Римма Храбрых и Владислав Чупрасов
Нижние Земли
Часть 1
Проклятие Дерева Ашанти
Ветер дул с отчаянием уличного зазывалы, из последних сил пытающегося заманить посетителей в час перед закрытием заведения. Свен мотнул головой, убирая с лица налипшие пряди — ветер был не только сильным, но и влажным, и волосы мгновенно намокали под порывами с отчетливым привкусом морской соли.
— Где келпи, Магнус? — перекрикивая гул прибоя, спросил он. — Ты обещал мне келпи, дружище.
Ответа не последовало, и Свен обернулся, придерживая коня у самой кромки моря, где на крупную гальку накатывались пенные волны. Дождавшись, пока второй всадник поравняется с ним и тоже остановится, Свен вопросительно посмотрел на него, улыбаясь. Магнус дышал с заметным трудом, но держал поводья почти так же крепко, как и его более сильный спутник.
— Когда я говорил про келпи, — переводя дух, ответил Магнус, без сомнения, услышавший Свена даже через шум ветра, — я не знал, что обычная лошадь тебя не испугается. Это какая-то вампирская хитрость?
Свен зубами стянул перчатку с одной руки и, наклонившись, потрепал своего коня по шее.
— Никаких хитростей, дружище, — невнятно сказал он. — Ну, разве что, кроме возраста.
— Не говори мне о возрасте, — со стоном пробурчал Магнус. — Каждая из моих костей и так напоминает мне о нем чуть ли не с первых минут прогулки.
Свен выпрямился в седле, чуть покачнувшись, когда конь беспокойно переступил передними ногами, готовый в тот же миг снова пуститься галопом и явно недовольный тем, что всадник властно поворачивает его, не позволяя двинуться дальше.
— Мое предложение все еще в силе, — серьезно сказал Свен, оказавшись лицом к лицу с Магнусом. — Пока твое тело не слишком одряхлело.
Магнус махнул рукой. Его конь стоял смирно, только прядая ушами время от времени и неодобрительно косясь на коня Свена. На темной, почти черной гриве дрожали капли, еле различимые в пасмурном свете холодного утра.
— Ты же знаешь, что я откажусь, — рассеянно ответил Магнус, отворачиваясь и обводя взглядом горизонт, где тяжелые тучи, постепенно снижаясь, укладывались на беспокойное море, словно пытаясь его утихомирить.
Свен стукнул пяткой по боку коня, одновременно разворачивая и пришпоривая его.
Когда они в следующий раз остановились — уже в затишке, под сенью нескольких чахлых деревьев, — Магнус спешился и встал рядом со своим конем, задумчиво оглядывая море, уже плохо видное отсюда. С высоты Свен почти не мог разглядеть выражение лица друга, но по тому, как Магнус был напряжен — словно еле удерживался от того, чтобы не вытянуть шею, — было понятно, что тот чем-то очень сильно обеспокоен.
— Что-то случилось, дружище? — негромко спросил Свен.
Магнус вздрогнул и повернулся к нему всем телом, так что конь Свена невольно отступил на шаг назад.
— Маяк не горит, — говоря, Магнус хмурился все больше и больше. — Это не просто странно. Это опасно, ведь приближается шторм.
Свен кивнул в знак понимания и предложил:
— Вернемся в замок?
Магнус хлопнул коня по холке, без нужды призывая его стоять смирно, и снова забрался в седло. Свен болезненно поморщился, видя, какого труда Магнусу это стоило. Несмотря на то, что о своем уже немалом возрасте друг говорил с присущим ему суховатым юмором, и несмотря на то, что держался он все еще бодро, нельзя было не заметить, что с каждым днем он все больше сдает. Сказались и многочисленные путешествия, от которых Магнус все еще не собирался отказываться, хотя и давал клятву после каждого возвращения домой, что вот это совершенно точно было последним и уж теперь-то он начнет вести тот образ жизни, который больше пристал его положению в обществе.
— Мы гораздо ближе к самому маяку, — с трудом устраиваясь в седле, бросил Магнус, не глядя на Свена и не замечая, с каким беспокойством тот на него смотрит. — Долг обязывает меня самолично проверить, что произошло.
До самого маяка они не добрались.
Еще издали Свен заметил на узкой дороге, ведущей к мысу, на котором стоял маяк, скопление людей. Один из них отделился от толпы и приветственно замахал рукой, завидев двух всадников.
— Свен, я тебя прошу… — успел сказать Магнус, прежде чем они поравнялись со встречающим.
Им оказался довольно высокий человек с неприятной улыбкой.
— Добрый день, сэр, — сказал он, приподнимая шляпу.
Свен подивился про себя, как ее не унесло ветром. Шляпа сидела на голове мужчины так же прочно, как стоял он сам — упирался ногами в камни дороги с редкими пробивающимися между ними травинками.
— Что произошло, Патрик? — спросил Магнус и, спохватившись, добавил, оборачиваясь к Свену: — Это Патрик МакСуини, наш оплот закона. Патрик, позволь представить тебе Свена Кристенсена, моего гостя и старого друга.
«Оплот закона» МакСуини, казалось, ничуть не удивился тому, что внешность Свена мало соответствовала эпитету «старый». Похоже, даже в этом всеми богами забытом месте знали, что вампиры не стареют.
— Мы еще точно не знаем, сэр, — все с той же улыбкой, совершенно не вяжущейся с темой разговора, да и вообще ни с чем, ответил МакСуини.
Свен привстал в стременах, оглядывая суетящихся неподалеку людей и прислушиваясь к тому, что МакСуини говорил Магнусу, полностью игнорируя присутствие кого-либо еще.
— Старина Дрейк заметил, что маяк потух, и поднял панику. Мы прибыли на место, сэр, и обнаружили, что смотрители исчезли. Все трое. Я жду, когда вернутся мои помощники, которых я отправил в город. В последние дни как-то многовато людей пропадает.
Магнус сосредоточенно кивал, и только Свен, знавший его уже достаточно давно — больше половины жизни обычного человека, — мог почувствовать, что больше всего Магнусу хочется оказаться где-нибудь подальше от этого места. Где-нибудь в Азии или Южной Америке, но только не здесь, на небольшом острове в северной Шотландии. И точно так же Свен мог с легкостью прочесть по выражению лица Магнуса, что тот прямо сейчас пытается войти в роль хозяина острова, которым являлся уже почти пятнадцать лет.
Этот остров Магнус купил в надежде обрести тихое пристанище, где сможет в покое упорядочивать знания, полученные во всех своих путешествиях, но сейчас он столкнулся с тем, что власть обрекает и на выполнение иной раз не слишком приятных обязанностей. И Свен был свидетелем того, как чувство долга заставляет Магнуса вникать в те дела, к которым тот не хотел бы иметь ни малейшего отношения.
— Может быть, я смогу помочь, — прерывая рассуждения местного инспектора, сказал Свен.
Не спросил, а именно сказал, не оставив возможностей для возражения. И по быстрому взгляду Магнуса понял, что поступил совершенно правильно, вмешиваясь и перехватывая ответственность.
— Мистер Кристенсен — тоже инспектор, только в Эдинбурге, — с заметным облегчением подхватил Магнус. — Он действительно мог бы что-то подсказать, Патрик.
— Уж мы наслышаны о мистере Кристенсене, — улыбка МакСуини стала еще более неприятной, и Свен поймал себя на мысли, что ему не хватает усов.
Пространство между носом и верхней губой МакСуини казалось слишком большим и голым. Усы — почему-то Свену казалось, что они должны быть рыжеватыми и редкими, — там были бы как раз кстати.
Свен спешился и постоял, придерживая коня, пока МакСуини не подозвал одного из своих людей, который и подхватил поводья, поглядывая на Свена и Магнуса с таким явным подобострастием, что Свена замутило.
Дорога, на которой они разговаривали, превращалась в дорожку, а затем в тропинку, ведя Свена по все более сужающемуся перешейку. Пока Свен шел, море рычало и ревело под ним, безуспешно пытаясь достать до верха скалы, на которую он взбирался. Казалось, оно злится, неспособное получить жертву, и когда Свен подошел к маяку, его убежденность в том, что эта жертва могла бы быть далеко не первой, окончательно окрепла.
Он постоял у распахнутой двери, за которой почти сразу же начиналась лестница, еле различимая в тусклом свете все еще пробивающегося через тучи солнца. Дыхание человека поблизости ощущалось так же ясно, как если бы он уткнулся носом Свену в затылок.
— Проверьте дно, — коротко бросил Свен, не оборачиваясь. — Если трупы до сих пор не унесло течением.
— Прочесываем, мистер Кристенсен, — в голосе МакСуини сквозила насмешка, граничащая с оскорблением. — Мы, конечно, не такие грамотные, как вы у себя в столице, но кое-что разумеем.
Свен резко обернулся. Даже не обернулся — перетек из одного состояния в другое. Только что он стоял спиной к инспектору, и вот уже смотрит ему в глаза, находясь на расстоянии, недостаточном даже для вздоха.
МакСуини глядел прямо на него, и не подумав отшатнуться, как сделал бы обычный человек — из тех, с кем Свен привык общаться. И они очень однозначно реагировали на те его способности, которые он, как правило, не торопился использовать, помня, что находится в окружении людей.
МакСуини был человеком до самого первого своего предка, но Свен не чувствовал в нем ни испуга, ни чего-то еще в этом роде. Он просто стоял и уже не улыбался — скалился. Неприятность его улыбки превысила все допустимые нормы, и Свен сдался. Отступил на шаг, первым отводя взгляд.
— Они нашли свой конец здесь, — глухо сказал Свен, глядя куда угодно, только не в глаза МакСуини. — Все.
Он не уточнил, сколько именно, но чувствовал, что здесь произошла не одна смерть. Это ощущение перебило неприязнь к зарвавшемуся инспектору, и Свен на какое-то время выпал из реальности, глядя на жадный прибой далеко внизу, словно пытаясь высмотреть, что тот скрывает.
Как выяснилось позже, прибой действительно скрывал тела.
Всего их было шестнадцать.
В замке Свен мягко усадил Магнуса в кресло, пресекая все его попытки продолжать роль гостеприимного хозяина. Тот особо не сопротивлялся, зябко обнял себя за плечи и оставался в таком положении, пока Свен готовил для них обоих выпивку.
— Никогда не перестану удивляться тому, что ты употребляешь алкоголь, — вместо благодарности сказал Магнус, принимая свой бокал.
Свен отошел к камину, подставил один бок почти не чувствуемому теплу от тлеющих углей.
— Мы ощущаем не только вкус крови, — задумчиво ответил он, проглядывая бокал на свет.
В полупрозрачной жидкости плавали красноватые отблески.
— Столько смертей, — глухо и невпопад сказал Магнус.
Свен поднял глаза. Его друг скорчился в кресле, баюкая в ладонях бокал, к которому до сих пор так и не притронулся.
— Прими мои соболезнования, — мягко сказал Свен.
Магнус покачал головой.
— Патрик сделает все возможное и невозможное. А я все равно собирался принять приглашение в экспедицию.
Свен ничего не ответил, хотя мог бы сказать многое. И о МакСуини, и о Магнусе, и об этих смертях, и о том, что Магнусу стоило поберечь себя. Хотя, вполне возможно, в экзотических странах Магнусу грозила куда меньшая опасность, чем у себя дома. То есть в том месте, которое Магнус определенно намеревался своим домом сделать.
— Единственное, что меня беспокоит, — медленно сказал Магнус, и Свен поднял брови, показывая, что внимательно слушает, хотя Магнус на него и не смотрел, — это то, что мы остались без священника. Святым Аластора никто бы не назвал, но, боюсь, без него нам придется совсем худо.
— Ты же не собираешься принять сан?
— Я для этого слишком грешен, — Магнус рассмеялся и откинулся на спинку кресла.
Свен с облегчением отметил, что пальцы Магнуса, до того сжимавшие бокал с такой силой, что тот угрожал вот-вот хрустнуть и рассыпаться на осколки прямо в руке, наконец расслабились.
— Меня ждут тайны Пергама, — сказал Магнус, и Свен серьезно кивнул.
Его самого ждала обычная рутина полицейского управления Эдинбурга. А раз уж Магнус решил, что с произошедшим в его владениях способен разобраться местный инспектор, причин для обеспокоенности еще и этими проблемами Свен не видел.
— Мистер Броуди…
Сознание возвращалось к Аластору с трудом, в немалой степени из-за того, что ему самому не хотелось выныривать из сна, где он снова был обычным священником в обычной общине на обычном острове. Там, где слыхом не слыхивали о кровопролитной войне где-то на африканском побережье. Где не было места удушающей жаре, липкой влажности и вездесущим москитам.
Аластор пробыл в Африке меньше двух недель, но уже успел возненавидеть ее с пылом, не подобающим его должности: капеллан должен поддерживать дух солдат, вселять в них уверенность в правоте своего дела и помогать справиться со страхом смерти. Аластору же больше хотелось взять в руки оружие и встать в один ряд с другими, неся погибель тем, кого сам он искренне и от всего сердца считал олицетворением мерзости.
— Мистер Броуди, — настойчиво повторил кто-то, и Аластор наконец открыл глаза.
Палящее экваториальное солнце с трудом пробивалось через густую листву джунглей, и Аластору пришлось прищуриться, прежде чем он разглядел, кто именно потревожил его сон — а на это должна была быть веская причина. У всех них были проблемы со сном — мешала жара, мешали москиты, мешали проблемы с желудком, которые не решались даже ударными дозами хинина. Аластор приподнялся на локте, повернул голову и сплюнул, ощущая на языке пронзительную горечь. Хинин пропитал собой, казалось, все: воду, съестные припасы, даже сам воздух. Но горечь эта несла в себе спасение: по крайней мере, за эти дни они не потеряли ни одного человека. Почти сто лет войны многому научили британцев, и в этой кампании они были намерены добиться успеха.
Сам Аластор считал, что успех неминуем. В конце концов, на их стороне был Господь.
Разбудивший его отодвинулся, когда Аластор поднялся, и смотрел на него отчаянным взглядом. Аластор прочистил горло и хрипло спросил, пренебрегая условностями:
— Что?
Солдат словно только этого и ждал, зачастил тут же, торопясь и проглатывая окончания слов:
— Вы должны это видеть, мистер Броуди. Мы нашли Дерево.
Именно так он и сказал: «Дерево». Заглавная буква ощущалась так же явно, как если бы он преподнес Аластору лист бумаги с написанным словом. Аластор снова откинулся затылком на изголовье своей неудобной лежанки, несколько мгновений помедлил и рывком сел.
Это действительно было Дерево.
Оно стояло в самой середине небольшой поляны, странным образом почти свободной от стремительно поглощающей все на своем пути растительности (им приходилось буквально прорубать себе путь в зарослях, пробиваясь через лианы, тут же заплетающие только что расчищенное пространство). А это место, казалось, было обнесено барьером, за который растения не смели продвинуться. Аластор постоял на самом краю, оглядывая поляну — и старательно обходя взглядом Дерево. Оно возвышалось в центре, раскидывая во все стороны узловатые ветви, в извращенном подобии рукопожатия встречающиеся с ветками окружающих деревьев. Те тянулись навстречу Дереву, жадно пытаясь дотронуться до него хоть краем листа, хоть усиком лианы. А Дерево милостиво дарило им свою благосклонность, и все вместе они образовывали еще более густой полог, чем над самыми непроходимыми джунглями.
И только переступив невидимую — и одновременно отчетливо заметную — границу, Аластор поднял голову и в упор посмотрел на Дерево, чувствуя всей кожей, что оно смотрит на него в ответ.
Чахлая, хотя и все равно невыносимо ярко-зеленая трава у его подножия не могла скрыть груду того, что на первый взгляд показалось Аластору кучей сучьев. За два шага до Дерева он остановился, наклонился и поднял из травы один из «сучьев».
Солдаты, сгрудившиеся на краю поляны и в напряженном молчании наблюдавшие за Аластором, одновременно выдохнули, словно были единым организмом.
Он обернулся к ним и поднял руку с крепко зажатым в ней предметом.
— Великая скорбь наполняет мое сердце, — его тихий голос пролетел над поляной, ударился о тесно сплетенные ветви, образующие полог над ней, и вернулся обратно, окружив его гулким эхо.
Аластор бережно прижал к груди то, что держал в руках.
Солдаты из задних рядов вытягивали шеи, стараясь разглядеть получше и Аластора, и то, к чему никто из них не осмелился приблизиться.
Аластор повернулся к ним спиной и подошел к Дереву вплотную. Дерево продолжало смотреть на него сверху вниз, невообразимо древнее и все еще юное, подпитанное множеством смертей, каждую из которых Аластор мог — или представлял, что мог — увидеть своим внутренним взором. Он наклонился и положил кость на груду таких же костей, а взамен выудил оттуда тускло белеющий в полумраке джунглей шлем, при одном взгляде на который у солдат вырвался еще один вздох — единый для нескольких десятков тел.
Аластор опустил голову и еще тише повторил:
— Великая скорбь наполняет мое сердце.
Солдаты затаили дыхание. Дерево тоже притихло. Его холодное любопытство, чуждое всему человеческому, Аластор ощущал всем телом.
И оттого ненавидел Дерево еще сильнее.
— На этом самом месте, — он втянул воздух, словно сдерживая всхлип, и обернулся, яростно блеснув глазами на солдат. — На этом самом месте приняли мученическую смерть наши братья во Христе. От рук — нет, от лап тех, кто по прихоти диавола носит облик, похожий на человеческий. Истинно говорю вам — славу нетленного Бога изменили они в образ, подобный тленному человеку, сами людьми не являясь. Уста их полны злословия и горечи. Ноги их быстры на пролитие крови. Разрушение и пагуба на путях их. Они не знают путей мира.
Аластор задохнулся и перевел дыхание, обводя горящим взглядом солдат.
— Мерзость, мерзость взросла на земле этой, ибо проклята она Господом нашим, — свистящим шепотом сказал он, и листва Дерева беспокойно зашумела над его головой.