Угрюмый дудочник

Преследуемый охотником, я оказался в незнакомом месте. Луч фонаря разбудил своим прикосновением ледяные сталагмиты, похожие на зубы гиганта. Пол частично был покрыт прозрачным льдом, состоящим из гексагональных призм, расположенных по вертикали. Их грани отчётливо проступали. А на стене, где был закреплён мой фонарь, я увидел ещё большие кристаллы с чёткими гранями. В другое время эта красота поразила бы меня. Сейчас же я лишь напрягся в страхе, что поскользнусь на этих кристаллах, упаду и стану лёгкой добычей хищника.

Существо не реагировало на холод; по-видимому, это его естественная среда обитания, хотя это противоречит всему, что мы знаем. Плечи и грудь мои кровоточили, холод грыз сквозь прорехи в одежде. Если я позволю ему слишком долго гнать меня, холод даст ему преимущество в нашей последней схватке. Я поднял станнер и выстрелил в третий раз, но не в голову, а в середину туловища – с удивительным результатом!

Вздрогнув в свете фонаря, животное вскинуло голову. Из сморщенной пасти вырвался странный звук, на который послышался ответ – из-за моей спины! Я задрожал от ужаса, прижался к одному из ледяных столбов и упал, поскользнувшись на льду. Станнер отлетел, но я как-то умудрился удержать фонарь. Перевернувшись, я ударился о пол здоровым плечом. И оказался перед странными предметами, которым здесь явно было не место. Когда-то они были глубоко погружены в лёд, но кто-то начал его растапливать и частично высвободил их. Я видел тени, смутные формы, всё покрыто льдом. Прямо передо мной из ящика или контейнера торчала какая-то палка; в ящике их было несколько. Я схватил её в надежде использовать как дубину. Звуки приближались. Я не стал вставать, только поднялся на колени и взмахнул палкой. На её поверхности я нащупал какие-то углубления, кончики пальцев как раз попали в них.

Из конца палки вырвался ослепительный луч света. Он ударил по ледяной колонне. Послышался свист, шипение пара. Меня окатило горячей волной, закипела вода. Я вторично взмахнул палкой, на этот раз намеренно прижав углубления пальцами, и существо, спешившее ко мне по скользкому полу, внезапно оказалось безголовым. Но продолжало держаться на ногах! И неслось ко мне, пока я не ударил его лучом в грудь. Из леса ледяных колонн выскочило ещё одно. Но то ли при виде меня, то ли от света оно держалось осторожно, кружило, передвигаясь с изумившей меня скоростью. Я не мог с ним соперничать в этом: мешали холод и раны. Я не стал целиться, а просто провёл стволом оружия по тому сектору, где находилось животное. Оно упало, но не только оно. Раскалывались ледяные столбы, падали огромные глыбы. Стена за ними как будто начала плавиться. Там открылась чёрная дыра, откуда донёсся громовой шум.

Некоторое время я лежал, не в силах подняться. Наконец, повернув чудесную палку и используя её как опору, умудрился встать. Пошатываясь и останавливаясь, я добрался до чёрной дыры, проделанной оружием, и посветил внутрь фонарём. Свет отразился от водной поверхности: целая река стремилась из тьмы во тьму. Я медленно двинулся назад, к уступу, светя перед собой, чтобы Дайнан знал, что я иду.

– Вир! Вир!

Я услышал его зов и прислонился к стене, обдумывая, что делать дальше. Обрывки одежды я как можно плотнее прижал к телу. Но кровь продолжала сочиться из порезов. И холод мучил по-прежнему. Я не смогу подняться с Дагни, даже если Дайнан попытается мне помочь. Но и оставить детей и идти за помощью я не могу.

– Дайнан…

– Да, Вир? – радостно отозвался он.

– Ты сможешь подняться наверх и добраться до лагеря?

Я многого просил у него. Нет ли других чудовищ? И сможет ли он добраться без помощи?

– Попробую, Вир.

– Постарайся, Дайнан.

Я не смел показывать свою тревогу: моя твёрдость должна поддержать его в пути.

– Слушай. У меня есть оружие. Не знаю, что это такое… я нашёл его здесь. Нацеливаешь, нажимаешь вот эти места на поверхности, и отсюда вылетает очень горячий луч. Я даю его тебе. Если встретишь такого зверя, стреляй в середину тела. Понял?

– Да, Вир.

Голос его звучал увереннее. Из-за оружия, которое я даю ему? Человек всегда чувствует себя увереннее с оружием в руках. Может, поэтому мы держимся за оружие и развиваем скорее тело, а не мозг, как нужно делать, по мнению многих на Бельтане. Но остаться без оружия… Я осмотрелся, держась руками за обломки скал. В этот момент я вовсе не был уверен, что смогу проделать необходимое для безопасности моей и Дайнана путешествие.

– Подожди, Дайнан. Я должен достать другое оружие. Я двинулся вперёд, боясь остановиться, чтобы не упасть и больше не встать. Раны, нанесённые когтями, горели. Я подумал о яде и тут же постарался отогнать эту мысль, сосредоточившись на необходимости добраться до ледяного склада и добыть другой жезл. Я проковылял мимо обгоревших останков чудовища, и мой фонарь осветил полурастаявшую стену и торчащий из неё ящик с откинутой крышкой.

Я достал из ящика второй жезл. В ящике оставались ещё два. Но они были другими. Тот, что я сейчас взял, серо-голубой, как и первый, а остальные два – тускло-серебристые. Я направил тот, что держал в руке, на ледяную колонну и выстрелил. Снова волна жара, лёд растаял. Только этот один ящик и высвободился изо льда. Я смутно видел за ним большие ящики, какие-то тени. Сокровища чужаков, о которых говорил Лугард? Кто оставил их и когда? И кто освободил этот ящик изо льда? Лугард? От головокружения я чуть не упал. Стараясь сохранить равновесие, болезненно оцарапал подбородок о ящик и осветил фонарём крышку. На ней было какое-то изображение, не вырезанное глубоко, но видное в прямом свете. Голова! Чудовище! Нет, у этой головы есть глаза, но форма черепа та же самая. Неужели эти существа были оставлены здесь тысячелетия назад? Человек, не знакомый с космосом, сказал бы, что это невозможно. Но мы видели на множестве миров слишком много необъяснимого. Рисунок имеет отношение к чудовищу – я в этом не сомневался. Но сейчас у меня нет времени для размышлений или исследований. Дайнан должен идти за помощью. Собрав все силы, я двинулся назад, к уступу.

Глава 9

Дайнан полез вверх, а я скорчился на узком уступе, обхватив руками Дагни. Стоны её стали тише. Глаза полузакрыты; из-под опущенных век видны лишь белки глаз. Второй жезл, взятый из ящика, лежал у меня на коленях, свободную руку я прижал к ранам на груди. Холод был ужасен. Нужно двигаться, чтобы оживить кровообращение. Но Дагни висит мёртвым грузом, а я слишком слаб. К тому же, хоть я и убил двух чудовищ, возможно, другие прячутся за ледяными столбами.

Мысли мои замедлялись, путались. Я почувствовал сонливость. Но где-то внутри звучал тревожный звонок. Не спать – это путь к гибели. Я старался прислушиваться. Даже отсюда, мне казалось, я слышу голос подземной реки. Река… вода должна куда-то течь. Можно ли ей довериться как дороге наружу? Я не знал в лавовой местности ни одной большой реки. Но этот район Бельтана никогда тщательно не исследовался. В последнее время, когда людей стало мало и большинство было занято в лабораториях, вообще исчез интерес к тому, что лежало за пределами поселений. В какой-то мере охранялись только заповедники животных. Я думаю, мы первые оказались в этой местности после оставления крепости Батт.

Очевидно, река может вывести нас наружу. И если мы не найдём другого пути, придётся воспользоваться этим. Время шло, Дагни становилась всё тяжелее и тяжелее. Я забыл отметить, когда Дайнан ушёл и крикнул сверху, что благополучно поднялся. Поэтому часы ничего не говорили мне.

Дорога назад была прямой – если только он не встретил ещё одно слепое чудовище! Но ведь он маленький мальчик, замёрзший, измученный. От него нельзя ожидать такой же скорости, как от меня. Одной рукой я неуклюже пошарил в рюкзаке, достал тюбик с укрепляющим. В свете фонаря было видно, что лицо Дагни вымазано той же пищей. Должно быть, Дайнан пытался покормить её. Но когда я попробовал сделать то же, пища вываливалась из её расслабленного рта; я понял, что ничего не выйдет. Я высосал укрепляющее. У него сильный неприятный привкус, но оно должно поддержать силы в чрезвычайных обстоятельствах, и я заставил себя проглотить всё. Дагни по-прежнему стонала. Время как будто остановилось. Бесконечный день-ночь продолжал тянуться.

Меня поддерживала необходимость постоянно быть настороже. В конце концов я сдавил раны, нанесённые когтями зверя. Боль рассеяла туман, охвативший мозг. Время продолжало тянуться, сверху ничего не было слышно; хотя я и говорил себе, что ещё рано, настроение ухудшалось. Скажет ли Дайнан, чтобы захватили необходимое оборудование? Почему я не сказал ему об этом? Надо было дать точные указания, перечислить всё необходимое. Вряд ли Дайнан сумеет… В этом, кстати, я ошибся. Когда они наконец пришли, я увидел, что Дайнан обо всём подумал. Они принесли с собой верёвки, с помощью которых мы спускали Лугарда. Тед спустился и обвязал ими Дагни, а потом поднимался рядом с нею, пока её тащили сверху. Попытавшись двинуться, я понял, что настолько замёрз и устал, что почти ничего не могу; поэтому пришлось, скорчившись, ждать, пока Тед не вернулся и не закрепил на мне ту же самую петлю. Верёвка задела раны, я вскрикнул и стонал до тех пор, пока петлю не переместили ниже. Я, как мог, пытался подниматься сам, но этого было мало, и я двигался очень медленно. Вверху, вероятно, решили, что я так же тяжёл, как Лугард.

Наконец я наверху, лицом вниз, раны страшно болят. Каким-то образом мне удалось перевернуться. Горел, ослепляя, один из прожекторов, который они захватили с собой. Я закрыл глаза, пока осматривали мои раны, снимали с них обрывки, которыми я останавливал кровотечение. Наконец облегчающая прохлада – это к ранам приложили обезболивающее из медицинской сумки. Облегчение было так велико, что я почувствовал сильную слабость, задрожал, но открыл глаза и увидел Аннет и Теда. За ними на полу сидела Гита, держа на руках Дагни; Прита вытирала лицо девочки и пыталась влить воду в её расслабленный рот.

– Идти сможешь? – спросила Аннет, отчётливо выговаривая слова.

Неважно, могу ли я, – должен! Невозможно отягощать их моим весом на ровной поверхности. Время очень существенно для Дагни. Как только мои раны обработали, я почувствовал приток новых сил. Держась за Теда и Аннет, я поднялся, хотя это было нелегко. И обнаружил, что вполне могу идти.

– Несите её, – кивнул я в сторону Дагни. – Ей нужно внимание.

Аннет взяла девочку из объятий сестры. Я сомневался, чтобы можно было что-то сейчас сделать для Дагни, но если что-то возможно, Аннет это сделает. Может, её забота и время залечат раны – если только нам не удастся получить настоящую медицинскую помощь наверху. Будут ли враги воевать с ребёнком, с больным ребёнком? Рядом со мной оказалась Гита. Она поступила так же, как когда-то с Лугардом: положила мою здоровую руку себе на плечо, предлагая опору, в которой я так нуждался. Остальную часть пути я помню смутно. В конце концов я проснулся в казарме.

На этот раз койки вокруг меня были заняты спящими. Одни стонали, другие бормотали во сне. Я осторожно ощупал себя. Куртки нет. Пальцы скользнули по повязкам, защищавшим и залечивавшим раны. Это лёгкое прикосновение вызвало приступ боли. Мы должны благодарить судьбу: в нашем распоряжении есть медикаменты. Я знал, что раны под повязками быстро заживут. Однако я проголодался, и голод заставил меня двигаться. Опустившись на четвереньки, я осторожно встал и побрёл в столовую, оставив одеяла на койке. Здесь был полумрак. Свет на время сна в казарме приглушали, но всё же не было абсолютной мглы пещер. Я видел плиту, тюбики с пищей и другие припасы на полке у стены. Направился к плите. Как открыть тюбик? Хоть я и чувствовал себя лучше, но по-прежнему мог действовать только одной рукой. Поэтому зубами отвернул колпачок и подождал, пока согреется содержимое. Еда пахла восхитительно, рот наполнился слюной, и я не стал ждать, пока всё согреется, а жадно высосал тёплую пищу.

– Это ты…

Я повернулся на это восклицание и увидел Аннет, закутанную в одеяло. Глаза её припухли, а лицо осунулось: это была не девочка, а женщина, знавшая тяжёлые дни и, может быть, ещё более тяжёлые ночи.

– Как Дагни?

Она покачала головой и вошла в комнату, тщательно закрыв за собой дверь. Затем, как будто думая о чём-то другом, нажала пластинку в стене, и свет сразу стал ярче.

– Кофе на плите, – усталым голосом сказала она. – Нажми кнопку.

Я положил пустой тюбик, достал две чашки и поставил их на стол. Аннет не пыталась помочь мне; села, поставив на стол локти и опустив голову на руки.

– Может, в порту… что-нибудь сделают… – но в голосе её звучало сомнение. – А как проходы, Вир?

По-прежнему одной рукой я налил кофе в чашки, критически осмотрел их и добавил в каждую по две полных ложки тростникового сахара. Размешал сначала в её чашке, потом занялся своей.

– Оба прохода закрыты. У нас нет оборудования – по крайней мере я его не видел, – чтобы пробить перемычки.

Она невидящим взглядом смотрела прямо перед собой, не замечая ни кофе, ни меня. Я забеспокоился. Выражение её лица слишком напоминало то, что я видел у Дагни.

– Я ещё кое-что нашёл в ледяной пещере…

– Знаю… жезл. Дайнан показал его нам.

– Он похож по действию на лазер. Может, прожжём преграду. Там есть ещё река…

– Река, – тупо повторила она, а потом с пробудившимся интересом: – Река?

Я сел напротив неё, довольный, что прорвался сквозь отрешённость. Прихлёбывая кофе, рассказал об обвале в пещере и о том, как нашёл реку.

– Но ведь этим оружием можно пробить проход в одном из туннелей, – заметила она, беря в руки чашку. – Это лучше, чем пускаться по реке, неизвестно куда ведущей. Если тебе удалось пробить стену пещеры, то с перегородками должно получиться.

Я должен был признать логичность её рассуждений. Но мысль моя продолжала возвращаться к подземному потоку, хотя я согласился вначале испытать оружие и попробовать прожечь путь наружу.

Я действительно попытался, но безрезультатно: не хватило энергии. Должно быть, я использовал весь заряд, оставшийся в древнем оружии, когда сражался в пещере с чудовищами. Выбрав самую подходящую перемычку, я выстрелил. Луч на мгновение вспыхнул и погас. Как я ни вертел оружие, больше ничего добиться не удалось. Второй жезл, который я принёс с собой, также ответил лишь короткой вспышкой. Я отправился к ледяному складу и принёс оставшиеся два жезла, но ни один из них не действовал. Что бы ни скрывалось подо льдом, оно было для нас недоступно, как за стальной стеной. Мы попытались сколоть лёд. Но было ужасно холодно, а продвигались мы так медленно, что поняли: времени на это у нас нет. Слишком в тяжёлом состоянии Дагни. С невероятными усилиями Аннет умудрилась покормить и напоить девочку, которая лишь поэтому оставалась живой. Но кроме этого она не могла сделать ничего. В конце концов и Аннет согласилась попробовать выход по реке; тот путь, по которому мы пришли, был перегорожен в двух местах. Мы установили, что река за стеной была неглубокой, всего по пояс, но холодная вода и быстрое течение не давали идти вброд. Под лучами наших фонарей вода была такой прозрачной, что можно было вступить в неё по ошибке, думая, что какой-нибудь камень выступает над поверхностью, тогда как он лежал на дне. Отобрав припасы, мы занялись сооружением плота, используя для этого части установок центра управления огнём. Нам нужны были шесты, чтобы тормозить плот при очень быстром течении или направлять его; а подъёмные тросы подойдут в качестве якорей.

Возможно, что туннели впереди заполнены водой доверху. У нас была водонепроницаемая оболочка; впрочем, без проверки невозможно было сказать, выдержит ли она подводное плавание. За работой мы утратили всякое представление о времени. Мы ели, когда были голодны, спали, устав, и работали, отдохнув. Я забыл сверить часы, и теперь можно было лишь догадываться, сколько дней мы уже под землёй. У нас постоянно возникали споры об этом, пока, по предложению Аннет, не была запрещена сама тема. Наконец плот был готов, мы нагрузили его припасами и всем, что необходимо будет для путешествия наверху, если нам суждено вновь достичь поверхности Бельтана.

В последнюю ночь я сосчитал спящих на койках. Одного не хватало. Я ещё раз пересчитал, на этот раз по пальцам. Гита! Но где… Мой спальный мешок у входа, но я навещал Аннет в её отгороженном уголке, чтобы посмотреть, не нужна ли помощь ей и Дагни. Должно быть, тогда Гита и выскользнула. Куда? После приключений близнецов вряд ли она отважится на самостоятельное исследование. Не стоит громко звать её и поднимать лагерь, пока я не поищу сам. Я выскользнул из пещеры и осмотрелся. Через какое-то время зрение адаптировалось к темноте, и я увидел отсвет поясного фонаря откуда-то из камней у основания подъёма. Рассерженный её неосторожностью, (хоть больше следов мы не находили, не было уверенности, что рядом не бродят чудища) я пошёл туда.

Я собирался резко заговорить с ней, но промолчал, увидев, где она стоит. Гита держала в руках один из жезлов, принесённых мной из ледяного склада. Конец жезла был направлен на стену. Из него вырывалась серия вспышек, очень слабых сравнительно с тем огнём, которым было уничтожено чудовище.

– Гита!

Она повернула голову, но не опустила жезл. В её лице была упрямая решимость, в этот момент она была особенно похожа на Аннет.

– Ты сам сказал, что они не годятся для твоих целей, – вызывающе заявила она, готовая оправдать свои действия. – А для этого они годятся.

Она пользовалась двумя жезлами, чтобы высечь в скале буквы. Мы так давно использовали для записи ленты, что письмо вручную оказалось почти забыто. Но на Бельтане недостаток снабжения привёл к оживлению некоторых древних умений, и Гита с энтузиазмом училась писать.

– Грисс Лугард, – она читала уже написанное на скале. – Друг…

Да, правда, он был нашим другом. Он сделал для нас всё, что смог. Я думаю, ему понравилась бы надпись Гиты больше перечисления титулов и званий.

Я взял у неё жезл. До сих пор не могу объяснить, зачем я это сделал, но, экономя каждую искорку энергии, добавил под неровным «друг» ещё восемь букв. Гита читала их одну за другой, по мере того как они появлялись на скале:

– Д-у-д-о-ч-н-и-к. Дудочник. О, это тоже ему понравилось бы. То, что нужно, Вир! Я не могла уйти и оставить его так, без надписи.

Романтика старых лент, скажет кто-нибудь. Но я знал: она права. Это нужно было сделать. И я был рад, что она подумала об этом. Как последний штрих я воткнул оба жезла в груду камней, они стояли прямо, древки без знамён, памятник, который, может быть, не увидит больше ни одно живое существо, но который мы будем помнить долгие годы. Никто не видел нашего ухода, никто не заметил и возвращения. И мы не упоминали об этом, даже в разговоре друг с другом, а прямо отправились спать.

«Утром», если над слоем скал и почвы действительно было утро, мы в последний раз проверили содержимое своих рюкзаков. Запасы, оставленные Лугардом и более ранними исследователями, постепенно истощались. На мне был мундир службы безопасности, с которого я спорол не имевшие теперь значения знаки различия. Мне очень нравился значок с капитанской звездой-метеором, и я часто думал, кто был этот капитан и что происходило с ним на других мирах. Мы спустились в ледовую пещеру очень рано, поступив с Дагни так, как раньше с Лугардом: закутали её в одеяла, а сверху завязали пластилистами, которые предохранят её, когда мы будем на плаву.

Плот мы оставили у пробитой стены, и на нём уже лежали самые тяжёлые вещи. Стоило немалых усилий спустить его на воду и затем удерживать, пока шла погрузка. Поднявшись на борт и отвязывая один из канатов – Тед в это время отвязывал другой, – я вдруг встревожился, почувствовав опасения перед тем, что ждёт нас впереди. Правильное ли решение мы приняли? Но я знал, что если мы хотим спасти Дагни, больше ждать нельзя.

К счастью, течение оказалось не таким быстрым, как я думал, но достаточно сильным, чтобы нести нас. Один из прожекторов мы установили на носу (если можно говорить о носе плота), поэтому опасности впереди увидим. Мы с Тедом расположились по обеим сторонам плота и держали наготове шесты, чтобы отталкиваться от стен. Воздух оставался холодным, но нас уносило от ледовой пещеры, и вскоре температура стала такой же, как в нашем лагере.

Я по часам следил за нашим продвижением. Мы отплыли в двенадцать, но я не знал, полдень это или полночь. К пятнадцати мы всё ещё были в туннеле, один или два раза потолок нависал, так что нам приходилось ложиться, но настоящих трудностей не было.

Мы уже десять часов находились в пути, и я не мог определить, далеко ли нас унесла вода. Неожиданно Эмрис вскрикнул и указал вперёд, рука его ясно была видна в свете прожектора:

– Звезда!

В тот же момент прожектор осветил куст, который никак не мог расти под землёй, хотя мы по-прежнему плыли между скальными стенами. Теперь мы почувствовали, как наши лёгкие наполняются свежим воздухом. До сих пор мы даже не отдавали себе отчёта, что дышим воздухом с сильным запахом подземелья. Итак, мы выбрались из пещер. Стояла ночь, и мы не знали, где находимся. Я прополз вперёд и ослабил крепление прожектора, так что его можно стало немного поворачивать справа налево. Кусты, но маленькие и чахлые. Скалы, и между ними полосы песка. Должно быть, уровень реки временами поднимается.

Затем каньон, по которому мы плыли, расширился, в воду врезалась длинная песчаная отмель. Плот развернулся, поскольку только Тед управлялся с шестом, и причалил к отмели с толчком, от которого все мы покачнулись. Я повернул прожектор и осветил песчаный пляж с кустами жёсткой травы, растущей выше от воды. Достаточно хорошее место, чтобы дождаться дня. Я сказал об этом, и остальные согласились. У всех болело тело от долгой неподвижности. Тед и я чувствовали себя лучше других, потому что работали с шестами. Мы выбрались на песок и начали оттаскивать плот подальше от течения, чтобы его не унесло.

Мы разбили лагерь, и я посмотрел на компас, который находился в наших запасах. На второй карте реки не было. Должно быть, картограф о ней не знал. Но судя по компасу, мы двигались на юго-запад; это означало, что мы находимся за горами, в местах расположения больших заповедников. Если я прав, то это абсолютно дикая местность. Но недалеко находятся посты рейнджеров, и если утром мы увидим какой-нибудь знакомый ориентир, то сможем найти один из таких постов. При виде звёзд я почувствовал такое облегчение, что не сомневался: всё будет хорошо.

Мы поели и расстелили постели. Усталость навалилась, как ещё одно одеяло. Я разместил Теда в одном конце лагеря со станнером под рукой, а сам лёг на другом. Я не думал, что кто-нибудь из нас способен быть часовым, но по крайней мере принять предосторожности нужно.

Меня разбудил какой-то звук. Громкий резкий крик повторился. Я открыл глаза, замигал от солнечного света и увидел птицу, бредущую в реку, пока вода не сомкнулась над её головой. Водяной гусь! Мы, должно быть, встревожили его своим присутствием. То, что мы его увидели, означало, что мы действительно в дикой местности. Я сел и огляделся.

Больше никто не шевелился. Раннее утро, свет ещё сероватый, мы в каньоне. Я посмотрел в ту сторону, откуда мы пришли, и увидел свой ориентир, и очень заметный. Белый Конус, погасший вулкан, увенчанный вечной снеговой шапкой. Значит, мы прошли под горами.

Если Белый Конус в том направлении, это должна быть Красная река, хотя волна, набегавшая на песок в нескольких метрах, не имела характерного красноватого оттенка, как в заповеднике. Я не знал другой значительной реки в этой местности. А ведь я собирался быть рейнджером и немало времени провёл за изучением аэрофотоснимков. Если это Красная река – а я был уверен в этом, нам нужно лишь продолжить движение, и мы доберёмся до моста на дороге в заповедник. Штаб-квартира Анлав находилась недалеко от моста. Я вздохнул с облегчением. Хорошо! Почти так же хорошо, как если б мы увидели коммуникационную башню Кинвета. Я принялся готовить завтрак на походной плите. Горячая пища ознаменует праздничный выход из пещер. Один за другим поднимались остальные, так же, как и я, готовые тут же продолжить путь. На станции должен быть флиттер. Если все в него не войдут, Аннет возьмёт с собой Дагни и всех, кого ещё сможет, а остальным придётся ждать второго рейса. Я думал о будущем и вдруг вспомнил. Мы вышли из тьмы на свет, но что произошло здесь? Может, мы здесь в большей опасности, чем в пещерах. Я велел всем быть поосторожнее. Не думаю, чтобы все были со мной согласны, и поэтому отдал ясный приказ, хотя не знал, будут ли они повиноваться.

– Мы не знаем, что произошло. Для собственной безопасности мы должны это узнать. Возможно, сюда просто не дошли разрушения. Я надеюсь добраться до штаб-квартиры Анлав. Там есть коммуникатор, и мы узнаем больше. Но идти нужно осторожно.

Кое-кто кивнул. Я ожидал возражений Аннет, но их не было. Она слегка улыбнулась и сказала:

– Хорошо. Я согласна. Но чем скорее мы узнаем, тем лучше.

Я удивился тому, что она изменила позицию. Неужели поверила, что Лугард говорил правду, и мы снаружи найдём опасность, а не помощь и комфорт? Но у меня не было возможности расспросить её. Вновь мы погрузились на плот и поплыли. Течение здесь было медленным, и нам с Тедом всё время приходилось отталкиваться шестами, пока мы не устали. Тогда Аннет передала Дагни Прите, а сама с Гитой заняла моё место, а Эмрис и Сабиан – место Теда. Как мы ни старались, к темноте мы не достигли моста.

Река, которая текла теперь между красноватыми берегами, приобрела знакомый мне оттенок. Снова мы разбили лагерь, встали на рассвете и взялись за шесты. Поздним утром мы увидели мост. Причалив к берегу, мы укрыли большую часть груза, взяв с собой лишь походное снаряжение. Гита, Аннет, Дагни, Айфорс, Дайнан и Прита укрылись в кустах, Сабиан остался часовым, а мы втроём пошли вперёд. На дороге не было свежих следов. Здесь обычно пользовались наземными машинами. Хопперы распугивали животных. Недавняя непогода оставила на дороге полосы красной грязи, подсыхавшей и трескавшейся на полуденном солнце. Никаких следов, кроме нескольких отпечатков лап животных. Эта нетронутая дорога тревожила, и я заметил, что держу в руках станнер – тот, что принадлежал Аннет, – посматривая то вправо, то влево, то оглядываясь, как будто боюсь внезапного нападения из кустов.

Глава 10

– Это ведь самый большой заповедник?

Тед приблизился ко мне, говорил он негромко, как будто разделял мои опасения. Эмрис шёл по середине дороги и немного сзади.

– Да, Анлав.

Я не думал, что нам нужно опасаться животных. Они держатся в самых диких местах заповедников. Впрочем, о мутантах, которые жили здесь, этого я сказать не мог. Анлав некогда был самой главной из горных лабораторий. Но это было несколько лет назад. Сокращение работ заставило на время перевести их центр в заповедник Пилав. Мы миновали поворот и увидели станцию рейнджеров. Подобно всем остальным постам, она сознательно была построена так, чтобы сливаться с местностью. Стены – из грубых необработанных камней. На крыше, как на обычном холме, растут тёрн и виноград, гараж прячется за кустами.

Я приложил ко рту руки и издал опознавательный крик. Мы с растущим нетерпением смотрели на дверь станции. Никакого ответа. Ничего не оставалось, как подойти в открытую. Если силовое поле включено, мы об этом вскоре узнаем. Предупредив мальчиков, я пошёл вперёд, вытянув руки. Животные, натыкающиеся на силовое поле, испытывают, как мне говорили, слабый шок. Я не знал, как оно подействует на человека. Но рука не встретила преграды, и я подошёл к полуоткрытой двери. С каждым шагом росло беспокойство. Анлав настолько важен, что на станции рейнджеров обязательно должны быть люди. Что здесь произошло? От моего прикосновения дверь распахнулась. Я осторожно переступил порог и оказался в главном помещении. Станция обычно состоит из трёх рабочих помещений, самое большое из них идёт во всю длину здания; кроме того, несколько жилых комнат с кухонным оборудованием. В глубине находятся небольшая лаборатория и кладовая. Я чуть не упал: по контрасту после яркого солнца глаза почти не видели. Запнулся обо что-то на полу. Включив фонарь, я увидел обрывки пластилистов, которые обычно используются для упаковки. Проведя фонарём по комнате, я увидел другие следы беспорядка. Стул оттолкнули так торопливо, что он упал на спинку, и теперь ножки его торчали, как стволы станнеров. На столе тарелки с засохшими остатками пищи. Коммуникатор выплёвывал ленту сообщений, пока она не кончилась и машина не остановилась. Стойка, в которой обычно держали станнеры, пуста. Что-то зашелестело, когда я подошёл. Пушистый зверёк выскочил из-под стола и метнулся в кладовку. Пост покинули не только внезапно, но и довольно давно.

Я поискал панель освещения и дважды провёл по ней рукой, чтобы свет был поярче. Тед из двери спросил:

– Никого нет?

Я осмотрел жилые помещения. Одежда висела на крючках, четыре койки аккуратно застелены. Уходившие не упаковали свои вещи. Я убедился в этом, заглянув в стенные шкафы: там висели мундиры, лежало бельё. В кладовой порядок, но на полу следы грабежа: изгрызенные контейнеры, рассыпанные и наполовину съеденные припасы. Из-под перевёрнутого мешка я услышал предупреждающее рычание.

– Ушли, – ответил я на вопрос Теда, пятясь из кладовой и не желая поворачиваться спиной, кто бы там ни прятался.

Есть маленькие зверьки, которые не кажутся несведущему человеку опасными, но их не стоит недооценивать.

– Ответ можно найти лишь в одном месте.

Я подошёл к столу, рядом с которым на полу лежало кольцо ленты. Я не мог судить о мощности коммуникатора Анлава, но мне показалось, что прошло не менее одного-двух дней, прежде чем машина перестала передавать никем не читаемую информацию. Лента покрыта кодом, но он простой, употребляется лишь для краткости. Я прочёл его без труда – обычные сообщения приборов, установленных на пастбищах и звериных тропах, о перемещении животных. Два сигнала тревоги о появлении хищников на пастбищах; обычно в таком случае высылались рейнджеры со станнерами.

– Коммуникатор, – указал Тед на другую установку.

Одним шагом я оказался возле неё. Взяв микрофон, я услышал шум включённой связи, который невозможно ни с чем спутать. Но других звуков не было. Я нажал клавишу экрана – он оставался тёмным. Никакой передачи не было.

– Вызывай! – Тед стоял рядом.

– Пока не надо. – Я опустил микрофон и нажал кнопку, отключающую связь. – Пока мы не узнаем больше…

Казалось, он будет спорить, но Тед кивнул.

– Можем встревожить тех, кому не нужно о нас знать.

– Именно. Давай поищем флиттер.

В гараже мы нашли наземную машину и хоппер. У машины был открыт капот, рядом в беспорядке лежали инструменты, как будто работавшего неожиданно куда-то вызвали. Тед подошёл посмотреть.