Дар джинна (СИ)

'Ага, или они вас. Времени совсем чуть-чуть осталось'.

Задав ещё несколько вопросов, сержант торопливо ушёл. Надеюсь, хоть что-то он уяснил из беседы со мной и донесёт до своего начальства. Может быть, слова про провокацию покажутся более реальными, чем о скорой войне, и заставят как-то отреагировать командование?

'Сутки, у меня всего лишь сутки, а потом…война', - мелькнула в голове мысль.

Вскоре пришла медсестра, которая помогла оправиться, предоставив мне стеклянную 'утку'. После было время ужина, перевязка и сон.

Только ночью я смог заняться магией, так как что днём, что вечером буквально каждые сорок минут ко мне в палату заглядывала медсестра. На мои возмущенные крики, что-де мешает отдыхать раненому, она смущённо отговаривалась, что выполняет приказ. Наконец, она заснула или у неё появилась более важное занятие, чем контролировать связанного больного. Но заглядывать ко мне она перестала.

С двумя лишними дырками в организме, не предусмотренными изначально природой, колдовать получалось тяжело. Один раз я от перенапряжения потерял сознание и пришёл в себя уже под утро, когда рассвело. К счастью, до этого успел наложить на себя исцеляющее заклинание, которое за те несколько часов, что спал, успело подлечить раны. Да так, что на утренней перевязке врач с медсестрой удивлённо охали и ахали.

После обеда я вновь применил к себе заклинание исцеления и стал готовиться к побегу. К слову, сегодня меня никто не посетил, хотя я рассчитывал, что после той кучи информации, что вывалил вчера сержанту НКВД, со мной пожелает встретиться кто-то званием повыше.

Что я знаю про Кобрин? Да почти ничего! Ноль целый одну сотую. Вспомнил. что слышал про этот город, только здесь, в этом мире. Находится он неподалеку от Бреста и, скорее всего, вместе с ним попадёт сегодня ночью под удар немцев. А завтра-послезавтра будет захвачен. Так что, нужно бежать отсюда и поскорее. Я сделал, что мог. И сделаю ещё больше, но для этого мне нужно оказаться на свободе.

После вечерней перевязки, я набросил на себя две личные защиты, приготовил ментальное заклинание, а затем наложил на наручники чары мгновенного тления неживого. Всего за минуту браслет, обхватывающий моё правое запястье, был съеден ржавчиной полностью.

— Ух, хорошо-то как! — с облегчением произнёс я, растирая руку.

Когда ко мне в палату заглянула медсестра, то я наложил на неё ментальное подчинение. Попав под мою власть, она помогла с одеждой и вывела меня на улицу.

'И что дальше? — Подумал я, оказавшись вечером на городской улице. — Куда податься?'.

Не спеша шествуя по тротуару, я обдумывал мысль, которая пришла в голову ещё тогда, когда расспрашивал медсестру, попавшую под моё влияние.

— А если?.. — вслух произнёс я и замолчал.

В городе точно должны быть военные, причём, с внушительными погонами. Ах да, ещё же погон нет. Ну, пусть будут петлицы, внушительные петлицы. Что мне мешает сделать с ними тоже самое, что с санитаркой? Магии плевать на чины и награды.

Сейчас шесть вечера, начало седьмого. До начала войны осталось около десяти часов, а это значит, есть ещё время, чтобы попытаться немного изменить начало страшного двадцать второго июня.

Приняв решение, я на полчаса укрылся в тихом скверике, где заготовил несколько заклинаний разума и добавил три личных защиты. Последние нужно постоянно пополнять, десять, сто, тысячу защит необходимо на себе иметь! Или десять тысяч! В преддверии бомбёжек и при наличии у врагов автоматического оружия такие чары нужны в огромном количестве.

Вооружившись невидимым оружием, я покинул сквер и стал искать военных. Но наткнулся на милиционера в белой гимнастёрке, который стал первой жертвой. Он привёл меня в Кобринский отдел милиции, где сдал на руки начальнику РОВД, который тут же стал послушной марионеткой в моих руках. Получив от меня команду, он за час оформил мне документы, причём, сразу два комплекта: гражданские и сотрудника милиции, лейтенанта. А дальше мы с ним отправились в штаб армии, который сегодня располагался в двухэтажном небольшом особнячке.

Там мне вновь пришлось несколько раз воспользоваться подчиняющими чарами, чтобы попасть в кабинет к высшему комсоставу.

— Генерал Коробов…

— Полковник Сандалов…

Так мне представились двое мужчин, к которым я, наконец-то, попал и сумел взять под контроль.

— Лейтенант Глебов, разведка, — ответил я и, поморщившись, стал массировать виски, в которых болезненно стучали молоточки, сообщая, что я переусердствовал с магией. — Сообщаю, что завтра, двадцать второго числа немцы начнут войну против СССР. Около четырёх утра будут совершены налёты и артобстрелы по погранзаставам, складам и аэродромам, по расположению наших войск. Через сутки немецкие танки будут здесь, в Кобрине, Брест будет окружён и все войска находящиеся в нём, окажутся в котле.

Командиры переглянулись между собой, потом генерал сказал:

— Это точные данные?

— Да, очень точные. Вам нужно уже сейчас начать действовать, чтобы хоть как-то уменьшить первые потери и остановить натиск врага.

— Без приказа мы не можем действовать, — пожал плечами полковник.

— Кто может отдать его?

— Командующий округом Павлов. Уже сегодня с ним связывались дважды, но в ответ приказано ждать и не поддаваться на провокации, — ответил мне генерал.

— Действуйте без его разрешения. Остальные командиры примут ваши приказы? — поинтересовался я.

— Кто-то — да, другие нет.

— Несогласных можете вызвать к себе?

— Да.

— Отлично, — немного обрадовался я. — Дайте мне час отдыха и начинайте приглашать к себе в кабинет по одному. А пока отдайте приказы тем, в ком уверены, чтобы начинали готовиться к скорым боевым действиям. Особое внимание складам…

Кривошеев, Литвиненко и многие другие командиры четвёртой армии попали под ментальные чары, став послушными марионетками у меня в руках. Заклинания должны будут действовать максимум десять часов. Этого времени хватит, чтобы военные сделали максимум из возможного. Коробов отправлял посыльных в Брест, Высокое, Малориту, лично связывался по телефону с погранотрядами.

Около полуночи резко была потеряна связь сразу с несколькими точками, а потом и вовсе замолчали все.

— Литвиненко, что со связью? — буквально зарычал генерал.

— Нет связи. Работает только линия на Пинск, и всё. Подозреваю, что это диверсия. Людей для починки линии уже отправил, — ответил ему начальник армейской связи полковник Литвиненко.

Через час пришло сообщение, что местами сняты десятки телеграфных проводов. А на линии с Брестом срезаны столбы ко всему прочему.

— Что с войсками, Сандалов?

— Выдвигаются, товарищ генерал, — отрапортовал тот. — Сорок вторая дивизия почти полностью покинула Крепость и занимает позиции, все части шестьдесят второго укрепрайона уже заняли доты. К ним обеспечен подвоз боеприпасов. Сто двадцать третий истребительный полк готов в любой момент поднять свои самолёты, лётчики сидят в кабинах, самолёты заправлены и вооружены.

— Что по той стороне?

— Заметна суета. Везде слышны танковые моторы, местами к реке вышли крупные отряды пехоты, у них лодки и плоты…

Доклад Сандалова прервал резкий зумер телефона.

— Да? — произнёс генерал. — Так точно, товарищ командующий. Мой приказ… я понял…

— Павлов? — я вопросительно посмотрел на Коробова и, получив кивок в ответ, сказал. — Ответьте, что выполняете его приказание, что сегодня под вечер к вам в штаб прибыл посыльный с пакетом от него, где указывалось выполнить всё то, чем вы сейчас занимаетесь.

Пока генерал объяснялся с командующим округом (про которого в моём времени ходили слухи, что он оказался предателем), я отвёл в сторону Сандалова и сказал, чтобы он обеспечил мне сопровождение и помог покинуть город. Причём, сопровождение должно быть внушительным, обеспеченное транспортом, например, пара машин — грузовик со стрелками и легковушка для меня. Или даже два грузовика.

Всё, мне здесь больше делать было нечего. Скоро с людей будут слетать мои чары, а там начнутся налёты и обстрелы, что добавит неразберихи. Надеюсь, командиры успеют прийти в себя и воспользуются той форой, что я им дал. Даже если Павлов потребует всё вернуть на круги своя, то ничего у него за оставшиеся часы не выйдет.

Глава 3

Итогом такого напряжения стало полное магическое истощение. Я под охраной двух отделений солдат выехал из Кобрина и направился на восток. К моменту, когда за спиной зазвучала канонада (или упали первые авиабомбы, чьи взрывы и донеслись до наших ушей), мы успели отъехать километров на восемьдесят. И судя по тому, что мы слышали далёкие взрывы, то там рвались мощнейшие боеприпасы, скорее всего, авиабомбы. Например, взрыв в Оклахома-Сити в 1995 году суммарно был равен двум тоннам тротила и его услышали граждане, проживающие почти за сотню километров от места теракта.

Немного позже мы добрались до Пинска, где я и решил попрощаться с сопровождающими.

— Всё, бойцы, приехали, — сказал я. — Я здесь остаюсь, а вам дорога назад. Сами слышите, что происходит.

Когда я вошёл в город, то оказалось, что здесь пролилась первая кровь — немцы отбомбились по судоремонтному заводу и аэродрому. К несчастью, до бомбардировочного полка, который частью располагался на Пинском аэродроме, не донесли приказ Коробова или здесь его полномочий не хватило. В итоге часть самолётов была уничтожена, погибли семьи лётчиков в военном городке, на который немцы сбросили свой смертоносный груз. Когда я ждал отправления поезда на вокзале, то услышал, что в сторону Кобрина по каналу выдвинулись несколько судов, вооруженных орудиями. Они должны были поддержать части четвёртой армии с воды.

'Бог вам в помощь', - пожелал я удачи флотским. Чем-то помочь им я не мог — сил не было. Я едва держался на ногах и постоянно морщился от дикой головной боли — последствия магического истощения. Эдак я вообще рискую перегореть как маг и навсегда потерять свои только-только приобретённые способности.

Паники в городе особой не было, но вот количество желающих покинуть населенный пункт было огромно! Вокзал был похож на разворошенный муравейник, из города то и дело выезжали машины. Вот только последних было очень мало, и бросались они в глаза именно из-за этого. Чего не было, так это толп беженцев с узлами и с детьми в руках, что я видел в кинохрониках и на фотографиях в своём мире.

Кто ещё постоянно мозолил взгляд, так это военные. Их было очень много! И среди них было обладателей растерянных лиц не меньше, чем у гражданской части. Даже командиры выглядели, будто пыльным мешком прибитые.

С каждым часом канонада звучала всё громче и громче, заставляя народ шевелиться быстрее, а военных мрачнеть и всё чаще срываться на командно-матерный даже при общении с гражданским населением.

На вокзале появились две зенитки в самом простом исполнении: несколько пулемётных стволом в одном блоке на треногах. Одна ЗУ была из счетверенных 'максимов', вторая была спаркой из пулемётов с тонкими стволами незнакомой модификации. Впрочем, а что я знаю об оружии данной эпохи? Пару автоматов, три пистолета/револьвера, три-четыре винтовки и три пулемёта (немецкую 'пилу Гитлера', 'максим' и ДП).

'А генерал выполняет мои установки, — подумал я при виде зенитчиков. — Усилил как мог вокзалы в ближайших городах для защиты от авиации'.

Вот только помогут ли два пулемёта при налёте? Тут нужно штук шесть по самым скромным подсчётам, чтобы прикрыть вокзал от немецких стервятников.

На вокзале я просидел до полудня, пока дождался поезда, который уходил дальше на восток из обречённого Пинска. С помощью магии внушения я пробился в один из вагонов с купе, где устроился на верхней полке. Чары отвода взгляда помогали находиться вне поля внимания попутчиков. То, что занимаю место, за которое кто-то заплатил деньги и теперь сидит на чемодане рядом с дверью меня совершенно не волновало. Почему так? Да вот не чуствую я сочуствие ко всем, кто оказался в одном купе со мной. Шесть человек — две женщины за сорок и четверо мужчин примерно такого же возраста и старше. Одеты по меркам этого времени богато, у всех (даже дам), есть наручные часы, каждый с собой имел по саквояжу и чемодану. Причём это были не какие-то ширпотребовские изделия из крашеной фанеры или парусины. Чемоданы и саквояжи были изготовлены из кожи, усилены латунными уголками и клёпками и выглядели очень и очень достойно. Мужчины все как один щеголяли в красивых полуботинках и туфлях. Женщины от них не отставали, на них, ко всему прочему, было ещё и золота навешано в виде браслетов и колец, а так же серёжки с цепочками. Жирные караси. Какие-то важные шишки, которые при первой же опасности решили сбежать. А ведь в это время любой, кто имеет отношение к власти (а простыми людьми эта шестёрка точно не была) должен был принять участие в подготовке города к обороне, к наведению порядка, работе по успокоению перепуганного населения и так далее. Но нет, все они драпают впереди собственного визга.

Кто-то скажет, что я занят тем же? Может быть, но нюансы имеются. Я уже поучаствовал в защите страны, пусть с моральной точки зрения гипноз и ломка сознания людей — это гадко. Но скажите мне, а как ещё можно было стронуть местную военную машину с места в преддверии грандиозной катастрофы? Да, ситуацию я не спас в целом, но кое в каких частностях её исправил. Уж точно фашистам будет сложнее в этот день по сравнению с альтернативной реальностью моего мира. Плюс, мне, как магу, нужно время, чтобы разобраться в своих способностях и ещё больше времени для сильных мощных чар, способных останавливать вражеские батальоны и полки. И, скажите пожалуйста, где мне это время брать на переднем крае? Вот то-то и оно.

Ко всему прочему я не считал себя обязанным оставаться там, откуда бежали толпы местных. Где «ни шагу назад… плечом к плечу… всё ради победы» и прочее, прочее? Я как-то верил в другое, из фильмов и хроник помнил о беженцах, которыми были дети да женщины, что тянулись колоннами на восток. А тут вижу здоровых мужчин и даже молодых парней, которым прямая дорога на фронт в качестве мобилизованных или добровольцев. Всё-таки, пропаганда сыграла сильную роль, раз умолчала вот о таком факторе и сумев убедить, что такого не было в подобных масштабах.

Чтобы не дышать спёртым воздухом, пропитанным потом, мужским и женским парфюмом, от которого у меня в носу чесалось, я проделал крошечное отверстие в стене вагона, приладил к нему магический фильтр для удаления пыли и дыма и окружил себя непроницаемым коконом, внутри которого всегда была чистая свежая атмосфера. Заодно добавил защиту от шума, так как собрался, как следует вздремнуть.

Магия с каждым разом даётся мне всё лучше и лучше. И я всё больше свыкаюсь со своим положением, и всё реже вспоминаю 'добрым' словом джинна. Наверное, через какое-то время и вовсе искренне буду благодарен этому могущественному созданию.

Заснул быстро и крепко под покачивание вагона.

Пробуждение было неприятным — от грохота взрывов и резкого торможения поезда. Хорошо, что я выбрал полку по ходу движения и меня 'всего лишь' впечатало в стенку. В другом случае я улетел бы с высоты человеческого роста на головы попутчикам.

Заклинания слетели из-за всего этого. И по ушам ударили истеричные женские визгливые крики, оглушающие взрывы с улицы, паровозный гудок, который ревел и ревел.

— Млин, вот же гадство, — пробормотал я и машинально ощупал голову, которой приложился по стенке. Там как специально в этом месте имелась какая-то металлическая выступающая нашлёпка. Да что говорить — от удара с меня слетела одна личная защита! Думаю, этого вполне хватит для описания произошедшего.

Наконец, паровоз остановился и тут же мои попутчики рванули в коридор. Никто из мужчин даже не подумал пропустить вперёд женщин, что яснее ясного характеризует их как представителей сильного пола.

'Блядь, мудачьё конченое, — я хмуро посмотрел им в спину. — И ведь вот эта плесень человеческая выживет, а нормальные мужики и женщины, лучший генофонд Родины поляжет на фронте. Отчего и рухнет страна в тартарары через два поколения, которые будут воспитаны вот таким гуаном'.

У меня даже руки зачесались приложить по ним чем-то особым. Например, внушить им сильнейшее желание пойти на сборный пункт и записаться в армию. Да, магия с них слетит довольно быстро, но к тому времени, надеюсь, они уже будут военнослужащими и попытка дезертирства потянет за собой кучу негативных последствий.

Что примечательно, мои попутчики не забыли свои вещи и вылетели в коридор с чемоданами и саквояжами, где оказались в толпе точно таких же перепуганных пассажиров поезда. Учитывая, что вагон был купейный, то ехали здесь совсем непростые люди. До меня донеслись угрожающие, возмущенные и истеричные голоса, упоминающие 'член партии… комсомол… особое поручение… задание партии…'.

Лично я решил пересидеть в поезде. Посчитал, что в толпе паникующих людей в чистом поле мне будет грозить опасность большая, чем в пустом вагоне. Сюда ещё попробуй попади — поезд с неба выглядит тонкой ниточкой. Только в кино лётчики лихо укладывают бомбы в вагоны, в реальности процентов восемьдесят всех повреждений приходится на осколки.

На всякий случай я наложил самое мощное защитное заклинание на купе, истратив две трети маны, которая всё ещё не до конца восстановилась.

— Помедитировать, что ли? — вслух произнёс я. — Всё равно делать нечего.

Сказано — сделано.

Заблокировав дверь заклинанием, чтобы меня не потревожили неожиданным вторжением, я снял чары отвода взгляда, устроился поудобней на нижней полке, прикрыл глаза и слился с окружающим миром, соединяя свою ауру с магическими потоками внешнего мира.

Во внешнем мире гибли люди. Сталь и взрывчатка рвали землю, оставляя язвы-воронки, а в моём купе было тихо и спокойно. Меня обмывали волны эфира, через меня проходили магические потоки, оставляя крошечные частички маны, повышая мой резерв.

Я выпал из мира на час по внутренним ощущениям. К этому времени налёт давно закончился и проводился подсчёт урона, причиненного фашистами.

К людям за стеной вагона я присоединился, едва завершив медитацию и поняв, что опасности с неба больше нет. Сейчас уже успели страхи исчезнуть и начали собирать раненых, убитых, оценивать ущерб.

Первым делом я пошёл к паровозу, где нашёл двух пожилых усатых мужчин в чёрных кителях и фуражках со значками железнодорожников.

— Добрый… м-да, здравствуйте, — произнёс я, подойдя к ним. — Поезд может следовать дальше? И если да, то когда?

Свои слова я снабдил заклинанием внушения и документом сотрудника милиции, который мне выписал начальник райотдела в Кобрине.

— Не скоро. Ждём дрезину с ремонтниками, чтобы машину починили, товарищ, — ответил один из них. — Клятые германцы осколками пробили котёл, там две дырки с кулак размером…

— Чуть не сварились заживо с Петро, — вставил его напарник. — Енти дыры чопиками не забить никак, рямонту таперича на несколько часов. А то и вовсе отцеплять и буксировать в тупик паровоз до поры.

— … ещё полотно впереди повредили, опять же рельсы со шпалами нужны. Уж извини, но до темноты точно не поедем никуда, — развёл руками первый. — Дорога встала надолго.

— А дрезина может меня подкинуть до… что тут ближе всего? — поинтересовался я.

— Житковичи проехали минут за десять до бомбёжки. А дальше только Мозырь, енто исшо сотня вёрст с лишком.

— М-да, — крякнул я, — дела.

Развернувшись, я пошёл вдоль состава, стараясь абстрагироваться от вида мёртвых тел, которых хватало, детских криков, плача родственников над погибшими. А потом дошёл до места, где мужчина и женщина в белых халатах возились с ранеными. Последних было несколько десятков. Среди них были и неподвижно лежащие на земле, и стоящие на своих двоих со свежими повязками из платков и разорванных на полосы рубашек. Несколько секунд я стоял в сомнениях, а потом решительно зашагал к импровизированному лазарету.

Поезд был набит битком, так как слишком многие хотели покинуть Пинск, над которым пролетели полки фашистской авиации. Отсюда и огромное количество убитых и раненых.

— Здравствуйте, я помогу, — сходу заявил я докторам, поддержав свои слова мощными чарами внушения. — Ничему не удивляйтесь, никому не рассказывайте лишнего про увиденное, и поскорей устройте ширму, что ли, какую-то, чтобы посторонние не видели операционную. И, пожалуйста, поторопитесь.

— Да, хорошо, — кивнул мне мужчина, каким-то чутьём сразу поверив в то, что могу помочь, потом посмотрел на помощницу. — Мария Владимировна, нужно сделать, как говорит этот молодой человек.

— Запасной халат у вас есть? — остановил я его, уже почти убежавшего на выполнение моего указания.

— Нет, но могу отдать свой.

— Давайте.

Пока мои будущие помощники искали из чего бы сделать ширму, я прошёлся вдоль рядов раненых, мимоходом представившись помощником врача и наложив на себя самоё легкое отведение внимания. Меня видели, но не хотели отвлекать от некоего важного дела, именно эта мысль появлялась в голове того, кто бросал взгляд в мою сторону.

Обойдя всех, я пятерым самым тяжёлым подправил здоровье, так как было опасение, что до основной помощи они могут не дожить.

Вскоре появились врачи (как позже узнал, врачом была лишь женщина, а мужчина оказался сельским ветеринаром с богатой практикой), которые принесли две плащ-палатки и несколько простыней, а так же какие-то палки для опор. С помощью непострадавших пассажиров была сооружена корявая, так сказать, комнатка без потолка. Роль операционного стола играли носилки, приподнятые до уровня пояса при помощи фанерных чемоданов.