стабильности сильное влияние способны оказать «внешние» дестабилизирующие факторы, к которым, в первую очередь, относятся наличие ПРО территории страны, «доядерные» боевые действия с применением обычных вооружений, в результате которых может быть причинен ущерб боевым и информационным управляющим средствам СЯС, технологические прорывы, позволяющие резко повысить контрсиловой потенциал одной из сторон, образование коалиций ядерных государств при использовании ими единого оперативного планирования и т. п.

В качестве дестабилизирующих факторов могут проявляться также возможные «скрытые параметры» Договора, которые активно (и успешно) реализуются Американской стороной (например, «возвратный потенциал» – то, что находится на складах, но может быть быстро установлено на носители).

Возвращаясь к дестабилизирующим факторам, необходимо отметить следующее.

Помимо систем «стратегической» и так называемой «нестратегической» ПРО, о которых много говорится в прессе и публичных выступлениях ряда военно-политических руководителей, можно указать следующие скрытые дестабилизирующие факторы, которые представляют собой угрозы системе стратегической стабильности на предполагаемый период действия нового ДСНВ:

• базовые военные технологии создания высокоскоростных сверхзвуковых и гиперзвуковых высокоточных ударных средств большой дальности в «обычном оснащении»;

• ударные беспилотные летательные аппараты (БПЛА) различного типа, включая платформы для противоракет.

Оценивая влияние этих дестабилизирующих факторов, важно понимать, что не только тяжелобомбардировочная и стратегическая авиация, но и «тактическая» авиационная компонента ВС США модернизируется под обеспечение возможности поражения «критичных по времени целей» и, тем самым, приобретает способность к нанесению эффективного, в том числе «экологически приемлемого», удара по СЯС России.

Интеграция технологий гиперзвуковых управляемых ракет (УР) «воздух – земля» с разрабатываемыми тактическими авиационными системами нового поколения, отличающимися сверхзвуковой скоростью полета, универсальностью базирования (морское, наземное, в том числе и с неподготовленных площадок), малой заметностью, большим радиусом действия и боевой нагрузкой, позволит США создать в так называемом «тактическом звене» своих ВС эффективную и, главное, не подпадающую под договорные ограничения контрсиловую компоненту.

Технические характеристики разрабатываемых систем вооружения позволяют сделать вывод, что указанная компонента способна не только эффективно поражать объекты СЯС России в так называемый «безъядерный период» ведения боевых действий (на «нижних» ступенях эскалации военного конфликта), но будет представлять собой «тактическую» группировку, способную к нанесению внезапного контрсилового и «обезглавливающего» удара по объектам российских СЯС и органам управления. Договорные ограничения на число стратегических носителей (т. е. потенциальных целей) могут еще больше обострить данную проблему.

Россия не имеет и в обозримом будущем вряд ли сможет иметь аналогичные по возможностям (включая приближенность к объектам США) «тактические» группировки ударных средств. Таким образом, возникает все более и более увеличивающийся дисбаланс в боевых возможностях СЯС России и СНС США, связанный с неучетом влияния разрабатываемых базовых военных технологий, составляющих перспективу развития ударного авиационного и морского компонента сил общего назначения США. Это самым непосредственным образом влияет на обеспечение сдерживающих функций СЯС России при принятии решений об их сокращении.

Важной сдерживающей функцией ЯО является сдерживание технологической гонки вооружений. Одним из следствий деградации СЯС России уже стал выход США из Договора по ПРО 1972 г. Дальнейшее снижение потенциала СЯС может активизировать создание и развертывание США новых контрсиловых систем.

Таким образом, снижение числа носителей, в условиях отсутствия ограничений на неядерную компоненту СНС (наступательную и оборонительную), а также на контрсиловые возможности неядерных систем вооружения, представляет собой дестабилизирующий фактор, и может явиться источником новых вызовов и угроз для военной безопасности России и подтолкнуть США к «раскручиванию» нового витка гонки вооружений в сфере «неядерных» стратегических наступательных и оборонительных систем, обладающих контрсиловыми возможностями.

В-третьих, заключение новых разоруженческих соглашений в сфере СЯС никак не может повлиять на нераспространение ядерного оружия. Борьба с «горизонтальным распространением» является попыткой борьбы со следствием, а не с причиной. Выход из «ядерного тупика» на пути создания все более совершенных механизмов контроля невозможен. Человечество должно измениться само, и, в первую очередь, это относится к ведущим странам мира.

И пока этого не произойдет, будут существовать угрозы, связанные с наличием «ядерного фактора», которые невозможно парировать никакими договорами, саммитами и др.

Не надо спорить, давайте посчитаем

В этой связи мы хотим указать на то, что учеными Российской академии наук (в рамках исследований по подпрограмме «Комплексный системный анализ и моделирование мировой динамики» программы Президиума РАН «Экономика и социология знаний») прямо выдвигается положение о наличии критического порога сокращений СЯС, как некоторого фундаментального параметра стратегической стабильности (определяющего условия обеспечения «кризисной стабильности»), который поддается (подлежит) вычислению.

В этой связи возникает закономерный вопрос: «Что и как считать?»

В настоящее время при определении параметров Договоров о сокращениях (ограничениях) в сфере СЯС количественному анализу подвергается лишь чисто «военная составляющая» проблемы, связанная с оценками достаточности характеристик группировок сокращенных СЯС для нанесения «сдерживающего ущерба». Другие аспекты сокращения СЯС, обусловленные влиянием данного процесса на развитие мир-системы, возникновение в данном контексте альтернатив для мира России, открывающиеся (закрывающиеся!) возможности и прогнозы наиболее вероятных угроз для нашей страны проводятся на гуманитарном уровне. Они фактически представляют собой результаты дескриптивного анализа, которые в значительной (если не в определяющей) мере обусловлены видением «картины мира» у конкретного эксперта.

Выбирая методологию анализа и оценки последствий разоруженческих соглашений в сфере СЯС, необходимо исходить из того, что ядерное оружие (ЯО) – это не только чисто военный фактор. Обладая огромной разрушительной силой и глобальной досягаемостью, ЯО является серьезным геополитическим фактором мощи государства.

Далеко идущие разоруженческие инициативы в сфере СЯС должны оцениваться не только с чисто «военных» позиций, но и, исходя из их влияния на место страны в системе международных отношений и через это на ее экономические возможности.

Для анализа разоруженческих инициатив, мы необходимо проводить математическое моделирование геополитических процессов. Оно осуществляется в рамках исследований проводимых РАН совместно с Академией военных наук по подпрограмме «Комплексный системный анализ и моделирование мировой динамики».

Общий метод количественного исследования рассматриваемой задачи основан на иерархической системе концепций, базовая из которых связана с упоминавшейся выше новой трактовкой и формализацией понятия «неприемлемость результатов вооруженного противоборства».

Разумеется, можно предположить, что некие «тайные силы» способны подтолкнуть зависимое от них политическое руководство США на геостратегическое самоубийство, однако в данном случае постулируется, что «неприемлемым уроном» для Соединенных Штатов будет потеря ими лидирующего положения в мире. Как показывает политический и экономический анализ, более высокое место страны в мировой иерархии – это не просто вопрос престижа, а более высокие возможности по обеспечению национальных интересов, вплоть до возможности жить за счет остального мира, как это делает Америка. Если во время Бреттон-Вудских соглашений доллар был обеспечен золотым запасом США, то сегодня он определяется только и исключительно мощью государства.

Очевидно, что, вступая в вооруженное противоборство с Россией, пусть даже в итоге и победоносное для них, США могут потерять (конечно, при определенном уровне физического ущерба их населению, военному и экономическому потенциалам) свое лидерство в современном мире. При этом на первое место в мировой «табели о рангах» может выдвинуться некая «третья сторона» (государство), причем, возможно, даже и не участвующая непосредственно в военном конфликте. Исходя из этого, «сильный» – в данном случае, США – вообще может не пойти на конфликт, однако для этого «слабый» – в данном случае, Россия – должен обладать стратегическими ядерными силами соответствующих количественных и качественных параметров для обеспечения своих интересов.

С учетом вышеизложенного, критический порог сокращений СЯС должен определяться двумя типами условий, вытекающих:

а) во-первых, из «традиционных» (чисто военных) задач СЯС, как средства сдерживания (обеспечение требуемой величины «сдерживающего ущерба», обеспечение «кризисной стабильности», сдерживание от развертывания технологической гонки вооружений и др.);

б) во-вторых, исходя из новых, ранее не рассматривавшихся (на уровне строгости естественных наук) геополитических задач, связанных борьбой за неухудшение места страны в глобальной мир – системе.

В рассматриваемом случае первое условие а) состоит в поддержании таких параметров СЯС России, при которых США будут неспособны после крупномасштабного ядерного конфликта восстановить за обозримый промежуток времени свое лидирующее положение в мире.

Второе условие б) состоит в обеспечении сохранения места России в системе международных отношений и ее «непопадания» в аттрактор «несостоявшейся» страны, арену борьбы других цивилизаций.

Результаты проведенного анализа показывают, что в действующем Договоре о сокращении СЯС мы уже достигли «предела сокращений», т. е. упоминавшегося выше критического порога сокращений СЯС.

Известное римское изречение гласит: «Тот кто предупрежден, тот вооружен». В нынешней реальности это справедливо более, чем когда либо, – огромные преимущества получает тот, кто может «просчитать будущее» лучше своих оппонентов. И, кроме того, само предупреждение, доведенное до основных базовых элементов системы принятия военно-политических решений или обращенное в массовое сознание, может стать важным фактором, меняющим это будущее. А это очень важно в контексте рассматриваемой проблемы, поскольку (как отмечалось в солидном издании «Американская национальная безопасность»): «в истории сохранилось множество воспоминаний об обломках государств и империй, которые осмелились игнорировать старые уроки о значении силы в мировой политике».

Будем реалистами. Россия в бытность А. Э. Сердюкова министром обороны РФ уже пошла на беспрецедентное сокращение своих Вооруженных Сил. В частности, в ходе проведённых реформ в соответствии с планами Минобороны, численность сухопутных войск должна сократиться в десять раз, военно-воздушных и военно-морских сил – вдвое, а ракетных войск стратегического назначения – в полтора раза. Разгромлены военная наука, военное образование и военная медицина. Парализована работа Академии Генштаба и большинства других военных академий. Профессиональный и общий потенциал офицерского корпуса России представляется неудовлетворительным. Разве этого мало, чтобы миролюбие России не вызывало сомнений у наших западных партнеров?

Александр III говорил, что у России есть только два союзника – её армия и флот. Опыт «принуждения Грузии к миру», ряд военных маневров и действий Министерства обороны показывают, что и этих союзников у России скоро может не остаться. Налицо только ракетно-ядерный потенциал – наша последняя надежда.

В настоящее время руководством России заявлено, что на переоснащение российской армии современным оружием до 2020 г. будет затрачено около 22 трлн. руб. Эта информация успокаивает и общественное сознание, и военных, и ряд экспертов. Однако совершенно напрасно.

Прежде всего, потому, что сумма расходов обозначена, а тот продукт, который будет получен за неё Россией и российской армией, – нет. Говорят, что счастье не в деньгах и не в их количестве, а в умении деньги тратить. А в умении «распилить» государственные деньги российским чиновникам равных в мире нет. Они могут потратить и 30, и 40 триллионов рублей – с нулевым результатом для страны, но весьма ощутимым для их счетов в иностранных банках.

Кроме того, мировая практика показывает, что от начала финансирования создания нового образца оружия до момента его поступления на вооружение в войска проходит 10–15 лет. Иными словами, в лучшем случае еще в течение многих лет мы должны полагаться на существующий оборонный потенциал и, в частности, на ядерное вооружение. А в худшем случае деньги будут использованы неэффективно. Судя по ряду направлений оборонного заказа, ставка делается на оружие прошлой или позапрошлой войны. В настоящее время происходит переход мировой экономики от Пятого к Шестому глобальному технологическому укладу (ГТУ). Этот переход потребует фундаментальных исследований, опытно-конструкторских разработок высокого уровня, подготовки кадров. Это большая серьезная задача, требующая государственной воли, понимания ситуации в мире и огромных усилий от научного и инженерного корпуса России. Пока мы очень далеки от этого. До сих пор неясно, каким же потенциалом в сфере оборонных предприятий мы располагаем, по каким ценам будет закупаться российское оружие, каков будет облик боя через 10–15 лет. Для того, чтобы вести эту работу, нам надо оставить в покое наш ядерный потенциал и сосредоточиться на строительстве нового, пока существующие средства ядерного сдерживания позволяют осуществлять эту работу.

Стоит вернуться к падению Франции во время Второй мировой войны. К началу боевых действий Франция и её союзники располагали 2,5 тыс. боевых самолётов, Германия – 3,5 тыс. При этом по количеству наземных войск Франция и её союзники превосходили Германию, однако, несмотря на всё это, Франция смогла продержаться не более полутора месяцев. Вероятно, Черчилль был прав. Но, кроме самолётов, очень важно было понимать реальные угрозы и быть готовым отразить их. Францию погубило неверное представление о предстоящей войне, которое вылилось в целый ряд фатальных стратегических ошибок.

Нам важно таких фатальных, необратимых стратегических ошибок не допустить, а для этого необходимо понимать, в чем заключаются реальные угрозы для безопасности России. Одной из них, несомненно, является «ядерный гамбит», предложенный Кремлю руководством Соединенных Штатов и усиленно лоббируемый как американской дипломатией, так и «агентурой влияния» США внутри нашей страны. Но это не то предложение, от которого нельзя отказаться.

Илья Крамник

Как пройти по лезвию ножа?

О перспективах развития ВВС – ПВО

Особенности ВВС и ПВО как видов вооруженных сил состоят в том, что они равно необходимы Российской Федерации во всех возможных сценариях развития ситуации в ближайшие годы, будь то потенциальный конфликт в Центральной Азии, или война с каким-либо современным индустриальным государством (блоком государств). Это одновременно и упрощает, и усложняет ситуацию. Упрощает за счет автоматического наделения расходов на ВВС и ПВО статусом приоритетных, усложняет – из-за неясности с выбором пути развития, одинаково эффективного для выполнения столь разных задач.

Основные параметры развития ВВС в текущем десятилетии определены Госпрограммой вооружений (ГПВ) на 2011–2020 гг., в рамках которой на нужды ВВС выделяется более 4 трлн. рублей, т. е. примерно 20 % от общих планируемых расходов.

На эти средства ВВС и ПВО должны получить более тысячи вертолетов, более 600 самолетов, 56 дивизионов зенитной ракетной системы С-400, 10 дивизионов перспективной системы С-500 и значительное количество другой боевой и вспомогательной техники, включая беспилотные летательные аппараты (БПЛА). Выполнение этих поставок в полном объеме, в сочетании с ремонтом и модернизацией существующей техники, позволит в целом сохранить и усилить эффективность этого вида Вооруженных Сил.

Суммируя новые и модернизированные машины, в случае полной реализации Госпрограммы в составе ВВС и войск ПВО будет насчитываться не менее 1300 вертолетов, более тысячи самолетов, более ста дивизионов зенитных ракетных систем большой дальности.

Глядя на эти цифры, можно сделать вывод о том, что численный состав ВВС принципиально не изменится, однако возможности российской военной авиации должны претерпеть качественную трансформацию. В первую очередь, реализация ГПВ позволит резко увеличить способность авиации поддерживать действия флота и Сухопутных войск независимо от погоды и времени суток: практически все самолеты и вертолеты, заказываемые в рамках ГПВ, могут действовать ночью и в плохую погоду, использовать разнообразное высокоточное оружие.

Само это оружие, точнее – авиационные средства поражения (АСП), тоже не забыто. Многократный рост заказов на авиационные средства поражения, основным производителем которых сегодня является корпорация «Тактическое ракетное вооружение», должен обеспечить боевые самолеты ракетами и бомбами нового поколения.

Вопрос поставок современного управляемого вооружения для ВВС России принципиально важен в условиях подготовки серийного производства и принятия на вооружение перспективного истребителя пятого поколения Т-50, который должен начать поступать в войска во второй половине текущего десятилетия. Под новый истребитель уже разрабатывается целое семейство АСП, приспособленных для размещения во внутренних отсеках. При этом все они будут пригодны и для применения с модернизированных самолетов четвертого поколения.

Весьма существенным моментом, который также надо отметить, является планируемый рост боеготовности ВВС. Сейчас средняя техническая готовность авиационных частей, оснащенных техникой советской постройки, составляет 65–75 % – в зависимости от типа машин. С переоснащением авиабаз новой и капитально отремонтированной техникой этот показатель можно увеличить до 80–90 %. В масштабах ВВС России это означает прибавку в несколько сотен самолетов и вертолетов, готовых к выполнению боевых задач. В сочетании с тем вниманием, которое сегодня уделяется мобильности ВВС и их способности к оперативной реакции, о чем еще будет сказано, это должно резко повысить возможности военной машины России по реакции на вновь возникшие угрозы в целом.

Перспективы развития

Даже полное выполнение параметров ГПВ, а надо отдавать себе отчет, что полным оно, в силу проблем с развитием ОПК, не будет, позволит, как уже сказано, лишь повысить эффективность российских ВВС и ПВО. Но, при всех улучшенных характеристиках новых и модернизированных машин, этого мало: территория России очень велика, поэтому потенциальный объем задач, связанных с обеспечением военной безопасности нашей страны, намного превышает возможности военной авиации и противовоздушной обороны.

При этом никакие характеристики не позволят самолету быть в двух местах одновременно. Гнаться за полноценным прикрытием всего периметра границ при этом бессмысленно, но ВВС должны иметь достаточно сил, чтобы своевременно отреагировать на угрозу с любого направления, перебросив туда укомплектованные нужной техникой авиачасти и подразделения ПВО.

Для реализации этих возможностей необходимо уже сейчас планировать поставки новой техники в ВВС и после завершения ГПВ-2020. Сохранение поставок в объемах ГПВ, с некоторой «перенастройкой» параметров в зависимости от актуальных потребностей, позволит, во-первых, практически полностью заменить технику советской постройки, а во-вторых, увеличить численность ВВС примерно до 1500–1600 вертолетов и 1300–1500 самолетов всех классов. Это позволит России сохранить вторую в мире по численности военную авиацию, позволяющую даже в перспективе надежно защитить нашу страну от любых возможных угроз.

Полный переход ВВС к этому моменту на технику 4++ и 5 поколений обеспечит кратный рост возможностей военной авиации. Единственными ветеранами советских времен в составе ВВС к тому времени останутся бомбардировщики дальней авиации, а также транспортные и специальные самолеты, ресурс которых, исчисляемый многими десятилетиями и десятками тысяч часов, куда выше, чем у машин тактической авиации. Каков же будет общий облик ВВС России спустя 10–15 лет?

Ставка на мобильность и качество подготовки

Одной из основных характеристик современной военной машины является время ее реакции на угрозы. Отвечая на вопрос о состоянии системы ПВО в ходе одной из пресс-конференций 2012 года Главком ВВС Виктор Бондарев сообщил, что время реакции на появление в зоне ответственности «чужого» борта сегодня составляет 3–4 секунды, что позволяет своевременно перехватить практически любую цель.

Другая цифра – 4 часа, – названная Бондаревым, относилась уже ко времени реакции ВВС на внезапно возникшие военно-политические угрозы. Эта цифра была названа при ответе на вопрос о необходимости возобновления постоянного присутствия российских боевых самолетов на Сахалине и расширения присутствия в Арктике.

«Если нас где-то нет сейчас, это не значит, что мы не можем там появиться очень быстро. ВВС – мобильный вид Вооруженных Сил, и перебросить самолеты на тот же Сахалин можно в течение четырех часов», – отметил Виктор Бондарев.

Главком ВВС заметил также, что российская военная авиация регулярно отрабатывает быстрое перебазирование на передовые аэродромы.

Поддержание ВВС в боеготовом состоянии возможно только при непрерывном обучении летного состава. Оно сегодня ведется как на тренажерах, позволяющих отрабатывать действия в аварийных ситуациях, так и в воздухе, при этом время налета на экипаж растет. В 2011 г. оно составило в среднем по ВВС более 90 часов, а в 2012 году средний налет превысил 120 часов в год. В обозримом будущем эта цифра будет только расти – ВВС России намерены сделать ставку на более качественную подготовку личного состава, в условиях, когда наше количественное превосходство над противником отнюдь не гарантировано. При этом поставки модернизированной и новой техники с повышенным ресурсом должны облегчить достижение этой цели. Разумеется, будет увеличен и объем наземной подготовки – в частности, на тренажерах. Говоря о подготовке, нужно упомянуть, что в 2012 г. после двухлетнего перерыва возобновился и набор курсантов в вузы ВВС. Всего было набрано около 180 курсантов для ВВС России и еще около 80 – для подготовки летчиков в интересах иных государственных структур, располагающих своей авиацией: МВД, ФСБ, МЧС. В 2013 году это число должно быть увеличено. Теоретически при планируемой к середине 2020 гг. численности ВВС в 2200–2500 самолетов и вертолетов России необходимо поддерживать численность летного состава как минимум в районе 4500–5000 человек, и увеличение набора в летные вузы необходимо.

Вместе с тем, в системе подготовки кадров есть ряд моментов, которые нуждаются в коррекции.

По соображениям, далеким от военных, и, вероятно, явившихся плодом компромисса между военным ведомством и Минфином, подготовка летного состава ведется из расчета «один экипаж на один строевой борт».

Этот подход абсолютно неверен. Летчики, как и все остальные граждане страны, ходят в отпуска, берут больничные, повышают квалификацию и т. д.

Кроме того, в процессе подготовки неизбежно происходит ранжирование по уровню подготовки – не все способны освоить полный набор возможностей вверенной техники, и, ограничивая численность летного состава численностью машин, мы волей-неволей обрекаем себя на снижение готовности ВВС в целом, а также на понижение среднего уровня подготовки каждой отдельной части.

Если Россия планирует сохранить численность ВВС в пределах 2,5 тысяч пилотируемых аппаратов всех классов, с возможным увеличением ее до 3000 в течение ближайших 20 лет, то летный и технический состав должен готовиться из расчета как минимум полтора экипажа на каждую машину.

Однако существующая система ровно такова, какой она могла быть с учетом сложившихся «денежных компромиссов».

Необходимо решить: а что, собственно, стране нужно от ее авиации? Эффективное решение боевых задач, соответствующих потребностям державы первого ранга? В этом случае финансирование должно определяться прежде всего потребностями этой самой авиации.

Экономия средств, с обеспечением потенциала «по возможности»? В этом случае финансирование может оставаться любым, но результат реального боевого применения тоже способен оказаться любым.

Никого не пугать, никого не бояться

Финансовые вопросы, однако, довольно существенны: ВВС и ПВО в рамках ГПВ получат порядка 5 триллионов рублей, и тратить подобные суммы впустую наша страна не имеет права. Впрочем, оценивая сегодняшние планы переоснащения ВВС, можно сказать что они выглядят вполне адекватными. По сути, Россия сегодня стремится выстроить военно-воздушные силы, способные одинаково эффективно бороться как с бандформированиями в Центральной Азии, так и, при необходимости, иметь дело с ВВС развитой страны или группы таких стран. Говоря о втором варианте, во внимание принимаются все основные возможные противники: США и блок НАТО (полностью, или, что вернее, определенной частью), КНР (в случае долговременного ухудшения отношений) и Япония. Создать ВВС, способные в мирное время поддерживать группировки нужной численности на всех названных направлениях, сегодня экономически невозможно, да и бессмысленно. Сосредоточение крупных сил ВВС на нужном ТВД при необходимости должны обеспечить самолеты-заправщики, число которых растет, и, конечно же, модернизированные авиационные базы, позволяющие дислоцировать крупные соединения авиации. При этом Россия способна, при необходимости, создать численно превосходящие силы против Японии, а в случае войны с США, их союзниками по НАТО или Китаем – успех противника отнюдь не гарантирован, и в любом случае его цена будет запредельной.

Поиски оптимальной структуры

На момент начала реформы в 2008 году ВВС состояли из 70 с небольшим авиаполков, не считая многочисленных отдельных подразделений разного назначения: испытательных, учебных, специального назначения. От полковой структуры, многие элементы которой существовали лишь номинально, было решено отказаться.

В рамках «нового облика» было сформировано 13 авиабаз тактической (ранее – фронтовой) и армейской авиации, одна авиабаза транспортной авиации, и три – дальней авиации. Семь баз, в том числе две из состава дальней авиации, одна – транспортной и четыре – тактической, стали базами первого разряда, остальные – второго.

Управление базами обеспечила система территориальных командований. Четыре командования ВВС и ПВО объединили базы тактической и армейской авиации, а также части ПВО в зонах ответственности четырех военных округов, нарезанных в ходе реформы. Управление транспортной и дальней авиацией было передано соответствующим видовым командованиям, подчиненным напрямую Главкомату ВВС, а не округам.

Базы стали и основной административной единицей, обеспечивающей жизнедеятельность авиации и ее личного состава: от снабжения горючим и запчастями до выплаты денежного довольствия и оформления отпусков.

Основной же тактической единицей ВВС стала авиационная группа, примерно соответствующая по численности прежнему полку. Базы же, если искать аналоги в прежней структуре, скорее соответствуют дивизиям (для второразрядных) а то и корпусам (для баз первого разряда).

Общая численность ВВС сократилась примерно до 2500 летательных аппаратов в строю, с готовностью, по различным оценкам, на уровне 75–80 %. Помимо этого, собственную авиацию сохранил военно-морской флот, передавший, впрочем, в ВВС большую часть своих ударных машин.

Россия в целом сохраняет второй в мире по численности парк военной авиации (на первом месте находятся США, ВВС которых располагают более чем 5000 летательными аппаратами).