Помоги проекту - поделись книгой:
Но никогда, ни единого разу не пожалела, что родила детей. Они росли хорошими послушными и, тьфу-тьфу, здоровыми мальчиками. Я им не рассказывала никаких сказок о папах, лётчиках космонавтах. Сашенька знал, что Урмас его отец, но так получилось, что он живёт отдельно от мамы. Раз в год Ильвес приезжал в Москву провести время с сыном. Он одаривал его подарками, водил в цирк и в театр Образцова, а однажды уехал с ним на три дня показать Саше Ленинград.
Олег был ещё маленький, но тоже знал, что папа его живёт далеко-далеко, и когда-нибудь к нему приедет.
Когда я выходила на прогулку со своими малышами, они притягивали пристальные взгляды прохожих.
Два таких разных мальчика, белый и чёрный. Кто понахальнее спрашивал у меня, указывая на Олега:
— Вы этого мальчика усыновили?
— Нет, — отвечала я, гордо вскидывая подбородок, — его папе кубинский коммунист, революционер, а Фидель Кастро — его дядя.
Ах, одинокие ночи молодой женщины! Хотя часто я уставала так, что мне было не до секса, но порой как же хотелось ощутить рядом обнимающего тебя мужчину. Как хотелось ласки, поцелуев, рук, нежно гладящих меня. Как хотелось ощутить на себе крепкое мужское тело, сливающееся с моим, дарящее удовольствие и разрядку.
Вася, ни имея вестей от Коли, чувствовал себя брошенным и одиноким и начал потихоньку выпивать. Однажды я зашла к нему вечером перед уходом на дежурство, чтобы попросить отвести утром Сашу в садик. Я застала его пьяным, сидящим у кухонного стола. Опустив голову, он горько плакал. Увидев меня, схватил за руки, стал покрывать поцелуями:
— Катя, мне так плохо, я никому не нужен… Зачем, скажи, живу я на этом свете? Лучше бы я умер при родах. Калека чёртов, Катя, я не хочу жить.
У меня оставалось три часа до начала смены, я думала подремать, но тут уже было не до сна. Я напоила Васю крепким чаем, отвела в ванну, раздела, как ребёнка, и поливала холодной и горячей водой, пока он пришёл в себя. Укутав его в махровую простыню, отвела в постель. Он меня не отпускал, держал за руки и повторял:
— Катя, не бросай меня, мне очень плохо…
Раздевшись, легла рядом. Я была его первой женщиной. Вася волновался, суетился, спрашивал или мне не противно, но я его обнимала, гладила и всё у нас получилось.
Через девять месяцев родился Ванечка.
А Коля сейчас явился и учит меня жить. Люблю, не люблю, не его это дело.
Я уже стала забывать Мануэля. Да и он видно сейчас в далёком городке Мадруге, рядом с бронзовым бюстом Хосе Урфе Гонсалеса обнимает и целует красивую кубинскую девушку.
Глава 4
Оська
Весна 1985 года наступила рано. Уже в конце февраля таяли снега, с громким шумом осыпались на тротуар сосульки. Выходя на улицу, задирала кверху голову — не висит ли над нами ледяная стрела, и старалась водить детей подальше от края домов.
Коля вернулся к жене, помирился в очередной раз. Он рассказывал Васе по секрету, шёпотом на нашей кухне, что был тяжело ранен в Афганистане, где служил во взводе материального обеспечения 1-го мотострелкового батальона 860-го отдельного мотострелкового полка. В результате неудачно закончившейся операции в ущелье близ населенного пункта Коран-о-Мунджан провинция Бадахшан, батальон потерял в одном бою 12 военнослужащих, много тяжело раненных. Его увезли чуть живого в Таджикистан, долго лечили, не веря, что он выживет. Но Коля выжил, вернулся в Москву и искал работу.
Жизнь моя с Васей текла своим чередом, работа, дети, кухня, стирка. Но душа требовала любви. И выполняя свой супружеский долг, я ощущала, что предаю кого-то, изменяю единственному и любимому, которого просто до сих пор не встретила.
А наша встреча приближалась.
В пятницу к нам зашла бабушка Люда с блюдом полным пирожков и печенья. Детвора встретила её радостными воплями. Первым, обгоняя всех, приполз Ванечка, улыбаясь во весь рот и показывая два нижних зуба. Получив угощение, мальчишки ушли с Васей в комнату смотреть «Спокойной ночи, малыши», а мы отправились на кухню пить чай.
— Катюша, тут такое дело, заболела женщина в доме напротив. Воспаление лёгких, нужно колоть четыре раза в день. Возьмёшься? Тебе заплатят.
В субботу, зевая во весь рот, я отправилась в шесть утра по указанному адресу. Позвонила, подождала, позвонила вновь. Раздались шаги по коридору, дверь распахнулась.
Передо мной стоял юноша, высокий и худой, в тёмно-синей пижаме. Ярко рыжие волосы кудрями свисали на уши и щёки, светло карие глаза смотрели на меня недоумённо и вопросительно. Брюки были коротковаты, я видела большие ступни, узкие, белые, с длинными пальчиками и аккуратно подстриженными ногтями.
Я полюбила его сразу. Всего, всего. Эти рыжие волосы и тёплые глаза, белые ступни и тёмно-синюю пижаму. Звали юношу Осип, ласково — Оська.
Неделю я приходила четыре раза в день делать уколы его маме, Фаине Марковне.
Фаина Марковна была особой необычной. Она не любила никого, кроме двух главных мужчин в её жизни — Марка Осиповича, её ныне покойного отца, чей большой портрет висел над диваном вместо персидского ковра, и сыночка своего ненаглядного. О папе, то есть о мужчине, принявшем участие в создании этого рыжего сокровища, в доме не упоминалось. Табу! Полное и незыблемое. По отчеству Оська Маркович, фамилию носил мамину девичью. Порой казалось, что это второй в мире случай непорочного зачатия.
Необыкновенно способный, круглый отличник, Ося окончил МГУ, физфак, но работал учителем в школе. Всё, дальше ему был ход закрыт.
Последний укол в сутки я делала в полночь, и уже на второй вечер Оська отправился меня провожать. Мы не успели войти в подъезд, как он обнял меня, притянул к себе и крепко поцеловал. Мы целовались, как дышали, без этого нельзя было жить. Я узнала эти тёплые требовательные губы — они мне снились, я понимала, что это те самые руки, которые должны обнимать меня каждую ночь до конца моей жизни. Мы с трудом расстались.
Утром упаковав все необходимые вещи, вечером твёрдым голосом сказала Васе, что благодарна ему за всё, что он для меня сделал, но я полюбила последний раз в жизни, подаю на развод и не могу больше быть его женой. Мы с детьми вернулись к бабушке Люде.
В ближайшую субботу я сообщила бабушке, что приведу Осю к нам и оставлю у себя навсегда. Навсегда, так я и сказала. Я знала, что еврейские мужчины лучшие в мире мужья, но я забыла о сопернице — они лучшие, самые лучшие в мире сыновья.
Бабушка Люда тактично забрала старших мальчиков и уехала с ними на выходные к племяннице в Серпухов. Ванечка ночевал у Васи.
Сделав Фаине Марковне последний укол, получив расчёт, мы с Осей вышли из квартиры. Сплетаясь пальцами, касаясь плечами и бёдрами, шли ко мне, а из окна, выходящего на улицу, за нами следила Фаина Марковна.
Оська вернулся утром домой, сказать маме, что он меня любит и собирается на мне жениться.
Он потом мне всё рассказал. Я чётко видела эту картину, вела с Фаиной Марковной мысленный диалог.
Вот он зашёл в комнату, а мама уже ждёт его с ремнём в руках.
— Снимай брюки, — скомандовала Фаина Марковна, и ремень со свистом опустился на розовую Оськину попу, которую я целовала сегодня ночью.
Ф.М: — Придумал же такое! Я тебе покажу жениться! На шиксе[2].
Я: — … причём тут шикса, я такая же комсомолка, как и Ося…
Ф.М: — … старше тебя.
Я: — … подумаешь, старше, на какие-то три года…
Ф.М: — … с тремя мамзерами[3]…
Я: — … а вот это уже совсем неправда. У Ванечки есть законный папа. И уж кто бы говорил, хм, святая…
А когда кожа на попе уже стала багрового цвета, мама применила запрещённый приём:
— Только через мой труп!
Ося хлопнул дверью и ушёл ко мне. Мы плакали и прощались, я не представляла себе, как расстанусь с любимым.
Фаина Марковна развернула бурную деятельность и уже через месяц получила разрешение на выезд. Она взяла с собой книги по физике, свёрнутый в трубочку портрет Марка Осиповича и пару трусов на смену.
Как я любила Оську в последнюю ночь перед его отъездом, как он любил меня! Я поклялась, что ни один мужчина больше ко мне не прикоснётся. А Ося поклялся, что вернётся за мной, чего бы ему это не стоило. Мы рыдали. В полном единении с нами за окном лил дождь, а ветер возмущённо тормошил кусты и хлопал по лужам, не в силах сдержать своих чувств.
Фаина Марковна увезла моего любимого на край земли. Я посмотрела на карте, эта островная страна Австралия болталась вниз головой между Антарктидой и Индонезией. В ней жили только кенгуру и кролики. Они улетели в город со странным названием Сидней.
Если бы не поддержка бабы Люды, Васи и Коли, если бы не мои любимые мальчики, я не знаю, как бы я это пережила…
Шло время, жизнь продолжалась, мальчики росли. Васенька встретил замечательную девушку Танечку и собирался жениться. У Коли родилась дочь.
Наступило 31 декабря 1986 года. Людмила Сергеевна увела Сашу, Олежку и Ванечку на детский утренник. Я заканчивала последние приготовления к предстоящей встрече Нового года. Уже убрала квартиру, осталось разлить холодец и нарезать салаты.
Раздался телефонный звонок.
«Ося, — затрепетало сердце, — это мой любимый Осенька».
Я подбежала и схватила трубку:
— Алло, алло…
— Здравствуй, Катенька.
Я ошиблась, это была Фаина Марковна.
— Катенька, я тебя поздравляю с Новым Годом. Как ты живёшь? Мы очень хорошо. Ося работает главным менеджером в большой Корпорэйшн. У нас двухэтажная вилла с бассейном, и местная девочка с раскосыми глазами приходит ко мне мыть полы.
Она замолчала, видно подсчитывала, во что обойдётся ей этот разговор между Москвой и далёким провинциальным Сиднеем.
— Катенька, — голос её дрогнул, — если бы ты увидела Осю, ты бы его не узнала, так он похудел… У него совсем пропал аппетит…
— Что такое? — ехидно откликнулась я, — он не хочет кушать кроликов?
— Катя, кролики не кошерные. — Фаина Марковна заплакала. — Приезжай к нам, я тебя умоляю, спасай моего сына. Мы примем тебя с Людмилой Сергеевной и тремя твоими сыновьями, хватит места всем… Прости меня, я была неправа…
Кого не тронут материнские слёзы? Я представила, что пройдут годы, и по моей вине где-нибудь будет страдать один из моих замечательных мальчиков.
Я зарыдала в ответ:
— Фаина Марковна, мама… Я всё поняла и давно вас простила, мы приедем, мы обязательно приедем. Только у меня не три мальчика, а четыре, вашему внуку, рыжему Марику скоро исполняется десять месяцев…
Спустя двадцать лет.
У нас с Осей родились ещё две дочки.
Сашенька женился и забрал овдовевшего Урмаса к себе.
Олег с подругой слетали на Кубу и разыскали Мануэля. Тот был счастлив узнать, что у него есть сын. Мануэль до сих пор живёт в Мадруге и так и не создал семью.
Ванечка окончил МГУ, женился и обосновался в Москве. У него подрастают близнецы девочка и мальчик.
Марик путешествует по миру и ищет свою дорогу в жизни.
Фаина Марковна и бабушка Люда живут и здравствуют.
ЛИСТАЯ СТАРЫЙ АЛЬБОМ
Глава 1
Кто сказал, что в прошлое возврата нет?
Кто усомнился, что можно повернуть время вспять?
Лучше всего «путешествовать» в холодный зимний вечер.
В комнате тепло и темно. Вы сидите на диване, накинув на ноги тёплый плед. Рядом не ярко светится торшер. На столике вазочка с клубникой, коробка конфет, бокал вина.
Вы открываете старый семейный альбом с чёрно белыми, уже местами пожелтевшими фотографиями.
Путешествие в прошлое начинается.
На первой странице несколько детских снимков. Это сейчас фотографируют всё, всех, всегда и везде. Первое ультра волновое исследование, где трепетно бьётся на экране крохотная частичка новой жизни, рисунки на округлившемся животике будущей мамы, роды…
Моя первая фотография традиционна. На ней мне шесть месяцев, я лежу на столе попкой кверху, доверчиво повернув к объективу лысую улыбающуюся физиономию.
А вот я уже постарше, годика три, наверное. На фото мы вместе с мамой. Мама с буклями на голове сидит, я стою на стульчике в шароварах, курточке на пуговицах, на макушке бант. Тонкие светлые волосы развиваются вокруг лица.
Детских фотографий мало, нет фотографий, на которых мы были бы втроём. Мама, папа и я. Просто папы у меня нет, где он я не знаю, сама не спрашиваю, а мама ничего об этом не рассказывает.
А вот мне девятый год. Первое сентября, я стою рядом с Мишкой. Даже на сером фоне снимка видно какая я рыжая, веснушчатая и худая. Глаза зажмурены, рот открыт, видны большие редкие зубы. Мишка стоит, надув щёки, толстый, в очках, ниже меня на пол головы. В одной руке у нас портфель, в другой — чернильница в мешочке. Я помню, как за спиной хватала Мишку за руку, а он сердито вырывался.
Я с мамой и бабушкой жила на Подоле в коммунальной квартире. Кроме нас там же проживали ещё две семьи. Квартиры соседей освободились одновременно. Старенькая бабушка Семёнова умерла, а Печкины уехали в другой город.
Квартира Печкиных была большая, две огромные комнаты. Туда вскоре заселились Глузманы: Мишка с родителями и маленьким братом. Глузман врач-кардиолог, Раиса Давыдовна — учительница географии, но не в нашей школе. О Глузмане бабушка рассказывала шёпотом маме, что он пострадал при деле врачей. А когда «хозяин» умер, его отправили из Москвы в Киев. Сослали…
В комнату бабушки Семёновой вселились две большие тётки, похожие, как сёстры близнецы. Только они были не тётки, а мама с дочкой. Мама — Клавдия Георгиевна, дочка — Зинаида Петровна, Клавка и Зинка, как называли мы их с Мишкой.
Зинка инвалид детства, тугоухая. Я их долгое время путала, потом поняла, что Зинка слышит плохо и почти всегда молчит. Зато её мамка разговаривает за двоих. И, привыкшая кричать дочке на ухо, со всеми разговаривает на повышенных тонах.
Они швеи надомницы, шьют какую-то спецодежду. Раз в неделю им привозят в мешках раскроенные куски материала, а в конце недели забирают готовое. Целыми днями у них стрекочет в комнате швейная машинка. Если Зинка ещё что-то слышала, то этот не прекращающийся стрекот оглушит её окончательно.
Поделиться книгой: