Но Муравьёв уже никого не слушал, он устремился к лесу. Все дружно последовали за ним, уже начиная замерзать. В лесу первым делом придавили к земле пару небольших ёлочек, что росли рядом и встали на них, прижимаясь, друг к другу телами. Холод уже чувствовался довольно сильно. Печник стоял на коленках и пытался первобытным способом добыть огонь. Он тёр между ладоней сухую веточку, которая упиралась нижним концом в такую же сухую ветку, только большего размера. Рядом лежала береста. Минут через пять огонь был добыт. Костёр понемногу начал разгораться. И тут чуть не началась драка, все хотели подойти поближе к огню.
— А, ну, успокоились, — крикнул грозно Лапа. — Валет, Печник, сторожите костёр. Остальные быстро метнулись собирать дрова.
И первым подал пример, устремившись в лес. Никто не посмел спорить. Растерявшиеся люди, находясь в экстремальной ситуации, привыкли выполнять приказы тех, кто ведёт себя спокойно и уверенно. Через полчаса уже большой костёр весело потрескивал рядом с опушкой леса, согревая всех своим теплом. Когда люди более-менее пришли в себя и страх перед холодом отступил, Лапин задал всех мучающий вопрос:
— Думаю, все понимают, что долго тут мы высидеть не сможем? Бегать голышом по лесу и собирать дрова — это, конечно, весело, но лично я зверею, когда анекдот постоянно повторяют. Может, у кого-то есть умные мысли, как нам быть дальше? — и он обвёл всех взглядом.
— Слышь, Лапа, может лес, на хрен, спалим? — сказал Валет, рассматривая свои ладони, покарябанные о сосновые иголки.
— Нее, не канает. Это нам ничего не даст, сами сгорим вместе с лесом.
— А, может быть, огонь увидят и прилетят пожар тушить, заодно и нас спасут? — подал голос Кузьменко.
— Может, и прилетят, а может, и нет. Неизвестно, где мы оказались. Вон, неведомым способом из тёплого июня сразу в зимнюю сказку попали. Где в июне на земле снег лежит?
— В тундре снег, но деревья здесь не характерны для той местности. Да и снег не весенний. Скорее начало зимы, — высказал свои наблюдения Муравьёв.
— А ты чего молчишь, гражданин начальник? — обратился Лапа к Агееву.
— Я думаю, что на дерево высокое нужно залезть, да посмотреть вокруг, может чего и увидим.
— Тоже верно, — согласился тот, — кто полезет?
— Я и полезу. Ещё немного погреюсь и полезу.
— Согласен, — сказал Лапа, оглядев остальных, — ловких и сильных у нас, к сожалению, некомплект.
Действительно, сам Лапин был немного грузноват, инженер выглядел слишком хилым, Маляр — тоже, Печник слишком тяжёлым, а Валет… Лапа старался беречь своего кореша от излишних физических нагрузок. «Золотые» руки вора-карманника ему были нужны в рабочем состоянии.
Когда Агеев решил, что согрелся достаточно, то наметил дерево для своей задумки. Хвойные он сразу отмёл, так, как лишние царапины его обнажённой фигуре были совершенно не нужны. А вот берёзу он посчитал как раз тем объектом, который ему подходит. Прикинув расстояние, он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, и быстро направился к намеченной цели. Достаточно легко поднявшись поближе к верхушке дерева, Агеев стал внимательно смотреть по сторонам. Небо было ясным. Солнце удивлённо разглядывало голую спину человека. А справа от человека и перед ним лежал сплошной лес, постепенно поднимающийся куда-то выше. А вот слева он разглядел чёткую и довольно широкую белую линию, которая разделяла лес и уходила за спину. «Река», — подумал старший лейтенант, — «а где река, там и люди». И он стал пристально вглядываться в ту сторону. Верхушка дерева слегка покачивалась от ветра. Руки уже замёрзли и тело начала бить мелкая дрожь, когда Агеев увидел недалеко от берега полянку, на которой было явно человеческое жильё. Запомнив направление, он быстро слез с дерева и побежал к костру. На вопросы разведчик смог ответить только через несколько минут, когда жар костра прогнал озноб из его тела.
— Там, — указал рукой Агеев, — какая-то река, а недалеко от берега чётко было видно деревянное строение и изгородь вокруг. Людей, правда, не заметил. Да, и ещё, небо чистое, ни одного самолёта и следа от них.
— Далеко до жилища-то? — спросил Валет.
— Думаю, не больше километра.
— Нужно из бересты или сосновых веток соорудить что-то наподобие обувки для ног, а потом двигаться в ту сторону, взяв в каждую руку по горящей ветке, — сказал Печник, — ночи ждать не стоит.
— Так и сделаем, — подвёл итог разговору Лапин, — приспосабливайте к ногам кто что сможет.
Уже довольно скоро шесть человек, с горящими ветками в руках, двигались гуськом в сторону увиденного Агеевым жилища. Так, потихоньку, с руганью и матом они через час достигли полянки, которая была огорожена невысоким тыном, сделанным из жердей и тонких веток. За тыном стояли крытый навес и изба с примкнутым к ней сараем.
ВСТРЕЧА
— А, ну, стоять, бисово отродье, — раздался грозный окрик, когда замёрзшие бе-долаги перелезли через ограду, — кидай костры в снег!
Слева от них стоял бородатый мужик в длинном чёрном овчинном тулупе и папахе. На поясе, с левой стороны, висели длинные ножны, из которых выглядывала рукоятка сабли, сам же он целился в них из ружья. Люди испуганно остановились.
— Мужик, да ты чё? Опусти свою пушку! Видишь, в беду мы попали, — взял на себя роль переговорщика Лапин.
— Я тебе сейчас покажу мужика, бес окаянный! Не видишь что ли, казак я! — злобно ответил вооружённый бородач.
— Ну, прости, казаче, не признал сразу, — быстро перестроился на другую тему Лапа. — Видишь, замёрзли совсем. В лесу голыми оказались, хорошо твоё жилище увидели. Не дай умереть лютой смертью, неужто ты не православный?
— Я-то православный, — ответил казак, — а вот на вас что-то крестов не вижу.
— Да где же я тебе посреди леса кресты возьму?
— А огонь где взяли? Или думаете, что человеческий облик приняли, то казака обмануть легко удастся?
— Да, вот же, смотри, — и Лапин, бросив факелы в снег, стал истово креститься.
Остальные дружно последовали его примеру. И тут вперёд выскочил Кузьменко и упал на колени:
— Дяденька, не погуби, сил уже нет — холод терпеть!
— Хе-хе, «дяденька», — усмехнулся казак, — а, ну, шагайте в дом, там разберёмся.
Замёрзшие люди двинулись к дому. За ними, не опуская ружья, шагал грозный воин.
ПОПАДАЛОВО
Пройдя через небольшие сени движение шестёрки голодранцев застопорилось.
— Чего встали, как ротозеи на ярмарке? Проходи живее! — прикрикнул казак.
Посредине комнаты на земляном полу стоял грубо сколоченный гроб, в котором лежала покойница. Повидавший достаточно на своём веку Лапин, спокойно обошёл его и скорее прислонился к сложенной из камня печи. Изба отапливалась по-чёрному. Остальные тоже постарались быстрее прильнуть к спасительному теплу.
— Это кто? — спросил Лапин у вошедшего за ними казака, показывая на гроб.
— То жинка моя, — сказал тот и перекрестился, — от горячки померла. Застудилась. Пошла за водой к реке, а на обратной дороге оступилась. Ледяную воду на себя опрокинула. Пока обратно к реке бегала, пока набрала воды, пока до дома дошла, хворь-то в тело и проникла. А меня не было, охотничал я в то время. Возвратился с добычей, а она лежит, подняться не может, жар сильный, говорит еле-еле. Через день и померла.
— А доктора поблизости разве нет? — спросил Кузьменко.
— Какого дохтура, сынку? Тут почитай на сто вёрст окрест кроме волков и медведей никто не живёт.
— А что это за река? — продолжал допытываться Лапин.
— Пышма, — ответил казак, снимая с себя овчинный тулуп.
— Пышма? — переспросил Валет, — а Тюмень далеко?
— Тюмень-то… Далёко, как раз сто вёрст до неё и будет. А что тебя нужно в Тюмени?
Голые гости стали переглядываться меж собой. И тут, до сих пор молчавший Маллер, спросил:
— Прости, отец, а не подскажешь, какой сейчас год?
Казак прищурил глаза, склонил голову на правую сторону и, глядя пристально на Маллера ответил:
— Одиннадцатый день января 1775 года от Рождества Христова.
— Пи…ец!!! — хором выдохнули шестеро голосов.
Даже неожиданное перемещение летом из колонии в заснеженный лес без кусочка одежды, не потрясла всех так сильно, как осознание того, что они провалились почти на 250 лет назад. Все были растеряны и не представляли, как жить дальше.
Казак сам был удивлён их реакцией. Он не знал, кто они такие, откуда, но увидел, что его слова потрясли их до глубины души. Поэтому смотрел на них с сочувствием, было видно — люди испытывают душевную боль.
— Негоже перед покойницей срамным быть, — сказал неожиданно он, возвращая всех к насущным проблемам.
— Пойдём-ка, сынку, со мной, — поманил казак Егора.
— Куда? — вздрогнул растерянный парень.
— Одежду подбирать будем, — и направился к стоящему в дальнем углу комнаты большому сундуку.
ЗНАКОМСТВО
Примерно через час шестеро мужчин, одетые в непривычные для себя одежды, сидели вокруг стола, который занимал почти всю заднюю часть комнаты, и пили горячий отвар из каких-то трав. Хозяин дома сидел рядом.
— Саблин я, Фёдор Тимофеевич, — ответил он на вопрос Агеева.
— А вас, значит, бабах — молнией и прямо сюда, — продолжил казак, — скажи кому, не поверит. Да и я сперва решил, что это бесы явились по мою душу. А тут ещё и Прасковья неотпетая лежит.
— Не надо, Фёдор Тимофеевич про нас вообще никому рассказывать, а то либо церковники на костёр упекут, либо императрица со своими фаворитами в кандалы закуёт. Насколько я знаю, сейчас Екатерина II на троне сидит?
— Она, змея подколодная.
— Прости, Фёдор Тимофеевич, если мой вопрос покажется тебе неприятным, а ты с Емельяном Пугачёвым случайно не был знаком?
— Смотрю, много ты знаешь, Марсель Ринатович, — нехороший огонёк блеснул в глазах казака.
— Фёдор Тимофеевич, поверь, ни я, ни мои товарищи, тебе не враги. Мы нужны друг другу. И предательство одного, станет концом для всех.
— Хорошо, коли так, как ты говоришь.
— Спаситель ты наш, куда же без тебя мы денемся? — проникновенно вещал Агеев. — И ещё, простите меня за чёрную новость.
— Какую?
— Через десять дней Емельяна Пугачёва казнят в Москве. Четвертуют.
— Значит через десять дней…
— Да. Но он достойно примет смерть, как и подобает настоящему казаку.
— Спаси и сохрани, Пресвятая Богородица, — перекрестился Фёдор Тимофеевич, и все последовали его примеру.
Это, наверное, заложено в генах, что достались нам от наших предков, как только мы видим человека, который крестится, то рука непроизвольно тянется повторить это действие. И никакая атеистическая советская власть или торгашная демократия не в силах вытравить из людских душ славную веру наших предков.
— А Прасковью твою мы завтра и отпоём, и похороним, — сказал Муравьёв, — только нужно будет воды побольше накипятить.
— Зачем воды накипятить? — спросил Кузьменко.
— Чтобы мёрзлую землю было легче выкапывать, — спокойно ответил Печник.
ПЛАНЫ и РАЗГОВОРЫ
На другой день, сидя после похорон за тем же столом, тем же составом, семеро человек обсуждали планы дальнейшей жизни.
— Оружием-то вы владеть обучены? — спрашивал Фёдор Тимофеевич.
— Обучены, да не тому, — отвечал Иван Андреевич Лапин, — другое там оружие в будущем. Я штыком привык, а вот нынешней саблей или ружьём, увы.
— Придётся, робятки, учиться, — сказал казак, — без этого здесь никак. И от зверя нужно уметь защититься, и от человека, и еду добыть. Из дерева сабельки потешные сделать надо, и буду вас по утрам учить.
— Фёдор Тимофеевич, а ты давно здесь живёшь? — поинтересовался Агеев.
— С сентября. В конце июня мы Рождественский завод боем брали, там я рану получил тяжёлую. Мой товарищ, Иван Збруйко, сопровождал меня до дома, да и решил остаться, чтобы вместе потом к Пугачёву вернуться. Через пару месяцев я почти поправился, а тут новость пришла, что разбили Емельяна, и вынужден он хорониться от екатеринкиных солдат. Да и слух прошёл, что разыскивают всех, кто к смуте причастен. Тогда решили мы не ждать своей участи, как бараны, а уйти подальше в леса, переждать до следующего лета, а там потихоньку снова к людям выйти. Взяли с собой всё необходимое и поехали…
— А где товарищ?
— Медведь задрал. Ружьё у Ивана дало осечку, и я замешкался, буквально несколько мгновений, а косолапый ему по горлу когтями. Мишку то я застрелил, а товарища уже спасти не мог.
— Светлая память, — сказал Лапин и перекрестился.
— Светлая память, — повторил казак.
— А как с оружием обстоят дела? — спросил Агеев.
— Ружьё от Ивана осталось, ещё четыре пистоля есть. Три сабельки, вместе с моей если считать.
— Нам ещё один дом нужно ставить, тесно всемером. И баню, а то завшивеем тут, — высказал Муравьёв свои мысли.
— Это ты, верно, заметил, — отозвался Саблин.
— А ещё нужно людей так распределить, чтобы одни на охоту ходили, другие строительством занимались, а третьи хозяйство вели, — сказал Агеев.
Решили так, Фёдор Тимофеевич с Лапиным будут ходить на охоту, Муравьёв, Агеев и Маллер занимаются строительством, Кузьменко ловит рыбу и носит воду, а Кощеев готовит еду.
— А чем вы занимались у себя в грядущем, — спросил казак.
— Разным, — взял разговор в свои руки Лапин, зыркнув на своих спутников, — я торговыми делами занимался, Игнат Фомич помогал мне. Марсель Ринатович — служивый человек, Артур Рудольфович — маляр, Даниил Петрович — каменный мастер, а Егор Сергеевич механизмы собирал.
— И как такие разные люди вместе оказались? — удивился Фёдор Тимофеевич.
— Решил я завод построить. Пригласил самых знающих в этом деле людей, чтобы сообща решить, как по уму всё сделать. Вот тут и случилась, на нашу беду, гроза. Молния шаровая в окно открытое влетела и прямо в стол ударила, за которым мы дела свои обсуждали. Ослепило нас, а когда прозрели, то оказалось, что далеко мы от своего времени и места… Вот.