Помоги проекту - поделись книгой:
Анна Елагина
Грегори из графства Кросс
© Анна Елагина, 2018
© Елена Труфанова, дизайн обложки, 2018.
ISBN 978-5-4490-8562-7.
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
Когда Грегори очнулся, палило нещадно: Светила слишком щедро награждали окружающий мир своим теплом.
Мужчина недовольно поднялся и сплюнул прилипший к губам песок. Перед взором простиралась красная, кажущаяся бескрайней, пустыня. Должно быть жарко, он это точно знал: одно Светило в зените — нависало прямо над ним, старательно и метко направляло лучи, высушивало воздух. И этот раскаленный воздух дрожал над песком. Но Грегори не чувствовал жары, только понимал: должен чувствовать. Но иссушенный воздух не обжигал легкие, напротив, дышать было слишком легко.
Мысли путались в неприятной дымке, но голова не болела. Боли вообще не было. Хотя он точно знал: должно быть больно. Не могло не быть, после того как пика пробила его поясницу.
Что потом?
Грегори нахмурился, старательно пытаясь собрать мозаику воспоминаний. Он помнит: острие, боль, мир замирает. Он помнит, как видит всё: видит бой и солдат, видит отряд, который, слепо веря, идет за командиром — за ним, видит костры и выжженную землю, видит врага, но враг этот ничем не отличается от него. У врага такого же цвета кожа, такие же глаза и тела. И только знамя над ним другое. Боль переходит в душу, овладевает ей.
«Прекратить, прекратить всё», — бьется мысль.
Его разум существует отдельно, наблюдает, но не контролирует. Грегори поднимается с колен, вонзает в землю белый меч. Сияние. Все взоры устремлены на него. Все губы шепчут что-то. Он распахивает руки, готовый обнять весь мир. И воины падают ниц, склоняют головы перед его могуществом.
— Конец боя, конец вражды. — Его голос звучит совершенно иначе.
— Хранитель, — шепчут все.
— Фаэтон, — нарекают они его именем планеты.
Он смотрит на руки и понимает, что грубые бурые перчи сменились на белые, из мягкой ткани, почти не ощущаемые кожей. Но разр
Он говорит еще, повелевает. И перед ним смиренны даже те, кто готовы были в пепел обратить поселения, затоптать зеленые всходы, лишить детей их отцов.
Что потом?
Провал, пустота. Хочется вспомнить, но не хочется вспоминать.
Приложив ладонь козырьком ко лбу, а затем резко вскинув над головой, отдавая честь небосводу, он постарался как можно внимательнее рассмотреть верх. Слишком светлое небо, второе Светило слишком близко к первому. Да и красных песков он никогда ранее не видел. Так не должно быть. К этому, впрочем, начинает привыкать.
Осмотрел себя: на теле ни следа от ран. И одеяние на нем другое: нет блестящих лат, нет плаща с красным подбоем, вместо них — белые штаны и белая рубашка, на которой изображены три извилистые линии, идущие из одной точки снизу вверх. Всё обтягивает, как самый дорогой наряд. А за спиной фиолетовый плащ — цвет величия и победы.
Порывистый ветер вновь оставил на губах прилипчивые песчаные крупицы и горьковатый привкус. Вместе с ними ветер принес едва уловимый сладкий аромат.
Действуя скорее интуитивно, мужчина направился вперед.
Идти было легко, он пересекал барханы один за другим. Разум постепенно прояснялся, и уже вскоре мужчина точно мог сказать: кто он, как зовут и откуда.
Грегори — так нарекли его. Он родился на севере графства Кросс, первенец в семье досточтимого мужа, хозяина земель Дома Первого, и его единственный наследник, — иных детей судьба не подарила.
Отец ценил его, заботился, проявляя это в тренировках разума и тела, — так это называл. Новые веяния, пришедшие от ученых мужей с юга. Но Грегори это нравилось: нравилось постигать науки и нравилось сражаться на мечах, — оружие это применяли уже не так, как ранее, на смену ему приходило другое, но только меч он считал совершенством.
Жизнь на севере была прекрасной, хотя и непростой. Холодные ночи, жаркие дни. Но белый камень дома дарует прохладу, а огонь в каминах делится теплом.
Грегори быстро возмужал. Пусть его рост был не самым высоким для мужчины, ежедневные тренировки налили мускулы и тело рельефным сделали. Пусть черты его лица были грубоваты — азы учений постигал он быстро, а к шестнадцати летам заменял отца во многих делах.
В том же возрасте Грегори, как и положено, женился — на дочери хозяина Третьего Дома. Его жена была хороша: смуглая, как ночь, пышнотелая, цветущая здоровьем, высокая и скромная, она была верной и, в отличии от других графинь, никогда не лезла в дела мужа.
Вот только спустя десять лет она так и не подарила ему ни сына, ни дочь. Граф-отец настоял на расторжении брака, напирая на то, что мир меняется и сие не зазорно для мужчины. Грегори не ослушался отца. Его жена была отдана дальнему родственнику — вдовцу из Пятого Дома, отцу двоих дочерей. И союз этот был выгоден для обоих Домов. А когда есть выгода, то и проблем быть не может.
Спустя пол-лета, Грегори вновь женился на юной графине — своей только-только расцветшей троюродной сестре, с младых лет в него влюбленной. Она была весела и беззаботна и с его молчаливого согласия позволяла себе вольность, любовно называть супруга Грег. Этому браку судьба отмерила четыре коротких лета, пока сыпь чакхи, завезенная с партией зараженной рыбы из речного города, не унесла молодую супругу в мир снов.
Два лета Грег хранил верность её памяти. А потом с востока пришла война. Пришла с лучами второго Светила, с ярко-оранжевыми знаменами противника, пришла, топча поля, пришла с запахом пороха, с пиками и ружьями, с машинами, огонь метающими.
И встал он под знамена — белые полотна в полосу лиловую — цвет
Он не хотел вести свой народ на войну, он не хотел убивать. Но есть честь, есть то, что всегда важнее желаний.
А затем острая пика пробила его со спины. И он стал другим. Он вырвал из себя пику, он встал с колен и вонзил белый, сияющий, меч в землю. И все преклонились перед ним.
И он в один миг короткий вспомнил: как давно мать пела на ночь об отважном воине, кто оберегал бренный мир, кто приносил с собой покой и благо, кто усмирял раздоры. Но то лишь песнь — лишь мечты простого народа.
«А если мечты эти не на пустом месте возникли? Я пресек раздор? Или же мир снов поглотил меня?» — подумалось Грегу.
В последнее верить не хотелось. Да и мир снов был уж слишком реальным. Скорей — он был ранен в бою, и все последующие воспоминания — лишь агония. На самом деле, его схватили, взяли пленником, выкинули… нет… он бежал. Зачем только переодевали? Разве что, хотели вернуть за монеты, а ценный товар стоит держать в надлежащем виде. Это объяснение Грегори устроило. Оставалось понять, где он и как далеко от родных земель.
Слишком светло, ни одной звезды на небе не видно. И только внутреннее чутье упрямо ведет вперед, как будто что-то влечет туда, что-то непреодолимо манящее, что-то близкое.
Вскоре впереди показались небольшие палатки — тяжелые цветные покрывала были накинуты на несколько шестов, образуя тень над сидящими под ними. В палатках сидели, скрючившись, мужчины и женщины в невиданных Грегом мешковатых полосатых одеждах до пола.
Палаток было совсем немного, но видно, что дальше их число увеличивалось. И палатки эти плавно перетекали в город. Там — длинные, невысокие дома с небольшими окнами стояли симметрично и ровно, один за другим, и постепенно, сменялись домами чуть выше. И в самой дали виднелось самое высокое сооружение — похожее на пирамиду с отсеченным верхом.
— Где я? В каком графстве нахожусь? — спросил Грег у ближайшего мужчины в палатке. Тот поднял взгляд, улыбнулся беззубым ртом и провел руками, показывая на лежащие перед ним предметы: потрескавшиеся кувшины и что-то отдаленно напоминающее дамские украшения.
— Раг-ги-и-с, — произнес он, впрочем Грег не был уверен, что точно расслышал. Мужчина сказал еще что-то непонятное.
«Никогда не слышал такую речь. Рыбаки с речного города говорят торопливо, часто не разборчиво и многие слова их дивны. Но суть всегда можно уловить», — Грег еще раз внимательно посмотрел на беззубого и догадался, кто перед ним:
«Оседлый торговец».
Грег похлопал себя — увы, монет в этом новом одеянии не было, и даже потайных мешочков для них не водилось. Да и с чего давать пленнику монет?
Грегори облизал губы — должен хотеть пить, учитывая пройденный путь, но не хотелось, и губы даже не высохли. Но торговец понял его по-своему, отвернулся на секунду, достал небольшой мешочек с горлышком, открутил то, сделал глоток и протянул Грегу.
— Фи-и-и, — сказал торговец.
Грег благодарно кивнул и, взяв мешочек, отпил: вода была противной с привкусом зеленой тины, но он, улыбнувшись и почтительно поклонившись, вернул мешочек и побрел в город.
«Рано или поздно, я пойму, как далеко от Дома и от Кросса», — с надеждой подумал Грег.
По его подсчётам, давно должна была настать ночь и одно из Светил — скрыться за диском луны. Когда-то давно гость из далекого графства рассказывал о редком явлении — самой светлой ночи. Но увидеть её можно было лишь в определенном месте и в определенное время: в сезон жатвы.
Грегори неторопливо бродил по узким улочкам этого странного города. Горожан было совсем немного, а те что встречались, с опаской награждали его заинтересованными взглядами, но торопливо проходили мимо. Как понял Грег, все направлялись к пирамиде с отсеченным верхом.
«Тебе туда», — услышал он мягкий женский голос. Осмотрелся: никого поблизости. Грегори даже не был уверен, что слышал — больше это походило на образы и символы появившиеся в разуме.
«Морок. Слишком долго бродил по пустыне», — нахмурился, но вопреки всему пошел, ругая себя.
Он дошел до пирамиды. Это было цельное сооружение — камень ровно на камне.
«Так похожа на путь к небу, к Светилам», — подумалось ему или не ему: Грег не мог понять, но как будто он вновь услышал тот женский голос.
Протиснулся через толпу вокруг. У самого подножия пирамиды на коленях стояли двенадцать мужчин — по шестеро друг напротив друга. Одеяния у них были такие же длинные, как у торговца — странные рубахи в пол, подвязанные поясом, только чистые. Между мужчинами, посередине: лицом к пирамиде и спиной к нему — стояла девушка.
Плотный комок подступил к горлу, стало трудно дышать: ничего более развратного, Грегори ранее не видел и предположить не мог, что приличная дева может позволить себе такое облачение.
Даже трактирные девки, что не берегли честь свою, не позволяли себе такого вида. Пусть оголенные по пояс — но ноги их всегда были либо платьем длинным скрыты, либо атласными лентами обвиты. И ни одна женщина из его графства не смела облачиться в столь короткое платье: оно едва достигало колен, оголяя тонкие ноги, И цвет его золотистый почти сливался с кожей. Длинные, ниже лопаток, темно-рыжие волосы девы волнами рассыпались вдоль оголенной спины. Но на деве были перчи — и не простые — белые — такие могла себе позволить лишь особа благородная.
Грегори осуждающе покачал головой, но промолчал: судя по всему, никого кроме него внешний вид этой девы не возмущал. «Что за нравы?», — раздраженно подумал Грег.
Мужчины шесть раз поклонились ей в ноги.
Плечи девушки едва заметно дернулись — Грег почувствовал её волнение — и начала восхождение. Она поднималась легко и непринужденно хотя камни были достаточно высокими.
Наконец, она достигла самой вершины. Несмотря на высоту — можно было видеть происходящее там. Она возвела руки к небу, смотрела прямо на первое светило, прокричала что-то, слов только не разобрать.
И тут её охватил огонь, обнял всё тело, разлился рекой по всей пирамиде. И мгновение спустя потух, даже исчез, словно его и не было.
Девушка по-прежнему стояла наверху пирамиды — цела и невредима, ни следа пепла, ни ожога, даже одеяние не пострадало.
Также плавно и медленно, как восходила, она спустилась вниз. И с каждым шагом Грег мог рассмотреть её всё лучше. Она не была похожа ни на одну из графинь — слишком худая, овальное лицо, тонкие брови, большие карие глаза и эта кожа — не смуглая как у него, скорее золотистая с бронзовым отливом, причудливая. Её короткое платье игриво развевалось, словно нарочно дразня его.
Она прошествовала мимо мужчин, подошла совсем близко, жестом велела толпе расступиться, и те послушались. И только Грег остался стоять. Друг напротив друга, сжигающее любопытство в глазах. Он оглядел её с ног до головы: небольшая округлая грудь девушки обтянута тонкой полоской ткани; на животе, скрывая пупок, изображены три золотистых светила, сливающихся одно с другим.
«Почему три?», — от этого вопроса стало не по себе.
Грегори поднял взгляд: и сердце, казалось, застыло: из-за второго Светила медленно едва заметно проглянуло третье и исчезло. «Может это не светило, а слишком яркая звезда, горящая планета?».
Грега передернуло.
«Или мир снов?», — от этих мыслей отчаяние медленно прорезало душу тупым лезвием.
«Нет», — вновь услышал, почувствовал он её голос.
Девушка указала пальцем в его сторону. Мягко улыбнулась.
«Рада тебе», — она не открывала рта, не говорила, но он слышал, понимал, видел её мысли. Это было дивно. Она проникала в его разум, в его сознание, вышивала там образы, как почтенная дама вышивает узор на полотне. «Я ждала тебя, Воин», — протянула ему руку — верх невоспитанности, но серчать совсем не хочется.
Но вдруг дурное предчувствие сдавило сердце: резко, бескомпромиссно. Краем глаза Грегори заметил как один из мужчин достал из-за пазухи острый нож.
Спасти её — быстрое, без раздумий решение. Молниеносное движение, и Грег прикрыл деву, спрятал за своей спиной. Ещё мгновение и появившийся из неоткуда в его руке меч сразил несостоявшегося убийцу.
Как зачарованный Грегори посмотрел на свой меч — точно такой, как в видении: «Но откуда он в руке моей?». Затем перевел взгляд на деву — в глазах той горел яростный огонь гнева. Она отодвинула Грега в сторону, протянула руку к истекающему кровью убийце. Из её ладони вырвалась ярко-красная молния, добила его, обратила в прах.
«И так будет с каждым», — услышал Грег её голос в своем разуме. Она прокричала толпе — вновь на том непонятном языке, но Грегори не сомневался, что тоже самое. И все упали ниц перед ней.
Глава 2
Дева повела его вдоль узких улиц. Остальные одиннадцать мужчин, почтительно склонив головы, шли следом, а все встреченные горожане падали на колени перед ней. Она привела Грега к большому дому в три этажа — столь отличающемуся от остальных. Пред ним росли древа с причудливыми фиолетовыми плодами. Сам дом был огражден высокими кованными решетками, украшенными железными цветами и лепестками невиданных растений.
В самом доме было светло и просторно, дева вела Грега через разные покои: одни были полны диковинных растений, другие — утвари: кувшинов, пиал и столов, третьи — мягких невысоких лож и полок со свитками. Но стены везде были золотого цвета.
Посреди очередных золотистых покоев стояла купель с белой водой, вокруг купели разложены мягкие широкие покрывала также золотого цвета. Дева жестом велела мужчинам уйти, и те повиновались.
«Каждый год устраиваю этот ритуал и каждый раз волнуюсь», — прозвучало в голове Грегори. Дева провела рукой, и в то же мгновение одежда на ней исчезла, полностью обнажая.
Грегори отвел взгляд.
«Не нравлюсь?».
— Непристойно, — кратко ответил он.
«Наши языки разные, я так и не могу понять тебя, думай, как думал ранее, — она зашла в воду и легла в купели. — Что с тобой стало? Ты чужой, иной», — без стыда омывала свои руки и ноги.
«Я никогда тебя не видел. Где я нахожусь? В каком графстве? И как далеко отсюда Кросс?».
«Теперь и мысли твои не понимаю, — дева вздохнула. — Мне нужна была помощь, и ты пришел. Ты всегда приходил, только выглядел чуть иначе».
— Серва! — прокричала она.
Тут же в покои вбежала совсем молоденькая девочка — смуглая, темноволосая, облаченная в короткое белое платье. Наклонилась к деве, та что-то шепнула ей. Поклонившись, девочка убежала.
«Серва, — задумался Грег, — в наречии южных земель слугу именуют „сирван“».
— Серва, — постарался он повторить слово. Дева недоуменно посмотрела на него.
Поделиться книгой: