Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Разворованное чудо. Повести и рассказы - Геннадий Мартович Прашкевич на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Главное, успокоиться!

Я вытер платком лоб и настороженно уставился на заросли, будто там все еще прятался мой спаситель, но и убийца одновременно.

«Вы видели когда-нибудь цаплю эгрет?» - вспомнил я голос водителя. Лживый, холодный голос - не понять это мог только идиот вроде меня.

И внезапный выстрел!

Стреляли не в меня, хотя я был лучшей целью, чем водитель, полуприкрытый от стрелявшего ветвями.

Развернув «джип», я приоткрыл дверцу, вылез на горячий бетон. Терпеливо осмотрел сиденья, багажник. Обычно багажники таких автомобилей забиты канистрами, камерами, ветошью, но этот был пуст, как в первый день творения.

Я вновь взялся за руль.

Куда я попал?

Хорхе Репид, Дерри… Бородач и компадре… Дежурный и инспектор… Наконец, этот блеф с отправкой в Манаус… У меня голова шла кругом.. Что это за обсерватория? Не одна ли из тех фирм, что, запрятавшись в укромном месте, производит наркотики?.. Вряд ли. Зачем прятаться в сельве? Каменные джунгли Сан-Пауло или Рио удобнее…

«Сумерки»… Я невольно усмехнулся.

Проезжая под каменной, слепой, как скала, стеной обсерватории, подумал - кем она заселена, кроме дежурного и инспектора? Почему никто не выйдет, не остановит машину?

И опять усмехнулся: с одной стороны река, с другой сельва. Куда я уйду?

Но уйти я решил твердо. Остановил «джип» на пустом пирсе, закурил, еще раз обыскал машину. Перерыл все уголки, заглянул под капот, под сиденья, но, кроме сумки водителя с сигаретами и термосом с кофе, ничего не нашел.

Под легким крытым навесом аккуратно стояли весла. Взяв пару, я бросил их в привязанную к скобе лодку. Я никому не давал никаких обещаний, с меня не брали подписок, я волен сам выбирать свой путь. По крайней мере, оставаться там, где на тебя покушались, бессмысленно… И в последний раз бросив взгляд на бетонные стены, на «джип», сиротливо застывший под ветками фуксий, я решительно оттолкнул лодку от берега.

Весла скрипели. Я бросил их, предоставил себя течению. До боли в глазах всматривался в свисающие повсюду воздушные корни мангров.

Будут ли меня преследовать? Скоро ли обнаружат «джип»? Скоро ли найдут тело водителя? Как оправдываться, если меня обвинят в убийстве?

Я поежился, вспомнив, как странно и страшно шуршал песок, стекая на труп свалившегося с берега водителя…

А шеф!

Я с раздражением вспомнил о шефе. Он раньше меня узнал о том, что в Либейро нет никаких обсерваторий. Но это его ничуть не смутило!

Впрочем, шеф тоже не знал, где я нахожусь. Иначе я сидел бы сейчас не в лодке, а в резиденции Фила Симонса и слушал бы не тишину, а брань репортера по поводу загубленных сыростью пленок.

Смеркалось.

Увидев большой остров, я причалил. Он порос пальмами, но вдоль берега тянулась неширокая каменистая полоса, и я вытащил лодку повыше, надежно укрыв ее за кустами. Теперь, если река выйдет из берегов, лодку не унесет. Сигареты у меня были, и был кофе. Я хотел открыть термос, но странные звуки - будто невдалеке проволокли по камням что-то металлическое - заставили меня привстать, осторожно выглянуть из-за кустов. Я не ошибся - на острове были люди. Они вышли из длинной деревянной баржи, причалившей чуть ниже того места, которое и я выбрал для высадки, и теперь разгружали явно тяжелые, плоские ящики.

С реки сверкнул фонарь. Раз, другой… Кто-то крикнул по-испански:

- Где Верфель?

- Еще не пришел,- ответили с берега.

Затаившись, я следил за людьми. Можно ли им открыться?… Ругаясь, один из них пошел берегом в мою сторону и сразу наткнулся на лодку.

Теперь можно было не прятаться. Я спустился по плоским камням и окликнул неожиданных гостей. Они повернулись ко мне и замерли, как перед Курупури.

Все пятеро были почти одного роста и в одинаковой форме - полосатые полотняные рубашки, шорты, тяжелые башмаки. Ближайший ко мне, рыжий, веснушчатый, с глазами, под которыми отчетливо набрякли мешки, сунул руку в карман, сплюнул, резко спросил:

- Что ты делаешь на острове?

- Ловлю рыбу.

Они переглянулись. Моя ложь была очевидна.

- Ты один?

- Жду товарищей.

- Не лги. Не будь виво!

Они принимали меня за проходимца - виво. Но это было лучше, чем снова попасть в обсерваторию со столь странным названием. А неизвестные вновь спрашивали меня:

- Чем ты ловишь рыбу? Ты кто? Твои товарищи - они тоже рыбаки? Их много? Или их совсем нет?

Один из них, нервничая, ткнул меня в бок кулаком.

Но на реке снова сверкнула мигалка, и они забыли обо мне. Да и я обо всем забыл, потому что по реке медленно двигалась… субмарина! Вот оно - начало легенд о боиуне, обманывающей индейцев и серингейро!

Медленно, с какой-то даже торжественностью субмарина миновала остров и вошла в широкую протоку. Я напрасно искал взглядом опознавательные знаки. Их не было.

А потом из протоки выскочил катер. Вслед за накатившим на берег валом он мягко ткнулся в песок, и с борта спрыгнул компадре - тот самый, что вывел меня из сельвы. И я услышал, как, указав в мою сторону рукой, он спросил:

- Кто это?

- Виво! - заявил рыжий.- Спроси, Отто, зачем он на острове?

Верфель, именно так звали прибывшего, подошел и холодными пальцами задрал вверх мой подбородок.

- Компадре…- он узнал меня.- Не думал увидеть тебя так быстро.- Последние слова он явно подчеркнул.

- Этот человек - виво! - повторил рыжий.

Верфель не ответил рыжему, поманил меня пальцем, отвел на берег, к катеру, и тут, пристально и холодно уставившись на меня, спросил:

- Что видел?

Я пожал плечами. Верфель говорил по-испански, но в речи его явственно слышался акцент.

- Вы иностранец? - спросил я.- Немец? Из латифундистов?

- Моя родина - «Сумерки»,- холодно заметил он.

Его тон меня возмутил:

- Я помню, что примерно так сказал в свое время химик Реппе, ставивший опыты на людях в стенах концерна «ИГ Фарбениндустри». Он скупал польских женщин по сорок марок за каждую и еще находил, что это дорого. А на допросе сказал: «Моя родина - «ИГ Фарбениндустри»…

Верфель холодно усмехнулся. Он не придал моим словам никакого значения. Отвернулся, раскурил сигарету, а потом ровным, бесцветным голосом заметил:

- Безопаснее всего спускаться по реке утром.

И вдруг мне показалось… Вдруг мне действительно показалось, что Верфель ждет… Что он ждет удара!.. И я, правда, мог ударить его, ударить, а потом угнать катер, и вряд ли меня смогли бы догнать.

Но ударить человека, стоящего ко мне спиной, я не мог. Я вообще не мог ударить человека. Это не было трусостью. Мне мешал целый комплекс весьма серьезных причин.

Время ушло.

- Бор! - крикнул Верфель.- Проводи виво!

И, повернувшись ко мне, презрительно процедил:

- Я не имел чести знать Реппе. Но в ответе его есть достоинство.

Недовольно ворча, рыжий спустился к катеру.

- Виво! - выругался он.- Безродный бродяга!

Катер медленно сносило течением. Верфель с берега взглянул на нас, но ничего не сказал. Дождался, когда заработает мотор, и поднялся к работающим наверху людям.

Недалеко ушел я от обсерватории - часа через два катер ткнулся носом в пирс.

- Иди, виво! - раздраженно выругался рыжий.

Он не собирался меня провожать. Мало того, тут же оттолкнул катер от пирса и исчез в темноте. Я остался один, и ничто тут за это время не изменилось - даже «джип» стоял там, где я его оставил. Минуту подумав, я шагнул к навесу, под которым хранились весла, но там, под навесом, вдруг проявилась неясная угрожающая тень… Что ж… Я влез в машину и дал газ.

Дежурный встретил меня у лифта.

- Меня просили проводить вас в музей,- добродушно, с тайным укором произнес он.- Ваша комната занята.

- Гости? - не без иронии спросил я.

Он не ответил. Улыбнулся. Он, кажется, действительно ничего не знал, ничего не подозревал. И предложи он мне билет до Манауса, я бы, наверное, растерялся.

Ах, да, билет!

Я вытащил билет из кармана и протянул дежурному. Он покачал головой.

- Думаете, пригодится? - спросил я.

- Разумеется.

В лифте дежурный был крайне предупредителен. В музей не вошел, но я слышал, что лифт ушел не сразу,

А потом в темном помещении, где я оказался, вспыхнул свет.

Я вздрогнул.

На стене, прямо передо мной, была начертана огромная свастика.

Музей

Будь свастика в другом месте, я принял бы ее за солярный знак. Но тут, пауком распластавшись на стене, она занимала слишком видное место, чтобы придавать ей столь невинный смысл. Другую стену занимали портреты и огромная карта полушарий. Больше в зале ничего не было. Даже стула.

Пока я медленно шел к портретам, в памяти одно за другим всплывали имена нацистских преступников, скрывшихся от суда после падения третьего рейха. Рудольф Хесс - комендант Освенцима. Арестован только весной 1946 года… Эрих Кох - рейхскомиссар Украины. Арестован только в 1950 году… Рихард Бер - преемник Хесса в Освенциме. Арестован только в 1960 году… Швамбергер - палач славян. Арестован в 1972 году… Клаус Барбье - начальник гестапо в Лионе. Арестован в 1973 году… Этим не повезло. Как не повезло и Менгеле, и Эйхману… Но процветал же после войны Гейнц Рейнефарт, скрылся же Борман!

Я вспомнил сенсационные шапки в газетах, оповестивших мир в 1972 году о том, что Мартин Борман, один из самых активных нацистских вождей, жив и ведет жизнь процветающего бизнесмена. Об этом заявил американский журналист и разведчик Л. Фараго, по версии которого Мартин Борман, бежавший из гитлеровского бункера незадолго до падения третьего рейха, добрался до Латинской Америки и канул в небытие лишь для широкой публики. Не случайно текст последней телеграммы Бормана, отправленной из рейхсканцелярии, гласил: «С предложенной передислокацией в заокеанский юг согласен. Борман». Об этом же заявил во Флоренции итальянский историк Д. Сусмель. Ссылаясь на сведения, полученные от бывшего агента германской секретной службы Хосе Антонио Ибарни, Д. Сусмель сообщил, что Борман сумел добраться до Испании, а оттуда, прихватив приличную сумму из фон-да нацистской партии, отбыл в Аргентину на испанской подводной лодке… Перес де Молино в Аргентине, Мануэль Каста Неда и Хуан Рильо в Чили, Альберто Риверс и Освальдо Сегаде в Бразилии - под всеми этими именами, по сведениям Д. Сусмеля, скрывался долгие годы один и тот же человек - Мартин Борман.

А 1959 год?

В центре кельнского проспекта Ганза-ринг стояла статуя, воздвигнутая в память немцев, расстрелянных нацистами в последние дни рейха. В ночь на 25 декабря 1959 года памятник был осквернен, и в ту же ночь на зданиях десятков городов Западной Германии - от Гамбурга до Мюнхена - невидимые руки начертали знак свастики. Мало того, нацистская волна прокатилась по Франции, Англии, Бельгии, Голландии, Норвегии, Швеции, Финляндии, Испании, Австрии… Стоило раздаться сигналу из Кельна, как он был подхвачен во многих странах, не только в европейских, но и в латиноамериканских… Впрочем, это не удивительно. Разве не звучит как заповедь одна из директив бывшего руководителя заграничных организаций НСДАП обергруппенфюрера СС Эрнста Вильгельма Боле своим ландесгруппенлейтерам: «Мы, национал-социалисты, считаем немцев, живущих за границей, не случайными немцами, а немцами по божественному закону. Подобно тому, как наши товарищи из рейха призваны участвовать в деле, руководимом Гитлером, точно так же и партайгеноссе, находящиеся за границей, должны участвовать в этом деле».

«Но,- беспомощно сказал я себе,- при чем тут я - Маркес, научный обозреватель «Газет бразиль»?» Да, по специфике своих занятий я знал, что в нашу страну стеклись сотни недобитых деятелей третьего рейха. Знал, что в 1959 году у нас в Бразилии был задержан Герберт Цукурс, диктатор Латвии. Знал, что в Сан-Пауло полиция наткнулась на Венделя - руководителя гитлеровских передач на Бразилию во время войны, а также арестовала некоего Максимилиана Шмидта, работавшего долгие годы на Геббельса… Да, я это знал, но Мне и в голову не приходило, что все эти события так реальны и что я могу неожиданно лицом к лицу с ними столкнуться… Слишком далеким казалось мне все, связанное с третьим рейхом…

Законсервированный фашизм… фашизм, затаившийся до лучших времен… Я привык думать, что если кто и слушает в наши дни «Баденвейлерский марш», исполнявшийся когда-то только в присутствии Гитлера, то это, несомненно, чудаки или идиоты. Всякие «Британские союзы» Освальда Мосли или «Движения гражданского единства» Тириара и Тейхмана походили, в моем понятии, на нелепую и, конечно, временную игру. Опасную, плоскую, но игру… А я… Я никогда не играл, да и не желал играть в эти игры! Я растолковывал своим читателям, что такое тепловая смерть, как ведется борьба с пустынями, угрожает ли нам новый ледниковый период, одиноки ли мы во Вселенной, выдумка ли «горные люди», а неофашизм или эксфашизм всегда оставались хлебом для других журналистов…

Свастика раздавила меня.

С тяжелым чувством я подошел к портретам, ожидая увидеть Геринга, Гесса, Гитлера. Но изображенные на портретах люди были мне незнакомы. И подписей под ними не было.

Сами портреты были выполнены превосходно. Узнать имя художника - уже сенсация не из последних. Внимательно всматриваясь в манеру письма, в технику исполнения, я все более и более убеждался, что это не просто портреты отдельных личностей. Если так можно сказать, это был портрет идеи, коллективное выражение того, что каждый из выставленных тут внес в какое-то им одним известное дело.

Было в портретах и что-то гнетущее. Сила, против которой бесполезно выступать. Что, в конце концов, может человек перед надвигающейся на него бурей, когда еще нет ни ветерка, но тишина уж сгустилась и дышит глухой угрозой?.. Потом, когда рванет вихрь, когда тучи песка взмоют в воздух и ударят громы, можно бежать или сопротивляться, но ожидание… Ожидание всегда ужасно!

Я повернулся к стене, занятой картой мира, и наугад ткнул пальцем в одну из клавиш расположенного под ней пульта.

Карта ожила.

Разноцветные линии, извиваясь, наползали друг на друга, гасли и вспыхивали вновь. Особенно четко эта возня прослеживалась в Европе.

Я ткнул следующую. Не знаю, чего ожидал. Может, опять непонятной игры света. И не ошибся. В самых разных местах начали появляться бледные световые пятна. Они ложились без всякого видимого порядка на Францию, на Россию, захватили Индию, Австралию и Китай. Как солнечные зайчики, они пятнали карту, пока наконец некоторые районы мира не осветились полностью. И, синхронно световой эскалации, вспыхивали и исчезали на боковом табло цифры.

Я нажал клавишу вновь.

Первые вспышки пришлись на 1967 год. Их было немного. Следующая серия - на 1972. А с 1981 года вспышки пошли сплошными поясами, и к 1989 году чистой осталась лишь Антарктика да некоторые районы… Бразилии и Аргентины.

Несколько раз подряд я включал таинственную установку. Я должен был понять ее смысл! Угон самолета, убийца с обсерватории, суета на острове, это табло - связано ли все это?

И я вспомнил…

Конечно, не смысл дат, но страшную картину сожженной сельвы. «Вот где они могли сгореть…»,- сказал Отто Верфель, приняв, по всей видимости, меня за одного из тех парней в шелковых куртках. Сказал, раздвигая ветки и указывая на исполинские стволы, высушенные неземным жаром… Мне приходилось видеть, и не раз, снимки вьетнамских территорий, обработанных дефолиантами, полностью стерилизующими землю. Снимки, на которых распростерлись мертвые леса, лишенные зелени, птиц, насекомых…

Но вид убитой сельвы не шел со всем этим ни в какое сравнение.



Поделиться книгой:

На главную
Назад