Помоги проекту - поделись книгой:
Младший получил желанных двух ишаков. Восторженно, но с почтением он поблагодарил мудреца, сел на одного из двух и уехал.
Обрадовался и средний брат: он унаследовал пять и две третьих животных, а получил все шесть! И он забрал своих ослов, и долго поворачивался, благодаря.
Нежданно и самый старший брат вторично выиграл: рассчитывал на восемь с половиной, а получил на половину больше! Не знал, как выразить достойную признательность почтенному. Ехал и всё останавливался. Слезал с ишака, кланялся в пояс и ехал дальше.
Мудрец проводил и последнего взглядом и почему-то покачал головою.
Затем сел на своего ишака и продолжал путь, прерванный спором братьев.
Что такое? На
Надеюсь, ты, читатель, сообразил — в чём дело? Почему так странно получилось?
А если пока не сообразил, попробуй решить задачу сам. Постарайся не заглядывать в шпаргалку.
Совушка
Гордая Королева
Давно-давно некоторым государством управляла одна очень Гордая Королева. Она была так горда, что никогда ни с кем не разговаривала, кроме как с королями. Но королей она видела не часто, — их было не так уж много даже тогда, к тому же они были заняты делами управления и редко выезжали. Поэтому она молчала по целым дням или разговаривала с Солнцем, которое одно считала себе равным.
Не было такого дела, заниматься которым Гордая Королева не считала бы унизительным для себя. Она не подписывала даже государственных бумаг и указов, предоставляя это делать за себя первому министру, которого глубоко презирала.
Гордая Королева была уверена, что единственное занятие, достойное королей, — это блистать. Ей казалось, что и все другие короли только тем и занимаются, что блещут.
День Гордой Королевы начинался с того, что придворные дамы осторожно снимали с неё одеяло и почтительно поднимали с постели. Затем её умывали и одевали, умащивали благовонными маслами, сохраняющими кожу, румянили, душили тончайшими духами и пудрили. Закончив туалет, Королеву в сопровождении блестящей свиты вели принимать изысканнейший королевский завтрак.
После завтрака подругу Солнца также чинно провожали во дворцовый сад, и там она отдыхала от сна и от завтрака.
В саду её усаживали обычно в кресло, напоминающее трон, и там она слушала музыку спрятанных за кустами (чтобы не оскорблять её взора) музыкантов или в гордом одиночестве думала о своём величии.
Никто не мог сказать, была ли та Королева умна или глупа: ничего не делая, она не могла, естественно, показать, каковы её умственные способности.
Никто не знал, добра она или зла, потому что Королева никогда не проявляла этих качеств. Равно презирая как тех, кто её, может быть, любил, так и тех, кто её, возможно, ненавидел, Гордая Королева никогда не снисходила до добра или зла к людям, не родившимся в королевском звании.
Люди часто примиряются с несправедливостью, но обычно не прощают пренебрежения к себе. И вот случилось так, что в одно прекрасное утро, проснувшись, Гордая Королева не обнаружила возле своего ложа ни одной придворной дамы.
Произошло это потому, что первый министр, привыкнув подписывать королевские указы, незаметно привык и к власти: он решил управлять государством под собственным именем. Придворные и слуги Королевы только обрадовались перемене и тотчас перекинулись к новому правителю.
Однако Гордая Королева в то утро ничего этого не знала. Она продолжала лежать спокойно на своём ложе, ожидая, что кто-нибудь придёт и, сняв с неё одеяло, оденет подругу Солнца, как и прежде.
Но проходил час за часом, и никто не появлялся в королевской опочивальне.
Когда наступил полдень, в окно заглянуло Солнце. Увидев Королеву всё ещё в постели, хоть с открытыми глазами, Солнце страшно удивилось.
— Сестра моя, Королева, — сказало Солнце, — почему ты не встаёшь? Ведь уже полдень, а я в это время привыкло видеть тебя в саду в твоём кресле, напоминающем трон.
— Я бы с удовольствием встала, — отвечает Королева, — но не вижу около себя никого, кто снял бы с меня одеяло и одел меня. Не мне же самой всё это делать. Ведь я королева.
— Ты права, ты права! — усмехнулось Солнце и скрылось за оконной рамой.
Прошёл день, но никто так и не зашёл к Гордой Королеве. Она не изменила положения, только слегка нахмурилась: ей не нравилось, что в привычные мысли о великолепии царских церемоний почему-то всё чаще вплеталось низменное воспоминание о великолепии стола, за которым она принимала пищу.
На другой день в полдень Солнце снова заглянуло в спальню и, увидев Королеву в прежней позе, удивилось больше вчерашнего.
— Как! — воскликнуло Солнце. — Ты до сих пор лежишь в постели? Неужели нисколько не проголодалась?
— Ах, — ответила Королева, — я ужасно хочу есть и пить. Но никто не идёт сюда и не одевает меня. Не мне же самой одеваться и искать себе пищу? Я ведь королева.
— Ты права, ты права, — удивлённо сказало Солнце и продолжало свой путь по небосводу.
Так было ещё несколько дней. Но как-то раз, когда Солнце снова заглянуло в знакомую спальню, оно увидело, что Гордая Королева умерла. По выражению её лица можно было догадаться, что она очень страдала.
Страдала и всё же умерла, как жила — по-королевски. Никто не мог похвастаться, что слышал жалобу Королевы. Никто не мог сказать, что видел, как её тонкие благородные пальцы сами натягивали чулок или наливали из хрустального сосуда, стоявшего у самой постели, освежающий напиток…
Печальная та история произошла давно, даже очень давно. Представьте же теперь моё удивление, когда я недавно в одной школе встретил… Гордую Королеву!
Да, это была несомненно она, хотя до неузнаваемости изменившаяся. На вид ей было никак не больше одиннадцати лет, и она носила пионерский галстук.
Смешно, но она всерьёз стала уверять меня, что родилась в Москве, а не приехала из собственного королевства. Но меня-то не проведёшь! Я сразу догадался, кто она такая, когда увидел, как она обращается со своими одноклассницами. Те ей что-то говорят, а она притворяется, будто не слышит. Её просят подежурить в классе, а она вздёрнет нос и сквозь зубы цедит:
— Больно мне это нужно! Я пришла сюда учиться, а не парты убирать.
Адрес школы я отлично знаю: это специальная английская школа № 20 в Москве на Вспольном переулке. А вот домашний адрес королевы забыл.
Скажите, не в вашем ли доме она живёт?
Если «да», то не рассказывала ли она вам, как воскресла и приняла облик советской школьницы?
Если рассказывала, напишите мне, пожалуйста, о всех подробностях. Меня ужасно интересует продолжение её истории.
Шпаргалка
Вот как решается задача.
У мудреца остался один ишак, потому что в сумме то, что получили братья, составляет 17, а не 18:
9 + 6 + 2 = 17.
Ровно столько, сколько оставил им отец.
Напутал всё бабай, их отец, в своём завещании. Напутал тем, что не сумел правильно разделить своих животных.
Если сложить всё то, что он завещал детям, получится не 17, а немногим меньше:
8 1/2 + 5 2/3 + 1 8/9 = 17/2 + 17/3 + 17/9 = (152 + 102 + 34) / 18 = 289/18 = 16 1/18
Почти на целого ишака (точнее, на 17/18) меньше, чем было у бабая!
Завещание как бы говорило: «Одну восемнадцатую часть наследства (17/18 разделённых на 17)
Не догадался бабай, не догадались его дети, а мудрец смекнул, что
«Подарив» братьям своего осла, мудрец просто облегчил им деление остатка: теперь они получили
Понятно, почему братьям не досталось и 18-го. Да просто потому, что дети строго выполнили волю родителя. Им «положено было» восемнадцатую часть наследства потерять, — они и потеряли. От 18 ишаков, которых у них стало вместе с ишаком мудреца, это составляет ровно одно животное.
Братья потеряли, а мудрец потерянное «подобрал».
Обида
После звонка Макс против обыкновения не сорвался сразу с места и не понёсся, всех расталкивая, в коридор. Он извлёк подкинутую записку из кармана и ещё раз внимательно её перечитал. Особо всматривался в почерк.
В записке стояло (без подписи):
«Кто? — мучительно думал Макс. — Кто написал? Никита? Яшка? Мишка Скобелев? Но они стихов не сочиняют… Может быть, Нинка Галицкая? Она сочиняет, я знаю. Такая на всё способна».
Макс всё же вышел в коридор. У раскрытого окна стояла группа девочек-старшеклассниц. Они о чём-то перешёптывались, временами прыская от смеха. Заметив Макса, девочки как по команде повернулись к нему и дружно рассмеялись.
— Приветик! — сказала одна, застенчиво улыбаясь. — Тыр-пыр, сорок дыр, как жисть, цыплёночек?
Это была Стелка-Подделка, двоюродная сестра Макса. Она всегда приветливо обращалась к брату, правда, с помощью своих мерзких словечек, но он её избегал. Он не любил её, как не любил и тётю Наташу. Обе гадкие. Мать жадная и злая, настоящая «Наталка-Шакалка», как её все называли. А дочь фальшивая. Кажется одной — хорошей, а сама почище матери. Всем лезет в дружбу и всем старается навредить.
«Может быть, она? Зайти и положить мне это в парту ей ничего не стоит…»
Вконец расстроенный, не отвечая Стелке, Макс прошёл мимо.
Как хорошо, что следующий урок был последний! Еле его досидев. Макс наконец выскользнул на Селезневку и по ней, затем по людной Новослободской быстро зашагал домой, стараясь идти без попутчиков.
Повернув с Новослободской в Порядковый переулок, Макс неожиданно нагнал Андрея, студента-медика, соседа по квартире. Андрея он любил, хотя не так, конечно, как Женю Волкова, другого их соседа, фотокорреспондента. Незаметно по пути домой Макс рассказал Андрею об обиде. Даже показал записку.
— И ты, старик, обиделся на эту чепуху? — воскликнул медик. — Ну и комик же ты, брат!
— А ты бы не обидился? Дураком назвали! Чего только не наплели.
— Да кто же на шутку сердится, ты пойми! К тому же не сами сочиняли, это точно, точно. Помнится, и мы что-то в школе в этом роде писали: «Мишка дурак, курит табак», и так далее, и так далее.
Андрей помолчал немного, потом вдруг усмехнулся. Словно что-то вспомнил.
— Слушай меня, старик! — сказал он. — Однажды я тоже в институте получил талантливую анонимку. Высмеивали, что я за всё берусь, а у меня ничего не получается (ух, это точно, точно!). Вот послушай-ка:
— Ну и что? Нашёл, кто написал? Надавал, как следует?
— Какое там! — безнадёжно махнул рукой студент. — Даже не старался.
— А… как сделал?
— «Как», «как»! Вывел тушью крупными такими буквами на большом листе ватманской бумаги всё стихотворение и повесил в лаборатории.
Уже входя в подъезд, Андрей добавил с гордостью:
— Теперь весь институт знает на память!
Выдам тайну: эти стихи сочинил московский пионервожатый Володя Минаев.
Только на всякий случай всё же не рассказывайте Андрею.
Ирина у лемуров
Жила-была девочка Ирина. И было у неё два друга: кот Рыжик и пёс Айдар.
Кот Рыжик ласкался к девочке и мурлыкал.
— Ах, как я люблю тебя! Ты добрее и прекраснее всех на свете!
А пёс не признавал кошачьих нежностей. Временами он налетал на девочку как шквал, махал хвостом и громко лаял:
— Скажи мне, если кто тебя обидит, и я ррразорву их всех!
Поделиться книгой: