Молот и наковальня

Сеферина сотворила знамение имперской аквилы и затем указала рукой в небо.

— Там, — сказала она охрипшим от сдерживаемого волнения голосом. — Тот далекий огонек принадлежит Священной Терре.

Собравшиеся сестры подняли взгляд, чтобы посмотреть, куда указывала канонисса, но в ночном небе мерцали миллионы звезд, и им не удавалось отличить одну от другой. Однако Мирия ничуть не сомневалась в ее правоте. Она приняла слова канониссы на веру.

— Несмотря на всю ту тьму, что коснулась этого мира, Свет Бога-Императора никогда не покидал его. Божественный дух Его не ушел отсюда даже в чернейшие времена. И наше нахождение здесь является прямым подтверждением моих слов. — Она перевела дыхание. — A spiritu dominatus. Domine, libra nos.

Вступительную часть Fede Imperialis, величественного боевого гимна сестринства, следовало произносить на высоком готике. Обычно его распевали в полный голос в момент великого триумфа, но сегодняшней ночью сестры исполняли его как литанию.

— От молнии и бури, всемилостивый Император, избави нас. — Мирия хранила эти слова в самом сердце. Она закрыла глаза, повторяя рефрен с остальными.

— От чумы и обмана, искушения и войны, всемилостивый Император, избави нас. От бедствия Кракена, всемилостивый Император, избави нас. От богохульства Падшего, всемилостивый Император, избави нас. От порождений демонов, всемилостивый Император, избави нас. От проклятия мутанта, всемилостивый Император, избави нас.

Произносимые хором строки гимна гулким эхом отражались от стен и уносились ночным ветром. Мирия сумела различить размеренные интонации Изабель, жесткие тональности голоса Ананке и мягкий полушепот стоящей рядом Верити.

— A morte perpetua. Domine, libra nos. Желай им только смерти, не щади никого, не прощай никого. — Она открыла глаза, когда настал момент последней строчки, и глубоко в груди разгорелось непогасшее чувство неосуществленной мести. — Мы умоляем Тебя, уничтожь их.

Лишь Имогена не присоединилась к коллективному пению. Вместо этого, пока остальные распевали слова гимна, помощница канониссы начала собственную литанию, низким монотонным голосом зачитывая имена погибших.

— Мы будем помнить их всех, — сказала Сеферина, шагая к металлическому грузовому ящику. — Император знает их имена.

Канонисса отперла защелку ящика, и тот раскрылся, явив взору ряды полок с одинаковыми фарфоровыми статуэтками длиной с женское предплечье. Каждая из них представляла вырезанное машиной изображение святой Катерины, преклонившей колени в мемориальной позе. Сеферина нагнулась к контейнеру и, взяв в руки первую статуэтку, отнесла ее к внешней стене, у которой еще до захода солнца сервигоры расчистили пространство, вскопав землю.

Мирия наблюдала, как та благоговейно шагает к нанесенной на поверхности почвы цветной точке и старательно и энергично устанавливает небольшой кенотаф. Когда резная фигурка встала на место, внутри нее активировалась лампа, излучающая мягкое желтоватое свечение. Сеферина еще раз поклонилась и отошла в сторону.

Одна за другой в строгом порядке, по званиям и по отделениям, сестры подходили к контейнеру и брали по статуэтке, несли ее к открытому пространству и повторяли действия канониссы. Медленно, но уверенно мемориальный сад разрастался, ряд за рядом. По одной статуэтке за каждую угасшую на Святилище-101 жизнь. При исходящем от них свете на каменных поверхностях можно было прочесть выгравированные имена.

Мирия взяла одно изваяние и поместила куда ей предписывалось. На секунду перед ней сверкнуло имя на камне.

Децима.

Сороритас склонила голову и прочитала про себя молитву Богу-Императору, надеясь, что душа ее утраченной сестры теперь в безопасности и занимает вековечное место по правую руку от Него.

Когда Мирия поднялась и повернулась, чтобы возвратиться к остальным, она увидела, что Тегас бесстрастно смотрит на нее. Его глаза, похожие на драгоценные камни, блестели из-под капюшона красным цветом.

Квестор пребывал в другом месте. Его оболочка — слияние гордой машины и вялой плоти — бездвижно стояла в четырехугольном дворе, но его сознание было совсем не там. Оно плавало в потоке данных общего банка информации, незримо сформированного участниками его команды.

Остальные тоже находились здесь: каждый входил в эту связность. Они разделяли между собой заботу о поддержании бассейна данных, используя схожую с разумом роя систему для создания общего информационного облака. Они общались без слов на машинном коде и бинарном языке при помощи лазерных лучей, которые испускали на ультрафиолетовых частотах, невидимых для глаза простого человека.

Совместная информация имела множество наложений. Основные фактические сведения о планете, ее природе и ресурсах они уже обработали, утвердили и убрали в архив. Другие же, как, например, обрывки подслушанных разговоров, сейчас подробно анализировались и компилировались для составления полной картины прошедшего дня. Обработка проходила на вторичном, практически автономном уровне. Для адептов это был столь же естественный процесс, как дыхание.

На высшем уровне обсуждалось, что делать дальше. В цепочках нулей и единиц, а иногда в виде шестнадцатеричных эпитетов и сложных восьмеричных нюансов Тегас вел разговор со своими подчиненными.

Они разделяли общее сомнение в необходимости участвовать в мероприятиях вроде мемориальной службы. Разумеется, они понимали посыл подобных социальных концепций, знали о чувстве сближения, которое возникает в ходе таких ритуалов, и тому подобном, но сами не сопереживали. Похороны не имели для них никакого смысла — они ничему не служили и ничего не значили. То ли дело, например, обряд активации какого-нибудь священного прибора или смазывания машинными маслами бионических деталей. То, чем занималось сестринство, походило на попытку необразованных и глупых детей привлечь внимание куда более удивительных созданий, чем они. Адептус Механикус, наоборот, в точности знали, как их ритуалы влияют на матрицу Вселенной, вплоть до последнего пиконепера. Они выверяли и зачитывали в определенном порядке молитвы Омниссии, записывая их на перфокарты и магнитную пленку. Каждое обращение к Богу-Машине было четким и регулируемым, излагаемым по безупречному стандарту.

То, чем занималась канонисса Сеферина, походило на бессмысленный шум. Все равно что пытаться выделить кислород и водород из воды при помощи пения. На старом программном языке Тегас поделился с другими членами группы замысловатой логической цепочкой, высмеивающей боевых сестер. Адепты посвятили процессу симуляции веселья один такт и затем прекратили его.

Теперь их занимал другой вопрос. Каждый испытывал тот же эмоциональный порыв, порожденный квестором. Они сердились из-за чрезмерно требовательных предписаний Сеферины, ее приказа оставаться в стенах монастыря под постоянной стражей Сороритас. Даже сейчас адепты были отрезаны от собственных ресурсов. На «Тибальте» находился автономный блок передвижной лаборатории — редкий образец СШК-сооружения, переданный в пользование Механикус. При любых других обстоятельствах его отправили бы с прочим оборудованием первым же рейсом, но канонисса проследила за тем, чтобы его не перевозили до самого последнего полета грузовых шаттлов, что стало очередным пунктом в длинном списке унижений, которые приходилось терпеть группе магоса.

Но такое положение дел было лишь временным, адепты не собирались оставаться столь же покорными. Каждое мгновение, что команда Механикус оставалась на месте, она расходовала самый ценный из ресурсов — время.

Квестор хотел как можно быстрее покинуть это место, и анализ поведения канониссы, проведенный разными членами его свиты, ясно показывал, что женщина нескоро отменит свои приказы. Поэтому логика предписывала найти иной выход. Такой, который мог привести к неодобрению и, возможно, даже откровенному насилию.

Транспортные челноки доставили немного небольших наземных машин, включая БТР «Носорог» для боевых сестер и повсеместную вездеходную технику, используемую там, где не рискнули бы пройти тяжелые бронетранспортеры. Один из скитариев уже нашел и пометил местоположение невооруженной разведывательной машины типа «Венатор», которая подойдет для их нужд. Тегас, конечно, предпочел бы антигравитационный аппарат вроде лэндспидера, но иного выбора не было.

За несколько секунд они собрали все имеющиеся у них сведения о вероятных схемах маршрута патрульных отрядов, изучили прогноз погоды на ближайшие несколько часов и составили простейшую карту их обратного пути.

Сравнив график сна среднестатистической Сороритас с биоритмами и весом женщин-охранников, они вычислили оптимальное время для выдвижения. Не имеющие аугментики люди страдали от утомления и отвлеченности внимания, чего не наблюдалось у киборгов. Требовалось лишь правильно рассчитать момент утраты бдительности и суметь им воспользоваться. План влился в инфобассейн и единогласно был принят.

Моделирование побега протекало в усовершенствованном мозгу Тегаса как мысленный эксперимент. Точно в четыре часа двадцать шесть минут по терранскому времени они соберутся у «Венатора», дух двигателя которого ненадолго уснет. Затем в тишине скитарии дотолкают разведывательную машину до квадранта с упавшей южной стеной, а после они окажутся под защитой господствующих на планете ветров. Под прикрытием грозового фронта «Венатор» может помчаться уже на полной скорости без опасений, что сестры услышат его. Вероятность успешного ухода без обнаружения составляла восемьдесят семь целых шестьдесят шесть сотых процента. «Этого достаточно».

В это время сестра Имогена продолжала монотонным голосом зачитывать имена на весь внутренний двор. Квестору, который привык к высокоскоростному процессу коммуникации, речь боевой сестры казалась бесконечно медленной и нудной. Этим она походила на прочие, не имеющие улучшений серые массы человечества, которые Тегас находил очень скучными.

Откуда-то из банка данных раздался рассеянный голос, поднявший вопрос законности того, что они собирались сделать. В конце концов, канонисса Сеферина не солгала, сказав о власти своего сестринства в этой миссии.

Несогласный беззвучно заглушал остальные голоса. Чтобы подчеркнуть свою мысль, Тегас на время переключился с машинного кода, позволявшего обмениваться информацией за миллисекунду, на утомительную конфигурацию простого человеческого языка. Используя орскодовую форму точка/тире, он передал своей группе: «Ордену Пресвятой Девы-Мученицы позволено думать, что они контролируют Святилище-101, потому как нам это выгодно. Но их ошибочное мнение не должно мешать выполнению нашей миссии».

Прочие аргументы отсутствовали, поэтому Тегас открыл засекреченные инфофайлы, спрятанные в его кортикальном процессоре как раз для подобной ситуации, и поделился ими. Данные показывали расширенные топографические отчеты и давали понимание географии планеты. Карты ландшафта были до того детальными, что их явно могли сделать только наблюдатели, которые провели месяцы, если не годы, на поверхности Святилища-101. Они представляли лишь малый фрагмент тех знаний Тегаса, о которых не догадывались сестры, и у него не было абсолютно никакого желания поделиться хотя бы их частью.

— Где ты? — спросил Наблюдатель.

Неумершая не отвечала, неподвижно стоя у изгиба высокого столба красной породы. Вжавшись в нишу в темноватом камне, она оставалась незаметной и в то же время могла наблюдать за большей частью крепости и ее стен в неглубокой долине. Слабые желтые огоньки возникали за разрушенными стенами, включаемые фигурами в красных плащах. Ряды сверкающих точек постепенно образовывали целую сетку.

Все это что-то значило, но понимание ускользало. Фигура в изорванной одежде выглянула из тьмы. Она имела глуповатый вид и выглядела расстроенной. Осознание смысла происходящего не приходило.

— Отвечай мне! — потребовал Наблюдатель. — Отвечай мне. Отвечай мне.

Ответ потонул в тишине ночи:

— Я делаю то же, что и ты. Наблюдаю.

— Зачем?

— Перестань задавать мне вопросы, на которые, сам знаешь, я не могу ответить. — Наблюдаемая шлепнула себя по грязному худому лицу. — Ты у меня в голове, а значит, видишь пустоты. Прекрати пытаться заставить меня заполнить их твоей ложью.

Наблюдатель притих. Возможно, он размышлял над ее словами, а может, ему просто стало скучно. Такое иногда случалось. Бывало, что голос уходил на долгое время, очень долгое. Порой призрачной фигуре даже казалось, будто она освободилась от него.

Но затем он каждый раз возвращался. В некотором роде он напоминал паразитического клеща, который зарывался в мех подземных грызунов, живших на Севере. Он проникал так глубоко, что его невозможно было полностью вытащить. А хирургическое удаление, вероятнее всего, убило бы хозяина.

Глаза, уставшие и ввалившиеся, снова стали следить за церемонией, проводимой среди обветшалых руин. Облаченные в черную сияющую броню фигуры двигались туда-сюда, красные плащи блестели под светом холодных звезд. Каждые несколько мгновений, когда направление ветра менялось, звуки разносились над дюнами и скалами, достигая укрытия живого призрака. Голоса. Но не такие твердые и нетерпимые, как тот, что доносился из ниоткуда. Мягкие и спокойные, навевающие непонятные воспоминания о прежней жизни. Фрагменты памяти плыли обособленно от настоящего, пытаясь сложиться воедино, узнать церемонию.

Церемония…

Это слово имело определенную важность, но какую, пока неизвестно. Что оно значило? Попытки вспомнить походили на выдергивание стержневых корней кактуса. Они отламывались кусками, цепляясь друг за друга, разрываясь и проливая драгоценную жидкость. Но вместо воды их наполняло что-то другое. Эмоции. Ночной воздух отнимал дыхание, вытягивая заодно ужасный поток скорби. Пальцы сжимались, конечности дрожали, волны чувств прокатывались по всему телу. Наблюдаемая, столь же непостоянная, как изменчивая поверхность дюн, переживала обрывки воспоминаний, но они вспыхивали так быстро, что на них невозможно было сосредоточиться. Они исчезали. Распадались.

— Ты не понимаешь, что делаешь. — Вздорные слова Наблюдателя прожгли сумрак.

Наблюдаемая попыталась не слушать, постаралась сконцентрировать внимание на фигурах среди развалин. Это было важно. Это значило нечто особенное, что-то такое, что можно было понять, только подобрав нужные слова для объяснения, для выражения эмоции.

Но те воспоминания ушли. Упали в пустоты в голове призрака, растворились в черной и глубокой бездне.

— Ты мне отвратительна.

Трясущиеся руки, потрескавшиеся от возраста и долгих лет выживания в засушливой пустыне, поднялись и дотронулись до грязной кожи вокруг впалых глаз. Они стали влажными; мокрые полоски струились по щекам, оставляя линии на въевшейся грязи.

Наблюдаемая моргнула, и зрение расплылось.

— Что это значит?

Жестокий голос ей ответил:

— Это значит, что ты слаба и тебе пора умереть.

Верити встала на рассвете и обнаружила, что ее соратницы-госпитальерки уже вовсю трудятся в установленной во дворе беседке, разбивая полевую медклинику для участников миссии. Она всегда читала по утрам молитвы, но ее внутренние часы еще не привыкли к кавирскому циклу дня и ночи, и месяцы, прожитые на борту «Тибальта» со сменной моделью суток, не способствовали плавному переходу на новый режим.

Двое бригадных рабочих стали первыми посетителями медпункта. Оба несли следы от хлыста дьякона Урии Зейна, который, по-видимому, сильно избил их за какую-то мелочь. Они были раздражительны и хотели поскорее вернуться к своим обязанностям, опасаясь, что Зейн в следующий раз окажется менее снисходительным.

Госпитальерка не заметила, как в какой-то момент задремала под увещевания дьякона, обращающегося к своим подчиненным. Он выглядел неутомимым, в нем пылало рьяное неистовство, проявлявшееся при исполнении церковных гимнов или когда он хлестал электрокнутом. Вдруг встрепенувшись, Верити принесла извинения и покинула беседку, пройдя через прямоугольный двор, чтобы понаблюдать за самим дьяконом.

Зейн толкал плечом массивный кусок обвалившейся каменной кладки, при этом решительно распевая. Вокруг него на жаре трудились сервиторы с пустыми глазами и краснолицые бригадные рабочие. Они расчищали от булыжников основание южной стены, подготавливая для ремонта упавшую секцию парапета.

В других обстоятельствах песнопения Зейна — например, «Молитва к Императору», «Священная Терра, мы умоляем тебя…», «Хвала Трону» и другие — вызывали у Верити прилив религиозной любви. Но каким-то образом сейчас, когда слова вылетали изо рта дьякона подобно очереди пуль, они ранили ее слух и сердце. От двойственности эмоций она испытывала странную неловкость. Впрочем, скоро это стало уже не важно. Пение потонуло в вопле двигателей, когда в долине приземлилась последняя партия лихтеров «Арвус» и шаттлов «Аквила».

Верити посмотрела вверх, прикрыв глаза. Между двумя квадратными транспортниками были натянуты тросы, образующие люльку для небольшой продолговатой капсулы из матовой стали, которая напоминала фюзеляж летательного аппарата или громадную гильзу от снаряда. Там, где возле толстых шлюзовых дверей располагались бронированные окна, в корпусе виднелись специальные отверстия. На поверхности были нарисованы кодовые обозначения, слабо напоминающие цифры, и единственный опознаваемый знак имел форму диска с кибернетическим черепом и шестерней — символ Адептус Механикус.

Зависнув над внутренним двором, челноки опустили капсулу, из которой при приземлении выдвинулось несколько тонких опор. В тот момент, когда стальные лапы коснулись поверхности, по земле под ногами госпитальерки прошла мощная вибрация. Верити не удержала равновесне от неожиданного землетрясения и упала напротив грузовых блоков. Земля под капсулой пошла трещинами. Камни, и без того хрупкие после когда-то прошедшей в монастыре битвы, не выдержали тяжести модуля.

Двигатели «Арвусов» завопили, и поддерживающие тросы забренчали от резкого натяжения. Лаборатория Механикус закачалась по широкой дуге, словно громадное ядро для сноса зданий, и врезалась в высокий цоколь. Верити автоматически пригнулась, когда у нее над головой пронесся огромный блок.

В том месте, где пилоты старались опустить его, внезапно разверзлась карстовая воронка, через которую на мгновение мелькнула часть подземной сети монастыря из мириад усыпальниц и проходов. За ревом двигателей Верити различала крики тех несчастных рабочих, что не успели отбежать и насмерть разбились, упав вниз.

Весь внутренний двор задрожал, когда лабораторию наконец поставили на камни в нескольких метрах дальше; по милости Императора почва там оказалась твердой и устойчивой. Собравшись, Верити решилась выйти из-за грузовых контейнеров и осторожно посмотреть в разлом. Она слышала, как Зейн настойчиво убеждает рабочих оставить упавших на произвол судьбы.

— Госпитальерка! — Она обернулась и увидела, что сестра Имогена пересекает двор. — Держись подальше. Этот участок небезопасен.

— Там могут быть раненые…

Сороритас перебила ее:

— Это может быть умышленная диверсия. — Имогена показала пальцем на лабораторный модуль, вокруг которого занимала позиции группа боевых сестер с болтганами наготове. — Так что держись подальше.

— Я не понимаю, — сказала Верити. — Это ведь несчастный случай, и ничего более. Известно, что некоторые участки возле монастыря весьма зыбкие. Как может…

Имогена в очередной раз проигнорировала ее слова.

— Квестора Тегаса и его свиты нет. Что-то затевается, нянька.

Верити похолодела. «Нет? Она имела в виду, что они пропали или погибли?»

Старшая женщина, должно быть, прочитала этот вопрос в ее глазах и, уходя, прорычала:

— Нас провели как последних дур.

В помещении монастыря, которое раньше служило столовой третьего порядка для послушниц Святилища-101, а теперь временно стало командным пунктом канониссы Сеферины, неровно горело пламя электросвечей. Свисающие на цепях осветительные приборы до сих пор покачивались от толчка при обрушении во внутреннем дворе, отбрасывая меняющиеся тени туда, куда не проникал дневной свет.

— Полный доклад о потерях сейчас подготавливается, госпожа, — поклонившись, сказала Мирия. — Но сестра Ксанфа сообщает, что мы потеряли нескольких рабочих.

Не отрываясь от вокс-передатчика на каменном столе, Сеферина неопределенным жестом руки показала, что приняла донесение боевой сестры.

— Вы слышали это, капитан?

— Да, миледи, — из решетки вокс-динамика быстро донесся ответ. — По-моему, это просто зловещее совпадение.

Эхо голоса командующего «Тибальта» пробивалось сквозь отзвуки и шум помех, поскольку звездолет продолжал отдаляться от планетарной орбиты.

— Я не верю в подобные случайности, — настойчиво заявила Сеферина. — Ведь это произошло сейчас, в тот самый час, когда ваше обязательство перед орденом подошло к концу. Я вижу в этом некий умысел.

— При всем уважении, — начал капитан, — теперь это уже ваши заботы, канонисса. Имперский Флот имеет собственный график, которого должен придерживаться, и зов Императора не может никого ждать. Присутствие моего корабля срочно требуется в системе Киннанал для укрепления линии обороны в войне с орками. Шаттлы «Тибальта» уже возвращаются, и мы готовимся к переходу через варп Мирия заметила, как сжался бронированный кулак Сеферины.

— Тегас подстроил это, — не унималась она. — Он знал о вашем расписании. Квестор проигнорировал мои требования и дерзко скрылся в ночи. Он забрал с собой вездеход, и мы не знаем, где его искать.

Поначалу, когда все обнаружилось перед самым рассветом, сестра Имогена высказала мысль, что команда Механикус могла стать жертвой внешней силы. Однако вскоре стало очевидно, что Тегас прихватил с собой технику по одному ему известной причине. Боевых сестер, что несли караул, наказали и передали в распоряжение дьякона Зейна. Тем не менее ущерб уже был нанесен.

— Если вы не можете остаться, чтобы помочь мне в этом вопросе, тогда я прошу вас удовлетворить одну мою просьбу до вашего отлета, — сказала канонисса. — Проведите сканирование поверхности в зоне вокруг монастыря и сообщите мне о результатах.

— Я ожидал подобной просьбы, миледи, и уже все сделал, — прогудел капитан. — Полученные данные сейчас передаются, хотя хочу сразу вас предупредить, они вас не обрадуют. — С пронзительным стрекотом громоздкий вокс-аппарат стал выплевывать через специальную прорезь тонкую бумажную ленту. — На мой взгляд, раз квестор Тегас позволил энтузиазму возобладать над рассудком, то, будь я на вашем месте, я бы предоставил его самому себе. Пусть сам разбирается с любыми трудностями, какие встретит его группа. Аве Император, канонисса.

— Аве Император, капитан.

Динамик издал последний треск статики и наконец замолчал. Сеферина схватила ленту бумаги и пробежала. Ее лицо окаменело.

В помещение вошла сестра Имогена, и Мирия оглянулась. Селестинка одарила ее презрительным взглядом.

— Докладывай, — сказала Сеферина, даже не посмотрев на прибывшую.

— Я отправляла отделение разведчиц. Они проследили путь «Венатора» до границы долины, но дальше уже следы не разобрать. Продолжать поиски не имеет смысла.

Канонисса кивнула:

— Тегас, похоже, заблокировал локационный маяк вездехода. Согласно показаниям датчиков «Тибальта», машина двигалась в южном направлении, когда ее поглотила семибалльная песчаная буря. К сожалению, энергетические помехи препятствуют любому дальнейшему наблюдению. — Она выпустила ленту из тонких пальцев. — Он знал, что так произойдет.