Помоги проекту - поделись книгой:
Тем временем ценность способности понимать и принимать самостоятельные решения постоянно растет, знания становятся главным национальным ресурсом, так что наиболее развитые западные страны, живущие уже в постэкономическую эпоху, так и называют: «общества Знания».
Но о кризисе школьного образования говорят и в этих странах.
Россия к таким странам не принадлежит: основа ее национального богатства — торговля сырьем. Однако от других развивающихся стран ее отличает накопленный интеллектуальный потенциал и развитая система образования. Проблема состоит в том, сможет ли страна использовать этот шанс для прорыва в новое качество.
Мы хотим рассказать сегодня о попытке Института инновационных стратегий развития общего образованияпри Департаменте образования г. Москвы создать педагогическую технологию, шаг за шагом развивающую в школьниках способность к теоретическому и проектному мышлению. Эта работа продолжается уже почти 20 лет и сегодня охватывает многие школы столицы.
Ученые разработали несколько учебников по «метапредметам»; действует их сайт в Интернете.
Перед вами — главная страница портала «Эпистемотека»: собрание не книг (библиотека), а живых идей на границах известного науке знания. На карте проблем вы можете выбрать любую: от «Как связано мышление с мозгом?» до «Каковы могут быть альтернативные источники энергии?» или «Как преодолеть технологический разрыв в развитии стран?», от «Как решить проблему транспортных пробок в Москве?» до «Как объединить регионы огромной России сверхскоростными магистралями?». Это вопросы ведущих ученых мира, таких, как физик, нобелевский лауреат Виталий Гинзбург, еще один нобелевский лауреат, химик Жан-Мари Лен, вопросы Римского клуба, адресованные всему человечеству, вопросы сотрудников Института инновационных стратегий развития общего образования, адресованные всем посетителям сайта (http://epistemotekaru)/
Выбрали? У вас есть идеи? Вы их обсудите со всеми, кто заинтересовался той же проблемой. Начнется коллективное движение, которым руководит опытный «модератор» — специалист по методологии поиска ответов на самые трудные вопросы. Время от времени будут возникать фигуры экспертов — ведущих ученых, которые тоже пытаются решить эту проблему: они оценят «ходы» вашей мысли и, вероятно, подскажут новые, неожиданные.
Возможно, вы даже не догадываетесь, насколько перспективны ваши идеи и проекты — здесь вы это узнаете.
Все это вместе называется «модуль»; он организуется вокруг каждой обсуждаемой на эпистемотеке проблемы. Любая школа может предложить свой модуль, и ей помогут его разработать, «выстроить»: это не просто игра любознательных, это новая стратегия образования. Она уже опробуется во многих школах Москвы.
Ирина Прусс
Вы только подумайте...
В Институте инновационных стратегий развития общего образования разрабатывается и во многих московских школах опробуется технология развития мышления
Как же учить думать?
Есть на эту тему блистательные психологические теории — Жана Пиаже, например; но, увы, практического применения подобных теорий мы почти не видели. Почти.
Еще есть известный опыт Московского методологического кружка и его главы Георгия Петровича Щедровицкого, который, правда, никакого отношения к средней школе не имеет. Последние годы жизни Г.П. постоянно проводил так называемые Организационно-деятельностные игры, которые теперь проводят его ученики и ученики его учеников. Игры неизменно идут по одному и тому же достаточно жесткому алгоритму вокруг каждый раз новой сложной проблемы, никак решению не поддающейся, но требующей его немедленно. Именно жесткий алгоритм, не содержательный (предметы обсуждения — самые разные), а «метасодержательный», организующий и дисциплинирующий сам процесс коллективного мышления, «держит» игру, позволяя получать неожиданные, эффектные и эффективные решения. Собственно, Г.П. интересовал не столько практический результат, сколько возможность понять, как устроен этот самый процесс, которым он пытался управлять.
Как можно управлять непознанным? Г.П.Щедровицкий был уверен, что только так и можно что-то узнать —работая над проектом, имеющим конкретную цель, и под нее выстраивая цепь интеллектуальных операций, разворачиваемых и уточняемых в коллективной работе.
Примерно такой принцип работы взяли на вооружение, приспособили к школе и до сих пор продолжают развивать и уточнять в эпистемотеке.
Это начинается еще в начальной школе на простейших — а потом и довольно сложных — материях. Учат выделять предмет, о котором идет речь. У кошки желтые глаза. У кошки пушистый хвост. Глаза у кошки бывают и голубые. О чем говорила Света? А Ваня? Они говорили об одном и том же? Привычная реакция нормального учителя: «О чем ты только думаешь, Сидоров! Какой хвост, при чем тут хвост?!» А тут — принципиальное невмешательство учителя в содержание: как-то относиться ко всему, что говорят другие, должны только сами дети. Дело не столько в уважении к любому их слову, сколько в побуждении их постоянно самостоятельно рассуждать («побочный эффект» — родители маленьких школьников дружно отмечают, что дети стали более самостоятельными и теперь не боятся высказывать собственное мнение).
Учительница физики Елена Вениаминовна Зайцева (по совместительству директор школы №597 и кандидат психологических наук), решая с десятиклассниками задачу совсем уже не про кошек, время от времени делила классную доску на три части: Известное — Не известное мне — Не известное никому — и предлагала подросткам заполнять эти части по мере накопления сведений. Разумеется, совершенно самостоятельно. Это еще один вариант операции «различение».
— Мы все время кого-то спрашиваем: как ты думаешь, о чем он сейчас сказал? — рассказывает завуч начальной школы Евгения Владимировна Заманова. — Согласитесь, не всякий взрослый умеет видеть логику собеседника. Петя сказал, что слово «поднос» пишется вместе. Как ты думаешь, как он рассуждал? Он может быть прав? — Да, может. А те, кто говорил, что надо писать раздельно — они как рассуждали? Они могут быть правы? Что ж, получается, все правы? Разве так может быть?
Это называется проблематизация — столкновение правил, из которого рождается проблема. Многие учителя это проделывают. Но обычно задача такого учителя — показать детям на конкретном примере, что применять правило бездумно не стоит. Здесь учителя заботит не столько конкретное правило, сколько маленькое самостоятельное открытие, которое должно как бы само собой появиться в коллективном обсуждении. И второе: он под конец проводит своего рода «рефлексию» с самими детьми, заставляя их шаг за шагом, довод за доводом повторять и осмыслять те операции, которые они только что проделали.
«Модераторы» ОДИ (тех самых организационно-деятельностных игр, когда-то придуманных Г.П.Щедровицким) после каждого дня мозгового штурма — про то, что делать с отходами АЭС или как поднять лежащее на боку предприятие и от него кормящийся поселок, — перебирают каждую проделанную операцию, как бусинки четок, и проверяют нить на прочность, логику — на последовательность, неожиданную или совсем бредовую реплику — на возможную продуктивность. Они не специалисты по радиоактивным отходам или по оживлению поселков и предприятий, и только жесткий каркас игры помогает им вытаскивать из специалистов, неожиданно для них самих, совершенно неожиданные решения. Эта процедура ночных обсуждений целого дня работы называется «рефлексией». Весь день «модераторы» незаметно вели игру: проблематизировали, провоцировали, сталкивали, выворачивали чужие слова наизнанку, всячески подталкивая мысль. Вечерами, когда участники игры в изнеможении расползаются по койкам (чаще всего игры бывают выездные — чтобы ничто не мешало, не отвлекало), модераторы «рефлексируют», чтобы утром снова выйти на свое провокационное дело.
В школе «модератор» — учитель; ясно, что к такой работе его надо специально готовить. Так над «нижним» этажом — технологией обучения школьников — выстраивается следующий: технология обучения учите - лей-методологов, работа которых с каждым классом все усложняется.
Но пока мы говорим о начальной школе. Дети учатся слушать и слышать друг друга на самом простом материале; учатся спорить и «держать мысль» во время спора, формулировать гипотезы и отстаивать их. Вы можете посмотреть, на что они оказываются способны уже к 4-му классу, по тому, как разворачивалось их первое исследование, посвященное магнитной стрелке.
Они перейдут в средние классы, и это очень важный этап работы над проектом: технология обучения разработана и опробована для младших и старших классов, средние как бы «повисли». Но именно средние классы, когда дети уже не так зависимы от учителей и родителей, но еще не мотивированы будущим поступлением в вуз, остаются в современной школе самыми трудными.
Впрочем, обычными средние классы с такими «приготовишками» не будут.
Считается, что в учебниках закреплен современный взгляд на состояние науки — вместе с хотя бы беглым обзором истории самых великих открытий. Но вопроса: как рассуждал твой сосед по парте, когда решил писать «под нос» раздельно — ни о Галилее, ни о современных галилеях почти никто из авторов учебников себе не задает. К самым катастрофическим последствиям это привело, наверное, в школьном курсе химии, где спутаны все мировоззренческие и философские основания научных концепций и целых парадигм. Но и в более благополучных дисциплинах некая — чаще всего сильно устаревшая — парадигма не осмысляется, не обсуждается, а принимается самими авторами, вслед за ними — их учениками за истину в последней инстанции, обсуждению вовсе не подлежащую; так получилось, например, с евклидовой геометрией, которую многие поколения, по выражению исследователей, «всасывают с молоком матери» как единственно возможное и правильное представление о пространстве.
Когда Елена Вениаминовна Зайцева со своими десятиклассниками разбиралась в сложных взаимоотношениях электричества и магнетизма, все шло, как обычно: выдвигали гипотезы, объединялись в группы «по убеждениям», разрабатывали систему доказательств, рисовали схемы процесса, как они его видели, долго пытались убедить друг друга: группа на группу, схема на схему, доклад на доклад.
— Больше всего подростки не любят признавать свою неправоту: я, мол, не могу привести аргументы, но если поискать, они, конечно, найдутся. Ищут. К учительнице математики приставали: «Как вы думаете, электричество и магнетизм — одно и то же?» — «Думаю, это разные вещи». И тут же, заглядывая в глаза: «Ольга Леонидовна, а почему вы так думаете?» Отправляются в библиотеки, шарят в Интернете и порой приносят вещи самые диковинные. Например, с восторгом приволокли уникальную статью Эрстеда о взаимодействии электричества и магнетизма: вот, вы говорили — не взаимодействуют, а как же эксперимент Эрстеда?! Он же доказал...Что доказал, спрашиваю. Пересказывают известный опыт, но в современной терминологии — объясняя его взаимодействием электрических и магнитных полей. Предлагаю почитать саму статью. Вы только послушайте, какие тексты они у меня теперь могут раскусывать!
Известный как опыт Эрстеда по взаимодействию провода с током и магнитной стрелки, в свое время он назывался более чем оригинально для нашего уха: «Опыты, относящиеся к действию электрического конфликта на магнитную стрелку». И объяснение: «Из сделанных наблюдений можно заключить, что этот конфликт образует вихрь вокруг проволоки. Иначе было бы не понятно, как один и тот же участок проволоки, будучи помещен под магнитным полюсом, относит его к востоку, а находясь над полюсом, привлекает его к западу. Если предположить, что отрицательная электрическая сила или материя описывает (путь) слева направо и действует на Северный полюс, не влияя на Южный, а положительная электрическая материя движется в противоположном направлении и обладает свойством действовать на Южный полюс, не влияя на Северный, то тогда становится понятным вращение стрелки».
Это был мир без электронов — о них заговорят только через 80 лет.
Электричество ученый видел по аналогии с гидродинамической моделью: оно течет, как электрическая жидкость, хоть и называется электрической материей. Положительная энергия течет в одну сторону, отрицательная — в другую, ей навстречу. Когда они начинают одна сквозь другую проходить (тут Елена Вениаминовна пронизывает пальцы одной руки пальцами другой — действительно на пальцах объясняет), возникает «электрический конфликт». Каждая закручивает вихрь вокруг проводника в свою сторону; вихрь отрицательной энергии при этом действует на северный конец стрелки, а положительной — на южный.
— Этот образ еще надо увидеть, — говорит Зайцева. — «Электрический конфликт», «положительная электрическая материя», «вихрь» — картинка совершенно не такая, которая может возникнуть в голове нашего современника. Это «идеализации» Эрстеда, у наших школьников они совсем другие.
Тоже не Бог весть, какое открытие — что великие ученые прошлого представляли себе мир совсем иначе, чем мы сегодня. Но и не это главное (хотя Эрстеда «потрогать руками» очень приятно): главное в обнаружении, выволакивании наружу картины мира, которую обычно никто не обсуждает, в ней просто живут, не замечая, насколько она диктует нам, что и как видеть в окружающем мире. И даже не в самом этом тезисе, а опять-таки в технологии прохождения от картины мира (состоящей, на языке создателей проекта, из смутных обобщенных образов, при известных усилиях превращающихся в осмысленные «идеализации») к созданию модели нового ее фрагмента. Все дело в технологии теоретического мышления. Картина мира, образы, модели, парадигмы меняются — само теоретическое мышление, похоже, остается все тем же.
— Традиционный школьный курс строится не под проблему, а под определенный блок знаний, — объясняет мне Елена Вениаминовна. — А мы берем проблему на границе знаний. И даже когда «переоткрываем» открытия, часто доходим до края известного. Пусть проблема будет давняя: свет — волна или частица? — с XVII века обсуждается — но ведь так и не решено! Нерешенные проблемы стимулируют и исключают имитацию. Войдя во вкус, ребята предлагают очень много гипотез. Если ответ один и он известен — все на этом кончается; если нет — имеешь дело со всем полем способов и предположений. В нерешенных проблемах есть некоторое внутреннее напряжение материала, а в решенной — нет.
Когда проблема как раз из третьей части доски, там, где «никто не знает», учителя пишут не план урока, а его сценарий с огромным полем импровизаций и совершенно неопределенным результатом. И не только содержательно. Не известно, какой именно ход мысли породит ощущение прорыва, какое столкновение, какая безумная реплика вдруг обозначат крутой поворот сюжета и какие именно мыслительные операции вынесут ученики с такого урока-«мозгового штурма».
Учителя редко попадают в ситуацию такой неопределенности, и она для них непривычна. Е.В. Зайцева говорит, что на такой урок идти страшно — а Елена Вениаминовна, сразу видно, не из пугливых.
И все-таки научиться ездить на велосипеде можно, только если будешь ездить на велосипеде. Другого способа пока никто не изобрел. Если вы хотите научить детей теоретическому мышлению, вы должны заниматься с ними наукой. Настоящей нынешней живой наукой, а не засушенными ее цветами из гербария учебников.
Именно на таких принципах был в свое время организован легендарный Физтех, «кузница кадров» Академии наук: там преподавали почти исключительно действующие ученые Академии, и очень крупные тоже; студентов с самого начала втягивали в исследовательскую работу и они переходили в академические институты легко и непринужденно, продолжая привычное дело. Но то вуз, да еще и единственный на всю страну — а тут обычные массовые школы, куда детей берут без всякого отбора.
И если вы хотите научить этих детей быть Генеральным конструктором, то должны заниматься с ними настоящим живым проектным делом: воссоздавать на новом современном уровне микроэлектронную промышленность, создавать новую атомноводородную отрасль энергетики, решать проблему скоростного транспорта на наших гигантских просторах. Каждый раз — во всем сложном комплексе очень разных задач и проектов: как это сделать технически и технологически; где именно на территории России расположить предприятия, которые будут производить необходимые комплектующие технического проекта; каковы будут связи с поставщиками и потребителями, а перед этим — установить, кто будет потреблять вашу продукцию, сколько он должен заплатить за товар/услугу, чтобы овчинка стоила выделки. Я перечислила только три проекта, над которыми работают старшеклассники знаменитой «Школы Генеральных конструкторов» СевероЗападного округа Москвы.
Елена Вениаминовна Зайцева не занималась проектами; она только решила узнать, будет ли работать ИТЭР в 2030 году. Записала этот вопрос на доске в конце урока в 11-м классе и направилась к двери.
— А что такое ИТЭР? — спросило сразу несколько голосов. Елена Вениаминовна пожала плечами: сами узнайте.
— На следующей перемене двое явились ко мне на другой урок и заявили, что они уже знают, что такое ИТЭР, —вспоминает начало этой работы Е.В.Зайцева. — Посмотрели в библиотеке или в Интернете. Знаете, сколько лет работаю — ни разу ко мне не приходили ребята сказать, что они уже начали делать домашнюю работу к следующему уроку. Тут все с самого начала шло не так, как обычно.
Историю Токамаков можете сами посмотреть в библиотеке или в Интернете; наш журнал тоже в свое время писал об этом. Скажу только, что делают их уже не один десяток лет, что вбухали в это дело немыслимое количество сил и ума, таланта, денег (столько, что понадобилось международное сотрудничество и «складчина», поскольку ни одной, даже самой богатой, стране мира такой проект в одиночку не сделать). Время от времени нам сообщают о некотором продвижении к желаемой дешевой термоядерной энергии из практически неисчерпаемого источника, но пока такового мы не получили.
Это знают многие. Ученики, только начавшие курс 11-го класса, как видим, ничего этого не знали: термоядерную реакцию им предстояло «проходить» только в мае.
Так в чем же конкретно состоит алгоритм, в который загоняют ребят, укладывая в него их стратегию мышления, о чем бы ни шла речь — о магнитной стрелке, «переоткрытии» физической природы взаимодействия магнетизма и электричества или принципиально новых проблемах, над которыми прямо сейчас ломают голову ученые планеты?
Когда детишки высказали свои первые смешные предположения о природе магнетизма, их никто не критиковал — им предложили сравнить свои гипотезы и объединиться в группы более или менее единомышленников.
Ученики 11-го класса явились на свой первый урок «по ИТЭР» с ворохами скачанных из Интернета статей. (К какому источнику обратилась сама Елена Вениаминовна, готовясь к уроку? Разумеется, к вузовским учебникам. Куда отправились ее ученики с тем же намерением? Разумеется, в Интернет. Не сразу кто-то из них сообразил заглянуть в конец собственного учебника по физике.) Опросив, кто на чем сосредоточился (техническое устройство Токамаков? Технология его работы? Физическая природа самой термоядерной реакции? Ах, даже безопасность термоядерного супергиганта?), предложила им образовать группы «по интересам» и, обменявшись собранными сведениями, подготовить доклады для всего класса. Следующий урок начался с образования новых групп, на других основаниях, но сам принцип оставался неизменным: сначала — накопление некоторых сведений, потом — их коллективное обсуждение. «Коммуникация».
Сколько человек, привычно нажав на кнопку, собрали часть того, что на них посыпалось «из ящика», даже не удосужившись прочесть, не то что разобраться в пестрой информации, популярных и заумных специальных статьях?
— Почему-то это бездумное скачивание стало для меня неприятной неожиданностью, — вспоминает самое начало работы в «Школе Генеральных конструкторов» Нина Вячеславовна Громыко, научный руководитель эксперимента. — Мы вообще никогда не поощряли скачивание из Интернета, а тут мне надо было, чтобы они собрали материал о пространстве и хоть немного о нем подумали. Несколько человек пришло с целой пачкой статей и, уверенные в себе, начали обстреливать меня и ребят какими-то банальными утверждениями. Откуда взял? Не помнит. Чем можешь доказать? Не знает. Аргументы давай, аргументы! — нет аргументов.
Но все же всегда находился кто-то, кто читал, пытался осмыслить, задавал себе новые вопросы и нажимал на другие кнопки. Эти и становились лидерами своей группы («Два-три всегда найдутся; ну, хоть один».) Но чтобы подтвердить свое лидерство, им нужно было объяснить: сначала что они узнали, потом — до чего додумались. Объяснить в группе, потом — всему классу. То есть додумать самому до четких и внятных формулировок.
Кажется, в группе заинтересовавшихся физической природой самой термоядерной реакции (Елена Вениаминовна вообще не рассчитывала, что сразу найдутся и такие — нашлись, и группу набрали) все были примерно на одном уровне и понимали друг друга с полуслова. Друг с другом у них проблем не было, зато в классе их доклада никто не понял. Пришлось рисовать на доске. Все равно засыпали вопросами о терминах. Учительница решила перенести доклад на следующий урок (и, кстати, за это время самой кое-что посмотреть), но группа в конце урока выставила нового докладчика. Его сообщение было настолько точным, простым и убедительным, что полностью удовлетворило аудиторию и внушило учителю даже некоторую зависть («Честное слово, я бы вряд ли смогла так все объяснить»).
Напомню еще раз: это самая обыкновенная массовая школа, где учатся дети, живущие с ней рядом и никакого отбора в свое время не проходившие. Видно, умственные резервы наших детей много больше, чем мы думаем.
Уроки редко сводились к обмену информацией; чаще группы образовывались «по позициям»: оптимисты и пессимисты, увидевшие причину неудач в том или ином изъяне технической конструкции, технологического процесса, в особенностях реакции. Елена Вениаминовна то и дело подбрасывала дровишек в споры и неуклонно требовала аргументов.
Содержательно реагировать на скачки и петли, по которым двигалась мысль подростков, ей было нелегко (вдобавок, такую реакцию приходилось скрывать, камуфлировать в провокационные вопросы, чтобы ни в коем случае не прервать спонтанный поток самостоятельных поисков, не брать управление процессом на себя вместе с ответственностью за результат). Часто вопросы ее никакой провокации и не содержали — она сама, как и все на свете, включая «ведущих специалистов», ответов не знала и была одной из них, такой же, как они — ну, багаж побольше, но это порой и мешало.
— Они не «замыленные», понимаете, у них нет стереотипов восприятия. Мне кажется, только поэтому они смогли додуматься до того, чтобы усомниться в правильности подхода создателей Токамака к физической природе термоядерной реакции.
Когда слов не хватает, они рисуют. Сначала картинки. Потом схемы.
— Дети вообще воспринимают мир в картинках, — говорит Елена Вениаминовна. — Я давно замечала: если у них в голове сложилась какая-то картинка физического процесса или явления — никакими словами вы ее не вышибете; они будут согласно кивать, а, оставшись один на один с задачей, все равно вернутся к привычным образам. Но если никакой картинки у них в голове на эту тему вообще нет — значит, до сути в ней они не добрались и даже неправильно ее для себя не истолковали. Бывает, человек говорить умеет, а со схемой ничего не выходит. И наоборот бывает — не все же говоруны; только если схема правильная — значит, суть человек все же ухватил. А то еще, знаете, как у меня раз было: вышел ученик рисовать схему, чтобы доказать свою идею, рисовал, рисовал, а потом растерялся: я, кажется, доказал, что не прав. Не может эта линия сюда идти, нет тут никакой связи, она вот сюда пойдет...
Путь от картинок к схемам наглядно демонстрирует путь к пониманию. Картинки и корявые каракули первых схем учителя хранят как свидетельство этого движения и очень любят демонстрировать. Не слишком подготовленные зрители, наверное, удивляются их неподдельному восхищению.
Именно схемы помогли увидеть в гигантском суперсовременном устройстве обыкновенный трансформатор: «шнуры» плазмы закручивались в спирали, как обмотка трансформатора — принцип, оказывается, универсальный, один из базовых.
— С первого же доклада начали рисовать. Вот система одного кольца, вот — другого, вот индукция. И потом вернулись к этому рисунку, когда стали ломать голову, как увеличить напряжение тока в шнурах. Ток в плазменном шнуре нужен в миллионы ампер, но не понятно, как его удерживать. Стали записывать в «незнаемое» вопросы — очень много. Наткнулась на какое-то полоидальное поле — оно мне было непонятно. Вместе с ребятами в этом разбирались: как оно организовано, чем создается и с какой целью. Какие нужны специальные установки, какие витки, под каким током. Еще мне было совершенно непонятно другое состояние магнитного поля: «вмороженные» магнитные линии — с этим стали разбираться.
Да и с самого начала я их спрашивала, а Токамак — единственная установка в мире для термоядерной реакции? Есть другие? Пробовали отвертеться: нет других. Ну, я-то знала, что не единственный, но сколько их на самом деле — не знала. Погнала искать еще. А они и принесли такой шквал материала — и вылез метод открытых ловушек, о котором я вообще ничего не слыхала. И мне пришлось вместе с ними вникать, как технически обеспечивается реакция в этих ловушках.
Объясняя друг другу на педагогическом форуме принцип работы с учениками над созданием новой отрасли, схемы скоростного транспорта, решением проблемы с мусором в городах и так далее, учителя тоже рисуют схемы. Они рассыпаны на страницах учебников по «метапредметам». Что бы мне ни рассказывали участники эксперимента, они неизменно рисовали схему или находили ее в книге. Честно говоря, я никогда так не работала.
Знаете, помогает...
Когда кончается работа с известными теориями (известными науке, специалистам — а ребятам их еще надо найти, раскопать), когда маленький отряд подходит, наконец, к краю обрыва, начинает заполняться третья часть доски — там, где «Никто не знает». Что дальше?
— Это значит, надо переформулировать задачу. С этого момента они и начинают складывать собственный материал — не то, что должны читать и пересказывать, а то, что они сами нашли и придумали. Тут-то и начинают предлагать свой способ решения проблемы, свое ее видение. Этот выход на собственное, субъектное отношение к проблеме, друг к другу — это очень важно: субъектное восприятие макропроблем. Собственный прогноз, собственная оценка движения других.
Как это и бывает с настоящими учеными, познанное лишь увеличивает границу с непознанным.
— Но у них такой маленький запас знаний, что в этой теме для них практически все неизвестно.
Ну, кажется, все, что могли, собрали. Оказалось, что технически термоядерная реакция уже сегодня может быть осуществлена, но не только технически осуществить все это чрезвычайно сложно, она еще и экономически не состоятельна. Чтобы создать сильное магнитное поле, нужны прочные проводники: 15 мегаампер разрушат что угодно, и нужная величина тока не достигается.
Поделиться книгой: