Помоги проекту - поделись книгой:
Игнатий любил вербовать людей. Больше этого он любил лишь посылать на верную смерть уже завербованных. Он делал это, не задумываясь, принесет ли это пользу Ордену, есть ли в их миссии какой-либо смысл. Ибо в смерти уже самой по себе есть смысл, она оправдывает саму себя. Одним из любимых мест Игнатия в Ветхом Завете было: “
Вербовка людей, особенно людей пропащих, отчаявшихся, была его коньком, однако не всегда все проходило гладко. Он как раз решил перед появлением в штаб-квартире Ордена заглянуть в гости к одному человеку, которого ему так и не удалось привлечь на свою сторону. Сложно сказать, друг это был или враг. Он кардинально отличался от Игнатия практически во всем. Если верить художественным произведениям, такие вот не пойми худшие друзья или лучшие враги встречаются повсеместно. В жизни чаще всего люди все же дружат с теми, кто близок им по интересам и убеждениям. Однако есть место и исключениям.
***
Авессаломыч был бомжом. Но бомжом необычным. В отличие от вечно пьяных, грязных и вонючих “коллег” он был очень аккуратным. Пол в заброшенном подвале, где он ночевал, был всегда тщательно подметен и вымыт. Свои лохмотья Авессаломыч по ночам стирал в текущем в расположенном неподалеку яру роднике, где он также и купался. Служившие ему посудой битые тарелки и консервные банки дочиста вымывались после трапезы. Более того, даже найденную стеклотару Авессаломыч перед тем как сдать тщательно прокипячивал.
Авессаломыч пил мало и исключительно в одиночестве. Он любил взять чего-нибудь крепкого и засесть где-нибудь в лесу или у себя в подвале, погрузившись в свой собственный мир грез. Послушать музыку. Как-то он нашел на помойке разбитый ноутбук, отнес его в сервис-центр и отремонтировал на скопленные деньги, заработанные сдачей стеклотары и макулатуры. Он подключил ноутбук к розетке, которую ему за бутылку вывел в подвал знакомый электрик, и теперь мог слушать музыку и записывать свои мысли. Музыку он скачивал в интернет-кафе и сбрасывал на найденную на дороге флэшку.
Возможно, вы удивитесь, что он не скопил себе денег на съемное жилье, не восстановил документы, не стал добропорядочным членом социума. Однако его не интересовал социум, не интересовала добропорядочность. Кроме того, зачем ему съемное жилье? Он навесил замок на свой бесхозный подвал, и фактически стал его собственником. Пожалуй, его можно было бы назвать сквоттером, но сам Авессаломыч предпочитал именоваться бомжом.
***
Игнатий вновь заглянул в гости к Авессаломычу, и тот приветствовал его.
– Привет, Игнатий, – сказал он.
– Привет и тебе, нечестивец, до сих пор не побитый камнями, – отвечал Игнатий, – порождение нечистого.
– Это я-то нечистый? А кто мне говорил, что мыться – значит смывать с себя благословение Господне?
– Ну, это образно. Благодари Господа, что ты не кастрат и не урод. Ведь сказано в Библии: “
– Это, конечно, все разумно, да вот бояться мне нечего, потому как нет вашего бога. Для нас, во всяком случае. Это еврейский бог, и я ему не подчиняюсь.
– А кому подчиняешься?
– Своим, языческим. Еврейский, кстати, он тоже своего рода языческий. То есть свой, но только для евреев. А же предпочитаю северных. Тех, в которых верили мои далекие предки.
– А если я тебя, Авессаломыч, возьму и убью? Куда ты попадешь? В рай, в ад?
– Да не важно, Игнатий, куда я попаду. В Хель или в Вальхаллу. Из любого из миров я рано или поздно вернусь сюда. Только из Хель – просто жить как и сейчас, а из Вальхаллы – на битву, в качестве великого воина. Они по сути отличаются друг от друга, эти два мира, тем, что те, кто попадает в Хель, просто участвуют в круге жизни. Рождаются, рожают, живут, умирают. Кто воплощаются из Вальхаллы – те сражаются. Они меняют мир.
– Важно или неважно, но скоро ты об этом узнаешь, – произнеся это обещание, Игнатий достал кинжал и воткнул его Авессаломычу в сердце. Ему было больно, так как он убивал единственного человека, которого мог хотя бы с натяжкой назвать другом. Но друзья – для язычников, а в его сердце не должно быть ничего, кроме Бога. Аминь. И пусть Он примет сию кровавую жертву.
6
Винсент возвращался домой в свой суетливый город, переполненный злом и глупостью. Возвращался с удовольствием. Он был человеком действия, а ведь действовать можно где угодно, в том числе и здесь. Он возвращался с отдыха, мысли его были упорядочены. Отрыв от постоянного места обитания дает возможность взглянуть на собственную жизнь здраво, в особенности, если провести время или хотя бы его часть в относительном отдалении от цивилизации. В крайнем случае, просто поставить палатки на речке в нескольких километрах от ближайшего села.
Винсент многое уяснил в течение последнего путешествия. В частности, он понял, что все сложное на самом деле просто. Допустим, многие люди хотят побывать в волшебных странах, окунуться в сказку. А между тем, к примеру, посетить страну хоббитов, описанную в произведениях Толкина, не составляет никаких проблем. От одесской автостанции “Привоз” ходят маршрутки до как минимум трех городов Шира. Достаточно просто купить билет и поехать.
Поезд, как обычно постояв на одной из станций, где нет ничего, около сорока минут, наконец-то привез Винсента в его родной город. Тот сошел на платформу и, минуя продавцов холодных беляшей с крысятиной, цыганскую семью, встречающую новоприбывших традиционными поцелуями в задницу, идущих под ручку милиционеров и обезумевших попрошаек, машущих иконами, двинул к подземному переходу.
Заехать домой, помыться, перекусить и – по делам. На отдых времени пока нет. Это Винсента не расстраивало, так как свою новую работу в Южном отделе он полюбил всей душой. Когда он стал работать в Конторе, его жизнь наполнилась новым смыслом. Как резко нынешний род его деятельности контрастировал с бессмысленной растратой времени на предыдущем месте трудоустройства.
Ранее Винсент работал в Академии Безумцев. Устроившись туда, наш герой думал, что среди безумцев ему будет весело, но он прогадал. Это были ужасные времена. Безумцы бегали вокруг него, суетились, пререкались, бесновались, непрерывно мастерили какие-то никому не нужные вещи с таким видом, будто создают нечто по-настоящему великое, бурно радовались, когда им удавалось-таки раз в несколько месяцев впарить кому-нибудь эту дрянь за пару долларов. Винсент устал от этой непрерывной суеты, возни, шума. Кроме того в воздухе постоянно стояла вонь непонятной субстанции, напоминающей блевотину, которую безумцы поедали на обед из чашек, а периодически к ней примешивался и запах человеческих экскрементов, когда кто-либо из его тогдашних коллег радостно дристал в штаны.
***
Закат этого дня Винсент встретил в Пчелином городе. Так назывался один из кварталов Нью-Вавилона, наименее заселенный и наиболее необычный. Дело в том, что однажды в этом квартале с поразительной скоростью, словно из волшебного боба Джека, проросли прямо сквозь асфальт гигантские цветы. В скором времени пчелы, отведав их нектара, также мутировали до столь же исполинских размеров. В квартале появились огромные ульи, воздух заполнило жужжание, по небу постоянно, подобно летающим автомобилям из футуристических фильмов XX века, проносились гигантские насекомые. Естественно, большая часть адекватных жителей в скором времени покинула Пчелиный город, гонимая страхом и неприятием меняющейся на глазах привычной реальности. Остались лишь отчаянные храбрецы, большую же часть населения квартала вскоре составили сквоттеры – скрывающиеся от закона преступники, революционеры и совсем уж оголтелые неформалы. Люди бежали сюда от ханжеского общества, от ментов и гестаповцев, к свободе, независимости от системы и обилию доступной медовухи.
В центре квартала, на улице Ницше (впрочем, местные жители, как правило, расшифровывали сокращение “ул.” не как “улица”, а как “улей”) располагался рок-клуб “The Cavern”, самое крутое подобного рода заведение в городе. Назван он был в честь того самого исторического подвала, в котором начинали легендарные “The Beatles”, идолы любителей рок-музыки. Впрочем, многие представители Западного и Северного отделов (при поддержке некоторых южан) настаивали на включении как минимум Леннона и Моррисона в пантеон нового поколения богов. Вполне справедливо, ведь рок-н-ролл и язычество – вещи близкие. Поэтому, собственно Винсент был здесь. Он пришел не развлекаться, а отбивать атаку Ордена, запланировавших стереть “Пещеру” с лица земли, совместно с товарищами по Конторе.
Винсент вошел во дворик. Перед входом в клуб он увидел груду хаотично разбросанных каменных глыб. “Видимо, решили устроить стилизацию под японский парк камней, – подумал Винсент, – впрочем, кто его знает, как тот парк на самом деле выглядит”. В незанятом камнями пространстве расположилась публика, большинство выпивало, многие курили. До него донесся обрывок разговора заряжавшихся алкоголем перед концертом посетителей:
– Надеюсь, сегодня хоть обойдется без развалов!
– Эге. Все эти терки между правыми и левыми. Это ж сущий вздор, куда нелепей даже движа футбольных хулиганов. Те в большинстве своем по крайней мере осознают, что их основная цель – выписать кому-либо по ебальничку и отхватить самому, а футбол – это так, предлог. Ну, и легче своих-чужих благодаря символике команд различать. А скины там, коммуняки, они же ведь думают, что сражаются за светлые идеалы. Вот только почему-то не могут уразуметь, что за идеалы воевать-то надо с государством и системой в целом, а не с кучкой таких же неформалов как они.
“Знали бы вы, ребятки, какие развалы нам предстоят сегодня”, – подумал Винсент, и вошел в клуб. Он отправился прямиком в бар, где его уже ожидали товарищи. Винсент взял пива и подсел за столик ко мне, Фиделю и Генриху.
***
Все, кроме Фиделя, были наготове. Тем не менее, учитывая, что охранник был завербован и должен был подать сигнал в нужный момент. Так что пока можно было немного выпить, побеседовать.
– Говорят, – сказал Генрих, – у древних были высокие технологии. Вопрос спорный, так как все то, что осталось от совсем древних, хрен теперь найдешь, а с какого-то времени технологии стали достоянием исключительно герметических сообществ.
– Так все-таки, почему тогда ничего не нашли? – спросил Фидель. – Ведь даже от этих сообществ тоже ведь должно было что-то остаться, а археологи вроде столько всего уже накопали.
– Смотри дружище, допустим, случится с нами какой-то глобальный пиздец. И откопают через тысячи лет представители следующей цивилизации какой-нибудь там электронный микроскоп. Что они подумают? Что это алтарь! Археологи, они что за предмет ни найдут – все предмет культа, что за книгу ни откопают – священное писание. Так нароют, например, в будущем Айзека Азимова или Рэя Брэдбери в лучшем случае, и нате – священное писание нашего времени.
– Технологии были, – вступил в разговор Винсент, – и это факт. Наши недавно нарыли ящичек времен раннего христианства. Темное такое время, непонятно, когда конкретно закончился период славного варварства, и началась вся это средневековая поебень. Так вот, в ящичке гвозди и что-то типа инструкции к ним. Оказывается – набор для распятия. Нашли мы одного отчаянного добровольца, посулило ему начальство хорошую премию, прибили мы его аккуратненько к кресту. И что вы думаете – вмиг оказался где-то в районе Голгофы. Это мы потом уже узнали, когда он из посольства позвонил. Вот такой в те времена был безумный телепорт. До сих пор не понимаем, как это все работает.
– Вот если б так всю гопоту прибить, да на Голгофу отправить, – мечтательно сказал Фидель, – однако, увы, вряд ли удастся избавиться от них таким гуманным методом, придется хуярить.
– Вот ты, дружище Фидель, предлагаешь мочить тупых мудил в спорткостюмах. – Сказал Генрих, отхлебывая сакэ. – Плохая идея.
– Не думаю, – возразил Фидель, – гопники – не люди, без них мир будет чище.
– А хуй вот ты мир от них избавишь. Закон сохранения энергии. Убьешь одних, тут же родятся другие, еще тупее. Вернее, они же, только отброшенные в развитии еще назад, если есть куда, в принципе. Такая себе Лернейская гидра. Единственный вариант – вывести их на более высокий уровень сознания. Но для этого нужна не одна тысяча воплощений, так что не стоит и заморачиваться.
– Так мочить их еще в детстве, и пусть себе раз за разом перерождаются, черт с ними. – Фидель всегда предпочитал решать проблему самым простым способом, и этим мне он нравился.
В бар вбежал охранник:
– Пора, ребята!
Мы поспешили к выходу. Во дворе мы обнаружили несколько десятков “сарацинов”, так мы называли врагов, исповедующих примитивную форму ислама. Огнестрельного оружия я не заметил. “Сарацины”, внешне напоминающие арабов, были вооружены клинками. Видимо, знаменитая дамасская сталь. Те, что внешне походили на кавказцев, и вовсе прихватили кто что, преимущественно ножи, бейсбольные биты и телескопические дубинки. С какой-то стороны грамотно. Кому нужны проблемы с властями? А здесь как бы со стороны будет смотреться не как теракт, а скорее как хулиганская стычка между представителями субкультур.
– Нихуя ж себе, – произнес Фидель. Он, разумеется, не знал, в чем тут дело, что мы видим перед собой представителей Ордена. Фидель и об Ордене-то толком не знал, мы не особенно распространялись о своей работе, и он полагал, что наша организация – некая смесь культурологов и ролевиков. Однако агрессивные намерения мусульман были очевидны.
– Негоже детям Дажбога бояться черноголовых рабов! – предпринял я попытку поднять общий боевой дух, мысленно готовясь к попаданию в Вальхаллу, и прося Перуна придать мне силы отправить на свидание с Аллахом как можно большее количество врагов.
Фидель настолько подохренел от ситуации, что даже не обвинил меня в расизме. Генрих был спокоен. Что с него взять, на Востоке спокойствие котируется. Однако оказалось, что это была не просто попытка поддержать имидж.
– Пацаны, спокуха, – сказал Генрих, – настало время для “истинной уличной магии”. В смысле для крутых тибетских практик. Вы слыхали, что тибетцы, издавая звуки особой частоты, могут управлять предметами?
Он продемонстрировал это наглядно, достав некое подобие духового музыкального инструмента и принявшись извлекать из него странные звуки. Видимо, частотами Генрих разобрался как следует. Лежащие во дворе камни стали сами по себе подниматься в воздух и падать на “сарацинов”. Воинов Ордена охватила паника, и уцелевшие обратились в бегство с криками “Шайтан! Шайтан!”. Да уж, Тибет – воистину страна чудес. Это способен признать даже такой идейный адепт Северной цивилизации как я.
7
Штаб-квартира христианской части бойцов Ордена Единого Бога располагалась в огромном деревянном доме, выполненном в стиле средневековой таверны. Освещение было тусклым, оно обеспечивалось только редкими факелами на стенах. Подобное пренебрежение правилами пожарной безопасности символизировало бренность физического мира. Из мебели в огромном зале на первом этаже были лишь грубо выструганные деревянные столы и скамьи да подобная же стойка, на которую ставились вынесенные из кухни постные блюда. Второй этаж здания занимали казармы. Стены кое-где были украшены иконами. Впрочем, изображения святых было рассмотреть практически невозможно. Да это и не требовалось. Ведь никакое искусство не способно передать красоты высших тонких планов, в физическом мире могут существовать лишь ее отблески, которые не должны отвлекать избравшее прямой путь войско Господне.
Расположившись уединенно за одним из столов, Клайв прихлебывал из глиняной чашки дешевый кагор и неодобрительно наблюдал за шумной компанией, сгрудившейся вокруг Васьки Старообрядца, парня лет двадцати двух с кое-как отросшей бороденкой, облаченного в штаны из мешковины, рубаху навыпуск и подпоясанного конопляной веревкой, местного, скажем так, скомороха. Васька рассказывал очередную свою дурацкую историю:
– Значит, дело было так, братцы, вот вам крест. В одной школе детишки, стало быть, решили буханкой хлеба в футбол сыграть. Учительница узрела это, пожурила их, да отвела всю школярскую братию в какой-то свой поганый храм, в котором она жрицей была. Возложили они, значит, хлеб на алтарь. И ну ему молиться. Каждый день она заставляла детей молиться в храм ходить, а там и до кровавых жертв дошло. Стал хлеб тот кровью напитываться, да расти. Вырос он, стал огромный да кроваво-красный. И вошел в него вместе с кровью жертв невинных дух нечестивый. Выросли у него лапы да пасть, соскочил хлеб с алтаря да съел всю паству того поганого храма, да и служителей всех заодно. Хлеб съел людей, вы только представьте себе, братцы. И много б еще бед было бы от того хлеба, коль наша братия за тем храмом уж давно не наблюдала бы. Окропили мы его святой водицей, так он и сдулся, а кровь в землю ушла, как оно и положено. Разрезали мы хлеб, вытащили покойников оттуда, отпели да земле предали. Они ж, хоть грешники, да тоже люди...
Шумные братья по Ордену отвлекали Клайва от благочестивых раздумий. Но зла он на них не держал. В конце концов, мир материальный несовершенен, и в нем много такого, что человеку вроде Клайва не по нраву. Так, например, ему было не по душе объединение с мусульманами ("сарацинами", как он их называл). Это, по мнению Клайва, были ребята с дешевыми понтами, но без яиц. Или, как говорят американцы, без кишок. О чем наглядно свидетельствовало их недавнее бегство из рок-клуба, вызванное примитивными языческими фокусами. Да еще и представление о Боге у них было каким-то искаженным. Однако старейшинам Ордена виднее, пожалуй. Кроме того, Клайву очень не нравилось, что он не может, как подобает истинному рыцарю, ходить по городу с мечом на поясе без опасений заиметь проблемы с ментами. Особенно же ему было не по душе пользоваться достижениями современной цивилизации как то смартфонами, автомобилями и прочим непотребством. Истинный рыцарь духа, отважный крестоносец и охотник на ведьм XXI века Клайв не боялся ни диких зверей, ни злых врагов, ни самого Дьявола. Однако он робел перед мобильными телефонами, звонки которых повергали его в душевное смятение, сжимал напряженно челюсти и крепко вцеплялся во все, во что только можно, когда ему необходимо было проехаться на машине, и вообще любое устройство современнее паровоза самим фактом своего существования вызывало у него чувство дискомфорта. Клайв считал, что все эти агрегаты от Лукавого. Лукавый представлялся ему чем-то вроде безумного изобретателя, заполонявшего мир своими скверными творениями.
У Клайва заурчало в животе. Он поднялся, подошел к стойке и взял себе миску овощного салата. Заняв вновь свое место, он принялся за салат, размышляя о строгости поста. “Херня какая-то, – думал он, – не, ну ладно для всяких там конкретных святош, монахов, я понимаю. Пусть постятся, молятся, но мы-то Воины Света. А воинам нужна сила. Опять-таки, в том же Ветхом Завете что за манна небесная падала? Мясо и выпечка, по сути что-то вроде современных гамбургеров. Почему нас гамбургерами не кормить, а?”
В зал вошел Игнатий, ведя за собой какого-то очередного бедолагу. Еще один завербованный. Клайв был наслышан о методах Игнатия, и был от них не в восторге. Глава инквизиции банально сводил людей с ума. Превращал обычных обывателей в безумцев или, как говорил он сам в блаженных. Игнатий втирался к жертвам в доверие, бывал у них в гостях. Он подсыпал им в еду и питье сильное снотворное, и у тех начинали выпадать из жизни целые дни. Использовав множество других извращенных методов. Как-то Клайв услышал, как Игнатий рассказывал об одном из них Шамилю: “Я усыпляю человека, а потом меняю в его квартире все вещи на их зеркальные отражения. У него начинает все валиться из рук. Он видит, что все вокруг него как-то неправильно, и не может понять, что именно. А если и понимает, то не верит. Технологически это, конечно, сложно, а технологии, как известно, от Дьявола. Но Церковь издавна привыкла использовать Дьявола в качестве своего орудия. Проще всего проворачивать подобные фокусы с трезвенникам. Те, кто избегает фиксации точки сборки в новых положениях, особенно подвержены влиянию, воздействовать на их сознание предельно легко”. Клайв не одобрял эти методы, но осознавал, что не его дело осуждать верховного инквизитора.
8
Уже достаточно давно я жил в офисе. Здесь было по сути все необходимое, даже камин и холодильник. Выяснять, что же случилось с моим старым жильем, не хватало то времени, то желания, приобретать новое, погружаясь в бесконечную суету (новоселье, покупка мебели, наведение порчи на соседей) – тем более. Поэтому если вечером я не был на задании или на какой-нибудь тусовке, я либо расслаблялся в одиночестве у себя в кабинете, либо шел в бар Северного отдела. В этот день я выбрал второй вариант.
Что случилось со старым барменом, я не знал, скорее всего, что-то нехорошее. Но мне об этом никто не рассказывал, а сам разыскивать очевидцев происшедшего я не стремился. Так или иначе, он исчез незадолго до моего принятия в штат Конторы, а никого другого на его место так и не взяли, доверив разлив напитков роботу. Эта железяка достаточно уныла. Со своими прямыми обязанностями справляется неплохо, а вот, скажем, разговаривать или показывать фокусы не умеет.
Не то, чтобы я был так уж против использования роботов в качестве персонала. Более того, допустим, в магазинах или фаст-фудах, полагаю, только их и надо ставить. Причем, таких же “социопатов”, как этот. Раздражает, когда приходишь, скажем, купить продуктов или пожрать, а продавец тебя узнает, начинает вещать какие-то глупости, задавать идиотские вопросы, советовать, что тебе купить, или напротив, совать товар, не спрашивая, ориентируясь на твои привычки. Его задача – выслушать мои пожелания и как можно скорее, без лишних разговоров, их реализовать. И никак иначе. Из-за такого вот персонала приходится периодически переставать закупаться в том или ином месте, так как панибратство выводит из себя. К счастью, я практически не хожу в фаст-фуды, а еду и вещи предпочитаю заказывать в Интернете.
Бар же – совсем другое дело. Здесь знакомство с барменом, поддержание с ним ненавязчивого разговора – штука вполне естественная. В конце концов, поход в питейное заведение – это не обязательная рутина, а осознанный выбор времяпровождения, а бармен – не просто обслуживающий персонал, а как бы действующее лицо в этом жизненном спектакле.
Я заказываю стакан виски со льдом, делаю глоток и чувствую, как мысли начинают приходить в порядок. Вспоминаю последние события. Вчера у нас было общее собрание. Оно проходило в актовом зале, расположенном в одном из подземелий под компасом. Помимо надземной части у нас есть немалые подземные территории. Это не удивительно, ведь во всех традициях подземный мир занимал особое место, будучи обителью тайны и мудрости. Там я впервые повидал главу Конторы, Мстислава Землеченко. Он занял этот пост достаточно недавно, уступив свое предыдущее место главы Северного отдела Гримниру. Его предшественник был представителем Востока, и, поговаривают, попросту свалил из этого мира по стопам Ситтхартхи Гаутамы. Землеченко произнес достаточно интересную речь, особенно мне запомнились его слова о цивилизации:
– Мы далеко не первая цивилизация на земле. Полагаю, что и не последняя. До нас дошли легенды о Гиперборее, Атлантиде, Лемурии, континенте Му. Поверьте, вместе с упомянутыми существовало и немало цивилизаций, не оставивших следа даже в легендах. Говорят, что если свершится глобальная экологическая катастрофа, выживут немногие из видов. И последний вид, который останется на планете после гибели остальных – тараканы. Уверяю вас, это не так. Люди еще более живучие твари, чем тараканы, они могут приспособиться решительно ко всему. Человечество практически бессмертно, а вот цивилизация – вещь хрупкая, ее легко уничтожить в считанные десятилетия, и никакие природные катаклизмы на самом деле не нужны. Так представители деструктивных религий запросто стерли с лица Земли цивилизацию античности. И главная наша, представителей конструктивных религиозных течений, задача – не допустить подобного впредь, спасти культуру, спасти всю ту окружающую нас красоту, созданную человеческим гением. Да будет силен наш дух, да помогут нам боги.
А еще на том собрании я познакомился с Фригг, барышней с волосами цвета снега и глазами цвета льда. Она – персонаж в Конторе легендарный. Уехав в длительную командировку на север России, она исколесила сотни поселений, забираясь порой в такие места, куда еще не ступала нога представителя постиндустриальной (да и, вероятно, индустриальной) цивилизации. Сперва от нее периодически поступали отчеты об ее общении с местными шаманами, затем связь с Фригг оборвалась – она потерялась где-то в Карелии на два года. Поговаривают, что она гостила в подземных городах у чуди белоглазой, народа, покинувшего поверхность много веков назад. Но наверняка никто не знал.
Кстати, вот и Фригг. Похоже, она тоже решила выпить этим вечером. Девушка заказала механическому бармену стакан водки со льдом, отпила глоточек и подняла на меня взгляд своих ледяных глаз.
– Привет, подруга.
– Здоров, новичок. Как жизнь? Как тебе человек без отчества?
– Это кто такой?
– Ну, шеф наш. Или ты не знаешь его историю?
Я не знал.
– Землеченко, к твоему сведению, человек уникальный. Ну, то есть уникального народу вообще-то много, но этот совсем необычный, не такой как мы. Он – сын Матери Сырой Земли.
– Вроде Альрауне, что ли?
– Есть что-то общее, да не совсем. Однажды в далеком глухом селе местная знахарка сделала одной бабе аборт. Да плод так и закопала в лесу. Между тем тот продолжал развиваться, вскармливаемый Землею-Матушкой, и наконец-то сформировался во вполне здорового младенца. Так и появился на свет Мстислав Землеченко. Воспитывали, его местные лесные фэйри, мавки да лешие.
– Небось, знает язык зверей и растений? – Поинтересовался я.
– Не без того. Кого попало, сам понимаешь, Конторой руководить не поставят.
– Ты это серьезно, что ли? – изумился я.
– А я похожа на несерьезного человека?
– Ну, чтобы разыгрывать окружающих не обязательно быть на кого-то похожей.
– Ок, принято. Но все так и есть.
– Кстати, о серьезном, Фригг. У меня тут такой вопрос. Ты, поговаривают, имеешь большой опыт путешествий по Нижнему миру.
– Ага, заглядываю туда время от времени.
– А что ты используешь? Шаманский бубен? Какие-то специальные записи?
– Ну, – улыбнулась Фригг, – как правило, мне вполне хватает музыки Ника Кейва.
1
Шли дни, месяцы. Скучать в Конторе не приходилось. Деятельность была настолько необычной и разнообразной, что упорно не хотела превращаться в будничную. Со временем она не только открыла мне непривычные грани нашего мира, но и распространилась за его пределы. Все началось стандартно – Гримнир пригласил меня к себе. Он был в кабинете не один, компанию ему составляла моя новая знакомая Фригг. Похоже, их разговор был закончен, но уходить Фригг не собиралась. Она удобно устроилась в кресле и потягивала какой-то дикий коктейль, как всегда, со льдом и большой концентрацией спирта. Гримнир угостил меня элем и быстро перешел к делу. Меня отправляли на поиски пропавшей сотрудницы Конторы. Вот как ее охарактеризовал шеф:
– Вконец помешалась на кельтской мифологии. Взяла себе имя Морриган, в честь их темной богини. Потом начала копировать ее стиль. Все бы ничего, да вдруг что-то втемяшилось ей в голову, умыкнула ценный артефакт и сделала ноги. Следы ведут в Етунхейм. Кстати, по скандинавской космологии ты, знаю, прошарен. А вот о Морриган, богиня которая, много знаешь?
– Ну, так в общих чертах.
– Смотри мне! – рассмеялась вдруг Фригг. – Увидишь там ворона, подумаешь, типа Один решил за тобой проследить. А на деле это Морриган и есть. В обличье своей фюльгьи, простите мне мой германо-скандинавский. Огам знаешь?
– Как-то не очень. У друидов не обучался.
– Запиши в блокнотик и прихвати с собой, пригодится.
– Совет, между прочим, дельный, – сказал Гримнир, – но продолжим. Похищенный артефакт – это сосуд Одрерир с медом поэзии.
– Ну, как же, та самая Кровь Квасира, которую Один в обличье орла частично выблевал, частично высрал. Поговаривают, оттуда и пошло выражение “сидеть орлом”.
Фригг усмехнулась в бокал. Гримнира шутка не особо развеселила:
– На самом деле, не суть важно. Артефакт этот не такой и ценный, как может показаться, просто вштыривающее пойло. Имеет скорее ритуальное значение. Вернуть его, конечно же, не мешало бы, но более интересно, как будет действовать Морриган. Что у нее в голове, какие цели она преследует.
Етунхейм, значит. Ну, не самый еще опасный вариант, не Муспельхейм с Нифльхеймом. Вот бы вышла Песнь Льда и Огня. Как у старины Джорджа Мартина. Или как у Ганса Гербиргера. Впрочем, вероятно, этот то ли ученый, то ли лжеученый спер идею у своих далеких нордических предков, за что и снискал одобрение верхушки Третьего Рейха, благоволящей к Северной традиции. Етунхейм. С чего-то же надо начинать.
– И как я туда попаду? В страну турсов? – Поинтересовался я.
– С помощью ключа, – ответил Гримнир. – Что ты знаешь о ключах?
Поделиться книгой: