Помоги проекту - поделись книгой:
Полотнище палатки поднялось, и Айфинг наклонив под ним голову, подошел прямо к Аусу. Ее толстая рука поднялась, и он протянул свою темную грубую руку, чтобы ее могла взять Аусу, но смотрели они не друг на друга, а только на меня.
Я не видела в его лице того, что читала раньше у его племянника, что обещало бы мне позор. Айфинг выглядел бесстрастно, как человек, на которого возложили приятную задачу, являющуюся частью достоинства и ответственности вождя. Но за его плечом я увидела лицо Айлии с безошибочным выражением ревнивой ярости.
Айфинг преклонил колено перед громадным телом своей первой жены. Она протянула руку ко мне, я вложила в нее свою, и она прижала мою ладонь к ладони Айфинга, как раньше это сделала Утта.
Сквозь ее свистящее дыхание пробились слова, которых я не поняла, вероятно, какая-нибудь архаичная ритуальная фраза.
Затем ее руки упали, оставив наши соединенными. Айфинг наклонился и отдернул металлическое покрывало, которое я обернула вокруг плеч, чтобы хоть немного защититься от холода.
Затем его пальцы опустились на мои груди и содрали краску, как сдирают одежду. Женщины у стены издали звенящий крик, вроде того, который издала, умирая, Утта. Видимо, это был победный клич.
Меня очень беспокоил вопрос, как далеко зайдет сейчас Айфинг. У меня не было возможности приготовить то, что я задумала, но, похоже, церемонии пришел конец. Понимая, что я плохо знаю их обычаи, Аусу дала мне ключ к следующему шагу, в котором я нуждалась, чтобы выполнить то, что задумала.
— Блюда и чаша будут разделены, сестра. И будь благословенна эта палатка…
Служанка и женщины подошли и поставили ее на ноги. Я тоже встала, чтобы оказать ей почтение, и проводила ее за дверь палатки. Айлия скрылась. Видимо, ее так бесила моя связь с ее господином, что она не желала больше быть ее свидетельницей.
Когда я вернулась, Айфинг сидел на подушке. Я прошла к сундуку Утты, где хранились травы, и достала несколько сухих листьев, которые превращали обычный напиток вупсалов во вкусный праздничный. Я добавила их в чаши, принесенные на подносе, и опустила полотнище двери, как бы для того, чтобы никто не помешал нам.
Когда Айфинг увидел, что я положила листья, глаза его блеснули, потому что травы Утты были очень хороши, и он ждал с явным нетерпением, пока я добавляла в его чашу еще немного листьев и размешивала палочкой.
Заклинания не обязательно произносить вслух, самое главное — воля, направленная на нужный результат, а моя воля была тверда в эту ночь. Айфинг видел, что я ничего не добавляла, кроме тех трав, которые он хорошо знал, но то, что я добавила мысленно, было первым шагом в моем плане спасения.
По крайней мере, хоть в этом Утта не связала меня, как связала рунами на циновке. Айфинг выпил и поел с подноса, который мы с ним разделили, а затем покачнулся и уснул.
Я достала из сундука Утты ярко-красную колючку, обмотала вокруг нее два волоса, вырванных из моей прически, и плюнула на нее, произнеся несколько слов, для которых уши Айфинга были теперь надежно закрыты.
Сделав это, я воткнула колючку глубоко в кожаную подушку под головой Айфинга и стала ткать сон.
Нелегко было вообразить то, чего никогда сама не испытывала, и я не смела себе позволить сомневаться в успехе. Но когда Айфинг повернулся и забормотал во сне, он видел как раз то, что я вложила в его мозг: что он и вправду взял жену и положил на нее руки свои и тело.
Не делала ли такое и Утта? Я думала об этом, когда села в изнеможении и следила за сном Айфинга при слабом свете плененных насекомых. Не таким ли образом она была женой вождей, все еще оставаясь Мудрой женщиной? Когда он проснется, будет проверена надежность сотканного мной сновидения.
Глава 6
Ночь тянулась долго, и у меня было много времени для размышлений и предвидения некоторых опасностей, могущих ожидать меня. Утта многому научила меня, это я знала, но то ли намеренно, то ли потому, что мы происходили не от одного ордена Мудрых женщин, она оставила в моих знаниях пробелы, и я была вроде раненого воина, который, прижимаясь к стене, защищается только одной рукой, да и то левой, в то время как он привык действовать правой. Она не вернула мне мое предвидение, а из всех талантов, которые вупсалы могли от меня требовать, именно это было самым важным.
Я все больше удивлялась этому упущению со стороны Утты. Может быть, она боялась, что я воспользуюсь передачей мысли — что было частью ясновидения — и вызову из Долины помощь? Как бы то ни было, она не подготовила пророчицы для своего народа и лишила их этого дара, который был им нужен больше всего.
Айфинг спал. Я тихонько прошла по палатке и перевернула циновку с рунами, чтобы снова прочитать линии, связывающие меня с этим народом. В то же время я рылась в памяти, ища все, что относилось к подобным чарам, как они наводнятся и как разрушаются.
У Мудрой женщины есть много способов, чтобы связать человека, особенно если у него меньше талантов, чем у нее, или он вообще ничего не понимает в этих делах.
Вы дарите, например, жертве что-то ценное, и если жерва примет — она ваша, пока вы сами ее не отпустите. Но для дилетанта во Власти это опасно. Если жертва откажется подарка, чары падут на дающего.
Плетя сновидения, можно ошибиться в выборе заклинаний и извлечь у кого-то дух из тела, сделав двух рабов колдуньи: в одном мире бездушное тело, в другом — бестелесный дух.
Но в основном все это дела Тени, а я знала, что Утта, заботившаяся о благе своего приемного народа, не зависела в своей силе ни от Света, ни от Мрака.
Если мне удастся разбить чары этих рун, то это будет означать, что они были и каким-то собственным знанием Утты.
Только я сомневалась, что смогу сделать это моими заново пробужденными способностями. Во всяком ремесле нужна практика. Я вернулась к Айфингу, прислушалась к его дыханию. Он больше не видел сновидений, которые я наслала ему, он просто крепко спал, и этот сон продлится еще некоторое время. Я осторожно отошла, сняла свадебное платье и аккуратно сложила его. Когда на моем озябшем теле не осталось ничего, что было сделано племенем, я соскоблила остатки краски с грудей, чтобы меня ничто не связывало с этим народом. Я хотела попробовать часть магии, которая, как я опасалась, была слишком велика для моих слабых сил, но был единственной возможностью чуть-чуть заглянуть в будущее.
Нужен был какой-то предмет, которым человек пользовался и считал своей собственностью.
Хотя большая часть личных вещей Утты ушла с ней в могилу, в моем распоряжении осталось то, что лежало в двух сундуках и что имело отношение к ее магии.
Дрожа от холода, я встала на колени перед сундуком, где находились манускрипты с непонятными рунами. Вытащив из сундука все, я убедилась, что из вещей, оставленных тут Уттой, эти свитки содержали наибольшую концентрацию Власти.
Я села, держа их по одному в каждой руке, и постаралась сделать свой мозг пустым, как зеркало, ожидающее возможности отразить то, что исходит от этих вещей.
Медленно, неохотно началось слабое движение, будто прошло очень мало времени между этим днем и тем, от которого осталась лишь тень воспоминания.
Я не была чистым зеркалом, а скорее смотрела в зеркало затянутое туманом. Но в нем что-то двигалось. Тусклые, туманные фигуры приходили и уходили, и я не могла сделать их ясно различимыми.
Контейнеры со свитками потяжелели, оттягивали руки. Я вздрогнула, когда их ледяной холод коснулся моего нагого тела.
Что же это на свитке? Я отложила одну трубку в сторону, а другую открыла и развернула свиток. Взяв его в обе руки, я наклонила голову, чтобы прикасаться лбом к поверхности свитка, на ощупь казавшегося высушенным древесным листом.
И вот…
Я чуть не вскрикнула, когда в моем мозгу, появилось резкое изображение, удержала меня лишь долгая тренировка. Изображение было достаточно четким, но сцены мелькали и кружились с такой быстротой, что я не могла ухватить их смысл. Строчки формул, колонки рун, появлялись и исчезали, прежде чем я успевала понять их значение. Не было ни логики, ни последовательности, будто кто-то высыпал массу неудачно связанного материала в пустое ведро и сильно встряхнул его.
Я сунула свиток обратно в контейнер и приложила руки к голове, где кружились неудачные и несвоевременные концы и начала учения, вызывающие боль, сильную боль. И в эти минуты я не могла ни продолжать свой опыт, ни рыться в секретах Утты.
Внезапно я почувствовала такую усталость, что глаза у меня закрылись сами. Я, даже подумала с легким беспокойством, что я как бы выпила такую же чашу, какую подала Айфингу, и теперь готова следовать за ним в мир сновидений.
Я взяла себя в руки и надела одежду, которую до этого отложила в сторону, когда меня наряжали в свадебное платье.
Двигаясь с трудом, я завернулась в плащ с капюшоном, и затем скорее упала, чем легла, и мгновенно уснула. И была права: я увидела сон.
Я увидела замок, башню, такую же большую, как цитадель Эс-Касла. Я никогда не видела такого большого творения человеческих рук. Одни части здания были крепки, как камни Эса, но другие мерцали, то появляясь, то исчезая, словно существовали в двух мирах одновременно. Я знала это, но не понимала, зачем и как это сделано.
И там был тот, кто все это сделал как руками тех, кем командовал, так и своей Властью. Но хозяином здесь была не Мудрая женщина, а адепт более сильный, чем волшебник или колдун. И замок был только внешней оправой для чего-то другого, более странного и могучего, чем стены вокруг.
Я видела его то как тень, то ясно и отчетливо, когда он выходил из-за тумана, созданного вокруг него чарами хозяина.
Он был Древней расы, но что-то показывало, что он частично из другого места и времени.
Он работал с Властью, и я видела, что он как бы собирает силовые лучи, сплетает их и формирует узор, подчиняющийся его желаниям. Он двигался уверенно, как человек знающий, что должен сделать, и не опасающийся, что его работа не удастся. Я следила за ним и завидовала. Я тоже когда-то имела такую уверенность, а теперь ползу там, где должна была бы бежать.
Под его ногами огненными линиями вспыхивали руны, сам воздух вокруг него дрожал от произносимых слов или Силы, посылаемой его мыслями. Это было нелегкое дело, труднее, чем я когда-нибудь видела, а мне ведь дважды пришлось видеть в работе самую большую Власть Мудрых женщин.
Теперь я видела, что все, что маг сделал, сконцентрировалось в середине места, где он работал, линии рун, движение воздуха — все собралось воедино.
В конце концов воздвиглась арка из света. Я знала, что этот сон показал мне создание Врат в другой мир, которые встречались на этой древней колдовской земле.
Хорошо известно, что такие Врата существуют, но что их создали маги, мы узнали только в Эскоре. И вот теперь я была свидетельницей открытия таких Врат.
Маг стоял, слегка раздвинув ноги, руки его вдруг взлетели вверх в совершенно человеческом торжествующем жесте. Спокойная сосредоточенность лица сменилась экзальтацией. Но он не спешил пройти во Врата, а наоборот, отступил от них на шаг, хотя не было видно, чтобы его уверенность уменьшилась. Я подумала, что он почувствовал какую-то тревогу, которая удерживала его от прыжка в неизвестность. Он сел в кресло и глядел на Врата, сложив ладони, касаясь пальцами острого подбородка, и казалось, глубоко погрузился в свои мысли.
Пока он сидел и смотрел на свое создание, я следила за ним, словно мой сон касался самого человека, а не его колдовства. Как я уже говорила, он был Древней расы или, по крайней мере, помесью с ней. Молод он или стар? Годы не коснулись его. У него было тело воина, хоть он и не носил меча. Серая мантия, туго стянутая на узкой талии алым кушаком с золотыми и серебряными линиями. Если на них долго смотреть, то они принимали форму рун, но быстро вспыхивали и гасли, так что рассмотреть их не удавалось.
Видимо, он пришел к какому-то решению, потому что встал и слегка развел руки, а затем резко хлопнул в ладоши, и губы его быстро задвигались. Врата исчезли, он остался в темноте, но я чувствовала, что он торжествует: то, что сделал один раз, может повторить.
Похоже, что мой сон показал мне мага только в этом замке. Я вдруг оказалась снаружи, прошла в большие башенные ворота, на которых сидели страшные существа.
Они повернули головы и сонно смотрели, когда я проходила, но я знала, что они не смеют причинить мне вред.
Это путешествие было так детально, что окажись я в этом месте наяву, я без труда нашла бы дорогу в замок.
Причин моего сна я не знала, но вообще-то подобные сновидения всегда посылаются с целью. Проснувшись, я подумала, что сон был результатом моих попыток прочесть свиток. Голова болела, утренний свет резал глаза, но я быстро вскочила и посмотрела на спящего Айфинга. Он зашевелился. Я быстро вытащила из подушки колючку, спрятала в рубец моего плаща, потом села обратно.
Айфинг открыл глаза, поморгал и улыбнулся застенчивой улыбкой, ее было странно видеть у такого человека.
— Доброе утро.
— Доброе утро, вождь людей, — ответила я, как полагалось. Он сел на подушках и огляделся, словно не был уверен, где он провел ночь, Я насторожилась, не зная, хорошо ли я навела на него сон и не знает ли он, что это только сон. Но бояться, похоже, было нечего, потому что он наклонил, голову в моем направлении и сказал:
— Сила увеличивает Силу, дальновидящая. Я принял твой дар, и мы будем сильными всегда, как это было под рукой Утты.
Он скрестил пальцы, как было принято в его народе, когда говорят о мертвых.
Затем он ушел, как человек, вполне удовлетворенный выполненным долгом.
Однако если сон удовлетворил Айфинга и тех людей племени, которым он должен был отдать отчет об этой ночи, то этот же сон дал мне врага, и я в этом скоро убедилась.
По обычаю, с утра меня посетили старшие женщины племени, и все с подарками.
Аусу не пришла, потому что я ясно дала ей понять, что мы с ней на равных в семье Айфинга, а Айлия пришла самой последней.
Она пришла одна: когда у меня никого не было, словно нарочно выжидала, чтобы не было свидетелей нашей встречи. Когда она вошла, ее враждебность как бы вилась вокруг нее темным облаком. Моя сила настолько шагнула вперед, что я могла читать опасность, когда встречалась с таковой.
Айлия единственная из всего племени не боялась моего волшебства. Можно было подумать, что она сама была способна заглянуть мне в мозг и увидеть, как мало я в сущности знаю. Она не села и не приветствовала меня, как полагалось, а бросила к моим ногам изящно отделанную и красиво украшенную коробочку, так что та раскрылась. Из нее выпало ожерелье замечательной работы.
— Подарок новобрачной, старшая. Она скривила рот.
— С приветом от Аусу…
Я не могла спустить ей такую наглую выходку.
— А от тебя, младшая сестра? — холодно спросила я.
— Нет! — рискнула сказать она.
Я заметила, что она из осторожности понизила голос. Она ощущала страшную злобу, но не хотела, чтобы кто-нибудь еще знал о ее злых чувствах.
— Ты меня ненавидишь?
Я приступила непосредственно к делу.
— А за что?
Она опустилась на колени, так что лицо ее было на одном уровне с моим, и наклонилась вперед. Лицо ее было искажено яростью, капельки слюны собрались в уголках широкого рта.
— Аусу стара. Она правит в палатке Айфинга очень немногим. Она больна и больше не интересуется любовью.
Слова летели вместе со слюной. Она ударила себя кулаком в грудь.
— Я главная в глазах Айфинга, или была главной, пока твое колдовство не украло его мозг. Ну что ж, ведающая чарами, прокляни меня, обрати в червя, которого можно раздавить сапогами, в собаку, чтобы я возила сани, в камень. Это буде лучше для меня, чем оставаться теперь в палатке Айфинга.
Я видела, что она говорит искренне. В своей ревнивой злобе она готова была к любым чарам, которые я, по ее мнению, могла навести, только бы не оставаться на своем месте; не видеть моего торжества над ней.
Храбрость, отчаяние и зависть, сжигавшие ее, заставили Айлию бросить мне вызов — мне, старшей, какой я была в ее глазах.
— Я не хочу Айфинга, — спокойно сказала я. Раньше я просто овладела бы ее мозгом, заставила бы поверить моим словам, теперь же я старалась внушить ей правду, но, кажется безуспешно.
Она замолчала, видимо, обдумывая мой ответ, и я поспешила воспользоваться тем маленьким преимуществом, которого достигла.
— Я ведаю чарами, как ты сказала. Я не завишу от доброй воли мужчин, будь он вождь или простой воин. Это внутри меня. Ты поняла, девушка?
Я подняла руки к груди, приняв надменную позу Мудрых женщин, которые носили ее с такой же легкостью, как свои мантии или драгоценный камень.
— Ты спала с Айфингом, — угрюмо сказал она. Глаза ее смотрели вниз, на открытый ящичек и ожерелье, лежавшее между нами.
— Для блага племени. Ведь таков обычай.
Конечно, я могла бы полностью обезоружить ее, рассказав истинную версию этой ночи, но решила, что этого делать не стоит.
Умение хранить тайны — первая заповедь любого искателя знаний.
— Он придет опять! Он мужчина. Вкусив праздничную пищу, он будет голоден, пока не получит ее снова! — вскричала она.
— Нет, он не придет снова, — сказала я в надежде, что говорю правду.
— Для тех, кто идет тропой власти, это правильно. Мы не можем спать с мужчиной и пользоваться нашими знаниями. Один раз — чтобы наша сила в какой-то мере перешла в вождя, но не более.
Она подняла на меня глаза. Злоба ее притупилась, но упрямство не ушло.
— Голодного мужчину словами не накормишь. Они звучат в ушах, но не наполняют его. У тебя одни желания, а у Айфинга совсем другие. Он сейчас как во сне…
Я напряглась. Неужели она угадала правду? Если так, то она может что-то сделать.
Она наклонилась еще ниже.
— Скажи, каким колдовством пользуетесь вы, Мудрые, что бы захватить мужчину, который всегда мыслил ясно, и его ничто не смущало?
— Я этого не делала.
Поделиться книгой: