Тройка мечей

— Сзади!

Он повернулся с проворством, рождённым долгими часами тренировок, но топор повернулся ещё раньше его. Что-то тёмное, напоминавшее верёвку или щупальце, коснулось его лезвия и мягко отпрянуло, порезавшись. Но это была лишь первая атака. Урук взмахнул топором, рубя всё новые и новые щупальца, тонкими нитями вылетавшие из тумана, лавировал, увёртывался и вдруг нечаянно споткнулся о тело поверженного чудовища. И этого мгновения хватило, что бы одна из нитей захлестнулась вокруг обеих его рук, стянув их таким образом, чтобы он уже не мог дотянуться до топора, упавшего тут же рядом.

Теперь я знал, что представляют из себя эти живые путы — недремлющая защита фасов. Кое-как встав на колени, я прижал к груди размозжённую кисть руки. Другая моя ладонь, пораненная клинком, вся была в запёкшейся крови. Казалось, даже не руками, но одними лишь пальцами было просто невозможно пошевелить, однако…

Как раз позади того места, где неумолимые щупальца атаковали Урука, я заметил Ледяное Жало, которое торчало, воткнувшись в землю. Его рукоять служила мне путеводной звездой, маяком в бушующем море. Кое-как поднявшись на ноги, я обошёл отсечённые Уруком кончики щупалец, которые всё ещё извивались, и приблизился к мечу. Я не мог взяться за рукоять ни одной рукой. Голова кружилась, я снова опустился на колени, наклонился к ярко сиявшему клинку, повернул голову набок и сжал рукоять зубами.

Пришлось приложить немалое усилие, чтобы выдернуть меч из земли. Мне это удалось. Урук… Я обернулся. Он теперь уже полностью был пленён, и как ни напрягался, даже отсечённые концы щупалец подползали, чтобы сплестись вокруг него.

У меня не было сил ещё раз встать на ноги, поэтому я пополз к нему на коленях.

«Руку…» — послал я ему мысль.

Глаза его расширились, когда он увидел меня. Он ничем не мог помочь мне, это должен был сделать я. Туман вокруг всё так же стоял плотной стеной, но нам хорошо слышны были выкрики и удары оружия по оружию. Несмотря на все наши уловки, воины ХаГарка всё-таки оказались втянутыми в битву, и не на своей территории. Если бы Урук был свободен, он не допустил бы этого!

Я добрался до него. Рукоять Ледяного Жала по-прежнему была зажата у меня в зубах. О том, чтобы нанести клинком хотя бы подобие удара, даже говорить не приходилось. Оставалась одна слабая надежда на то, что создания Тарги не смогут вынести даже прикосновения Ледяного Жала.

Нагнув голову, я надавил остриём клинка на щупальце, сплетавшее кисти Урука; у меня не было сил, клинок не в состоянии сам, без моей помощи, перерезать щупальце, попытка моя почти безнадёжна, но…

Щупальце под кончиком меча извивалось, стараясь избежать соприкосновения с ним, как всякое порождение Тьмы боится Света. Дёргая головой сверху вниз, я принялся перепиливать щупальце. Внезапно, как будто клинок проломил панцирь и добрался до сердцевины, мягкой, как глина, острие беспрепятственно погрузилось в живую ткань.

Щупальце со щелчком освободило запястье Урука, прянуло вверх и оплело уже моё плечо. Я больше был не в силах удерживать Ледяное Жало, меч выпал у меня изо рта. Падая, он ударился о топор Урука, и тот сверкнул от этого соприкосновения так же, как прежде это случилось с мечом.

Щупальца, в мгновение ока оплётшие меня, скорчились от этой вспышки и распрямились, вместо того, чтобы продолжать опутывать меня в мстительной злобе. И тут, частично освобождённый, Урук занёс свой топор… Изрубив путы на себе и на мне, он вскочил на ноги, и очень вовремя.

Из тумана одна за другой начали возникать уродливые приземистые твари, облик которых был мне уже знаком. Фасы! Но вот они расступились, пропуская вперёд нечто громадное…

И я услышал выкрик Урука:

— Тарги!

Глава 5

Как и поверженный его слуга, Тёмный Лорд башней возвышался над сворой низкорослых фасов. Выглядел он так, будто только что встал прямо из могилы. Тёмную тусклую кольчугу покрывали капли росы от сконденсировавшегося тумана. Плешивую продолговатую голову, не защищённую шлемом, окружали ярко-рыжие волосы. Кожа была мертвенно-бледной — свидетельство того, что средой его обитания была Тьма. А волосы, похожие на жёсткую щётку, пламенели ярко красным цветом. Единственным оружием ему служил тонкий чёрный жезл, увенчанный побелевшим черепом какого-то мелкого животного.

Лицо Тарги напоминало застывшую уродливую маску, лишённую всякого выражения, на нём жили только глаза. И в них пылала такая злоба, которую не смог бы выдержать ни один человек. Урук крепко стоял на ногах, топор его светился, и тут я увидел Ледяное Жало. Меч лежал на земле. Фасы метнулись было к нему и тут же отскочили с гортанными криками. Я изо всех сил держался, чтобы не потерять сознание.

— Какая приятная встреча! — голос Урука прозвучал не очень громко, но слышен был отовсюду. — Но она должна была состояться гораздо раньше, Тарги!

Маг не ответил. Его бледное лицо казалось совершенно безжизненным. Взгляд перешёл с Урука на топор и обратно на Урука.

— Ты мёртв!

Слова эти буквально взорвались у меня в мозгу — холодные, равнодушные, лишённые каких бы то ни было эмоций, произнесённые с такой непоколебимой самоуверенностью, что робкая надежда, которая забрезжила было в моём сознании, снова уступила место глухому отчаянью. Ведь с того момента, как мы изменили прошлое, Урук больше не был пленником фасов.

Я увидел, как Урук рассмеялся, хотя звуков смеха не слышал. Они оба совсем забыли обо мне. Всё ещё прижимая к груди раздроблённую руку, я попытался подняться.

Что-то коснулось моего тела — это новое щупальце захлёстывало на мне свою петлю. Я кое-как сорвал его порезанной рукой. Фасы приблизились, но меня пока не трогали. Они просто стояли и смотрели на своего повелителя и на Урука.

Вдруг один из них издал кашляющий звук и упал. За его плечами трепетало оперение вонзившейся стрелы. Остальные припали к земле, чтобы лишний раз не служить мишенью. Из тумана прыжками выскочил Серый. С минуту он стоял, наблюдая за происходящим, вывалив язык из клыкастого рта, затем убрался прочь. Уж не покидают ли Тарги его соратники?

Чёрный жезл соткал в воздухе перед лицом Урука некие символы. Тот поднял топор и рубанул сверху вниз по этим повисшим в воздухе красноватым иероглифам. Как только топор прошёл сквозь них, они распались и превратились в клочья кроваво-красного тумана.

Мой мозг переполняли звуки, но я не мог выкрикнуть их. Казалось, мысли мой теряли смысл, прежде чем я мог осознать его. Тарги… Разве может устоять слабый человек перед Тарги?

Толар… Он-то, может быть, и устоял бы, его боевой опыт не чета моему. Но Йонан… И тут…

Я же и есть Йонан!

Я попытался погрузиться в глубь себя, борясь одновременно с болью телесной, муками подавляемого вражеским внушением сознания и отыскивая беднягу Йонана, который знать не знал ни Тарги, ни ХаГарка, ни вообще этого странного мира. Йонан, увы, не обладал Даром, и все его сомнительные достоинства не могли перевесить один этот недостаток, который отравлял всю мою сознательную жизнь.

Голова моя тоже как бы превратилась в поле битвы. Злое внушение мага адресовалось Уруку, но часть его проникла и в мой мозг, смешивая и затемняя мысли. И всё же мне удалось сконцентрировать внимание прежде всего на боли, это сейчас представлялось самым важным. Сначала я сосредоточился на боли во всей руке, потом локализовал её в размозжённом запястье, и мне удалось-таки подавить её, взять над ней верх. Лишь после этого я принялся за Йонана.

Он был чуть жив во мне, находился у того крайнего предела, за которым начинается небытие. Но он существовал! И люди, давно умершие, не имели над ним власти, не было у них способа подчинить себе Йонана, какими бы большими и разносторонними талантами они ни обладали. А Йонан — это я сам!

Теперь я был только рад своей боли, используя её как барьер, пока я искал способ вернуть себя, раздуть эту крошечную искорку жизни из отдалённого будущего.

— Йонан! — призвал я другую мою половину.

Тарги опять поднял жезл и нацелил на Урука. Каждой клеточкой, каждым нервом своего тела, умом, который тщетно пытался найти защиту от чародейства, я ощущал потоки Силы зла, направленного на Урука. Я почти видел эти сгустки и завихрения из прозрачного розоватого тумана.

Однако Урук как ни в чём не бывало продолжал размахивать перед собой топором. По всей вероятности, этим непрерывным движением он выстраивал защитное поле. Потом Урук медленно двинулся вперёд.

Крючковатые руки фасов сомкнулись на моём теле и потащили прочь, подальше от места предстоящей схватки. Силы, собранные там, могли оказать смертоносное влияние прежде всего на небольших существ. Но я был Йонаном, и пытался пробиться к нему, хотя насылаемые Тарги силовые потоки легко сминали мою ненадёжную защиту; на меня волнами накатывало такое чёрное отчаяние, что будь я свободен и имей в руках Ледяное Жало, то не задумываясь обратил бы клинок против самого себя. Да, простому смертному не устоять против Тарги, хозяина Тьмы!

Само его тело в тусклой чёрной кольчуге, казалось, увеличивалось и росло. А глаза были двумя пылающими солнцами, яростное сияние которых могло пронзить любую толщу облаков. И кто же тот человечек, который осмелился противостоять ему, Тарги? Кто он такой? Вопрос красной вспышкой взорвался у меня в мозгу, и тут же прозвучал ответ:

— Кто я, Тарги? Тот, кого ты сам сделал таким! — это вслух произнёс Урук. Он даже не счёл нужным отвечать на уровне сознания. — За каждое зло, Тарги, приходится нести ответ. Вот почему мы так прочно связаны.

Его топор ещё раз качнулся.

Властелин Тьмы, казалось, задался целью поразить наше воображение. Он продел жезл между пальцами левой руки, и тут я увидел — да, я на самом деле увидел это, потому что мозг мой в тот момент не подвергался насилию, что череп, венчавший жезл, открыл свои лишённые плоти челюсти, и услышал пронзительный вопль, словно по умершему.

Этот жуткий вопль мгновенно отозвался во мне, многократно усилив боль, которую я призывал, чтобы хоть как-то защититься от воздействия Тарги. Казалось, розовый туман проник в мою голову и сжигал мозг, пульсируя вместе с переливами звука. Фасы попадали наземь и узловатыми руками, похожими на переплетённые ветви, плотно зажали себе уши.

Сквозь невыносимую боль мне показалось, что раскачивание топора Урука замедлилось. Теперь Тарги стал поигрывать жезлом, словно балансируя лёгким металлическим копьём. Даже существующий во мне Толар не знал, что произойдёт, если оружие Тьмы поразит Урука. Можно было только догадываться, что воздействие его будет посильнее любого меча или топора.

Ледяное Жало… Я бросил взгляд на меч, который сверканием своего клинка как бы бросал вызов пасмурному дню и густому туману… Он был так далеко от меня, будто и в самом деле пребывал в другом времени.

«Ледяное Жало повинуется только одному хозяину». Разве Урук однажды не сказал мне этого? Но в какой мере повинуется? Осмелюсь ли я позволить Йонану отойти на второй план, притаиться внутри меня? Я был уверен, что внимание Тарги сейчас всецело занято Уруком. Что будет, если болевой удар, предназначенный человеку с топором достанет и меня? Толар и Ледяное Жало… Странно почему я прежде не пытался использовать возможности того чужака внутри себя, который знал о могучем оружии куда больше моего?

Нет, это неверно! Пытался, и не раз. И сейчас Толар всплыл в моей памяти как по команде. Ледяное Жало становится частью своего владельца лишь в том случае, если повинуется этому владельцу. Знал ли Толар все возможности волшебного оружия?

Я решил использовать последний и единственный шанс спасти Урука и снова направил все силы на то, чтобы обуздать боль и открыть внутри себя дорогу Толару.

Хотя фасы сидели на корточках вокруг меня и я, несомненно, мог считать себя их пленником, разум мой принадлежал пока что мне. И я сосредоточил на мече всё своё внимание.

«Ледяное Жало!» — мысленно воззвал я. Из своего желания и необходимости помочь Уруку я лихорадочно сплёл нить, крепкую и гибкую, как щупальца-верёвки фасов. В тот момент я поступал бессознательно, потому что всё предпринимаемое мною находилось за пределами знаний не только Йонана, но и Толара. Окружающий мир исчез для меня, в нём сейчас существовали лишь два понятия: Ледяное Жало и моя воля.

Я немало слышал о самодисциплине тех, кто владел Силой. За всеми волшебными чудесами, которые они могли являть, стояли годы упорных тренировок. Зато потом они направляли свою энергию куда угодно, и сама земля повиновалась им; при этом они иногда и сами погибали, испепелённые вызванной энергией.

«Ледяное Жало!..»

Неужто правда? Клинок засверкал ярче, подобно языку пламени в траве, вытоптанной нашими ногами во время схватки. Я отринул всё постороннее и попытался предельно сосредоточить волю. Если представить это в виде длинного коридора, то я шёл по нему и последовательно закрывал за собой все двери, кроме последней, в самом дальнем конце.

«Ледяное Жало!..»

Под моим пристальным взглядом меч начал приподниматься как будто его подбирала невидимая рука, делая гигантский замах.

Предощущение удара на миг ослабило мою сосредоточенность, но я тут же спохватился и снова сфокусировал волю на том, что мне предстояло сделать.

«ЛЕДЯНОЕ ЖАЛО!..»

Я вложил в этот призыв всю свою силу и препоручил Толару послать мечу приказ, используя данный ему Дар.

Меч приподнялся над землёй и заскользил клинком вперёд, будто мои мысли и в самом деле были верёвкой, обвившей его рукоять. Он достиг места поединка и упал на траву между Уруком и Тарги.

Властелин Тьмы всё ещё балансировал своим жезлом, как копьём, но пока ещё так и не метнул его. Намеревался ли он это сделать или просто накапливал новый заряд энергии? Урук отступил на шаг, затем ещё на шаг.

«Ледяное Жало!»

Я вложил в свой безмолвный приказ весь остаток сил. Мог ли я прежде думать, что обладаю такой способностью, или ЭТО проявилось только сейчас, в результате предельного напряжения внутренних сил?

Меч на земле дёрнулся, клинок приподнялся, но кристалл рукояти оставался на земле, и клинок тут же упал обратно, так как энергия моя полностью иссякла. Но всё-таки, падая, он ударил остриём Тарги по ноге.

Чудовищная вспышка ярости ослепила, обожгла невыносимой болью мой открытый и незащищённый мозг. Всё, конец! И, проваливаясь в небытие, я успел только подумать, уловить угасающим сознанием:

«Вот она, смерть…»

Но это была ещё не смерть, потому что через какое-то время я начал приходить в себя, и вновь первым ощущением стала боль. Она переполняла всё моё существо, пульсировала в самых дальних клеточках и превращала меня в съёжившееся животное, не знавшее, куда укрыться.

Что-то коснулось моего лба прямо между глаз. Сначала это лёгкое, почти невесомое прикосновение только усилило боль. Потом пылающий мозг почувствовал живительное дуновение прохлады и несказанное чувство облегчения словно щедрый дождь пролился на иссушённую зноем землю.

Я открыл глаза.

Сначала я увидел небо, по-прежнему сплошь серое потом лицо склонившегося ко мне человека. Где-то я его видел, но где — этого мой отупевший, изнурённый мозг не в состоянии был вспомнить.

— Урук? — через силу проговорил я непослушными губами. Он кивнул, и морщины под козырьком шлема разгладились.

Память постепенно возвращалась ко мне. Я припомнил и второе имя.

— А Тарги? — спросил я. Чело Урука вновь омрачилось.

— Мы обманулись, он жив, — сказал Урук вслух, и я понял, почему он не решился использовать мысленное касание. Мозг мой походил на взбитое яйцо, и коснуться его сейчас значило бы сделать меня умалишённым.

— Где он?.. — с трудом произнёс я.

— Сотворил мираж, иллюзию — и сбежал, прикрывшись ею. И раз Тарги жив и на свободе, мы не можем чувствовать себя в безопасности.

— А как же Проигранная Битва?

Во мне опять шевельнулась память и причинила такую боль, что я вздрогнул.

— Это нам удалось изменить. Когда Тарги сбежал, его воинство поступило так же.

— Но в прошлый раз он ведь умер…

Обе мои памяти смешались. Я попытался отделить одну от другой и мыслить последовательно, но процесс этот оказался столь болезненным, что вызвал у меня головокружение, и я опять чуть не лишился сознания.

— Умер, но не в этот раз. Как бы там ни было, дружище, мы изменили время, а к лучшему или нет — нам не дано знать. Насколько мне известно, Тарги должен быть побеждён.

— Почему? — попытался спросить я, и Урук сумел разобраться в хаосе моих мыслей и понять, что я имею в виду.

— Почему он сбежал? Это сделал ты, Толар. Твой меч, упав ему на ногу, помешал бросить в меня жезл, и Сила, предназначенная мне, поразила его самого. Так всегда бывает, когда чародейство не завершено. Но он остался жив и у него ещё достаточно энергии, чтобы где-нибудь в другом недоступном месте заново построить свой чародейский мир. Нам же остаётся теперь лишь пустить своих гончих по его следу…

Я закрыл глаза. Ни разбитое болью тело, ни погибающий разум мне уже не подчинялись. Хотелось лишь одного: покоя и темноты. Чьё-то милосердие даровало мне и то, и другое.

Глава 6

Запястье моё было жёстко закреплено лубком, порезанная ладонь обработана лечебной глиной, к которой при нужде обращаются и люди, и животные. Ледяное Жало покоилось в ножнах на боку. Мы всё ещё пребывали в прошлом, долина ХаГарка осталась у нас за спиной, а перед нами открывалась сельская местность. Хотя облака исчезли и на ясном небе сияло солнце, мне всё ещё мерещились призраки Тьмы.

Память больше ничем не могла помочь мне, потому что мы изменили вектор времени. Я уже не ковылял, смертельно раненый, прочь от тумана, сотворённого Тарги, чтобы уничтожить свой меч и умереть среди скал бессмысленной и бесполезной смертью. От Йонана тоже было бы мало толку, если бы я его и призвал. Несмотря на то, что когда-то я со всей старательностью изучал способы ведения войны, сейчас мне приличествовала роль зелёного юнца, которого пока ещё даже не брали в дозор.

Немного в стороне стоял, опёршись на топор, Урук. Отрешённым взглядом смотрел он вдаль, и я догадался, что мысли его далеки от мирного сельского пейзажа, который расстилался перед ним.

Были здесь и воины ХаГарка, добровольно вызвавшиеся помогать нам, однако Урук отказался от их услуг. Охотиться на Тарги предстояло только нам двоим.

— Он пойдёт к фасам, — нарушил молчание Урук, не отводя своего невидящего взгляда. — Он станет разыскивать своё сердце.

— Сердце? — переспросил я. — Какое сердце?

Что-то произошло со мной. Видимо, в момент величайшего успеха, когда неимоверным усилием воли я заставил Ледяное Жало двигаться, большая часть памяти Толара оказалась сожжённой. Точно так же Колдуньи Эсткарпа сжигали своё сознание, когда заставляли горы на юге обрушиваться на захватчиков из Карстена.

Лицо Урука оставалось неподвижным, лишь глаза чуть скосились в мою сторону.

— То, что я назвал сердцем, — его талисман, средоточие энергии. Он никогда не решается рисковать им, даже в битве с нами, хотя не считает нас серьёзными противниками. Когда ему нужно восстановить свою Силу, он достаёт из тайника этот талисман и подзаряжается энергией, взамен растраченной в бою.

— Значит, к фасам? Мы будем искать его под землёй?

Урук кивнул.

— Где же ещё? Но если мы сделаем это, то попадём в ловушку, уж он-то об этом позаботится. Он уже выстроил лабиринт, сквозь который не может проникнуть путеводная мысль. И жаждет заполучить не только наши тела, но и наше сознание. Таковы ставки в этой игре, и сейчас у него козырей больше. Но у нас нет выбора.

Слова его доносились до меня, как сквозь толстое одеяло.

— Раньше, — продолжал Урук, — когда его тело умирало, он помещал душу в другую оболочку. Как ты думаешь, почему он заключил меня в ту колонну живым? Ему нужно было тело. Однако фасы каким-то образом помешали ему в этом. По той же причине они похитили твою девушку из Долины. В ней таилось зерно Дара, который они и собирались использовать.

Мне припомнилась сцена, свидетелями которой оказались мы с Тсали: Крита, вся во власти неведомых нам чар, стоит перед колонной изо льда, внутри которой заключён Урук. Может быть, это и была первая попытка контакта?