Помоги проекту - поделись книгой:
Прямо на глазах свет потускнел, на северной стене двора появились новые тени. Теперь я впервые увидел вырезанные в камне ступеньки – они вели вверх по склону горы – и показал на них Гаррету.
– Подъем не займет много времени, – сказал он, смерив их взглядом. – И с вершины должен открыться хороший вид. Надо посмотреть, что там впереди.
Подъем оказался трудным и небезопасным – ступени были узкими и истертыми, но открывшийся перед нами вид стоил того. Мы очутились на вершине верхнего яруса зданий, откуда смогли отлично разглядеть все, что лежало к югу, востоку и северу отсюда.
На юге и востоке зеленел океан деревьев, вдалеке на севере мы увидели огромную реку, извивающуюся по равнине, а за ней – бледно-пурпурные холмы. Задолго до реки лес уступал место лугу. Это была первая из двух рек, обозначенных на карте, обе они текли с запада на восток.
– Еще два-три дня – и мы окажемся на речном берегу, – сказал я. – Отец отметил на карте брод.
– Тогда будем надеяться, что там не слишком глубоко, – отозвался Гаррет. – Иногда даже брод бывает непреодолимым.
Нахмурившись, я показал на восток: там на горизонте виднелась гряда туч.
– Похоже, на нас идет гроза.
Богатырь некоторое время всматривался туда, потом тоже нахмурился. У Гаррета было исключительно острое зрение, но он покачал головой:
– Тучи выглядят странно, Лейф, и я не уверен, движутся они на нас или на юго-запад. Мне бы не хотелось, чтобы буря застигла нас на горном склоне.
В этот миг солнце скользнуло за гору, внезапно резко похолодало. Двор внизу выглядел так, будто там уже наступила ночь, хотя оставалось еще несколько светлых дневных часов.
Мы почти сразу начали спускаться. Хотя я не говорил об этом Гаррету, я чувствовал: надо торопиться и как можно скорей убраться из этого опустошенного места. В воздухе веяло чем-то таким, что пробирало меня ознобом до самых костей. Мои инстинкты тревожно вопили, что должно произойти нечто ужасное.
Внизу, в укрытом от ветра дворе, было намного теплее и не чувствовалось ни единого дуновения ветерка. Все стихло, словно затаив дыхание.
Именно тишина и спасла нас, потому что мы услышали нарушивший ее звук – тихий, еле уловимый. Это было предупреждение, похожее на слабое шуршание сухих листьев. Потом, когда звук стал громче, я понял, что это такое. Плеск крыльев, яростные взмахи тысяч и тысяч крыльев. Не это ли услышали наши погибшие товарищи, прежде чем смерть явилась к ним с небес?
Мы бросились бежать, держась возле левой стены и направляясь к ближайшему открытому дверному проему. Когда Гаррет нырнул внутрь, я оглянулся и увидел темную бурлящую тучу крылатых созданий: они вылетали из открытых дверей высоко в стене и опускались по спирали во двор. Существа больше смахивали на летучих мышей, чем на птиц, но я никогда не видел таких больших летучих мышей, и головы у них были какие-то диковинные, похожие на головы насекомых.
Потом случилось нечто очень странное: туча уменьшилась в размерах и приняла отчетливые очертания длинного изогнутого листа, похожего на лист серебристого папоротника.
Секунда – и лист исчез.
«Мне почудилось?» – недоумевал я.
Я бросился за Гарретом в сумрак дома, а после – в чернильную темноту коридора. Чувствуя смерть за своей спиной, я не отставал от него ни на шаг, вытянув в сторону правую руку, чтобы ощупью находить путь вдоль стены.
Вдруг я увидел впереди силуэт Гаррета. Свет исходил из другой двери, ведущей во двор. Но почти напротив первого дверного проема мы увидели второй, наполовину загороженный большим камнем.
Шагнув в него, мы очутились в маленьком, не больше тюремной камеры, квадратном помещении с единственным входом, и в неярком свете разглядели, что камень имеет форму диска.
Не обменявшись ни единым словом, мы навалились плечом на его край. Камень не поддавался, и я ощутил мгновенный приступ паники. Я отчаянно напрягся, пытаясь сдвинуть его и слыша, как Гаррет стонет от натуги. Я же всхлипывал от страха, ожидая, что в любой миг меня разорвут на клочки.
Вдруг камень поддался, и мы покатили его вдоль дверного проема, чтобы запереться внутри. Едва сдвинувшись с места, диск пошел легче: его направляли канавки в полу и на потолке. Спустя несколько секунд камень перекрыл вход, и мы затаились в темноте, слыша только собственное дыхание.
Но вскоре раздались и другие звуки: шуршание, а после царапанье по другую сторону камня, который покачивался, словно на него навалился некий чудовищный вес. Постепенно движение прекратилось, все затихло, и мы в конце концов устроились на холодном каменном полу отдохнуть.
Ночь оказалась долгой. Мы спали по очереди. В чернильной темноте было трудно уследить за ходом времени, поэтому мы ждали…И снова ждали, чтобы точно знать – давно наступило утро, – прежде чем рискнуть выйти.
И все равно откатывать камень было опасно. Мы надеялись, что те хищники – существа ночные, но не могли знать наверняка. Но нельзя же вечно оставаться в камере без воды и еды!
И мы осторожно откатили камень, мало-помалу, делая остановки, чтобы прислушаться – нет ли снаружи чего-нибудь угрожающего.
И вот наконец мы стоим посреди двора, с благодарностью чувствуя тепло солнца на головах и спинах.
Не теряя времени зря, мы покинули Серый Город и стали быстро спускаться с горы.
Наши лошади были все еще привязаны к деревьям, но от обеих остались только скелеты с несколькими лоскутами плоти и кожи; мало что уцелело от голодного неистовства тварей. Даже наши седельные сумки оказались разорваны, а их содержимое сожрано. Однако фляги с водой уцелели, как и наше оружие.
Я был ошеломлен. В отличие от большинства воинов-гентхаев, которые обращались с лошадьми хорошо, но обращали на них мало внимания, я успел привязаться к своей кобыле. Ужасная смерть Ларас стала для меня тяжелым ударом и, как ни странно, потрясла меня даже сильнее, чем смерть товарищей.
– Туча, которую мы видели вдалеке, наверное, была стаей этих созданий, – сказал Гаррет. – Но где они теперь?
– Они могли рассесться где-нибудь в городе. Возможно, они кормятся только ночью? – предположил я.
Мы собрали бо́льшую часть нашего оружия, в первую очередь луки и стрелы, которые давали нам возможность прокормиться. Но два своих длинных меча я оставил: их тяжело было нести и я лучше управлялся с коротким мечом и щитом.
И вот мы продолжили путь на север, идя днем и отдыхая ночью. Ночи были хуже всего, потому что я боялся нападения с неба и едва мог спать, хоть Гаррет и стоял на страже.
Стояла глубокая ночь, когда я в тревоге открыл глаза. Все было спокойно. В кромешной темноте я едва мог разглядеть свою руку, поднеся ее к лицу.
Я внимательно прислушался, ожидая услышать дыхание Гаррета. Ничего. Сейчас он стоял на часах, и я мог всецело на него положиться: он наверняка никуда бы не ушел…Я подумал, не окликнуть ли его тихонько, но даже это было опасно. Малейший шум мог привлечь джиннов или тех летающих тварей.
Я выкатился из-под одеяла и медленно встал на колени, все еще прислушиваясь. Сердце мое упало, когда где-то в небе, над верхушками деревьев, раздались далекие звуки. Они становились громче, и теперь не осталось сомнений: это хлопали мириады крыльев.
– Гаррет! Гаррет! – закричал я. Необходимость сохранять тишину больше не сдерживала меня.
Гаррет не ответил. А может, ответил, но его ответ утонул в неистовом хлопанье крыльев, врезающихся в листья, сучки и ветки, чтобы после снова и снова ударять по моему телу.
Меня словно парализовало. Слишком поздно я попытался обнажить меч – но уже не смог шевельнуть рукой.
Потом ударила резкая боль: словно мне в глаза, живот, руки и ноги глубоко вгоняли иглы. Острые клювы впивались в мое тело и отрывали куски моей плоти. Я сделал бы что угодно, лишь бы спастись от этой боли, и воззвал к смерти, чтобы она меня забрала.
И вдруг воцарилась тишина, я почувствовал, что меня осторожно трясут и голос Гаррета тихо окликает меня по имени.
Открыв глаза, я с бесконечным облегчением понял, что это был просто один из ночных кошмаров, которые часто беспокоили меня с тех пор, как мы пересекли Барьер.
Я сел. С меня катился пот, и Гаррет сочувственно похлопал меня по спине, потому что я рассказывал ему о своих кошмарах:
– Еще один плохой сон, Лейф? Тот же самый?
– Да, он всегда повторяется.
Я знал, что Гаррету тоже снятся кошмары. Он так и не рассказал мне о своем сне, который заканчивался его смертью, но я знал, что он сделает это, когда будет готов.
– Если они явятся за нами в темноте, остается надеяться, что мы сумеем убить друг друга. Если я окажусь слишком медлительным, – сказал с улыбкой Гаррет, – тебе придется убить двоих. Не подведи меня.
6. Смерть
В видении девушка носит красные ботинки. Ее ноги забрызганы артериальной кровью. Это может быть ее кровь.
Я открыла глаза и с внезапной острой болью вспомнила, что Лейфа здесь больше нет. Он ушел больше месяца назад, и я по нему скучала.
Отчасти мне хотелось попросить, чтобы он не уходил, но я понимала, что совершу ошибку. Экспедиция за Барьер отправилась бы с ним или без него, а если он уступит свое место, то будет сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Я знала: он гордится тем, что его выбрали, и верит, что раздобудет сведения, которые помогут нам уничтожить Хоба.
Потом я вспомнила, что сегодня мой день рождения. Это и обрадовало, и опечалило меня.
Я была счастлива, что мне семнадцать – я еще на год приблизилась к тому, чтобы стать взрослой. А когда это произойдет, отец, надеюсь, перестанет обращаться со мной как с ребенком. Мне хотелось, чтобы он обращался со мной так же хорошо, как с Адой и Тиной. В восемнадцать лет я стану совершеннолетней, и он больше не сможет отказать мне в уважении. Остался всего один год!
Но этот день всегда был в то же время и печальным событием: в мой первый день рождения умерла моя мать. Я пыталась представить ее лицо: отец говорил, что я на нее похожа. Я не помнила ее, но мама жила в моей памяти благодаря историям, которые он рассказывал мне и Тине, когда мы были детьми.
Я быстро оделась и села перед зеркалом. Первым делом я взглянула на номер 13, который вытатуировала на лбу. Много лет назад, задолго до рождения отца, бойцы Арены 13 наносили такие татуировки как символ гордости, знак того, что они должны продемонстрировать миру. На пряжке отцовского пояса красовался такой знак, но ему никогда и не снилось, что я сделаю такой же на своем лице. Он был в таком шоке, когда впервые увидел мой лоб!
Я пристально посмотрела на девушку в зеркале и задала обычный вопрос:
– Девушка в зеркале на стене,
Кто всех быстрее, поведай мне?
Я наблюдала, как ее губы зашевелились, когда мы ответили вместе:
– Квин!
Это была часть более длинного ритуала, через который я проходила перед битвой, чтобы успокоить нервы и укрепить веру в себя.
Потом я спустилась к завтраку.
Ада уже была внизу; она подошла ко мне и обняла.
– С днем рождения, Квин! – Она с улыбкой протянула мне сверток. – Открой его позже, и, если тебе не понравится, не бойся мне об этом сказать. Мы сможем вместе вернуться в магазин и обменять подарок на что-нибудь другое.
Я ответила улыбкой на улыбку:
– Спасибо, Ада. Я уверена, что он окажется идеальным.
Я внимательно посмотрела на нее. В последнее время Ада казалась гораздо счастливее, но я знала, что она все еще скучает по своему мужу Талу, которого убил на арене Хоб. Она до сих пор выглядела не старше своих тридцати с небольшим лет. Я слышала истории о других дважды рожденных, которых покупали у Торговца – их души были заключены в фальшивую плоть. По меньшей мере один из таких людей быстро состарился и умер, не прошло и года, но Ада пока казалась совершенно здоровой и все еще молодой.
Тут вошли отец и сестра. Оба они принесли подарки, с виду очень маленькие, и я гадала – что же такое в свертках.
На отце начал сказываться возраст, и это меня огорчало. Я хотела, чтобы он оставался в расцвете сил, но понимала, что однажды он станет стариком. Морщины на его лице сделались глубже, но хуже всего была печаль в его глазах. Спустя столько лет он все еще скучал по моей маме, и годовщина ее смерти всегда заставляла его тосковать. Она стала жертвой осеннего гриппа, который пронесся по Джиндину, погубив сотни жителей.
– С днем рождения, Квин, – сказал отец, расцеловал меня в обе щеки и быстро обнял. Потом протянул мне маленький сверток: – Здесь то, что принадлежало твоей матери…
Я начала открывать подарок, но он покачал головой и положил на мою руку ладонь:
– Откроешь позже, когда останешься у себя в комнате. И пожалуйста, надень это вечером на свой праздник.
Я сказала «спасибо», потом обнялась с Тиной и поблагодарила ее за подарок, решив открыть позднее и его тоже.
Мы все уселись завтракать, в том числе сын Тины Робби – светловолосый бледный и грустный малыш. Как обычно, я всячески старалась его развеселить, но добилась только легкой улыбки.
Я не предвкушала вечеринку в честь моего дня рождения – мне не нравилась вся эта суета, – но у меня не хватало духу жаловаться, потому что праздник радовал отца. Кроме того, придут всего несколько членов семьи и близких коллег.
Прежде чем отправиться на работу, я поднялась в свою комнату, чтобы открыть подарки. К своему ликованию, я увидела, что Ада купила мне пару мечей-тригладиусов для боя на арене. Рукояти был изукрашены, клинки идеально сбалансированы; наверное, они стоили целое состояние. Я еще не открыла остальные подарки, но этот наверняка станет самым лучшим… Но это не значит, что я кому-нибудь об этом скажу!
Потом я открыла подарок Тины. Она хотела мне угодить, но такое я бы сама не выбрала. Она, без сомнения, ожидала, что я надену это длинное темно-бордовое платье с кружевами у ворота и на подоле на сегодняшний праздник. Я и вправду носила платья, но предпочитала короткие и облегающие, обтягивающие тело, которое (хоть и не годится себя хвалить) я довела до совершенства. Я не из тщеславия работала над тем, чтобы оно оставалась таким. На мне не было ни унции жира, и каждый мускул был натренирован с тем, чтобы служить мне на Арене 13.
Тина так и не оправилась после смерти своего мужа Керна, которого, как и Тала, убил на арене Хоб. У нее все еще было слабое здоровье, и я не хотела ее огорчать. Вечером я стисну зубы и ради нее надену это платье.
В конце концов я открыла отцовский сверток. Там оказалась единственная сережка в виде крошечного белого волка, красиво сработанная из серебряного сплава. К подарку прилагалась записка: «Я подарил это твоей матери Джаканде как символ моей любви много лет назад, в день, когда мы поженились. Сережек было две, но вторая пропала, и осталась только эта. Пожалуйста, носи ее. С любовью, твой отец Тайрон».
Уши у меня были проколоты, но я редко носила ювелирные украшения. Для этой сережки я сделаю исключение.
Я осторожно вставила ее в левое ухо – с той стороны, где я коротко стригла волосы, чтобы они не закрывали шрам. Потом рассмотрела в зеркале свое лицо. Маленький волк поблескивал в солнечном свете поздней осени, почти горизонтально струившемся в окна.
Я ошиблась. Это было даже лучше мечей.
Я всегда буду ее носить.
Я пошла через город к административному зданию. Отец, самый успешный механик Джиндина, имел самую большую команду бойцов и лаков, и это часто требовало от меня тяжелой утренней работы. Временами ее становилось так много, что она отнимала еще и солидную часть дня. Но сейчас, во время перерыва между сезонами, сражений в Колесе не было, и я думала, что все обойдется малым: просто пара унылых часов возни с бумагами, в том числе с зарплатными ведомостями, а потом я смогу вернуться домой и потренироваться.
Административное здание – большое, вытянутое, двухэтажное – выкрасили снаружи в серый цвет, что очень подходило к происходившим в нем скучным делам.
Когда я к нему подошла, сердце мое упало. И мне стало еще хуже, когда я увидела, кто ждет меня на улице. Джон, который был моим бойфрендом до Лейфа. Джон красавец, и когда-то я сходила по нему с ума, но все это осталось в прошлом. Теперь я была с Лейфом и никогда не смотрела на других парней. К несчастью, Джон все еще думал, что может меня вернуть.
Приблизившись, я увидела, что он держит сверток.
– С днем рождения, Квин! У меня есть для тебя подарок, – сказал Джон.
Я заколебалась. Если я откажусь, это ничего не изменит. Я не хотела его поощрять, но совершенно не хотела оскорблять или причинять боль.
– Она новая, – сказал он, взглянув на мою сережку. – Подарок от Лейфа?
Я покачала головой. Лейф ничего не подарил мне перед тем, как уйти за Барьер. Я слегка обиделась – в конце концов, он же знал, что до моего дня рождения осталось всего несколько недель, – но всерьез не винила его: он был так захвачен приготовлениями к отъезду. Может, он вспомнит о подарке, когда вернется.
В любом случае, в прошлом году он купил самый лучший подарок в моей жизни – пару красных ботинок «триг» для сражения на Арене 13.
Поделиться книгой: