Поблагодарив судьбу за то, что меня не приковали к столбу, я попил воды и утолил жажду.
Покинув Джиндин в конце сезона поединков, я привык добывать себе пропитание в лесу, ставя капканы на диких кроликов и зайцев. Я вспомнил, что в сумке, которую купил в Майпосине, было несколько ломтей вяленого мяса, сыра и овсяные лепешки, но гентхаи не вернули ее мне, и я понял, что останусь голодным.
Ночь казалась бесконечной. Отогнав прочь картины ужасных смертей, которые я видел на арене, и леденящие кровь воспоминания о цитадели Хоба, я старался думать о Квин.
Своевольльная, яростная и непредсказуемая, она мечтала выйти на Арену 13. Увы, мечте не суждено было сбыться – там могли сражаться только мужчины и юноши. Но мне нравился ее бунтарский дух. Я вспомнил, как девушка бросила мне вызов, предложив сразиться на палках.
Квин была стремительной и ловкой. Вероятно, я выиграл лишь потому, что она поскользнулась на косточке в круге, который мы расчистили на бойне. Меня тянуло к ней с самой первой встречи, и я жутко расстроился, узнав, что у нее есть парень по имени Джон. Но потом они расстались, и у меня появилась надежда…
Я как наяву представил себе тот бой: я только что выиграл второй из трех раундов, попав ей в лоб. Кровь стекала ей на глаза, но Квин не сердилась. Она улыбалась. Лунный свет упал на ее лицо, сделав его каким-то потусторонним, нечеловечески прекрасным. Так мог бы выглядеть лик ангела.
Вот и сейчас он возник передо мной. Я никогда его не забуду. Пытаясь удержать этот дивный образ, я уснул.
Утром дверь открылась снова, и в камеру проник солнечный свет. Один из моих похитителей, сунув голову в дверной проем, поманил меня наружу и повел к пылающему костру, где на вертеле жарилась туша какого-то животного. Остальные воины расположились вокруг костра, попивая из металлических кружек.
Шагая за конвоиром, я обернулся на свою тюрьму: ею оказалась длинная хижина с покатой крышей. Среди деревьев виднелись и другие строения, размером побольше. Интересно, подумал я, неужели гентхаи держат здесь и других пленников? Если да, то какие преступления они совершили? Отец что-то рассказывал мне об обычаях и ценностях гентхаев, но мне еще многое предстоит узнать и многому научиться.
Воин указал на землю, и я сел. Никто со мной не заговорил, но мне подали кружку. Взяв ее в обе руки, я сделал глоток. Жидкость была очень горячей и пряной, со вкусом перечной мяты. Вскоре разделали поджаренное на огне мясо. Мне порцию выдали последнему, но я все равно был благодарен за завтрак. Это оказалась восхитительно вкусная оленина.
– Мы решили тебя не бить, а покормить, полукровка, – проворчал гигант, в упор глядя на меня. – Мы сообщили о тебе Конниту и только что получили от него ответ. Тебе повезло, он помнит вашу встречу. Так что ты снова увидишь его, но попозже.
Мы отправились в путь примерно через час. На этот раз мне не стали связывать руки. Обошлось и без повязки на глаза. Мне также вернули сумку, хотя дружелюбнее хмурые воины так и не стали.
Увидев среди деревьев другие деревянные здания, я понял, что это что-то вроде города, раскинувшегося на довольно большой территории – мы шли через него около двух часов, – но жителей в нем было меньше, чем в Джиндине. Между деревянными домами росли деревья и зеленели поляны.
Добравшись наконец до другого его конца, мы подошли к огромному деревянному зданию, такой же прямоугольной формы, как и все остальные. И хотя по величине ему было далеко до Колеса или бойни в Джиндине, оно было очень даже внушительным. Я скорее ожидал увидеть нечто подобное в центре города гентхаев, но не здесь, на самом его краю, рядом с лесом.
Здесь было крыльцо, ведущее на веранду, и большие двойные двери, распахнутые настежь. Вход украшали три резных изображения мускулистых мужчин. Одно располагалось над дверью, а два других – по обе стороны от нее. Все три рельефа объединяли две вещи. Во-первых – гентхайская татуировка на лицах, какую я видел у Коннита. Во-вторых – раскрытые рты, из которых торчали ну очень длинные языки, свисавшие значительно ниже челюсти. Каждая фигура держала оружие – на боковых рельефах это были огромные палицы, на верхнем – кривые мечи. Все три воина явно бросали кому-то вызов.
Снаружи перед крыльцом я увидел целую очередь гентхаев; сидя на траве, они молча ожидали, когда их позовут внутрь. Все были босиком.
– Тебе придется подождать, – пояснил гигант. – Это может занять час или больше. Коннит слушает всех очень внимательно.
Вдоль края травы тянулась линия из белых камней; когда мы приблизились к ней, гигант остановился и посмотрел на меня.
– Прежде чем пересечь линию, сними ботинки! – приказал он. – Это место называется «марэ» – священная земля сбора.
Мы оба разулись.
– Сумку тоже оставь здесь, – приказал он. – Ее никто не тронет.
Я повиновался, и мы пошли вперед, чтобы присоединиться к очереди.
Прежде чем сесть, я бросил взгляд поверх голов тех, кто ждал впереди меня. В полутьме внутри здания я разглядел две фигуры: сидя лицом к лицу на полу, они разговаривали о чем-то.
Великан-гентхай ждал рядом со мной, не проронив ни слова до тех пор, пока не подошла моя очередь. Тогда он махнул рукой в сторону открытой двери, что-то буркнул и вместе со мной подошел к человеку, который сидел, сложив руки на груди.
Я отметил про себя, что, хотя здание построено из дерева, в одной из стен устроены три больших каменных очага. Подняв голову, я увидел, что на стенах вырезаны сотни лиц. Когда я проходил мимо, они словно наблюдали за мной.
Подойдя ближе, я узнал Коннита. У него по-прежнему были усы, нависавшие над верхней губой, а на лице все та же зловещая татуировка.
– Это тот самый юноша, господин. Его зовут Лейф, – сказал воин.
– Я хорошо его помню, Гаррет. Он бился со слугой Хоба на склоне холма под цитаделью. Он сражался и победил, но ему не хватило смелости нанести смертельный удар.
От слов Коннита мне стало обидно. Он представил мою победу едва ли не поражением. «Неужели таким образом он назвал меня трусом? – подумал я. – Наверное, было глупо приходить сюда».
Коннит указал на деревянный пол, и мы сели лицом друг к другу. Гаррет стоял рядом, молча глядя на очаги. В них лежали груды серого пепла, но воздух в зале был холодным – даже холоднее, чем снаружи. За спиной у Коннита я заметил еще одну огромную дверь. Она могла выходить только на другую сторону – туда, где высилась плотная стена леса.
– Добро пожаловать в конференц-зал гентхаев, Лейф, сын Мэтьюза, – с улыбкой произнес Коннит. – Это центр нашей культуры и наших законов. Ну а теперь ответь мне: ты пришел, чтобы присоединиться к нам?
Я знал, что, приглашая меня сюда, он пригласил меня сражаться в грядущих битвах, а не просто прийти из праздного любопытства. Собравшись с мужеством, я сказал ему правду.
– Мои тренировки в Джиндине еще не закончились. Я хочу биться на Арене 13 и должен вернуться до начала следующего сезона. Пришел же я для того, чтобы познакомиться с народом моего отца, если ты позволишь мне остаться здесь на какое-то время.
Коннит нахмурился. Вид у него был не слишком довольный.
– Во-первых, называй меня «господин» и оказывай уважение как вождю племени! – произнес он, слегка повысив голос.
– Да, господин, – ответил я. – Но как же Обутайер? Разве она больше не правит здесь?
Отец рассказывал мне, что племя всегда было матриархальным. Обутайер была вождем и матерью всех гентхаев.
Коннит сурово посмотрел на меня:
– В «Амабрамдате», нашей Книге пророчеств, есть строки, которые это объясняют. Слушай внимательно.
Он закрыл глаза и прочел наизусть: «Это время ожидания. Это время, когда правят женщины. Но вскоре оно закончится. Луна затмится, а солнце воссияет. Тогда Тхангандар вернется, чтобы вести нас к победе над проклятым джинном…» Тебе знакомы эти строки?
– Нет, господин.
– Тогда я развею твое невежество. Солнце – это, конечно, символ, который указывает на приход к власти мужчин. Луна – символ матриарха, которая передала власть мне. Время ожидания и покорности воле джиннов закончилось. Мы готовимся к войне. Когда мы победим, я уступлю власть Обутайер и она снова будет править нашим народом. Мы еще поговорим об этом, и я отвечу на все твои вопросы, но сейчас меня ждут дела. Ты можешь остаться, Лейф, но тебе придется потрудиться, если ты хочешь и дальше есть мясо и хлеб. Гаррет! – крикнул вождь, и великан подошел к нам ближе. – Отдаю Лейфа под твою ответственность. Обучи его обязанностям лесника и доложи мне о его успехах.
– Да, господин, – ответил Гаррет, кланяясь.
С этими словами меня отпустили. Поклонившись Конниту, я последовал за Гарретом и, полный недобрых предчувствий, вместе с ним вышел из зала.
Я попытался избавиться от неприятных мыслей. С одной стороны, это вполне справедливое требование – отрабатывать свой хлеб, – но только не под надзором такого человека, как Гаррет. Он вел себя грубо, но что еще хуже – постоянно называл меня полукровкой, и это звучало оскорбительно.
Мы пересекли границу священного места, надели сапоги, и я взял свою сумку. Гаррет хмыкнул и указал мне, куда идти. Вместо того чтобы отправиться назад, откуда мы пришли, он повел меня в другую сторону – я решил, что он ведет меня прямо на работу.
Но нет. Миновав длинный дом, в котором Коннит выслушивал соплеменников, мы свернули за угол. Среди деревьев я увидел другой конец этого огромного строения. Здесь не было никакой веранды, и земля полого уходила вниз прямо от закрытых дверей.
Кое-что мгновенно привлекло мое внимание: из глубины леса прямо к этим дверям вели четыре параллельные тропинки. Кто приходил из леса и входил здесь, если есть передняя дверь, в которую прошли мы? Может быть, те, кому не дозволено пересекать границу священного места? Или это тропинки для охотников или тех, кто приносит в зал собраний еду? Лично мне это показалось странным – ходить по четырем узким дорожкам, когда есть одна, широкая и удобная, та, что ведет прямо к крыльцу.
Неожиданно я услышал странный вой. Он доносился издалека, откуда-то из чащи леса. Гаррет никак на него не отреагировал, а по моей спине пробежал холодок. Этот вой напоминал волчий – и вместе с тем был пугающе похож на крик человека.
3. Волчье Колесо
Есть колеса внутри колес.
После того как Тайрон выгнал меня из-за боя на палках, я провел несколько жутких недель, работая на бойне Джиндина. И до сих пор этого не забыл. Это был омерзительный, каторжный труд – но вкалывать лесорубом рядом с гентхаями во многих отношениях было еще хуже. Причем страдания доставляла мне не сама работа, какой бы трудной она ни была, а человек, который руководил моим обучением.
Дело было не в натруженных мышцах, волдырях на ладонях и неумении обращаться с топором – дело было в Гаррете. У меня ничего не получалось, и через неделю мой наставник от проклятий и ругани перешел к рукоприкладству. Несколько раз он больно огрел меня по затылку, а затем в ход пошли пинки по заду или голеням. Я привык, что Тайрон всегда относился к ученикам с уважением, и вскоре мое терпение иссякло.
Какая-то часть меня хотела пораньше вернуться в Джиндин или хотя бы провести время в Майпосине, но гордость не позволяла уйти. Пусть Гаррет грубиян, но я не допущу, чтобы он меня прогнал. Однажды я не выдержал и, повернувшись к нему, угрожающе вскинул кулаки. Он был вдвое выше и шире меня, но мне было наплевать. Я знал: мне хватит ловкости пару раз хорошенько ему врезать. Оно того стоило.
Покачиваясь на пальцах ног, я ждал, когда он набросится на меня. Будет лучше, если первый шаг сделает он. Гаррет слишком велик, я был уверен, если он бросится на меня, я успею отскочить в сторону и нанести ему хотя бы один удар в висок.
Я шагнул ближе и снова принялся покачиваться с мыска на пятку.
– Ну, давай! – подначил его я. – Ты любитель наносить удары сзади. Может, для разнообразия попробуешь сойтись лицом к лицу?
Гаррет с любопытством посмотрел на меня, затем улыбнулся:
– Я смотрю, ты задира, полукровка. А я было собрался махнуть на тебя рукой!
Моя кровь вскипела. Я сделал еще шаг вперед, по-прежнему покачиваясь. Чувствуя, как бешено колотится сердце, я приготовился ринуться в бой.
Гаррет осклабился:
– А еще у тебя пока целы все зубы. Это необычно для палочных бойцов, даже для чемпиона Майпосина. Но скажу тебе одну вещь, Лейф: бросишься с кулаками на меня – и скажи «прощай» передним зубам. Ну, а теперь, за работу!
Его слова застали меня врасплох. Я растерялся, и, прежде чем успел что-то сказать или сделать, он повернулся спиной и зашагал прочь.
Мой гнев постепенно остыл. Я не пошел вслед за ним. Взяв топор, я поплелся обратно к вкривь и вкось подрубленному дереву, которое нужно было свалить. Но после этого случая Гаррет ни разу не отвесил мне подзатыльника и не дал пинка под зад. Даже ругаться стал меньше, чем раньше.
Позже я не раз мысленно возвращался к его словам о том, что я был в Майпосине лучшим бойцом на палках. Откуда ему это известно? Я никогда не говорил ни с кем из гентхаев о том периоде своей жизни. Неужели они навели обо мне справки?
Неделя тянулась за неделей. Постепенно я научился валить деревья, однако пребывал в унынии и был готов вернуться в Джиндин раньше, чем планировал.
Я видел бурную деятельность, кипевшую в лесу, но меня она не касалась. Мужчины постарше занимались охотой, ставили на зверей капканы, заготавливали еду. Кстати, ее запасы, на мой взгляд, значительно превышали текущие потребности племени. Постепенно до меня дошло, что большую часть мяса засаливали впрок, на будущее.
Было ли это частью подготовки к войне?
Каждое утро на рассвете молодые парни группами уходили в лес и не возвращались до самого заката. Я подозревал, что там они проходят военную подготовку, но ни разу не видел, чтобы они брали с собой оружие. В конце концов я понял, что где-то в чаще леса должны быть тренировочные лагеря.
Однажды ближе к полудню, когда я, как обычно, работал один, я увидел часть гентхайской армии. Я стоял недалеко от вершины горы, у подножия которой змеилась тропа, терявшаяся в лесу. Единственным звуком, возвестившим о приближении войска, был цокот копыт. Затем на тропе появилась колонна всадников. Они скакали легким галопом по трое в ряд.
Всадники все до единого были в кольчугах и вооружены парой больших мечей, свисавших с седла. Они ехали на чистокровных скакунах особой быстроногой породы. У кого-то были копья, у кого-то луки за спиной. Думаю, они заметили меня, но все смотрели прямо перед собой, никто даже не глянул в мою сторону.
Колонна двигалась мимо около часа. Значит, воинов было очень много. Но мои мысли были о другом – об их оружии. Да, они могут представлять опасность для гвардии Протектора. Но способны ли копья, мечи и луки противостоять мощи обитавших за Барьером джиннов?
Гентхаев отличал дух боевого товарищества, в которое меня пока не приняли. Со мной почти не разговоривали. Никто не сдружился со мной во время работы, не перебрасывался шутками. Сам же я был вечным предметом насмешек и нередко слышал за спиной шепот.
По вечерам, когда мы ужинали в общей столовой, женщины старались не смотреть на меня, а дети держались на расстоянии. Я был полукровкой, в их глазах – недочеловеком. Все гентхаи казались сплоченными и счастливыми. Лишь я оставался изгоем.
Прошло около месяца. Я рубил дерево, на которое мне указал Гаррет. Он также поручил мне измерить его длину и аккуратно распилить – бревна пойдут на фундамент нового жилища. Щепки летели во все стороны; мне еще предстояло прорубить две трети толщины ствола. Я наконец приноровился к работе, научился попадать в ритм и соизмерять размах и силу удара. Пошел снег, ложась на землю тонким белым покрывалом. Почувствовав, что кто-то стоит у меня за спиной, я опустил топор. Я подумал, что это Гаррет, но, к своему удивлению, увидел Коннита. Он смотрел на меня и улыбался:
– Отложи на время топор, Лейф. Пойдем пройдемся.
Я положил топор на землю и, чувствуя, что немного нервничаю, последовал за ним. Неужели Гаррет пожаловался на меня? Но затем я услышал слова, которые развеяли мои подозрения.
– Гаррет хорошо отзывается о тебе, – сказал Коннит. – Он считает, ты делаешь успехи.
Я удивился, не зная, что сказать в ответ, но тут Коннит задал мне вопрос:
– Тебе хорошо у нас? Ты счастлив?
Я решил сказать правду, но не всю. Мне не хотелось признаваться в том, насколько я несчастен.
– В целом я доволен, господин, но не счастлив. Я ведь по крови не гентхай. Боюсь, что меня здесь никогда не примут за своего.
– Порой такое случается неожиданно. Если бы ты учился на воина и сражался вместе с нами, это произошло бы очень быстро. Но ты предпочитаешь идти по стопам отца.
Пока мы шли, он не сводил с меня взгляда. Я не смел посмотреть ему в глаза и поэтому просто кивнул.
– Твой отец пятнадцать раз побеждал Хоба на арене, но все без толку. Хоб убил твою мать, и тогда твой отец увез тебя прочь, а затем наложил на себя руки.
– Откуда тебе это известно? – изумленно спросил я.
– Помнишь, кто я, Лейф? Воины-гентхаи этого не забывают.
– Прости, господин, – сказал я.
– Я счел своим долгом узнать о тебе все, что можно. Ты показал себя хорошим бойцом, сражаясь с подручным Хоба. Твоя быстрота и ловкость достойны уважения. Но на арене они будут потрачены даром. Твой талант с большей пользой можно применить в настоящем бою, сражаясь бок о бок с теми, кто задался целью освободить свою землю от ига джиннов. Но давай поговорим о других вещах.
Он резко остановился и заглянул мне в лицо. Затем, подобрав с земли палку, начертил ею на снегу неровный круг и быстро разделил его на тринадцать частей, причем одна была гораздо больше остальных. И потом пронумеровал каждую.
– Что тебе это напоминает, Лейф? – спросил Коннит.
Рисунок был мне понятен.
– Это Колесо в Джиндине, если смотреть на него сверху, господин. То есть если с него снять крышу, – ответил я. – Вид арены с высоты птичьего полета.
– Возможно, но это не она. Это нечто большее. Колесо в Джиндине, в котором расположена Арена 13, – это всего лишь физический образ гораздо большего по размеру, огромного незримого колеса. Оно имеет тринадцать спиц и в год поворачивается на одну спицу. Мы называем его Волчьим Колесом, оно делит весь Мидгард на тринадцать частей.
Я слушал его, пытаясь не показать своего недоверия.