Посол Петра Великого

Воришки вновь нервно заскулили, предвкушая свою скорую погибель, а сыскарь подошёл к краю обрыва. Заглянул вниз и чуть не ахнул. На реке, в полынье, лежал труп в форме солдата европейского образца, в такой форме, которую носили солдаты Лефорта. По приметам – погибший аккурат подходил под описание внешнего вида Афанасия.

– Как я и думал! Вот и ваша жертва на берегу реки лежит бездыханная, тати вы мои дорогие!

– Не мы это! – хором, истошно завопили воры. – Богом клянёмся – не мы его убивали! Нас вчерась вообще здеся в Кокуе не было! Кого хошь спроси! Не мы это!

– Значит, открещиваетесь от убийства солдата. Посмотрим-посмотрим! – безразличным тоном констатировал Николай.

Но от такого его безразличия разбойничкам стало совсем жутко. Легко приговаривать к смерти других – страшно, когда приговаривают к смерти тебя самого.

Николай решил спуститься вниз и осмотреть место происшествия. Но для начала в поисках улик прошёлся по обрыву сверху. Почти над тем местом, где на реке лежал труп Афанасия, на снегу были чётко видны следы сапог большого размера с широкой подковкой. «Жаль, что мой сотовый давно сдох! Можно было бы сфотографировать», – задумчиво произнёс Николай, теребя пятернёй затылок. Так ему лучше думалось. Достал из-за пазухи кусок бумаги и карандаш. Аккуратно перерисовал, как выглядит отпечаток сапога, и верёвкой с узелками снял его размеры. Получился примерно сорок третий – сорок четвёртый.

Осмотрел обувь братцев-разбойничков, которые лежали на земле со связанными за спину руками и тихо наблюдали за странными действиями незнакомца. На ногах у татей были поршни, да и размером поменьше. Подков, конечно, на их обуви вообще никогда не было. Но это ещё ничего не значило. Не исключено, что они могли что-то видеть или сами каким-то боком могли быть причастны к убийству солдата. «Отпускать их пока нельзя. Во дворце допрошу получше!» – решил Николай и по крутому склону осторожно спустился к реке. Подошёл к трупу Афанасия. Он наполовину находился в ледяной воде. Видимо, при падении с обрыва труп пробил лёд, а за ночь образовавшаяся полынья успела покрыться новым, тонким льдом. Под сапогами он хрустел и крошился. Благо, у берега оказалось не очень глубоко. Николай присел у закоченелого трупа на корточки и стал внимательно его осматривать. Заметил на виске рваную рану и засохший кровоподтёк; на руках свежие ссадины, а пальцы правой руки зажаты в кулак. «Скорее всего, перед смертью солдат дрался, – сделал предположение опер. – А в кулаке у него что?» Николай с большим усилием разжал окоченевшие пальцы. Там оказался клок рыжих волос. «Точно, дрался! Причём с рыжеволосым, и умер не сам!» Теперь Николай уже был уверен, что это убийство. Ноги стыли от холода, и он решил на время выйти из ледяной воды, а пока внимательно обследовать каждый участок берега. Сыскарь был вознаграждён за своё терпение. Под одним из камней лежала испачканная землёй скуфья – головной убор священника.

– Вот это уже становится совсем интересно! Откуда он здесь? Погибший перед падением с обрыва сорвал скуфью с головы священника, а тот побоялся спускаться за ней?

Вопросов появлялось всё больше и больше. Николай решил для окончания осмотра ещё раз войти в ледяную воду. Нужно было перевернуть труп. Он был уверен, что солдат погиб не от раны на виске.

Именно так всё и получилось. На спине у погибшего, как раз в районе сердца, оказалась колотая рана. Только какой-то странной формы. Входное отверстие было узкое и круглое. Совсем не похожее на след от лезвия ножа.

«Возможно, стилет, но откуда в этих местах могут быть стилеты? Это же в манере рыцарей закалывать из “милосердия” умирающего от ран врага оружием, похожим на длинное шило. Придётся пока оставить “найдёныша” здесь и идти в слободу за помощью, а по пути ещё раз всё хорошенько обдумать», – решил Николай.

Забрав с собой скуфью и прядь рыжих волос, полез наверх. Там, к его удивлению, никого уже не было. Воры не стали его дожидаться. Господа-разбойнички просто-напросто сбежали. Сыскарь посмотрел по сторонам – никого. Толстый слой снега в лесу не потревожен.

«Внизу, вдоль берега реки, они бы незаметно не прошли. Значит, воришки могли убежать только по дороге в сторону Немецкой слободы. Ну что же, придётся пробежаться! Дурная голова ногам покоя не даёт!» – мысленно выругал себя Николай за то, что не связал ворогам ноги.

Сыскарь припустил по лесной дороге. Рациональный и быстрый бег – это то, чему его долго и упорно учили. В своё время изнурительные тренировки и неоднократные победы на соревнованиях дали ему хорошие результаты и звание кандидата в мастера спорта. Но у воров была фора, минут десять.

– Врёшь! Не уйдёшь! – теперь уже вслух подбодрил сам себя Николай и увеличил скорость.

Трудно тягаться с профессиональным спортсменом в беге, особенно, если у тебя связаны руки и вот-вот грозят упасть портки. Руки-то у татей были связаны кушаками, которыми не только подвязывают рубахи. Они заодно очень часто держат штаны их владельца.

Не прошло и пяти минут, как Николай увидел фигурки беглецов. Они торопились добежать до слободы, надеясь спрятаться там в каком-нибудь из дворов. Тати были готовы отдать хозяевам за укрывательство все свои деньги, которые у них сейчас были. Благо, странный пленитель не покусился на них. Но тут они услышали позади себя равномерный топот ног. Воришки разом обернулись и обомлели. Их размеренно и верно нагонял здоровенный верзила. Этот страшный человек с кривой ухмылкой на лице вытаскивал на ходу из ножен шпагу. Долговязый от испуга заранее истошно заорал во всё горло.

– A-а! Убивають!

– Умолкни и прибавь ходу, дурень! – прикрикнул на подельника коротышка. – Сподобил же меня Господь связаться с недоумком! Осталось-то совсем немного! Можа, кто из немцев и поможет нам укрыться от этого злыдня!

Но тщетно тати пытались убежать от пятиборца. Вскоре оба получили по мощному пинку под зад и почти разом дружно повалились на снег. Николай не спеша ходил вокруг них кругами, успокаивая дыхание. Шпагу он не торопился прятать в ножны. Так оно вернее будет. Заодно он мысленно прикидывал: кто именно убил солдата? Могли ли эти оборванцы столь утончённым оружием убить Афанасия? По всему выходило, что для таких проще, не мудрствуя лукаво, забить жертву дубиной или, на худой конец, пару раз пырнуть ножом. Но стилет… Это оружие явно не для них. Здесь нужен точный, выверенный удар человека, который неплохо разбирался в анатомии, а эти – даже у себя сердце с трудом найдут. К тому же ни один, ни другой не рыжие. Всё говорит о том, что убивали не они. Но воры истолковали молчание Николая по-своему, и долговязый тихонечко, тоскливо заскулил. Через минуту ему басом подвывал коротышка.

– Цыц, нехристи! Пойдёте со мной! – рявкнул на них Николай и пинками поднял их с земли. – А ну, быстро встали и пошли! Шаг влево, шаг вправо – приравнивается к попытке к бегству и признанию своей вины! Всё поняли?!

Воры отчаянно закивали в знак согласия. Обратный путь во дворец с двумя связанными, которые то и дело спотыкались и теряли портки, был ещё тот. Но где-то через пару часов они всё-таки дошли. Под конец сыскарь уже жалел, что опрометчиво отправился в путь пешком. Мог ведь попросить у Лефорта коня, но что теперь на своей голове волосы драть? Пригодятся!

Николай ещё издали услышал беспорядочную пальбу со стороны дворца да крик-шум и нескончаемую ругань. Забеспокоился – всё ли там в порядке у царя? Но когда подошёл к воротам, всё прояснилось. Оказывается, Пётр Алексеевич решил устроить Всепьянейшему Собору «военный смотр». Впереди «войска» верхом на свинье ехал князь-кесарь, он же – генералиссимус, он же – князь Фёдор Ромодановский. Свинью под специально сделанные уздцы, придерживали двое слуг Лефорта, а вслед за генералиссимусом маршировало неуверенной походкой временно рекрутированное «войско» – члены Всепьянейшего Собора. Государь стоял на верхней ступени лестницы и требовал от своих «воинов» держать строй, но это у них крайне плохо получалось. Ноги у них ходили плохо, а голова отчего-то соображала.

– Левой! Левой! Левой! – кричал на своё войско Пётр Алексеевич. – Не шататься мне, сучьи дети! Прямо идти, кому сказал! Не шататься! Я вас научу, как строем нужно ходить! Я из вас всю дурь напрочь повыбиваю! Будете у меня по нужде все строем по команде «левой» ходить!

Лефорт стоял подле царя и увлечённо громко бил в барабан, задавая марширующим темп. А Пётр Алексеевич время от времени в азарте палил из пистолей, которые ему тут же перезаряжал Меншиков. Свинья под князем-кесарем пугалась грохота выстрелов и с визгом бросалась подальше от этого балагана. Двое слуг никак не могли удержать здоровенного борова, и Ромодановский раз за разом слетал на землю, а растянувшись на ней, пьяно матерно ругался, требуя, чтобы его немедленно вновь посадили на «боевого коня». «Потешное войско» после падения князя-кесаря в замешательстве останавливалось, а слуги Лефорта тут же бросались ловить сбежавшую свинью. Когда её отлавливали, генералиссимуса торжественно усаживали обратно на неё верхом и всё начиналось сначала. «Солдаты» лихо, с упоением топали и кричали богохульные вирши, а предводитель «войска», мерно пошатываясь, гордо ехал впереди них. «Воины» наматывали круги по саду возле дворца, безжалостно вытаптывая заснеженные адмиральские цветочные клумбы. Хозяин дворца стоял на лестнице рядом с царём и с невозмутимым видом смотрел на всё это безобразие. Благо на земле ещё лежал снег и клумбы не сильно страдали от нашествия царёва воинства, да и садовник по весне, опять же, без дела не останется. Позади Петра Алексеевича столпились члены Всепьянейшего Собора, которые не удосужились чести быть «рекрутированными» в сиюминутное «потешное войско». Они восторженно кричали бравым солдатам «Аллилуйя!» и требовали немедленного начала баталий. Николай вместе с пойманными ворами так и застыли с раскрытыми от удивления ртами.

Пётр Алексеевич заметил застывшего в воротах сыскаря, бросил командовать своим «потешным войском» да так с заряженной пистолей в руках бегом сбежал с лестницы и широкими шагами направился к Николаю. Меншиков со второй пистолей бежал вслед за царём. И вот уже весь Всепьянейший Собор в полном составе двигался к сыскарю и татям. Весёлая компания бросила лежать на земле своего бравого генералиссимуса. Оставленный всеми, тот вновь не удержался верхом на «боевом скакуне», скатился с него и теперь взывал о помощи да грозно матерился, предавал всех «предателей» командующего анафеме и немедленным наказаниям, но на него никто не обращал ни малейшего внимания.

Тати, увидев несущегося на них огромного роста человека с пистолетом в руках, а следом за ним ещё и целую толпу непонятно одетых людей, так перепугались, что хотели броситься бежать прочь, но Николай столь грозно рявкнул на них, что те от обуявшей их паники пали на колени на землю и, не имея возможности из-за связанных рук креститься, лишь бились о неё лбом да причитали молитвы. Тати неистово просили Бога спасти их, грешных, от этого вселенского ужаса.

– Ну, поймал заговорщиков! – хищно поглядывая с двухметровой высоты на связанных ворогов да размахивая из стороны в сторону пистолей, крикнул царь.

Он немедля схватил попавшегося ему под руку долговязого мужика и начал трясти его как грушу да тыкать ему в разные места дулом пистоли.

– Сказывай, ирод, кто тебя надоумил царя жизни лишать?!

Петр Алексеевич в очередной раз взмахнул пистолей и тут, неожиданно, раздался оглушительный выстрел. Он прогремел прямо над ухом татя. Тот тут же побелел от страха, потерял сознание да и обмяк в огромных лапищах государя.

– Чего это он? – удивился царь, посмотрел на дымящийся ствол пистоли и разжал кулак.

Один тать с глухим стуком упал на землю, а государь уже метнулся к другому. Схватил того за шиворот, поднял над землёй, но его рубаха треснула, и второй тать тоже упал на землю, как раз рядом со своим подельником, и тут же подкатил глаза.

– В подвал их обоих и палача к ним, немедля! Пусть сейчас же пытает у них: кто зачинщики на моё убийство?!

Меншиков подошёл к царю и на ухо шепнул, что палач вдрызг пьян и сейчас без памяти валяется во дворце под столом, так что совершенно не может двигаться. Ромодановский же уснул в обнимку со свиньёй и тоже неподвижен.

– Пытать некому! – сделал вывод Меншиков.

– Тогда сам их по всей строгости допроси! – рявкнул на камердинера царь и повернулся к ловцу воров: – Вот, Алексашка, смотрите на моего сыскаря и учитесь, как нужно верно служить государю! Приказал – и тут же всё исполнено! Все вороги тут же налицо, все пойманы и доставлены во дворец!

Меншиков ревниво посмотрел на Николая. Но уже подбежали солдаты, схватили под руки ворогов и поволокли ко дворцу. Царский камердинер с пистолей в руке шёл следом за ними и хищно сверлил их спины взглядом. Пришёл его час показать государю своё умение и преданность. Пётр Алексеевич посмотрел им вслед, затем обернулся к Николаю, крепко обнял его да трижды поцеловал. Тот хотел что-то возразить, но царь нетерпеливо перебил его:

– Потом всё мне обстоятельно расскажешь! А теперь – все во дворец, и пить: за моё здоровье и за здоровье моего лучшего сыскаря!

Собравшиеся члены Всепьянейшего Собора вновь закричали «Аллилуйя!» и «Многие лета государю!» – и толпа направилась обратно во дворец. Пётр Алексеевич шёл впереди всех в окружении своей свиты, и Николаю уже было никак не подобраться к нему. Шум, крики! Сыскарь растерянно смотрел вслед уходящему царю и думал про найденный им окоченевший труп солдата Афанасия на берегу реки.

Подошли его друзья, вслед за ними и Марфа. Она восторженно глядела на своего мужа-героя. Алексей Никифорович и Андрей Яковлевич одобрительно похлопали Николая по плечу, а тот лишь тихо шептал:

– Это не они!

– Кто – «не они»? – непонимающе спросил тесть.

– Тати не виновны в покушении на царя. Это не они!

– А кто они тогда? – спросил Андрей Яковлевич.

– Это те, кто покушались на меня, но не на царя! – воскликнул Николай.

Марфа испуганно пискнула, теснее прижалась к мужу и осторожно переспросила:

– Но они ведь хотели тебя убить?

– Так не убили же! А их сейчас пытать будут!

– А тогда где тот, кто хотел убить царя? – уточнил Андрей Яковлевич.

– Лежит бездыханный на берегу реки с пробитой головой и колотой раной! – ответил Николай.

– Значит, всё-таки ты его нашёл! – обрадовался тесть за своего зятя. – Пошли немедля во дворец к царю, и там ты ему всё объяснишь!

– Но я же ещё зачинщиков не вычислил!

– Ничего! Ещё вычислишь и найдёшь, а сейчас – идём! – почти хором ответили друзья, а Марфа уверенно кивнула головой.

– Точно, Николай! Найдёшь! Непременно найдёшь! Когда ты ворогов не находил? Помнишь, заговорщика против Иоанна Васильевича, ведь ты его тоже нашёл, и убийцу царёва посланника в Лондоне – тоже нашёл!

Пётр Алексеевич вновь сидел за столом на своём старом месте. Кресла рядом с ним были свободными. Меншикова за столом не было. Царь тут же закричал:

– Чего остановился, сыскарь! Давай к столу! Мы уже успели выпить за успешную поимку заговорщиков! Ты пропустил мой тост, так что за тобой штрафная!

Пётр Алексеевич с довольным выражением лица поднял бокал, а вместе с ним и все, кто сидели за длиннющим столом. Собравшиеся ждали, когда к ним присоединится «виновник торжества». Николай посмотрел в глаза царю и твёрдым голосом произнёс:

– Это не они замышляли твоё убийство, государь! Они не виновны в том, в чём их пытаются обвинить!

После сказанных слов наступила жуткая тишина. Даже князь-папа, до того мирно храпевший на своём «троне», проснулся и непонимающим взглядом уставился на Николая.

– Как это – не они?! – опасно прошелестел голос царя в наступившей тишине. – Обманом решил моё доверие себе купить, а теперь испугался, что Меншиков всю правду мне откроет?!

Пётр Алексеевич раздражённо оттолкнул в сторону кресло и медленно пошёл к Николаю. Казалось, что государь взглядом прожигает своего сыскаря насквозь. Ещё немного – и он бросится на Николая с кулаками, но тот выставил вперёд руку и произнёс:

– Я нашёл человека, который действительно покушался на тебя, Пётр Алексеевич, но – не смог его сюда доставить. А те двое – обыкновенные тати, грабители с большой дороги. Они в лесу меня хотели убить!

– А тебя-то за что? – остановившись, удивлённо спросил царь. – И отчего заговорщика не привёл во дворец?

– Потому что тот мёртв, а мне сани нужны, чтобы привезти его сюда.

– Так в чём же дело? Бери их у Лефорта и вези его сюда! – безразличным тоном приказал государь и как ни в чём не бывало пошёл обратно к столу.

– А что будет с теми людьми, кто на меня покушался?

Пётр Алексеевич молча дошёл до стола, повернулся к Николаю и произнёс:

– Сходи в подвал и позови сюда Меншикова!

– Меня не надо звать, мин херц! Я уже сам к тебе иду! – раздался весёлый голос камердинера. – Заговорщики во всём уже сознались, Пётр Алексеевич, и даже назвали имя главного заговорщика! Это снова Софья! Я сейчас только ополосну руки, а то они у меня в крови, и сразу приду! Кушать-то неудобно с окровавленными руками! Чистыми – оно гораздо приятнее будет!

Меншиков ушёл в сопровождении слуги Лефорта, а в зале вновь зазвучали весёлые голоса членов Всепьянейшего Собора. Как будто ничего и не произошло. Из стеклянных «фаллосов» снова рекой потекло вино, зазвенели дорогие венецианские бокалы. Пётр Алексеевич руками разрывал на части тушку хорошо прожаренного в собственном соку молочного поросёночка, который лежал посреди гречневой каши на большом серебряном блюде. Адмиралу Лефорту нравилась дорогая посуда, хорошая мебель, шикарный дворец, а царю – бывать у него в гостях.

– Ну, что застыл, сыскарь! Вези сюда труп! Хочу посмотреть – кто это меня убить намеревался! – властно приказал Пётр Алексеевич, в это же время чокаясь бокалами с «Кокуйской царицей». – Твоё здоровье, моя прелестница!

– Твой здоровье, мой повелитель! – ответила Анна, не отводя взора от испытующего взгляда государя.

Девица сделала большой глоток вина и продолжила:

– А ты помнишь, государь мой, про данное тобою обещание?

– Про что это ты? – непонимающе спросил царь.

– Про деревеньку и холопов, что ты мне обещал! Ты же совсем ещё недавно говорил, что подаришь их мне! Совсем забыл, что ли?

Николай посмотрел на капризное выражение лица «Кокуйской царицы», резко повернулся и пошёл к выходу.

– Мы поедем с тобой, Николай! Тебе одному будет не справиться! – произнёс Андрей Яковлевич и пошёл вслед за ним.

– И я с тобой! – воскликнула Марфа.

– Мы повезём размокший от долгого лежания в мёрзлой воде труп. Вороны над ним уже успели позабавиться. Так что выглядит он очень плохо и пахнет весьма неприятно, – попытался остановить Николай порыв жены. – Может, тебе всё же лучше с отцом остаться во дворце, а мы с Андреем Яковлевичем возьмём у Лефорта пару солдат и съездим без тебя?

Но все уговоры оказались тщетны. Жена сыскаря оказалась крепким орешком. Она была из тех женщин, решение которых было твёрдым и не менялось – ни при каких обстоятельствах. Её отец не вмешивался в разговор молодых, а только наблюдал со стороны и хитро улыбался.

И снова в путь уже по хорошо знакомой дороге. На улицах слободы теперь было побольше народу, чем в ранние утренние часы. В сторону Москвы двигались сани с товаром, а вот в сторону речки желающих ехать не оказалось. Так что Николай со своими спутниками были одни на дороге.

Труп Афанасия так и лежал на берегу реки. Только вороньё снова начало пристраиваться к нему. Они готовились к продолжению пиршества. Сыскарь поднял со снега одну из оставленных ворами дубин и запустил в пернатых. Те с недовольными криками разлетелись в разные стороны. Марфа из-за спины мужа осторожно поглядывала с высокого обрыва на лежащий в воде труп и морщилась.

– У тебя уже есть мысли: кто его так? – спросил тесть.

– Есть, конечно, – глядя на труп, ответил Николай. – Скорее всего, его убил посредник. Если заказчик высокая фигура, то сам светиться в грязном деле не будет. Найдётся целая вереница посредников, и, как всегда в таких случаях, после неудачного покушения тщательно заметают следы, то есть – убирают исполнителей, а потом и посредников, чтобы понадёжнее обрубить концы.

– И ты можешь предположить, кто заказчик?

– Is fecit cui prodest, – пожав плечами, ответил Николай на латыни. – Или, как говорили древние, «Тот сделал, кому это выгодно!» Нужно будет идти по цепочке, а пока могу сказать только то, что убийца солдата – это довольно крепкого телосложения мужик, рыжеволосый, носящий обувь где-то сорок четвёртого или сорок пятого размера с хитрой подковкой на каблуке, и, по всей вероятности, он может быть священнослужителем. Убийца, вероятно, хотел сымитировать самоубийство раскаявшегося виновника неудачного покушения на царя, но что-то у них пошло не так. Не исключаю, что погибший в последний момент передумал добровольно уходить из жизни. Стал сопротивляться – и вот такой вот финал.

– Уже не так и мало, – удовлетворённо хмыкнул Андрей Яковлевич. – Только вот зачем были медведи? Гораздо проще и надёжнее отравить или зарезать.

– Заказчик, думаю, рассчитывал, что гибель царя из-за медведей спишут на случайность, а тогда и розыска не будет и можно будет рассчитывать на то, что возвращение сводной сестры Петра Алексеевича на престол произойдёт естественным путём. Отравление или убийство более рискованные способы, и тут сразу пахнет преступлением, а звери – они и есть звери. Случайная и печальная гибель царя от разъярённого медведя. Церковная верхушка и придворные состроили бы скорбное выражение лица да тут же благословили бы на трон новую-старую владычицу Софью, а для себя получили бы «теплые» местечки. Так что мотив у заговорщиков, скорее всего, политический, а именно: неприязнь к реформам царя и желание вернуть жизнь в стране на круги своя. Личный мотив в этом покушении считаю весьма маловероятным.

– Неужто священник может убить человека? – поразилась Марфа.

– Разве священники не люди? – спросил у неё отец. – А человеку, как известно, ничего человеческое не чуждо!

– А как с этим делом были связаны те двое, которых ты привёл во дворец? – продолжал любопытствовать тесть.

– А никак! Они случайно под горячую руку царя попались. Они видели меня в кабаке, а потом следом увязались. Пограбить меня маленько решили, бедолаги.

– Тебе их жалко? – спросила Марфа.

– Почему-то да, жалко! Не от хорошей жизни они это делают и поплатились за это слишком сурово – и не по суду.

– Размечтался! В этом времени да о честном суде заговорил! Его-то и в нашем времени не всегда сыщешь, а тут… – развёл руками Андрей Яковлевич. – Когда он ещё будет – этот справедливый суд? Кто бы мог ответить на этот вопрос?

– Ладно рассуждать о несбыточном, помощнички, давайте за работу! Али об покойника испачкаться боитесь, а оттого и зубы мне усердно дружно заговариваете! – пошутил Николай.

– Мы с Андреем Яковлевичем больше твоего покойников за свою жизнь повидали да перетаскали тоже их не мало! Так что лучше сам от нас не отставай! – воинственно ответил тесть и первым пошёл к реке.

Спустя пару часов сани со скорбным грузом въезжали во двор дворца Лефорта. Подъехали к парадной лестнице. Николай не знал, что дальше делать с трупом, и пошёл к царю. Тот веселился. Вместе с Анной задорно отплясывал какой-то новый европейский танец. Выряженные в различные непотребные наряды, члены Всепьянейшего Собора на пару с «монахинями» пытались в танце повторить за государем хитрые «па». У них это не совсем ловко получалось, тем более, что за то время, пока Николай отсутствовал, они и не думали протрезветь, а даже наоборот – пили не расслабляясь. Царь, напротив, был бодр, весел, и его весьма забавляла неуклюжесть своих подданных. Увидев Николая в сопровождении его друзей, Пётр Алексеевич резко остановился.