Игорь Забелин
МОЛОДОСТЬ ДРЕВНЕЙ НАУКИ
ВСТУПЛЕНИЕ
Я впервые увидел величайшее африканское озеро, которое местные жители чаще всего называют Укереве, а европейцы — Виктория, при переезде из городка Энтеббе в столицу Уганды Кампалу. У небольшого нашего автобуса был открывающийся верх, можно было стоять, подставив лицо теплому африканскому ветру, и ничто не мешало любоваться пейзажами… Озеро мы увидели сразу же, как только выехали из города, — за густым лесом с пепельными пятнами безлистых деревьев лежала серая плоская водная равнина, не тронутая даже рябью… Оно не поражало красотой. Поражал сам факт, что вот мы, русские географы, едем вдоль берегов легендарного озера, и что высятся вдоль дороги гигантские красные термитники, и стоят темно-красные хижины угандийцев, крытые травой, и идут по обочине шоссе ярко одетые африканки с ношами на головах, и растут бананы и сахарный тростник…
Я уже не первый раз путешествовал по Африке, и, хотя каждая поездка была по-своему неповторимой, я уже видел и примерно такие же деревни, и примерно такие же термитники, и непролазные тропические леса, и пальмы, и саванну… Но в тот день как бы заново, но уже не умом, а глазами я «переоткрыл» для себя поразительную несхожесть побережий озера Укереве с побережьями… арктических морей Советского Союза. Да, я вспоминал рыже-бурую тундру, карликовые ивы и березки, вспоминал море Лаптевых с плавающими по нему льдинами. Отнюдь не игрой фантазии объяснялись мои внешне столь неожиданные географические перекидки. Просто там, возле озера Виктория, очень уж удивительным казался тот научно подтвержденный факт, что между морями Северного Ледовитого океана и великими африканскими озерами существуют сложные взаимосвязи.
В последний день, проведенный в Уганде, перед вылетом на Родину, мы вновь подъехали к озеру Укереве и вышли из автобуса. День был по-экваториальному жаркий, с озера тянуло влагой. В воздухе мельтешило неисчислимое количество мошкары, и — на солнце, на ветру — казалось, что сыплет мелкий снег. К сожалению — «кусачий» снег, ибо мошкара решительнейшим образом забиралась за ворот, грызла руки и ноги, жалила в лицо… Озеро чуть волновалось— небольшие серые волны вкатывались в заросли высоченного тростника, и тростник гнулся и шелестел, противясь и волнам, и ветру. И шелестели перистые макушки высоченных пальм… Но я смотрел не вверх — я смотрел на затопленные озером подножия многочисленных пальм, обычно в воде не растущих. Значит, уровень озера Укереве в этом году необычно высок — отметил я про себя.
Значит, в этом году в арктических морях сравнительно мало льдов — услужливо подсказала память — и навигация по северному морскому пути проходит в относительно легких условиях.
В чем тут дело, почему вообще возможны столь отдаленные взаимосвязи между районами, казалось бы не имеющими между собою ничего общего, — все это вы узнаете, прочитав основные разделы книги.
А теперь я должен сказать следующее.
Эта книга — рассказ об одном из сложнейших и своеобразнейших явлений мироздания, о явлении, без которого невозможна жизнь во Вселенной: оно предшествует возникновению жизни, обусловливает ее возникновение, а в дальнейшем сохраняет жизнь, защищает ее от смертоносного воздействия космоса. Если мы хотим узнать, имеется ли жизнь на другом небесном теле, нам следует прежде всего установить, есть ли там это явление; если нет — то бесполезно искать и жизнь, если да — тогда стоит заняться проблемой жизни в космосе, потому что жизнь — всего лишь один из этапов развития этого явления.
Изучает его физическая география. Называется оно «географическая оболочка», или биогеносфера (сфера возникновения жизни).
У каждой науки есть своя история, своя судьба, свои закономерности развития, каждая из них занимает свое особое место в общей системе знаний. Науки возникают, крепнут, набираются сил, переживают пору расцвета, а иной раз попадают в жестокий кризис и на многие годы теряют былой престиж, былую славу. В науке всегда что-нибудь отмирает и что-нибудь возникает, одни идеи приходят на смену другим, и нет ничего страшнее для науки, чем- застыть на достигнутом уровне, покориться одному авторитету. Возможности развития для любой науки так же беспредельны, как беспредельны возможности познания природы, — они безграничны. Но ничто в науке не приходит само собой — даже величайшие и, казалось бы, неожиданные взлеты, открытия подготавливаются трудом многих поколений ученых. Нельзя понять современное состояние науки, не зная ее истории; и нельзя рассчитывать на новые открытия, если не знаешь, что уже сделано.
Читатель-неспециалист, как правило, мало что слышал о географической оболочке, или биогеносфере, термины эти лишь недавно вышли за пределы специальной или учебной литературы; вероятно, неожиданно прозвучало для многих и утверждение, что биогеносферу — своего рода очаг жизни — изучает физическая география.
Между тем. по единодушному мнению ученых-географов, это именно так. Впрочем, далеко не сразу физическая география нашла свой предмет исследования. Очень долго — не одно тысячелетие! — географы (как, заметим в скобках, и все остальные их современники) в известном смысле были похожи на мольеровского мещанина во дворянстве, который всю жизнь говорил прозой, не подозревая этого: географы жили в пределах биогеносферы, описывали ее отдельные части, ноне догадывались об этом…
Невозможно представить себе грамотного человека, который ничего бы не знал об истории географических открытий, не слышал бы о Магеллане, Колумбе, Куке, Пржевальском… История географических открытий — одна из самых увлекательных и романтичных страниц в истории человечества. Но она не только увлекательна и романтична: географы-первооткрыватели делали огромной важности практическое дело, познавая природу земного шара, способствуя заселению его необжитых материков и островов. Мы никогда не почувствовали бы себя человечеством, землянами, не соверши географы свой подвиг, а без такого понимания единства всех живущих на Земле, их общей ответственности за настоящее и будущее иначе, наверное, решались бы и многие сложные проблемы современности. В частности, мне трудно представить себе, что штурм космоса мог бы начаться в таких условиях, когда европейцы ничего не знали бы об американцах, американцы — о европейцах…
В этой книжке я буду лишь вскользь упоминать путешествия и географические открытия в традиционном смысле.
Но я расскажу в ней об открытии, о котором до сих пор мало кто задумывается и которое я отношу к числу величайших, — об открытии уже названной выше биогеносферы и надеюсь, прочитав книгу, читатель поймет, почему я столь высоко оцениваю его.
Долгий и трудный путь развития прошла география, прежде чем «нашла самое себя». Поэтому и нам придется начать издалека — коротко напомнить о прошлом, для того чтобы подробнее поговорить о настоящем и о том своеобразном явлении, которое исследуется ныне физико-географической наукой.
СТРАНИЦЫ ПРОШЛОГО
Старая или молодая?
Старая или молодая наука география?
Вопрос этот может вызвать законное удивление. В самом деле, кому из нас не памятны увлекательные книги — а им нет числа! — о мореплавателях и путешественниках, живших за сто, двести, пятьсот, тысячу, а то и две тысячи лет до наших дней!! А ведь именно они — моряки и купцы, дипломаты и миссионеры, натуралисты и воины — были первыми описателями Земли, они первыми прокладывали пути в неизвестные страны, рассказывали о них удивительные истории современникам.
«География» в переводе с греческого, как известно, означает «землеописание». Возникла она в самой гуще жизни — в многоязычных морских портах, на шумных базарных площадях, в купеческих лавках, заваленных иноземными товарами, в грозных военных лагерях, на пыльных шляхах и каменистых тропах, на бесчисленных дорогах, пройденных людьми. Она возникла потому, что государственным деятелям нужно было знать свою страну и соседние государства, потому, что купцам нужно было знать, с кем и чем торговать, и как провести в далекие города караваны; она возникла потому, что мореплаватели водили корабли по океанам, а землепашцы каждый год засевали поля и с тревогой следили за погодой.
Вот почему среди тех, кого мы сегодня называем географами, так часто встречаются люди необычных, далеких от науки профессий; они были географами не по дипломам и даже не по образованию, а по роду деятельности, и тем не менее они были подлинными географами.
В отличие от некоторых других наук, выросших в кабинетной тиши, география крепла и развивалась под неумолчный гул прибоя и посвист ветра над скалами, ее озаряли полярные сияния и отблески вулканических извержений, обжигало тропическое солнце и засыпали арктические снега. В географию шли наиболее отважные и предприимчивые люди, те, кто умел и любил рисковать, те, кто не знал большего счастья, чем счастье открытий, и с легким сердцем оставлял насиженные места. Эти люди шли на подвиг. И ни одной науке не обходились так дорого открытия, как географии: почти за каждую крупицу знаний заплачено человеческой жизнью, и можно смело утверждать, что если вы положите ладонь на географическую карту, то под нею наверняка окажутся могилы безыменных исследователей…
И все-таки вопрос о возрасте географии не так-то прост.
Люди всегда что-то знали о той местности, в которой жили. Они знали проходы в горах, знали, богаты ли их леса, много ли рыбы в реках и как пройти из одного селения в другое, они отчетливо представляли себе, какая погода преобладает в летние сезоны, а какая в зимние. Следовательно, у всех народов даже на самых ранних ступенях общественного развития имелись зачатки географических знаний, имелись отчетливые представления об окружающем пространстве. Древнейшие народы могли ничего не знать — и не знали! — о собственной истории, но они знали свои владения, потому что без этих знаний не могли бы прожить, не могли бы добывать средства существования. Ученые давно подметили, например, что все первобытные языки очень богаты словами и выражениями, обозначающими пространственные взаимоотношения предметов (где и что находится), и очень бедны словами для обозначения временных отношений (когда произошло). Даже в таких всемирно известных памятниках древнегреческой культуры, как «Илиада» и «Одиссея», слова «пространственные» по количеству резко преобладают над словами «временными». И это, разумеется, не случайно. На ранних ступенях общественного развития ум людей, их способность мыслить отшлифовывались, утончались в общении с природой, в процессе познания окружающих пространств, в процессе приспособления к силам природы, в умении добывать и использовать находящиеся где-то рядом природные богатства. Следовательно, окружавшие человека пространства в известном смысле формировали его мышление, его сознание, и географические сведения в той или иной степени всегда были необходимы людям и всегда имелись у них. По крайней мере, они потребовались людям значительно раньше, чем исторические.
География стала складываться в особую отрасль знания, когда люди вышли за пределы своих вотчин и заинтересовались соседними районами, когда начали накапливать сведения о них, сопоставлять особенности их природы, хозяйства, быта населения.
Все культурные народы древности — египтяне, финикияне, греки, римляне, китайцы, индийцы — совершали путешествия и плавания, составляли карты и описания, то есть занимались географией.
В древней Греции возникает даже история географии, и ее родоначальник, крупнейший ученый своего времени Страбон, считал первым географом древности Гомера. Полулегендарный слепой рапсод был, конечно, поэтом, а не географом, но популярность географических описаний уже в то время была настолько велика, что они входили как составные части в произведения искусства. Кроме того, до возникновения письменности (а «Илиада» и «Одиссея» — это плоды устного творчества) поэзия была формой передачи географических сведений, помогающей усваивать их.
Самый термин «география» ввел в употребление знаменитый географ, астроном и философ Эратосфен (276–194 годы до н. э.), который составил подробное описание всей известной тогда суши — ойкумены — и назвал свой труд «География».
Такие понятия, как «долгота» и «широта», без которых немыслима ни одна карта, тоже возникли в глубокой древности; забавно, что эти названия географических координат — результат недоразумения. Просто на одной из самых древних карт, на карте Гекатея Милетского, Земля была изображена в виде овала: длина овала с запада на восток (долгота!) в два раза превосходила длину с севера на юг (ширина — широта).
Итак, география — одна из самых древних наук. К иному выводу, как будто, прийти нельзя.
Горе Паганеля
Вы, конечно, отлично знакомы со знаменитым географом Жак-Элиасен-Франсуа-Мари Паганелем, героем не менее знаменитого романа «Дети капитана Гранта» Жюля Верна. Но помните ли вы о его горе?.. Впрочем, не будем пока выражать соболезнование ученому, хотя его и мучили серьезные сомнения, и поговорим сначала о той науке, которой он столь блистательно служил, потому что без предварительного разговора мы едва ли сможем понять Паганеля и посочувствовать ему.
Если география — землеописание, то мы вправе заключить, что географы занимались описаниями. Так оно и было на самом деле. И описывали они все, что видели, приезжая в чужую страну, все, что представляло интерес для их современников: природу, хозяйство, быт населения, государственное устройство. Возьмем для примера венецианца Марко Поло, совершившего в конце XIII века путешествие в Китай, Он посетил Малую Азию, Персию, Афганистан, Памир, города Кашгар, Яркенд, Хотан, пересек пустыни Такла-Макан и Гоби и вышел в долину Хуанхэ. Он провел в Китае семнадцать лет и за это время побывал во многих районах страны. На родину он вернулся, совершив плавание вокруг Южной Азии. Вскоре после возвращения в Венецию Марко Поло принял участие в морском сражении с генуэзцами и попал в плен. Сидя в тюрьме, он рассказывал о своем путешествии, и один из узников, пизанец Рустичано, записал его рассказ. Позднее, уже на свободе, Марко Поло вторично продиктовал рассказ о путешествии. Но нас в данном случае интересуют только те факты, на которые обратил внимание путешественник. В книге его вы найдете сведения о всех странах, которые пришлось посетить ему, и даже о тех, мимо которых он проходил или о которых только слышал. Он не был в России, но в его книге рассказывается, что «Великая Росия» — большая христианская страна, в которой «много королей» (Русь тогда была разбита на множество удельных княжеств), что живет там народ «простодушный и очень красивый» (мужчины и женщины там «белы и белокуры»). Но в той же России — «самый сильный холод на свете». Марко Поло поведал западноевропейцам о белом медведе и яке, о соболе и гепарде, о слонах и лошадях, овцах и обезьянах, змеях; на страницах его книги можно найти рассуждения о хлопчатнике, бамбуке, о лекарственных травах и растениях-красителях, о драгоценных камнях, о нефти, о каменном угле, о дворце японского императора, о быте и хозяйстве татар, о размерах китайских городов, о предметах торговли, о промышленности и сельском хозяйстве Китая, о караванных тропах и почтовых трактах, о государственном устройстве Китая и т. д.
Марко Поло делал то же, что делали географы до него и долгое время (несколько веков) после него.
В течение почти пяти тысячелетий географы занимались сбором географических сведений, накоплением их, описывая неизвестные страны.
Каждая наука — это «дитя своего времени», она не может «выскочить» за рамки тех требований, которые ставит перед ней эпоха, а если кое-кому из ученых и удается «выскочить», то особых результатов это не дает: еще древние греки знали, что пар способен приводить в движение машины, а все-таки «изобрели» паровую машину только в XVIII веке, когда промышленность созрела для этого изобретения.
И процесс сбора, накопления материала в географии, характер описаний и активность описателей всегда, прямо или косвенно, зависели от уровня развития производительных сил, от экономических запросов каждой эпохи и ее технических возможностей.
Немало экспедиций было совершено в период классической древности, но невысокий уровень развития техники и, главное, отсутствие больших экономических запросов препятствовали познанию мира, а порою сводили на нет удивительные по смелости достижения. Португальцы в эпоху великих географических открытий потратили почти столетие, чтобы найти морской путь в Индию вокруг Африки. Между тем еще за 600 лет до нашей эры финикийские моряки, нанятые египетским фараоном Нехо, совершили такое плавание, прошли мимо мыса Доброй Надежды. Плавание их продолжалось три года: они шли то под парусами, то на веслах, а когда кончались съестные припасы, высаживались на берег, распахивали поля, сеяли хлеб и собирали урожай!.. Но эта из ряда вон выходящая экспедиция не дала никакого экономического эффекта и была забыта…
Португальцам в XV веке все пришлось начинать сначала… Положение почти не изменилось и в эпоху средневековья: преобладание натурального хозяйства при феодально-крепостническом строе, низкий уровень развития техники не могли служить стимулом к расширению знаний об окружающем мире.
На рубеже X и XI веков крупные географические открытия совершили норманнские викинги. Около 982 года Эрик Рыжий открыл Гренландию, а около 1000 года его сын, Лейф, достиг Северной Америки. Но эти открытия также не пригодились ближайшим потомкам, и Колумб через пятьсот лет открыл Америку заново.
Однако неуклонный рост техники, постепенное накопление капитала обусловили резкое расширение экономических запросов к концу средних веков, и это привело к великим географическим открытиям в эпоху Возрождения. А сами географические открытия послужили мощным толчком для развития молодого капитализма.
Маркс и Энгельс писали в «Манифесте Коммунистической партии», что в тот период «вместо старых потребностей, удовлетворявшихся отечественными продуктами, возникают новые, для удовлетворения которых требуются продукты самых отдаленных стран и самых различных климатов».
Эпоха Возрождения в географии — это эпоха небывалых по масштабу и смелости путешествий, эпоха бесстрашной борьбы с предрассудками, косностью, авторитетами. Попробуйте представить, что по тому времени было более дерзким: выход маленькой флотилии Магеллана в неведомый Тихий океан или убежденность ее адмирала в шарообразности Земли!.. Великие географические открытия раздвинули границы мира до предела, но потребовалось еще несколько веков, чтобы описать открытые материки и океаны. Этот необычайно трудный, требующий огромного личного героизма и энергии процесс познания мира в пространстве, процесс, которого не знала ни одна наука, кроме географии, продолжался до конца XIX — начала XX столетия, когда было завершено в общих чертах описание земного шара.
Означает ли это, что в течение нескольких тысячелетий географы занимались исключительно описаниями?.. Нет, не означает. За несколько веков до нашей эры в Малой Азии, в городе Милене, жил философ и географ Фалес. Так уж случилось, что на протяжении целого ряда лет из-за временного ухудшения природных условий, собирались очень низкие урожаи олив; владельцы плантаций и маслобоен разорялись. Произведя какие-то очень точные наблюдения, Фалес предсказал, что вскоре должны наступить урожайные для оливковых деревьев годы. Ни с кем не делясь своими выводами, он скупил по дешевке плантации. Прогноз его блестяще оправдался, и Фалес оказался при крупном барыше! Но ведь ловкая спекуляция Фалеса основывалась на тонком географическом анализе природных условий!..
Были и другие географы, кроме Фалеса, значительно опережавшие свое время. Но все-таки география в целом, ее содержание, сводилась к описаниям и открытиям. Но что можно описывать и открывать?.. Очевидно, то, что не описано и не открыто… А если все описано и открыто?
Знаменитый географ Паганель, как известно, путешествовал на яхте «Дункан» в шестидесятых годах прошлого века, то есть как раз в тот период, когда заканчивался процесс описания Земли.
Теперь мы сможем понять его горе, его сомнения. Вот как рассуждал этот географ-энтузиаст.
«Существует ли большее удовлетворение, большее счастье, чем то, которое испытывает мореплаватель, наносящий на судовую карту свои открытия! Перед его глазами возникают новые земли, остров за островом, мыс за мысом, они словно всплывают из недр морских! Сначала контуры этих земель смутны, изломаны, прерывисты: вот тут — уединенный лагерь, а там — отдаленная бухта, а еще дальше — затерянный в безграничном просторе залив. Но постепенно открытия дополняют друг друга, линии уточняются, пробелы на картах уступают место штрихам, очертания бухт врезаются в сушу, мысы увенчивают исследованные берега, и вот, наконец, новый материк во всем своем великолепии с его озерами, его реками, его потоками, его горами, его долинами и его равнинами и деревнями, городами и столицами возникает на глобусе. Ах, друзья мои! открывать неведомые земли, это — творить, это — переживать волнения и неожиданности! Но ныне этот источник почти исчерпан: все известно, все исследовано, все новые берега и материки занесены на карту, и нам, теперешним географам, больше нечего делать»[1]. Географам больше нечего делать!.. Это звучит грустно, почти трагично…
Но не ошибался ли наш друг Паганель?.. Если сделано одно дело, то почему нельзя взяться за другое? Если пройден один этап в развитии науки, то почему не может начаться второй?
Неблагодарное потомство
Но согласимся все-таки, что у Паганеля имелись основания беспокоиться о судьбе географической науки: все описано, все открыто… К сожалению, беда заключалась не только в этом. Вспомним, что описывал Марко Поло: животных, растения, горные породы, реки, климат, быт населения, хозяйство, то есть путешественник-географ работал не только на свою науку, но и на: 1) зоологию, 2) ботанику, 3) геологию, 4) гидрологию, 5) климатологию, 6) этнографию, 7) экономику. И на самом деле все эти науки развивались в теснейшем контакте с географией, порой включались в нее, география накапливала для них материал, «пестовала и растила» их.
Но, окрепнув, эти науки не пожелали считаться со своей опекуншей-прародительницей и заявили права на независимое существование. Что ж, это требование было абсолютно законным. Окрепнувшие благодаря географическим открытиям естественные науки начали развиваться так быстро и успешно, что вскоре оставили географию далеко позади. Но и с этим можно было бы мириться, если бы… если бы эти науки, в своей совокупности, не подменили географию! Они — перечисленные выше науки — разобрали все, что описывали географы, — и живую природу и неживую, и деятельность людей, оставив «прародительницу» на пустом месте, у погасшего очага…
И тогда наиболее торопливые заявили: «География больше не существует».
Впрочем, приверженцами столь решительных заключений, как правило, были не географы, а представители тех самых «неблагодарных» наук, которые «ограбили» географию.
Географы боролись, искали, думали… Не может исчезнуть наука, просуществовавшая несколько тысячелетий. Не может!.. Но… Где же выход из кризиса? Как должна развиваться география дальше? Каковы ее новые задачи? Или их нет?..
А все-таки она молодая!
Да, все-таки она молодая! Или, точнее, география переживает вторую молодость.
Позволим себе повторить сказанное. Ботаника отобрала у географии растительность, зоология — животных, геология — горные породы, гидрология — воду, климатология — воздух и солнечное тепло, почвоведение (эта наука возникла совсем недавно, в конце XIX столетия) — почву, геоморфология — рельеф.
Но скажите, приходилось ли вам когда-нибудь слышать, чтобы в тундре росли дубравы, а где-нибудь под Киевом — полярные маки, полярные березки, куропаточья трава? Чтобы в тундре вили гнезду аисты, а под Киевом паслись стада северных оленей? Чтобы на черноземных почвах росли еловые леса, а на кислых подзолистых — ковыль? Чтобы в тропиках шел снег и с пальм опадали листья, а под Москвою круглый год зеленели березы? Чтобы у подножия горы лежали ледники, а на заоблачных вершинах цвели фисташки или созревали грецкие орехи?
Надо полагать, что ничего подобного слышать вам не приходилось, потому что ничего похожего на это быть в природе не могло.
Еловые леса растут на кислых подзолистых почвах и каждую зиму их засыпает снегом, а все водоемы замерзают. В тундре на глеевых почвах селятся мелкие полярные кустарники, мхи, лишайники, и там же пасутся северные олени, которые очень охотно поедают лишайники и ни за что не променяют их на овес; температура самого теплого месяца в среднем не превышает +10°, а почва оттаивает всего на какой-нибудь метр, ниже находится вечная мерзлота.
На черноземах когда-то цвело степное разнотравье или перекатывались белесые ковыльные волны, теперь же расстилаются пшеничные поля; лето там жаркое и сухое, а зимой идет снег. Роскошные леса в тропиках зеленеют круглый год на красноземных почвах, а температура по сезонам изменяется там всего на каких-нибудь два-три градуса; животный мир тропиков тоже не похож на тундровый или таежный. В горах Средней Азии фисташки и грецкие орехи растут внизу, а ледники лежат на вершинах, потому что на вершинах холодней. Если вы когда- нибудь посетите Иссык-Кульскую котловину на Тянь-Шане и побываете в ущельях Терскей-Алатау, то заметите, что на склонах гор лесные участки чередуются со степными; утверждая, что под еловыми лесами находятся граниты, а под степными травами — песчаники, вы, конечно, не ошибетесь.
Частные науки «разобрали» предмет географии, разложили по «полочкам» то, что она описывала, отгородились одна от другой и от своей «прародительницы». Ню не утратилось ли при этом разделе — нечто очень важное, нечто общее, объединяющее все эти «неблагодарные» науки?..
Да, утратилось — утратилось представление о природе как о целом, был искусственно разобран, разобщен сложный и по сути своей неделимый комплекс явлений природы. Ведь ничто в природе не существует обособленно, у каждого следствия есть своя причина, одно явление обусловливает другое. Вот эта взаимосвязь приходных явлений, их целостность, их взаимообусловленность и были утрачены наукой конца прошлого века. А понять природу какой-либо страны, изучая ее только по отдельным компонентам, нельзя, при этом вы, как говорится, за деревьями не увидите леса, за частностями — целое, за единичным — общее, за случайным — закономерное.
Но если это так, если и климат, и горные породы, и рельеф, и растительность, и вода, и почвы, и животный мир образуют на Земле нечто целое, взаимосвязанное, единое, — если это так, то почему же нельзя и изучать их вместе, как взаимосвязанный комплекс явлений?
Можно! И не только можно, но и нужно, необходимо! Это поняли наиболее дальновидные естествоиспытатели еще в прошлом веке, и среди них выдающийся русский ученый В. В. Докучаев.
Вот что он писал, и слова его ныне помнит каждый географ: «Как известно, в самое последнее время все более и более формируется и обособляется одна из интереснейших
Но что же это за наука, которая так и не названа В. В. Докучаевым?..
Если география описывала все эти компоненты природы, то не должна ли она теперь изучать их во взаимосвязи, как целостное явление природы?
Именно так и был исторически решен этот вопрос; закончив накопления материала, географы перешли к его анализу и синтезу, к изучению закономерностей развития природы. Могли ли они это сделать раньше, скажем, пятьсот лет назад?.. Не могли, потому что, прежде чем сделать вывод о глубокой взаимосвязи явлений на поверхности Земли, нужно было описать всю Землю и сравнить между собой разные ее участки.
Появление новых задач у науки, изменение ее содержания не означают, однако, что географы теперь совершенно не занимаются описаниями. Нет, они продолжают описывать слабо изученные районы, а порой и неплохо изученные, потому что описание для географа — это стадия сбора материала, который подлежит изучению, анализу. Но содержание науки ныне составляют не описания, а изучение, анализ, синтез.
Но каковы теперь взаимоотношения географии с «неблагодарным потомством»? По-прежнему ли враждуют «отцы и дети»?.. Нет, «неблагодарное потомство» исправилось, и не только исправилось, но и сумело помочь «прародительнице». Дело в том, что изучение компонентов природы в комплексе, во взаимосвязи предполагает хорошее знание этих компонентов по отдельности, а по отдельности они изучаются «неблагодарными» науками. Успешное развитие этих частных наук в конце концов сыграло положительную роль в истории географии, помогло географии найти свой предмет исследования и начать его изучение. Так благополучно была решена вековая проблема «отцов и детей» в естествознании!
А вывод таков: если география вообще наука старая, убеленная сединами и имеющая огромные заслуги перед человечеством, то современная физическая география очень молода — ей каких-нибудь полвека! — и дел у нее непочатый край.
Сестры