Петля. Черные вороны. 4 книга

Приказал транквилизаторами колоть постоянно, чтобы не успевала в себя приходить, а потом ужаснулась от того, что выпала из реальности. Во времени и пространстве потерялась, не понимая, что с ней происходит. Полная тишина, изоляция, видеонаблюдение, стены, покрашенные в белый цвет, и… неизвестность. А когда смотрел, как в сон проваливалась тревожный, кричала что-то, плакала во сне, сердце на долю секунды сжалось… Не знаю, о чем думал тогда — за короткие мгновения в голове миллион мыслей пролетело. Но про дочь вспомнил, кулаки от злости сжимая, и какое-то извращенное удовольствие ухмыльнуться заставило. А затем вдруг так гадко на душе стало, что я подорвался с кресла, чтобы не смотреть больше, как она хватала руками накрахмаленную простынь и мотала головой из стороны в сторону. Каждую ночь ее мучили кошмары. Каждый раз она хотела проснуться, но как только открывала глаза, ее сбрасывали в эту пропасть опять. Вымотанная, уставшая, запуганная, с бледным лицом и синяками под глазами — такой стала дочь Ахмеда через неделю пребывания в моем доме. Да и поведение сменилось, по крайней мере, она хотела, чтобы я в это поверил. Не хамила охране, молча выполнила все требования Тамары Сергеевны и ко мне вдруг на "вы" начала обращаться. Притаилась девочка. Начала думать и анализировать, а не просто свой нрав демонстрировать. А потом истерика эта, и осколки вазы, которыми исполосовать запястья захотела. Я тогда на автомате все делал, а в голове одна мысль сиреной выла — "Не позволь ей себе навредить". Не знаю, что именно заставило меня поступить именно так. Позже я пойму, что тогда впервые увидел ее искреннюю. Обычную девочку, которой просто страшно. Которая осознала наконец, что стала игрушкой в чужих руках, и от ее желания уже ничего не зависит. Именно ее отчаяние заставило тогда мое сердце дрогнуть. Словно его тонкой иглой проткнули. Быстро и неожиданно.

Последнюю затяжку сделал, затушив сигарету в пепельнице, и еще один стакан опустошил. В руки себя наконец-то взял, хотя понимал, что с каждым разом делать это все сложнее. Она будто ворвалась в мою голову мощным вихрем, разметав мысли и путая их, разрушая четкую схему, которую я месяцами выстраивал. Только черта с два я ей это позволю. И кулаком со всей силы о стену… На кольце обручальном вмятина появилась. Надел его после похорон Лены. Макс с отцом переглянулись тогда сочувственно, но промолчали, а через год Сава разговор по душам затеял, убеждал, что отпустить горе надо. Не понимал он, что кольцо это совсем иное значение для меня приобрело. Поклялся тогда сам себе, что не сниму, пока не отомщу, пока каждая виновная тварь кровью не умоется.

Вдруг зазвонил телефон — номер незнакомый, не из списка контактов. Говорить не особо хотелось, но ответил, вдруг что-то важное. Никогда не знаешь, какая новость тебя настигнет и когда.

— Слушаю.

— Алло. Андрей Савельевич Воронов? — услышал приятный женский голос с хрипотцой. Понятия не имею, кто это.

— Да…

— Это Эмма… Эмма Родионова. Главный редактор журнала "Закон и бизнес". Мы встречались с вами на аукционе…

Да, я ее вспомнил. Она подошла тогда с бокалом шампанского и протянула визитку. Говорила что-то насчет интервью и планов на вечер, бросая многозначительные взгляды и кокетливо играя с пуговицей своей шелковой блузки. Охотница за эксклюзивом и акула пера в одном флаконе. Эмма, значит… Вначале я думал послать ее куда подальше, но потом передумал. Оперся о подоконник и, посмотрев еще раз на брошенную мокрую одежду, решил, что мне явно нужен хороший секс. Дурь из головы выбить, а то вот на малолеток уже бросаться начал. Эмма — отличный вариант… Граф, прояви уважение — женщина ведь просит.

— Да, Эмма, я вас хорошо помню… — сделал паузу, и затем продолжил, — что, впрочем, неудивительно…

— Даже так? Как интересно, — в голосе моментально появились игривые нотки. Мужчины флирт чувствуют на интуитивном уровне. Могу поклясться, что она сейчас ухмылялась, возможно даже, глядя на себя в зеркало, и начала накручивать локон на палец. Она делала так же, когда подходила в тот раз. — Так что, я могу набраться наглости и потребовать у вас обещанное интервью?

— А вы всегда спрашиваете разрешения перед тем, как набраться наглости, Эмма?

— Нет, вы на меня пагубно влияете, Андрей… — замолчала, интригуя, чтобы потом закончить мысль, — опасной хищнице внутри меня вдруг захотелось ласково мурлыкать.

— Но она ведь не перестала быть от этого хищницей, не так ли?

— Предлагаю вам проверить это лично… не люблю бросать слова на ветер.

— Журналистская этика превыше всего?

— Вы понимаете меня с полуслова…

Конечно я понял ее с полуслова. Еще в тот вечер, когда мы познакомились.

Уже через час я переступил порог ее кабинета на пятнадцатом этаже столичного бизнес-центра, закрывая дверь на замок и опуская жалюзи. Думаю, растрепанные волосы, мятая одежда и голые ягодицы — это не то, что хотела бы продемонстрировать Эмма Родионова своим подчиненным. А посмотреть было на что. О таких, как она, говорят "Дорогая сучка" Ни одного изъяна, все по стандарту. Идеальное тело, безупречное лицо, волосы до талии, улыбка сияющая — не придраться, только веяло от нее какой-то пустотой и шаблонностью. Словно не живая, а пластмассовая. Как эксклюзивный товар, который не каждый себе может позволить купить.

Я развернул ее спиной к себе и, задрав юбку, с вожделением сглотнул, рассматривая снизу вверх и расстегивая ремень своих брюк. Высокие шпильки, длинные ноги, затянутые в черные чулки, и такого же цвета стринги… Люблю черный цвет, как и упругий зад, который она бесстыдно мне сейчас предлагала, прогнув спину. Красивая, породистая и голодная. Именно то, что мне сейчас нужно. Голый секс и ни одной эмоции, кроме бешеного желания получить разрядку. Вошел в нее резко и потянул на себя намотанные на кулак светлые волосы. Такие же, как у… Черт. Дернул сильнее, и она всхлипнула, вцепившись ногтями в край стола. Смотрел в отражении тонированного стекла, как впивается зубами в ладонь, чтобы не заорать, как колышется в такт толчков полная грудь и понимал, что не хочу видеть ее лицо. Мозг другую картинку вдруг подсунул. Белокурую маленькую ведьму, извивающуюся подо мной и кусающую свои пухлые губы, пока я яростно вдалбливаюсь в ее тело, жадно сжимая упругие груди ладонями.

И от этого я словно с цепи сорвался, яростно и грубо продолжая таранить женскую плоть, вымещая свою злость со звериным желанием сделать ей больно. Но сучке нравилось, она скулила сквозь сжатые зубы, чтобы драл ее жестче. И тогда я схватил пятерней ее за шею, сжимая горло все сильнее, наращивая темп, пока не сорвалась, сокращаясь вокруг моего члена и выкрикивая мое имя. А я не мог остановиться, осатанело трахая ее, чувствуя, как наконец-то приближаются спазмы оргазма. Сжал шею сильнее, а она ухватилась за мои пальцы, лихорадочно стараясь их разжать, и пытаясь отстраниться. Испугалась… А у меня перед глазами только волосы белые и спина голая, мокрая от пота… а я другую спину вижу, мокрую от капель воды в моем душе. И именно в этот момент излился в нее с хриплым стоном, не дав пошевелиться, а когда ослабил захват, она вдруг закашлялась…

— Черт… ты псих…

Я сам не знал, что на меня нашло. Словно рассудок помутился. Только разрядка была какой-то поверхностной, голод остался где-то внутри, и я четко знал, что он снова станет сильнее.

— Если своей профессии ты отдаешься с таким же рвением, то отечественная журналистика в надежных руках…

Она повернулась ко мне лицом и, еле держась на ногах, уселась на стол, проводя пальцами по растрепанным волосам. Пыталась пригладить выбившееся из прически пряди. Но, плюнув на это дело, оперлась на руки и, глядя в полоток, с придыханием сказала:

— Мне срочно нужен бокал мартини и сигарета…

Я наблюдал за ней и вдруг ощутил, что хочется просто уйти. Как из дорого ресторана, в котором только что попробовал безумно красивое на вид блюдо, но оно оказалось недосоленным. Не было чувства удовлетворения, вместо него нарастало раздражение. Застегнул ширинку и подошел к мини-бару, наливая ей напиток.

— А как же интервью?

— Похоже, проинтервьюировали тут меня… Так что придется нам встретиться еще раз, уважаемый Андрей Савельевич…

Подал ей бокал и, натягивая пиджак, ответил:

— Обязательно… когда-нибудь в другой раз…

— Ты что, уходишь? — и вот я уже услышал в голосе обиду. Натуру не скроешь. Хоть и ведет себя, словно мы ничего друг другу не должны, но после того как женщина отдается мужчине, подсознательно она начинает считать, что получила на него какое-то право.

— Мне придется, Эмма…

— Дела, да?

Дурацкий вопрос. Но его стоило задать, чтобы дать нам обоим возможность попрощаться, избежав неловкой недосказанности.

— Деловые люди понимают друг друга без слов… И я помню — я задолжал тебе интервью…

* * *

Вышел из здания, направляясь в сторону машины. Глянул на часы — через полчаса мы договорились пересечься с Максом в одном из наших ресторанов. Завтра он должен лететь в Бельгию, продлить действие контракта и внести в него дополнительные пункты. В последнее время мы стали видеться чаще и держали друг друга в курсе всех дел. После рождения Таи Дарина придумывала миллион способов, чтобы собрать всех нас вместе. А Карина ей в этом с радостью помогала. Когда тебе звонит сестра и приглашает на празднования трех, четырех или пяти месяцев со дня рождения твоей же племянницы и крестницы, а под боком ноет родная дочь, что соскучилась по малышке, разве можно сослаться на неотложные дела? Эти две сообщницы всегда находили повод, чтобы оставить нас с Максом одних, хотели опять нас сблизить. Я понимал, что все мы тяжело переживали тот раскол, который произошел. Наверное, я и сам в глубине души желал этих встреч. Хотелось забыть все, сбросить с души камень, избавиться от едкого чувства разочарования, которое кровоточило, как незаживающая рана. Когда наблюдал, как брат с Дариной светятся от счастья, с какой любовью он на нее смотрит, как трепетно к ней относится, как заливается смехом их дочь и насколько тепло от этих посиделок у камина — становилось немного легче. Это все равно, что дать себе и другому человеку еще один шанс. Шанс на доверие. Чертовски хотелось верить, что все можно исправить.

Меня кто-то похлопал по плечу, и я резко обернулся. Бокал с напитком, который стоял на столе, упал на пол, и на звук разбившегося стекла моментально прибежала официантка.

— Эй, брат, ты чего дерганый такой? — Макс глянул на меня с удивлением, и тут же расселся на стуле напротив. — Нервишки шалят? Не бережешь ты себя, все о народе думаешь, да? — брат щелкнул пальцами, чтобы привлечь внимание суетившейся официантки. — Принеси мне виски, крошка…

А потом, посмотрев на мою вздернутую бровь, поднял руки ладонями вперед и сказал:

— Так, спокойно, Граф… Клянусь, твою сестру я так никогда не называю…

— Смотри мне…

— Что-то ты, братец, сам на себя не похож… и выглядишь странно… — он прищурился, продолжая отвешивать свои шуточки. — Это что — конец света грядет? Граф вышел в свет в мятой рубашке… Ты не заболел часом?

— Иди к черту, Макс. У меня важный разговор.

— Да я понял уже, что замес начался…

— Да, Макс. Режим полной боевой готовности, если можно так сказать. Тварь будет пытаться подобраться к нам поближе, несколько попыток уже было. Поэтому будь осторожнее, и, главное — Дарину с Таей нужно стеречь. Может лучше их ко мне, пока ты по делам мотаться будешь?

— Нет, Граф, вот как раз рядом с тобой они в еще большей опасности будут. Ты же у нас тут массовик-затейник… так что от тебя лучше подальше держаться, — он засмеялся, но мы оба знали, что он обеспокоен не меньше меня.

Я отдавал себе отчет, что мы в эпицентре риска. Что из-за этой войны с Ахмедом могут пострадать наши родные, но отказаться от своего намерения не смог бы. Это может казаться эгоистичным, но я считал, что в своем праве. А Максим меня в это поддержал, и я был ему благодарен.

— В общем, Макс. Ты и сам все понимаешь…

— Конечно, Граф… Кстати, а Карина когда возвращается со стажировки?

— Через неделю.

— А девка у тебя?

— У меня… у меня. Пришлось забрать ее. Дом, сучка, поджечь попыталась. А у меня ни времени, ни желания нет мотаться туда и ее нянчить.

— Офигеть. Она мне уже нравится… Может, себе оставим, а? Лекса, да? Как она, ниче?

Бл***. Да что за день сегодня. Такое впечатление, что имя этой мелкой чертовки меня преследует.

— Она сутками напролет думает о том, как смыться. Но после всего, надеюсь, будет умолять остаться…

— Я вижу, вы друг друга стоите… Похоже, она тебя зацепила. Никогда не видел тебя таким взвинченным.

— Давай лучше выпьем, — мне не хотелось продолжать этот разговор, обсуждать Лексу, потому что как-то незаметно для меня самого ее стало слишком много. Я перевел тему на поездку, усиление мер безопасности, еще одну проверку всего обслуживающего персонала. Мы должны быть начеку. Противника всегда лучше переоценить, чем недооценить, а самонадеянность может сыграть с нами злую шутку. Ахмед — очень опасный, а помимо этого — подлый, хитрый и абсолютно беспринципный. Порой я задумывался над тем, а не слишком ли большую ставку я сделал на его дочь. Не удивлюсь, если он, в конце концов, решит пустить ее "в расход". Такие ублюдки, как он, очень непредсказуемы, и я не мог быть уверен наверняка, что ради дочери он пойдет на все. Но среди всех рычагов, которые возможно было отыскать, именно этот был самым сильным.

— Я жду звонка от Глеба… — официант принес нам еще по порции виски, и я, дождавшись, когда он отойдет, продолжил. — Шустрый паренек, голова как надо работает…

— А что на этот раз он откопал?

— Помнишь видео, которое я Ахмеду отправил… Показательное выступление с четырьмя амбалами?

— Ну еще бы, конечно помню…

— Глеб там какой-то вирус разработал и подцепил его к записи… Думаю, Ахмед был настолько впечатлен увиденным, что еще не скоро додумается свой ПК проверять на вирусные атаки…

Макс присвистнул, а потом, на мгновение задумавшись, спросил:

— А на Глеба у нас досье имеется? Чем он дышит вообще, и откуда нарисовался?

— Брат, обижаешь… Я бы к нему и не поехал, не зная, кто он. Там очень интересная история с его происхождением. За ним наблюдение тоже ведется. Пока что он чист…

— Это правильно… А то паренек слишком много знает, Граф. Не дурак он, сам понимает, что с такой информацией долго не живут, но за ним глаз да глаз нужен.

— Я Изгоя подключил. Он у нас, оказывается, тот еще ищейка. Думаю, ты как из Бельгии вернешься, уже известно все станет.

— Лады, Граф. Побегу. Соскучился, знаешь ли, по своим девочкам. Да и ты домой, давай, дуй, там у тебя тоже своя имеется…

— Макс, бл***.

— Ну все-все, ушел… — направился в сторону выхода и у самой двери крикнул, — официант, три литра валерьянки вот этому джентльмену. Запишите на мой счет.

* * *

Когда я вернулся домой, на дворе уже была ночь. Дом погрузился в темноту, свет горел лишь в нескольких окнах — у прислуги на первом этаже и в одной комнате в правом крыле. Не спится пленнице? Вся в раздумьях, наверное, чтобы еще придумать, чтоб бдительность усыпить… Вошел в дом. Ничего не разбито, ничего не горит, Тамара Сергеевна не выбежал на встречу в очередной истерике. Хм… все тихо и спокойно. Неужели притихла? Слабо верится, конечно, но насладимся пока передышкой. Наконец-то я почувствовал, что ко мне вернулась привычная для меня сосредоточенность. Даже дышать стало легче. То самое ощущение, когда приезжаешь домой после отпуска. Каким бы интересным, ярким и насыщенным он ни был, но на обратном пути появляется пронзительно острое чувство, что ты безумно соскучился по родным стенам.

А вот и Глеб… подняв трубку, сразу же к делу перешел:

— Ну что, Глеб? Звонишь, чтоб порадовать?

— Да, Андрей. Все получилось, как мы и предполагали.

— Ты просто гений, парень. И что у нас сейчас на руках.

— Вся внутренняя документация, доступ к мейлам, счетам, даже отслеживания поисковых запросов. Считайте, что вы сидите рядом с Ахмедом и смотрите в монитор его компьютера.

Охренеть. Нам чертовски везло, притом со всех сторон. Я шагал по комнате туда и обратно, в висках стучало от выброса адреналина. Я тебя раздавлю, сука, быстрее, чем ты думаешь. В порошок сотру. Тварь… Не мог стоять на одном месте, в голове очередной план выстраивался, и я уже мысленно разрабатывал последовательность действий.

— А насколько долго все это может оставаться незамеченным?

— Пока он не почувствует, что произошла утечка конфиденциальной информации. На данный момент заметить вмешательство практически невозможно.

— Отлично. Копируй все данные и фиксируй каждый шаг. Глеб, в долгу не останусь.

— Не стоит и уточнять, Андрей. Я знаю.

Закончил разговор и уселся в кресло. Даже глаза закрыл, чтобы насладиться моментом и тишиной. День какой-то нервный выдался, хотелось все по полкам разложить. Чтобы все по местам. Четко и слаженно. Когда каждый делает, что ему поручено и обеспечивает нужный мне результат. Глеб, Изгой, Макс — мы работали сейчас в одной связке, и пока что все шло, как и должно. Не знаю, сколько времени я просидел здесь в полной темноте, подниматься наверх не хотелось. И тут я заметил, как в коридоре на втором этаже зажегся свет. Так-так, и кто там у нас крадется? Сидел неподвижно, молча наблюдая, что же дальше. Не знаю, почему, но вся эта ситуация меня начала одновременно и злить, и забавлять. Она явно не заметила, что я вернулся. Идет тихонько, босыми ступнями по ступенькам шагает, по сторонам оглядывается — точно воришка. В короткой атласной ночнушке, которая едва прикрывает ягодицы и полностью обнажает стройные ноги. Одна тонкая бретелька спустилась на плечо, грудь с торчащими от напряжения сосками приподнимается в такт ее дыханию, а я сижу и не шевелюсь. Рассматриваю каждый сантиметр ее тела и с предвкушением жду, когда она подойдет ближе. Меня опять простреливает острыми импульсами возбуждения. Красивая ведьма. Экзотическая, яркая, огненная.

После того, как Александра преодолела последнюю ступеньку, я, внезапно включив торшер, строгим тоном спросил:

— И что ты здесь забыла?

ГЛАВА 11. Лекса

Я не слышала, как он вернулся. Если б знала, что сидит там в кромешной тьме и поджидает меня, я бы из комнаты носа не показала.

Мне просто ужасно захотелось есть, я целый день провела у себя, не решаясь выйти, а днем уснула. Провалилась в сон, и мне снилось это проклятое отрезанное ухо Сами. Снилось, как отец кричит на меня, что я сама виновата в том, что все это произошло со мной. Кричит, что презирает меня, потому что я не такая, какой должна быть его дочь, и ему стыдно, что у него родилась подобная тварь. Лучше бы он придушил меня в колыбели. Его глаза пылали ненавистью, и от ярости дергалось веко. Мне казалось, он вытащит пистолет и пустит мне пулю в лоб.

Когда проснулась, то долго не могла отдышаться и вытирала слезы ладонями. Самое страшное, что я понимала — мой сон вполне может быть явью и отец не простит мне того, что со мной случилось. Он во всем обвинит меня. Ведь это я, вопреки его желаниям и мечтам, занималась музыкой, я отстранилась от всего, что должно было интересовать девушку моего возраста в подобной семье. Я поехала на этот конкурс и я в итоге оказалась в ловушке, в которую потянула за собой и его. Одному дьяволу известно, что именно требует Воронов от папы взамен на мою свободу. И я была убеждена, что это далеко не деньги.

Ближе к вечеру мне все же захотелось есть. В течение дня никто не приходил — в отличие от того дома, где все следили за каждым моим шагом. Впрочем, я не сомневалась, что здесь везде понатыканы видеокамеры. Они все равно наблюдают за каждым моим шагом. Когда я раздевалась в ванной, я неизменно показывала всем стенам и зеркалам средний палец. Ублюдки. Смотрите и изойдитесь слюной, жалкие хозяйские псины.

Когда все звуки стихли и везде погас свет, я решила спуститься на кухню. Должна же быть кухня в этом чертовом доме, похожем на черно-белую тюрьму. Такой же мрачный, холодный и бездушный, как и его хозяин. От голода урчало в животе и пульсировало в висках. Меня успокаивало то, что никто не приходил ко мне. Никто не наведывался, ничего не спрашивал, не проверял. Как будто обо мне забыли. Я много думала за этот день и решила, что нужно сидеть тихо, и тогда больше ничего не случится. Рано или поздно меня отсюда выпустят. Вернут отцу или… Или убьют. На последнем я старалась не зацикливаться. Если бы хотели — уже сделали бы это. Остается только набраться терпения и ждать.

Двигаясь возле стены, я неслышно ступала босыми ногами по холодному полу, спустилась по лестнице вниз и остановилась, пытаясь сориентироваться в темноте. Черт, и где мне здесь искать кухню? Может, найти кого-то из охранников и попросить дать мне поесть? Но потом вспомнила, в каком виде я сюда выбралась, и передумала. Как только я миновала последнюю ступеньку, в ту же секунду включился свет, и от неожиданности я вскрикнула, прижавшись спиной к стене.

Он сидел внизу в кресле, пристально глядя на меня и поигрывая выключателем от торшера, явно наслаждаясь тем, что заставил меня испугаться или поймал с поличным. Я медленно выдохнула, глядя на Графа, вальяжно развалившегося на кожаном сиденье и потягивавшего свой неизменный коньяк. Он был похож на пантеру, но не в клетке, а именно на воле, когда невероятно красивый хищник лениво лежит в тени и наблюдает за добычей, зная, что может сцапать ее в любое время.

— Я проголодалась. — Иногда лучше говорить правду, чем загонять себя в угол совершенно ненужной ложью. После того что произошло днем в его кабинете, я уже не могла смотреть на него, как раньше. Мне становилось тесно в его присутствии, и тут же вспыхнули щеки. Пожалуй, под струями воды я выглядела намного лучше и защищеннее, чем сейчас, в одной атласной ночнушке на голое тело. Настолько короткой, что когда я дернула подол вниз, она просто сползла с моих плеч, и я тут же поправила тоненькие лямки. Воронов опустил взгляд и осмотрел меня с ног до головы. Господи, почему же он у него такой невыносимый, такой адски тяжелый и в то же время заставляющий судорожно глотнуть воздух.

— Или вы запретили меня кормить?

— Забавная версия. Думаешь, стоило посадить тебя на голодный паек? Считаешь, что заслужила?

Снова этот тон, как с капризным ребенком-дегенератом. Вся моя решимость вести себя тихо куда-то улетучивалась рядом с ним. Мне хотелось, чтобы он не говорил со мной так, не смотрел, не смел меня унижать, и в то же время я уже боялась его разозлить.

— Я ничего не считаю, просто хочу есть.

— Такие привилегии нужно заслужить, — слегка усмехнулся, явно наслаждаясь своим триумфом, а у меня снова перехватило дыхание от его взгляда. Потому что он говорил одно, а глаза продолжали ощупывать мое тело, и я начала покрываться мурашками от этого взгляда. Наверное, я впервые ощутила полный смысл этой фразы — "раздевать глазами". Он не только раздел. Он меня уже трогал. Прикасался везде и заставлял вздрагивать от этих прикосновений.