Могила в подарок

– Мне нужен талисман, – сказала она. – Что-нибудь, что защитило бы меня от враждебного духа.

Эти ее слова заставили меня сесть и призадуматься. В дни, когда город буквально проваливался в пучину потустороннего хаоса, я без труда мог представить себе ситуацию, когда девушка, не лишенная магических способностей, могла бы столкнуться с неприятным феноменом. Призраков и духов тянет к магически одаренным как магнитом.

– Какого именно духа?

Взгляд ее заметался из стороны в сторону, избегая задерживаться на мне.

– Не могу сказать точно, мистер Дрезден. Он силен, и он рвется разделаться со мной. Мне... мне сказали, что вы могли бы сделать что-то, чтобы защитить меня.

Вообще-то это и правда так. На моем левом запястье красовался в тот момент талисман, изготовленный из савана, заговоренного серебра и ряда других, значительно менее доступных компонентов.

– Возможно, – кивнул я. – Это зависит от того, почему вы подвергли себя опасности, а также почему вы считаете, что нуждаетесь в защите.

– Я... я н-не могу вам этого сказать, – произнесла она, и лицо ее горько скривилось. По-настоящему горько, не на зрителя – так, что оно сразу сделалось старше и некрасивее. Она съежилась и показалась совсем маленькой и хрупкой. – Пожалуйста, помогите мне.

Я вздохнул и в задумчивости провел пальцем по брови. Мои инстинкты настоятельно требовали от меня напоить ее горячим шоколадом, укутать ее теплым одеялом, заверить в том, что все будет хорошо и нацепить ей на руку свой талисман. Впрочем, я постарался их – то есть, инстинкты – обуздать. Тоже мне, Дон Кихот нашелся. Я так и не знал ровным счетом ничего о ее ситуации или от чего ее требовалось защитить – из того, что она мне открыла, вполне можно было предположить, что она пытается отделаться, скажем, от разгневанного ангела, преследующего ее за какую-нибудь особенную гнусность. Даже небесных духов вполне можно довести до белого каления.

– Послушайте, Лидия. Мне не хотелось бы оказаться втянутым во что-то, даже не зная, что происходит, – что не мешает мне проделывать это с завидной регулярностью, напомнил я себе мысленно. – До тех пор, пока вы не сможете рассказать мне хоть немного о той ситуации, в которую вы попали, убедить меня в том, что вам действительно необходима защита, и что вы ее заслуживаете, я не смогу ничем вам помочь.

Она склонила голову, и волосы ее окончательно закрыли от меня лицо. Примерно минуту она молчала, потом глубоко вздохнула.

– Вам известно, что такое Слезы Кассандры, мистер Дрезден?

– Состояние, сопутствующее прорицанию, – ответил я. – Указанная дама время от времени испытывала припадки, во время которых наблюдала будущее, но каждый раз излагала его так, что ей не верили. У детей врачи часто путают такие приступы с эпилепсией и прописывают от них различные лекарства. Как правило, эти предсказания весьма точны, но им никто не верит. Некоторые считают это особым даром.

– Только не я, – прошептала она. – Вы не представляете, как это ужасно – видеть, как что-то должно случиться, пытаться предотвратить это, но натыкаться на полное неверие...

Некоторое время я молча изучал ее лицо. Часы на стене громко отсчитывали секунды.

– Хорошо, – сказал я, наконец. – Вы говорите, что обладаете этим даром. Насколько я понимаю, вы хотите убедить меня в том, что одно из ваших видений предостерегло вас о злом духе, который вас преследует, верно?

– Не одно, – сказала она. – Три. Три, мистер Дрезден. Тогда, когда пытались убить президента, я видела одно. По два – насчет той катастрофы «шаттла» и землетрясения в Лаосе. Трех у меня раньше никогда не было. И ни разу – с такой ясностью...

Я зажмурился, обдумывая все это. И снова инстинкты советовали мне помочь девушке, замочить злого духа или кого там, и хэппи-энд на закате. Если она и правда поражена Слезами Кассандры, мои действия могли достичь большего, нежели просто спасение ее жизни. Моя вера могла бы изменить ее к лучшему.

С другой стороны, меня не раз уже обводили вокруг пальца. Девушка, несомненно, отменная актриса – судя хотя бы по тому, с какой легкостью скользнула она в роль сладострастной обольстительницы, когда ей показалось, что я требую с нее платы натурой. Уже сама скорость, с какой она пришла к такому выводу, исходя из моего совершенно невинного замечания, кое-что о ней говорила. Эту девицу никак нельзя было отнести к невинным дитятям. Если только я не заблуждался в корне, ей и раньше доводилось расплачиваться сексом за товары и услуги – и это при ее ужасно юном возрасте.

Да и сами по себе Слезы Кассандры могли служить великолепным прикрытием, которым в кругах практикующих магию пользовались достаточно часто. Вся эта история вроде как не требовала от девушки никаких доказательств, никакого спектакля со стороны того, кто этим прикрытием пользуется. Все, что от нее требовалось – это потратить толику своих способностей на создание подобающей ауры, потом сочинить любую угодную ей историю насчет предполагаемых способностей к предвидению, изобразить на лице вид потерявшейся малютки и направиться прямиком к местному болвану, Гарри Блекстоуну Копперфилду Дрездену.

Я открыл глаза и увидел, что она на меня смотрит.

– Конечно, – вздохнула она, – я могу и лгать. Слезы Кассандры невозможно определить никаким анализом. Я мола бы использовать их в качестве убедительного объяснения того, почему вы должны оказать помощь попавшей в беду девушке.

– Это довольно точно совпадает с тем, о чем я думаю, Лидия. Вы вполне можете оказаться просто мелкой ведьмой, по ошибке потревожившей не того демона и теперь мечущейся в поисках выхода.

Она развела руками.

– Вам придется положиться на мое слово, но это не так. Я знаю, что что-то надвигается. Я не знаю, что именно, почему и как. Я знаю только то, что я видела.

– Что именно?

– Огонь, – прошептала она. – Ветер. Я видела темные существа и темную войну. Я видела, как приближается ко мне моя смерть – смерть из потустороннего мира. И в центре всего этого я видела вас. Вы начало и конец всего этого. Вы тот, кто может направить все по другому пути.

– Так вот что вы видели? Всего-то?

Она отвернулась.

– Я видела то, что видела.

Стандартная процедура. Покапать маслом на самомнение жертвы, дождаться, пока та клюнет, подсечь и тянуть ее со всеми потрохами. Ага, подумал я, кто-то хочет что-то у меня вытащить. Что ж, это свидетельство роста моей репутации.

Впрочем, и держаться грубо смысла тоже не было.

– Послушайте, Лидия. На мой взгляд, вы немного переигрываете. Почему бы нам с вами не встретиться через пару дней – тогда и решим, нужна ли вам еще моя помощь.

Она не ответила. Плечи ее бессильно поникли, а лицо разом лишилось эмоций, как это бывает при поражении. Она устало зажмурилась, и во мне шевельнулось сомнение. У меня начало складываться назойливое впечатление того, что она не играет.

– Ладно, – произнесла она совсем тихо. – Извините, что задержала вас, – она встала и повернулась к выходу.

Тут инстинкты мои разом взяли верх над всеми рассуждениями. Я вылетел из кресла и ринулся ей наперерез. Мы оказались у двери одновременно.

– Подождите, – сказал я и развязал талисман, ощутив беззвучный хлопок энергии. Я снял его с запястья, взял ее за левую руку и повернул ладонью вверх, чтобы завязать. На руке виднелось несколько светлых продольных шрамов, тянувшихся вдоль вен. Такие бывают у тех, кто со всей серьезностью пытался покончить с собой. Шрамы были старые, едва заметные. Должно быть, она заполучила их, когда ей было... сколько? Десять лет? Или еще меньше?

Я пожал плечами и завязал узкую полоску замусоленной ткани и сплетенную с ней серебряную цепочку у нее на запястье, усилием воли послав в талисман достаточно энергии, чтобы замкнуть круг. Сделав это, я легонько дотронулся до ее локтя. Я все еще ощущал энергию талисмана: этакое покалывающее кожу невидимое облачко, окутавшее руку на расстоянии в полдюйма от кожи.

– Магия веры справляется с духами лучше всего, – заметил я вполголоса. – Если вы в расстроенных чувствах, ступайте в церковь. Духи обретают силу после захода солнца и до его восхода. Поезжайте в церковь Святой Марии всех Ангелов. Она находится на углу Блумингдейл и Вуд, у Уиккер-парка. Такая большая, ее невозможно не заметить. Обойдите ее кругом и позвоните в служебную дверь. Поговорите с отцом Фортхиллом. Скажите ему: друг Майкла сказал, что вам необходимо некоторое время побыть в безопасном месте.

Она смотрела на меня, открыв рот. Глаза ее набухли слезами.

– Вы мне поверили, – прошептала она. – Вы мне поверили.

Я неловко пожал плечами.

– Возможно. А может, и нет. Но последние несколько недель дела и правда дрянь, и я не хочу, чтобы вы лежали на моей совести. И поспешите. Солнце скоро сядет, – я сунул ей в руку несколько мятых купюр. – Возьмите такси. Святая Мария всех Ангелов. Отец Фортхилл. Вас прислал друг Майкла.

– Спасибо, – пробормотала она. – О Боже. Спасибо, мистер Дрезден, – она сжала мою ладонь обеими руками и чмокнула в костяшки пальцев, намочив их слезами. Пальцы ее были слишком холодные, а губы – слишком горячие. А потом она исчезла за дверью.

Я закрыл за ней дверь и тряхнул головой.

– Нет, Гарри, ты решительно идиот. У тебя был один мало-мальски пристойный талисман, способный защитить тебя от нечисти, так ты и его отдал. Возможно, она – подсадная утка. Возможно, ее послали к тебе специально за тем, чтобы лишить тебя талисмана, чтобы ничего уже не мешало им слопать тебя с потрохами в следующий же раз, как ты попытаешься испортить им обедню, – я покосился на свою руку, все еще хранившую тепло Лидиного поцелуя, и на которой все еще блестели ее слезы. Потом вздохнул, потащился к шкафу, в котором у меня хранится с полсотни запасных лампочек и заменил ту, что перегорела.

Зазвонил телефон. Я плюхнулся в кресло и устало буркнул в трубку: «Дрезден».

В ответ я не услышал ничего, кроме шороха далеких статических разрядов.

– Дрезден слушает, – повторил я.

Трубка продолжала молчать, но что-то заставило мои волосы встать дыбом. Было в этом молчании нечто, плохо поддающееся описанию. Словно бы кто-то ждал. Издевался надо мной. Треск сделался громче, и мне показалось, я слышу сквозь него далекие голоса – негромкие, жесткие. Я покосился на дверь, вслед ушедшей Лидии.

– Кто это?

– Скоро, – прошелестел голос. – Скоро, Дрезден, мы увидимся снова.

– Кто это? – повторил я, ощущая себя дурак-дураком.

В трубке послышались гудки.

Некоторое время я, вместо того, чтобы повесить трубку, тупо смотрел на нее. Потом почесал затылок. Холодок пробежал по моей спине и угнездился где-то чуть ниже желудка.

– Что ж, ладно, – произнес я вслух, чуть громче, чем этого требовал размер моего офиса. – Слава Богу, мне не пригрозили ничем другим.

Допотопный радиоприемник на полке рядом с кофеваркой вдруг сам собой ожил и захрипел. Я подпрыгнул едва не до потолка и в ярости, стиснув кулаки, повернулся к нему.

– Гарри? – произнес голос в динамике. – Эй, Гарри, эта штука работает?

Я попытался унять сердцебиение и сосредоточил волю на приемнике, создавая двустороннюю связь.

– Да, Боб. Это я.

– Благодарение звездам, – вздохнул Боб. – Ты говорил, ты хочешь знать немедленно, если я нащупаю еще какую потустороннюю гадость.

– Ну да, да, валяй же.

Радио снова захрипело и затрещало – явно от потусторонних, а не физических помех. Боюсь, AM/FM на нем уже не ловился. Голос Боба доносился ко мне искаженным, но разобрать его я пока мог.

– На меня выходил мой информатор. Больница Кук-Каунти, сегодня вечером. Кто-то растревожил Агату Хэгглторн. Дрянь дело, Гарри. Она старая и очень вредная штучка.

Боб снабдил меня кратким описанием трагической жизни и смерти Агаты Хэгглторн, а также назвал наиболее вероятную ее цель в больнице. Я покосился на свое левое запястье и ощутил себя голым.

– Хорошо, – сказал я. – Я займусь этим. Спасибо, Боб.

Радио хрюкнуло и замолчало, а я уже несся к двери. До захода солнца оставалось меньше двадцати минут, самый час пик, а если я не окажусь в округе Кук до наступления темноты, можно было ожидать самого плохого.

Я вылетел из дверей здания – мешок антипризрачного порошка в кармане тяжело хлопал меня по бедру – и буквально врезался в Майкла. Высокий, плечистый, он нес на плече большую спортивную сумку, в которой, как мне было известно, не лежало ничего кроме «Амораккиуса» и его белого плаща.

– Майкл! – заорал я. – Как это вы здесь очутились?

Лицо его расплылось в широкой улыбке.

– Когда в том возникает нужда, Он делает так, чтобы я оказался в нужном месте.

– Уау, – выдохнул я. – Вы шутите.

– Нет, – ответил он совершенно серьезно. Потом помолчал пару секунд. – Ну, вообще-то, вы так или иначе имели со мной дело каждый вечер на протяжении последних двух недель. Я и подумал, уж не сберечь ли Ему сил на устройство подобных совпадений, вот и приехал сюда сразу, как освободился от работы, – он повернулся, следуя за мной, и мы забрались в «Голубого Жучка» – он через белую дверь, я – через зеленую. Выглядывая в ветровое стекло поверх красной крышки багажника, я вывел свой «Фольксваген» со стоянки, и мы влились в поток.

Вот так вот все и привело нас к битве в палате новорожденных больницы Кук-Каунти.

Надеюсь, вы составили себе представление о том, что я называю нормальным рабочим днем до того, как все летит к чертям собачьим. Так вот, когда я вырулил «Жучка» на магистраль и до отказа выжал педаль газа, у меня снова возникло ощущение, что жизнь моя становится слишком уж бурной.

Глава пятая

Мы с Майклом продрались сквозь щель, которую я разорвал в отделяющей Небывальщину от реальности перемычке. Ощущение было – словно выходишь из сауны в офис с кондиционированным воздухом, только перемену эту я чувствовал не кожей. Я ощущал ее мыслями, и эмоциями, и той примитивной, древней частью меня, что хоронилась в глубине мозга. Я стоял в мире, отличавшемся от того, в котором жили мы.

Маленький мешочек – скорее, даже кисет – с антипризрачным порошком в кармане моей ветровки разом сделался ужасно тяжелым, едва не опрокинув меня набок. Я чертыхнулся. Суть антипризрачного порошка заключается в том, что в нем присутствует немного сверхъестественного, что он тяжел и инертен, поэтому при соприкосновении с потусторонней тканью обездвиживает ее. Даже находясь в туго завязанном мешке, он резко нарушал физические законы Небывальщины. Стоило бы мне развязать кисет, и порошок прожег бы отверстие в полу. Поневоле приходилось соблюдать осторожность. Крякнув от натуги, я достал кисет из кармана. По ощущениям он весил фунтов сорок, не меньше.

Майкл нахмурился.

– Знаете, я как-то не успел спросить: из чего сделан этот порошок?

– Обедненный уран, – ответил я. – Во всяком случае, это основной ингредиент. Но, конечно, мне пришлось много чего к нему добавить. Заговоренное железо, базилик, помет...

– Хорошо, хорошо, – поспешно перебил он. – Мне совершенно не обязательно знать подробности, – он отвернулся от меня, крепко сжимая свой тяжелый меч. Я поудобнее перехватил свои жезл с посохом и стал рядом с ним, оглядываясь.

Эта часть Небывальщины напоминала Чикаго, каким он был в конце девятнадцатого века. Нет, не напоминала, а воспроизводила в точности. Собственно, она отображала отрывочные воспоминания последних лет жизни Агаты Хэгглторн. На части столбов светились лампочки Эдисона, в других фонарях трепетали язычки горящего газа. И те, и другие не освещали почти ничего кроме самих столбов и их ближайшего окружения. Дома громоздились под странными углами друг к другу; отдельные части их просто-напросто отсутствовали. Все – улицы, тротуары, здания – было выполнено из дерева.

– Блин-тарарам, – буркнул я. – Стоит ли удивляться тому, что Чикаго выгорал дотла. Это не город, а настоящий спичечный коробок!

В тенях копошились крысы, но сама улица оставалась пустой. Щель, что вела обратно в наш мир, колыхалась в воздухе рваным пятном, и из нее лился на улицы старого Чикаго стерильный неоновый свет. Воздух вокруг нас пульсировал и искрился по меньшей мере в дюжине мест – это проецировались в Небывальщину жизненные силы младенцев из больничной палаты.

– Где она? – негромко спросил Майкл. – Где призрак?

Я медленно повернулся на месте, вглядываясь в тени, и покачал головой.

– Не знаю. Но нам лучше найти ее, и побыстрее. Все, что от нас требуется – это найти одного призрака... если получится.

– И попытаться найти причину всех этих возмущений, – напомнил Майкл.

– Совершенно верно. Не знаю, как вы, а мне начинает надоедать каждую ночь гоняться по городу из конца в конец.

– Вам удалось ее рассмотреть?

– Не слишком, – поморщился я. На ней могли лежать какие-то заклятия или что-нибудь еще в этом роде, которые подсказали бы мне, что же, в конце концов, происходит. – Для этого мне необходимо хотя бы пару минут осмотреть ее, не подвергаясь при этом смертельной опасности.

– Да, конечно, если только она не убьет нас прежде, – согласился Майкл. – Однако время идет, а я ее нигде не вижу. Что нам делать?

– Мне неприятно это говорить, – вздохнул я, – но, боюсь, нам...

Я хотел было сказать: «...лучше разделиться», – но договорить мне не дали. Деревянная мостовая у нас под ногами взорвалась фонтаном острых щепок. Прикрывая глаза рукой, я покатился в одну сторону, а Майкл – в другую.

– Мои ангелочки! Мои, мои, МОИ! – взвизгнул голос, от которого полы моей ветровки крыльями взметнулись вверх.

Я отнял руку от лица и увидел перед собой призрака – на этот раз вполне реального, во плоти, тянувшего к нам из-под мостовой свою единственную руку. Лицо Агаты было узким, костлявым, а волосы сбились бесформенной гривой, что плохо сочеталось с ее накрахмаленной, без пятнышка юбкой. Рука отсутствовала по плечо, и одежда в этом месте была перепачкана темной жидкостью.

Майкл с болезненным возгласом поднялся на ноги и замахнулся на нее «Амораккиусом»; по щеке его сочилась из пореза кровь. Дух отмахнулся от него единственной оставшейся рукой как от докучливого насекомого, и Майкл тряпичной куклой отлетел в сторону и покатился по мостовой.

А потом, рыча и брызгая слюной, призрак обратил свой совершенно уже безумный взгляд на меня.

Я поднялся на ноги и выставил перед собой посох – сомнительную, скажем честно, защиту от призрака на его территории.