— Что за издательство?
— «Дельфин».
— В «Комсомольце» был?
— Отклонили.
— А «Звезда»?
— Отклонили.
— Попробуй в «Северном сиянии».
— Был как два дня. Отклонили.
— Господи, что за дерьмо ты пишешь, Вик!?
На этот вопрос я ответил молчанием. Такое было для меня не в новинку, но слышать стеб со стороны друга, пусть и не чуравшегося низкими оскорблениями в адрес менее успешных коллег по цеху, было для меня неприятно.
Он почувствовал, что слегка перегнул палку и поспешил извиниться.
— Ладно… прости я не хотел задеть тебя. Но черт бы тебя побрал, Виктор, это надо быть каким-то особенным, чтобы проиграть издательствам 4:0. Где твоя работа, дай почитаю.
— Нет ее. Я выбросил рукопись.
— Ты серьезно?
— Мне просто надоело. Я устал.
Он попытался что-то сказать, но рот его так и остался открытым, не выплюнув из себя ни единого слова. Затем поднялся на ноги и заговорил, но уже более сострадательным тоном.
— У меня есть знакомый в одном издательстве. Я могу посудачить за тебя.
— Не надо. Это лишнее.
— Почему же, Вик? Ты не хочешь издаться? Да этого хотят все. Не строй из себя девочку-целочку на первом свидании, давай я все организую. В последнее время редакторы готовы брать все, что я им перешлю. Думаю, полторы-две тысячи копий тиража они выжмут ради твоей писанины.
Я повернулся к нему лицом.
— Ну хорошо… не писанины, а хорошей рукописи. Но ты сначала должен что-то предложить. У тебя есть готовая работа?
«Конечно нет», пронеслось у меня в голове. Все, что так или иначе было для меня дорого, но оказалось не нужно другим я выбросил или уничтожил. Вряд ли в огне кочегарки горели шедевры как у Хемингуэя, но я не любил копить и собирать прошлое. Есть только настоящее и возможное будущее, а то, что было отвергнуто теряло ценность в моих глазах почти моментально. Я не жалел их, как не жалел и себя.
— У меня ничего нет. Ни строчки. Даже одного вшивого предложения.
После этих слов он сел обратно на раскладушку. Сергей в это время разлегся на всю длину и заснул крепким сном. Движения на краю его новой кровати нисколько не тревожили художника, растянувшегося от края до края, как кот в солнечный день.
— Тогда я ничем помочь тебе не могу.
Этот вердикт я ждал уже несколько минут.
— Помоги мне деньгами. — наконец выпалил я. — У меня куча долгов по коммуналке. Могут выселить.
— Черт, это грустно.
Он медлил. Еврейская кровь по отцовской линии давала о себе знать. Деньги он любил и умел считать, хотя полноценным представителем этого народа не был — мать русская, и в какие-то моменты бескорыстная славянская натура все же брала верх над расчетливостью и прагматизмом иудея.
Наконец он выпрямился, достал из кармана бумажник и вытащил оттуда скомканную пачку денег разного номинала. По первому взгляду я мог радоваться. Кое-как пожить еще несколько недель даже за вычетом оплаты долгов по общежитию и нескольких особо важных счетов, было вполне возможно и даже на широкую в каком-то смысле ногу.
— Надеюсь, когда ты станешь великим писателем, ты не забудешь друга Евгения, который не дал тебе умереть с голоду.
Он улыбнулся и засобирался уходить.
— Женщину можешь считать безвозмездной помощью. Нам мужчинам нельзя оставаться одним, пусть она составит тебе компанию.
Затем он резко развернулся и вышел за двери.
Я вновь остался один. Как и много раз подряд в этой жизни, когда обстоятельства вынуждали меня бросать все и съезжать с насиженного места, я оказывался в окружении незнакомых мне людей, в совершенно чужой обстановке, пытаясь привыкнуть ко всему новому и заявить о себе как о личности. Дорога вела меня по многим местам, пока вскоре я не оказался здесь. В этом месте, где время останавливается, а люди падают вниз, потеряв все, как бездомные под мостом, вспоминая былые времена.
Сергей спал. Я не стал будить его, когда покидал свою маленькую обитель. «Пусть отдыхает», подумал и быстро побежал по лестнице вниз. На вахте торжественно заявил, что готов в этот же день рассчитаться с долгами. Бабулька встретила мои слова с врожденным скепсисом и подозрительностью. Откуда у этого нищего такие деньги? Где он мог их взять?
Бьюсь об заклад, что именно такие вопросы сейчас рождались в ее посидевшей голове, с накрученной старушечьей «шишечкой» на самой макушке. Но время гнало меня вперед. Еще не поздно успеть в банк, бросить в кассу солидную часть полученных от Евгения денег и с чувством выполненного долга отправится туда, где меня уже давно дожидались.
«Гольф» пронес меня по полупустым улицам города с небывалым рвением, проглатывая остатки топлива, болтыхавшиеся где-то на самом донышке бензобака. Добрался до нужного места, вошел в банк и остановился у первой попавшейся пустующей кассы, за стеклом которой сидела приятного вида женщина с красивым личиком, аппетитной грудью и окруженная кипой бумаг на столе. Улыбнувшись, она что-то сказала, ее голос пронзил прозрачную перегородку, слегка понизившую тембр кассира, и уже измененным тоном добрался до моих ушей.
— Слушаю вас.
Необычный и очень завораживающий. Первые несколько секунд, поглощенный этим, казалось бы, привычным делом, я почему-то сконцентрировал все свое внимание на ее голосе. На том как он вибрировал, искажался и снова появлялся у меня в ушах.
— Удивительно, — наконец произнес я.
Она вопросительно посмотрела на меня, но ничего не сказала.
— Ваш голос, — продолжил.
— А что с ним не так? — не понимая к чему все это, говорила кассир.
— Красивый. Давно такого не слышал.
Я не хотел сделать ей комплимент, но все повернулось именно таким образом. Женщина улыбнулась. Все еще молодая кожа лица натянулась, отчего даже самые мелкие морщины пропали с него, преобразив и без того приятную внешность женщины до почти идеальной.
Однако дело не ждало. Я положил несколько купюр крупным номиналом перед ней, прочитал адрес, фамилию, имя, и попросил оплатить все, что числилось за мной за последние несколько месяцев. Сумма была солидной даже по меркам здешнего города-миллионника. Пересчитав деньги и совершив последние манипуляции со скрипящим как ржавая телега матричным принтером, она выдала несколько квитанций, под которыми я тут же поставил свою подпись.
— Там есть очень важная информация, — сказала кассир, — ознакомьтесь. С обратной стороны чека.
Я цокнул языком, чувствуя как приятное тепло растекается по моему телу. Часть самых важных и срочных долгов стали для меня историей. Груз, чугунным ядром висевший на моей шее, наконец был сброшен и все мое тело буквально взвыло от такой радости и легкости.
Выбежав на улицу, я сразу упал за руль и ударил по педалям, выскочив на полосу почти на полной скорости и испугав несколько прохожих, переходивших в это время по пешеходному переходу. Посмотрел в зеркало заднего вида и громко рассмеялся. Этот порыв был для меня как взрыв бомбы под землей. Долго терпел, ждал этого момента и вот теперь мог полностью высвободить энергию, копившуюся внутри все это время. Я хотел выпить. Нет, даже не так….я хотел пить! Напиться до упаду, до потери сознания, чтобы потом, утром воскреснуть аки феникс из пепла. Алкоголь был для меня как допинг, как наркотик без которого я не мог ничего и был никем. Даже книги, которые я писал на трезвую голову уже на утро казались мне чем-то пресным и совершенно не имеющим ценности. Я летел в бар и дьявол внутри меня ликовал.
Здесь я был свой. Меня ждали, любили, но иногда не пускали ввиду тех самых долгов, которые следовали за мной, как грехи молодости, о которых мне не очень хотелось вспоминать. Сунув охраннику в нос скомканную пачку денег, намекнув тем самым, что я готов платить по счетам, вошел внутрь, оставив машину неподалеку от входа, где припарковал у старого покосившегося каштана.
Внутри меня передернуло. Этот воздух…запах…напряжение, которое лишь нарастало с приближением вечера, а значит и самой пиковой загруженности посетителей, приглушенная музыка. Проследовав вперед, как зазомбированный, к бару, я сел напротив полок со светящимся в неоновом свете алкоголем и с силой ударил по стойке.
Макс появился через несколько секунд. Красивый, плотно сбитый, он работал несколько лет назад вышибалой в одном из местных клубов, отчего все его тело напоминало одну сплошную напряженную мышцу, но из-за драки, в которой избил двух человек, был вынужден сменить род деятельности на более мирную, дабы избежать тюрьмы и не загреметь туда на добрый десяток лет.
Увидав меня, он натянуто улыбнулся. Наша дружба с ним никогда не выходила за рамки «бармен-посетитель», посему его лицо, с прямым носом и тоненькими губами, сразу приняло каменный вид профессионального охранника.
— Рано пришел, — сухо произнес он.
— В бар нельзя прийти рано, а вот опоздать к закрытию — да.
На этом обычно все и заканчивалось, но сегодня был другой день. Сегодня я был при деньгах. И хоть львиная часть уже была отдана кровожадному городскому бюджету, я все еще мог неплохо посидеть, на что мой единственный собеседник лишь безразлично фыркнул.
— Тебе удалось продать права на книгу?
Он вытирал стаканы, время от времени поднимая их вверх на яркий свет, чтобы убедиться в кристальной чистоте стеклянных граней.
— Нет.
— Откуда деньги?
— У меня что, не может быть денег?
— Может, но тебя не было уже довольно давно. Работы у тебя нет, насколько я знаю, отсюда и вопрос.
— С каких это пор тебя стала интересовать моя кредитная история? — я покосился на него, давая понять, что разговор явно не тот, который мне хотелось бы продолжать. Но он будто не замечал моего растущего раздражения и продолжил говорить.
— Босс сказал, чтобы проблем в баре не было. Никакой наркоты, выпивки под вексель, заложенных часов и мобильных телефонов. Я не знаю откуда ты добыл наличные, но мне бы очень не хотелось, чтобы после тебя сюда нагрянула полиция.
— Не будет. Не переживай.
Я достал из кармана смятую купюру и положил ее на стойку.
— Сделай что-нибудь покрепче. Мне надо прийти в себя.
Через секунду в руках бармена появился вытянутый бутыль с тоненьким горлышком, откуда вскоре полилась синеватая жидкость. То ли она была такой изначально, то ли свет неоновых ламп, подсвечивавших все содержимое полок со спиртным, вводил мое зрение в заблуждение, но, когда последняя капля этой божественной амброзии упала в мой стакан, я накинулся на него как изголодавшийся зверь и проглотил в несколько глотков. Жгучее пламя охватило язык, рот, гортань. Лавиной сползло до желудка и уже в нем принялось разжигать настоящий пожар, заставляя мышцы непроизвольно сокращаться, а сердце биться как у гепарда во время погони.
— Да….да, это то, что я хотел.
Закатив глаза, я пребывал в мире блаженства. Рай для тех, кто не хочет ждать слишком долго и желает почувствовать какого это на самом деле находиться с ангелами. Они были здесь, я твердо ощущал это. За какой-то невидимой гранью, которую я упорно пытался снести.
Алкоголь проник в меня и не отпускал — так сильно его хватка держала меня за горло.
Вдох.
Потом еще один.
Резкий выдох.
И будто душа вырвалась изнутри и полетела вверх, в самые небеса.
Я так долго ждал этого. Молился, хотя никогда не верил ни во что потустороннее и уж тем более в Бога. Какая разница кто там, наверху, и кто окружает его, ведь жизнь она здесь. Рядом с нами. Внутри нас. Только ощущения были важны для меня сейчас. Они давали мне импульс, толкали вперед, подсказывали мысль и формировали идеи. Когда-то именно они, ощущения, впервые указали мне путь, по которому я иду уже несколько лет и несмотря на все трудности и препятствия в жизни не хочу сворачивать с него.
— Может повторить?
Его вопрос звучал слегка приглушенно, как из трубы. Я открыл глаза, посмотрел на него, слегка встряхнув головой, как после удара, и медленно отодвинул от себя стакан.
— Пока нет. Нужно время.
— Чего ты ждешь? Ты ведь любишь это.
— Дважды в одну реку не войдешь…Должно пройти время, чтобы чувства обострились и эффект стал ярче.
Он так и не понял моих слов. Пожав плечами, вернул бутыль под прилавок и продолжил заниматься своим обычным делом. Время подходило к моменту, когда народ уже должен был постепенно стягиваться в бар и начинать отдыхать. Толпы офисных клерков, устав от своих квадратных клеток и плоских мониторов, вот-вот ринуться штурмовать столики и надираться до поросячьего визга. Я наблюдал эту картину десятки раз и каждый из них был по-своему уникален. Ведь ничто так не делает человека откровенным и истинным для окружающих как алкоголь. И чем больше его попадало внутрь, тем быстрее маска лицемерия спадала на пол и открывала то неприятное, что каждый из нас прячет многие годы.
— Так что собственно не так с твоей книгой, что ее не издают?
Он задал этот вопрос как бы невзначай, но цель была предельно ясна — расшатать меня на больную тему, о которой я не всегда любил говорить.
— Думаю, тебе будет не интересно слушать все это.
— Почему же? Попробуй. Времени еще много, вечер только-только начинается, а ты уже полон скепсиса. Давай, Витек, выкладывай что не так с твоим талантом.
— Знаешь, — я подтянул к себе наполовину наполненный стакан с алкоголем, — не люблю заниматься онанизмом, особенно в присутствии посторонних, вот и сейчас не буду оправдываться почему мое прекрасное произведение не нашло отклика в грязной и меркантильной душе редактора.
Он на секунду замолчал — его лицо несколько раз изменилось и мне показалось я даже услышал как скрипели в его мозгу давно не смазанные шестеренки, крутившиеся в желании проанализировать все вышесказанное.
— Это была ирония, ведь так?
— Да, она самая. На деле все до боли просто и прозаично. — я облокотился на стойку и прямо посмотрел в лицо бармена. Теперь-то я мог понять почему охранников и вышибал всегда считают недалекими и тупыми, вот прямо сейчас с таким же успехом я мог бы смотреть в каменную глыбу с нарисованной на ее поверхности рожицей, лишенную мозга и поставленную для того, чтобы просто собирать пыль в этом помещении. — Деньги, Макс, просто деньги. Бизнес ищет выгоду, а издательское дело сегодня — это как раз таки бизнес, со своими правилами и жесткими законами. Я пытался много раз ворваться в этот мир, сделать его лучше, совсем чуть-чуть. Но чем чаще мне говорили «нет», тем сильнее внутри меня разгорался энтузиазм пятнадцатилетнего подростка. Как так? Да мне….отказали? Это же глупость! Ошибка! Я могу все исправить! Но… — я рассмеялся, — все случилось с точностью да наоборот. Биться об стену нельзя вечно, рано или поздно ты либо разобьешь себе голову, либо до тебя дойдет что здесь что-то не так. Однако к этому времени у меня уже не осталось даже самой маленькой капли желания. Все ушло. Пропало. Испарилось.
Двери позади меня распахнулись — несколько человек вошло в бар и уселось за столиком в самом углу. Официант проследовал к ним.
— И что дальше? — спросил бармен, наливая мне очередную порцию горячительного.
— Не знаю. У меня ничего нет. Работу я выбросил, а новую так и не начал. Какая-то странная позиция, цугцванг мать его!
— Ну так напиши что-нибудь. Это ведь так просто наверное. Берешь и пишешь. Разве есть что-нибудь легче, чем быть писателем.
Я с неодобрением посмотрел на него и сквозь нависший туман хмельного угара пытался разобрать шутит он или говорит все на полном серьезе. Правда спросить мне об этом так и не удалось. Кто-то подсел рядом со мной и сделал заказ. Макс резко развернулся к многочисленным разноцветным бутылкам алкоголя и принялся перебирать ими, разливая несколько коктейлей одновременно. Секунд десять я даже не обращал внимания на то, кто же был рядом, пока женский голос сам не обратился ко мне.
— Это ведь вы?
Почему-то именно сейчас мне не хотелось отвечать на этот вопрос. Нехотя повернув голову и присмотревшись, в моей памяти тут же всплыли осколки давнишней встречи на литературном форуме. Огромный зал, толпы людей у входа, желавших как можно быстрее прорваться внутрь и занять самые лучшие места, павильоны с книгами…Я был там впервые, был так сказать собственным представителем одной из своих книг, напечатанных на последние деньги, копившиеся у меня в кошельке еще с момента моей работы грузчиком в железнодорожном депо. Я простоял на одном месте как чертов истукан почти полтора часа, так и не увидев ни одного человека возле полки с моей книгой. Разочаровавшись во всем и прокляв тот день, когда мысль приехать сюда вообще посетила мою голову, начал собираться уходить.
Она подошла в самый последний момент. Невысокого роста, чуть ниже меня. С приятной улыбкой и широкими очками, она буквально выхватила из моих рук книгу, стиснув тоненькими пальчиками твердый переплет и раскрыв в случайном месте. Ее платье в пол тянулось за ней и трепыхалось из стороны в сторону поддаваясь даже самому незначительному движению, а в полупрозрачной, почти вульгарно откровенной блузке, угадывались два очень плотных и упругих бугорка.