Вышеупомянутая тень широким грозовым фронтом набежала на лицо папули.
Он, конечно, чуткий и понимающий, но отступать куда-либо по военной привычке не любит, а еще чудовищно ревнив, что, по мамулиному неоднократно озвученному мнению, совершенно не подходит супругу гения.
— Очень вкусные пирожки, папульчик! — сказала я громко, умышленно меняя тему.
— Да, лобиани удались! — поддакнула Алка.
— Но перца многовато, — слегка критикнула бабуля.
— В следующий раз я попробую добавить в начинку мягкий творожок и, пожалуй, вовсе откажусь от красного перца, использую только черный, — пообещал папуля.
Он сел на своего любимого конька, и далее ужин проходил спокойно, без эксцессов.
Потом мы с Алкой пошли к ней — пить шираз, секретничать и примерять платья.
Жених с невестой решили обойтись без пафосной свадьбы, запланировав только тихую регистрацию в ЗАГСе, а сразу после нее — отбытие в аэропорт и далее — в свадебное путешествие. Неброское, но исключительно элегантное белое платье для себя и точно такое же, только жемчужно-серое, для меня Трошкина шила сама — она умеет.
Мне чрезвычайно нравилось то, что у нее получалось: наряды наши выглядели очень достойно благодаря отменному качеству шелка и безупречности линий. Прически под них планировались тоже простые и элегантные: аккуратный узел на затылке у меня и такой же узел плюс мелкие живые розы в нем — у Алки. А вот обуть подруге предстояло белые шпильки, а мне, чтобы не нависать над невестой, балетки на плоской подошве. Негоже было бы в такой день возвышаться над мелкорослой Алкой, как корабельная сосна над речной ивушкой! Визуально доминировать в нашей группе должны были жених и его дружок, оба ростом за сто девяносто.
Милые девичьи посиделки прервал Зяма, по-свойски вломившийся в квартиру со словами:
— Алка, я вернулся, ты рада?
Алка безусловно была рада, так что мне пришлось ретироваться — не смотреть же, как они целуются и обжимаются.
К тому же я просто не могла слышать, как Трошкина называет Зяму «мой пупсик».
Во-первых, из них двоих миленькая маленькая куколка — это сама Алка.
Во-вторых, почти двухметровый накачанный Зяма с сокрушительным обаянием матерого суккуба — и чей-то там пупсик?! Обхохочешься.
Я оставила парочку без помех и зрителей наслаждаться обществом друг друга, но Зямино представление о полноценном наслаждении включало также плотный ужин, поэтому очень скоро братец прибежал домой и прямо с порога поинтересовался:
— Чем сегодня кормят?
— На выбор — лабутены, ламборджини, лобиани, — сообщила я, выходя из своей комнаты.
— Мне всего и побольше.
Зяма сначала потер руки, потом помыл их, потом запустил в тазик с пирогами:
— Умммм! Это что-то грузинское? Тематический ужин?
Я кивнула.
В свадебное путешествие молодожены собрались в Тбилиси. Папуля заранее начал заботливо адаптировать их к местной кухне.
— Ха хафи? — спросил братец с набитым ртом.
«А запить?» — перевела я.
Налив прожоре мацони, я решила, что хватит за ним ухаживать, как будто я закрепощенная женщина Кавказа, и ушла к себе, но в одиночестве не осталась, потому что ко мне явилась мамуля.
— Дюша, дочь моя, умеешь ли ты хранить секреты? — интригующе спросила она.
— Смотря какие, — молвила я уклончиво, но честно.
В самом деле, если враги будут пытать меня, требуя выдать им тайну фотосинтеза или закон Ома, они от меня точно ничего не добьются. А вот если один хороший человек попросит поделиться подробностями личной жизни другого хорошего человека…
Мамуля, видимо, прочитала ответ на моем лице, потому что развернулась к двери.
— Да говори уже, не темни, — вздохнула я, отложив планшет. — Если бы я хотела тебя предать, то могла бы прямо сейчас пойти к папуле и сказать ему: «Пап, а у мамы завелся какой-то секрет». И все, иметь тебе дело с военной разведкой.
— Вот ведь умеешь ты мастерски обрисовать перспективы, — поморщилась мамуля. — Даже странно, что при таком таланте ты не стала художником-маринистом!
— А почему я им не стала, ты забыла? — прищурилась злопамятная я. — Кто отругал трехлетнюю Дюшеньку за то, что она немножечко порисовала на стене мамиными тенями для глаз в сине-зеленой гамме?
— Так это же были настоящие французские тени, мне привезли их из самого Парижа! — возмутилась мамуля. — Вот если бы я сейчас использовала для подобного настенного творчества твою дорогую косметику, ты бы меня разве не отругала?
— Не-а, — ответила я и похлопала по дивану, приглашая родительницу присесть. — Я бы разговаривала с тобой особенно ласково… вплоть до самого приезда психиатра.
— Возможно, именно психиатр тут и нужен, — уныло согласилась мамуля, присаживаясь. — Знаешь, у меня появилось пугающее подозрение, будто я схожу с ума…
— Да ладно? С чего бы? Ты всего-то с полсотни романов про нечисть и нежить написала! Разве это можно считать серьезным испытанием для рассудка? — съехидничала я.
— Думаешь, пора сменить жанр? — задумалась писательница.
— А за него будут платить так же хорошо, как за ужастики? — спросила я, отнюдь не желая подорвать благосостояние семьи.
— Возможно, если это будут эротические романы. — В мамулином голосе прорезалась мечтательность.
— Не годится. — Я помотала головой. — Для эротических романов у тебя ярких личных впечатлений не наберется, и супруг гения не позволит радикально пополнить опыт. Скажи сначала, что не так с ужастиками, а потом подумаем, надо ли тебе менять жанр.
— Меня преследует Темный Повелитель, — призналась мамуля с явным смущением и, как мне показалось, с толикой гордости.
Конечно, Темный Повелитель — это вам не червяк дождевой, это звучит гордо.
— Кто-о? — Я чуть преувеличенно удивилась.
Пусть мамуля порадуется, что произвела впечатление на публику. Писателям это полезно.
— Темный Повелитель, — повторила она. — Так он себя называет, а я понятия не имею, кто это такой.
— Король Свазиленда? — предположила я.
— Кто-о?!
— Мсвати Третий, король карликового африканского государства Свазиленд, — объяснила я.
— Не знаю такого, — призналась мамуля, не уточнив, не знает она лично короля или все его государство. — А почему именно он?
— Потому что идеально подходит под определение «Темный Повелитель». — Я пожала плечами. — И к тому же он как раз сейчас находится в России с официальным визитом, я видела новость об этом в Сети.
— И давно он приехал? — заинтересовалась мамуля.
— Вчера.
— Нет, тогда это другой Темный Повелитель, — с сожалением сказала она. — Мой меня уже вторую неделю преследует.
Я нахмурилась.
В том, как родительница назвала неведомого Темного Поведителя «мой», была уже некая интимность. И это при том, что у нее есть законный повелитель, он же муж, он же наш папуля, он же новое воплощение легендарного ревнивца Отелло!
— Вот, кстати, может, это Мавр Венецианский? — Я выдвинула новую версию. — Чем тебе не Темный Повелитель? Давай, рассказывай, как именно он тебя преследует?
— Он подбрасывает мне записки и конфетки, — порозовела мамуля.
— Не ешь их, козленочком станешь, — машинально посоветовала я. — В смысле — подбрасывает? Как? Аж на восьмой этаж?!
— Тебе смешно, а я нервничаю, — пристыдила меня мамуля. — Я то и дело нахожу записки и конфетки то в кармане, то в сумке.
— Зная, что творится у тебя в сумке, полагаю, находишь ты их с запозданием, — предположила я. — Даты в записках есть?
— Нет. Только очень короткий текст и подпись: Темный Повелитель. То есть поначалу подпись была именно такая, а потом сократилась до двух заглавных букв: ТП.
— То есть вы перешли на тот уровень, когда можно общаться запросто, без церемоний. — Я снова не удержалась и съехидничала. — А что пишет-то тебе друг Тэ Пэ?
— Чушь какую-то. — Мамуля выразительно продекламировала с приготовленного листочка. — «Уже скоро. Темный Повелитель». «Жди и верь. Темный Повелитель». И дальше уже как Тэ Пэ: «Все будет хорошо», «Все в восторге от тебя», «Мы идем к вам».
— По-моему, твой Тэ Пэ слишком много смотрит телевизор, это очень похоже на обрывки рекламных слоганов, — отметила я. — А сами записки ты разве не сохранила?
— Только последнюю.
Мамуля протянула мне полоску обычной писчей бумаги, какой пользуются во всех конторах мира:
— Я обнаружила ее за лентой на шляпе, когда вернулась сегодня с утренней прогулки.
— Какой именно шляпы? Той, соломенной, из Венеции? — зачем-то уточнила я и развернула бумажку. — Хм, «Мечты сбываются. ТП»… Слушай, тогда это Газпром!
— Почему Газпром, где логика?
— Или Лукойл. Главная нефтяная компания страны — чем не Темный Повелитель? Нефть — это же черное золото.
— Где я, а где нефть? — Мамуля разозлилась. — Не имею никакого отношения ни к ней, ни к золоту!
— А жаль, — заметила я, изучая записку. — Несерьезно это как-то, Темный Повелитель, а печатает послание на компьютере. Нет бы начертать роковые слова собственноручно, гусиным пером, красивыми готическими буковками…
— Кровью! — поддакнула мамуля, сделав большие глаза и тут же уменьшив их до нормы. — Нет, кровью не надо, это было бы страшно.
— Знаешь, по-моему, это какой-то безобидный розыгрыш, — рассудила я. — Тебе ведь не угрожают, ничего от тебя не хотят…
— Кроме того, чтобы я ждала и верила, — напомнила мамуля, у которой профессиональная память на тексты.
— Но ожидания не уточняют и вероисповедание не навязывают. — Я вернула ей записку. — А что с конфетами, они не могут быть ниточкой, за которую можно потянуть?
— Как можно потянуть за обычную рафаэлку? Конфеты я то в кармане, то в сумке нахожу, в шляпе вот сегодня ничего такого не было, — сообщила родительница, не утаив сожаления.
Конфеты она любит, тут Темный Повелитель не прогадал.
Но я сказала о другом:
— То есть не факт, что записки и конфеты подбрасывает один и тот же Повелитель. Записки могут быть от Темного, а рафаэлки от какого-нибудь Светлого!
— Не так уж много в наших краях Повелителей, и я далека от мысли, что все они заинтересованы во мне. — Мамуля поскромничала, но было видно, что версия о массовом поклонении Басе Кузнецовой повелителей всех возможных окрасов ей льстит.
— Короче, не думаю, что тебе стоит волноваться, но на всякий случай поговорю с Денисом, — пообещала я.
— Отличная мысль! — одобрила мамуля.
Еще бы! У меня появился повод для встречи с любимым.
Денис Кулебякин — опытный опер, отличный парень и мой сердечный друг. К сожалению, в последнее время, явно завидуя грядущим переменам в жизни Зямы и Алки, он стал слишком давить на меня, склоняя к замужеству, и это здорово испортило наши отношения. Ныне Кулебякин на меня обижается, я не готова мириться с ним ценой полной потери свободы, и в итоге мы бегаем друг от друга, обоюдно страдая.
Спасибо мамуле, теперь я могла пойти к Денису, не теряя гордости.
Идти было недалеко — всего-то на один этаж подняться, а собралась я быстро и уже через четверть часа давила пальчиком с безупречным маникюром на кнопочку звонка у двери квартиры любимого.
Трели звонка заглушил заливистый собачий лай: в одной квартире с Денисом проживает бассет-хаунд Барклай — милейшее и добрейшее существо, не чета хозяину.
— Барклашка, миленький, я тоже страшно соскучилась! — радостно покричала я, умышленно не уточнив, по кому именно из обитателей квартиры скучала, в надежде, что Кулебякин примет сказанное на свой счет и распахнет мне а) дверь и б) объятия.
Как бы не так!
— Индия?
О, как чопорно! Кажется, даже через замочную скважину ощутимо потянуло холодком.
— Денис, открой, пожалуйста, есть важный разговор, — попросила я, сменив тон на столь же прохладно вежливый.
— Конечно.
Против ожидания, дверь не распахнулась моментально, мне пришлось пару минут подождать.
В глубине души я надеялась, что любимый метнулся в душ и вернется ко мне с мокрыми волосами, с капельками, стекающими по мускулистой груди и рельефным кубикам живота, босиком и в каком-нибудь несерьезном одеянии вроде полотенца на бедрах или ветхих джинсов с расстегнутой верхней пуговицей.
Зря размечталась.
Кулебякин замер в дверном проеме, как английский лорд на парадном портрете в полный рост: в брюках со стрелками и белой рубашке. С запонками!