Warcross: Игрок. Охотник. Хакер. Пешка

Я киваю.

– Диджей Рен. Маркер на коде скриншота указал на него. С тех пор я привязала всех профессиональных игроков в Warcross к своему профилю, – я поднимаю все аккаунты. – Возможно, мне придется пройтись по их Воспоминаниям, чтобы понять, кто еще замешан.

Хидео смотрит на созданную мной виртуальную карту, где отмечено местонахождение каждого игрока. Большинство – по общежитиям своих команд. Группа из команды «Андромеда» в городе, а Эшер вышел из дома «Всадников». Рен все еще сидит в своей комнате.

– Вы опаснее, чем я думал, – удивляется Хидео, довольный моей работой.

Я улыбаюсь ему:

– Обещаю быть доброй к вам.

В этот раз у меня получается рассмешить его.

– А мне стоит переживать? – спрашивает он.

Я позволяю этому вопросу повиснуть в воздухе и вывожу на экран письмо Рена.

– Я пыталась взломать информацию Рена, – отвечаю я, проецируя письмо между нами, где оно и парит в виде темного, зашифрованного куба данных. – Я нашла вот это вчера, но у меня не получается его взломать.

Хидео один раз просматривает файл. Как и я, он сразу же замечает красный маркер на грани куба.

– Это было отправлено из «Темного мира», – говорит он.

Я киваю.

– И закрыто щитом, который я не узнаю.

Хидео слегка разводит руки в стороны и вращает куб.

– А я узнаю, – бормочет он и снова разводит руки. Куб становится крупнее, и Хидео тянет его за одну грань, чтобы я могла рассмотреть поверхность во всех деталях. Я прищуриваюсь. Поверхность покрыта серией сложных, витиеватых и бесконечно повторяющихся узоров.

– Он называется фрактальным щитом, – объясняет он. – Новая вариация щитовлуковиц, только вот слои фрактального щита бесконечно накладываются друг на друга, и их количество растет каждый раз, когда ты прорываешься сквозь верхний слой. Чем больше ты пытаешься взломать его, тем лучше он защищен. Ты можешь взламывать его до бесконечности, но ничего не добьешься.

Неудивительно, что я не смогла прорваться сквозь него.

– Я такого раньше никогда не видела.

– Вряд ли ты могла. Это вариация системы безопасности, которую мы создали в Henka Games.

Я наклоняюсь вперед, осматривая поверхность куба.

– Вы можете взломать его?

Хидео кладет руки на две грани куба. Когда он их убирает, копия верхнего слоя фрактального щита парит над кубом.

– Для бесконечного кода нужен бесконечный ключ, – говорит он. – Нечто множащееся так же и с такой же скоростью, как и сам щит.

– К каждой запертой двери есть ключ, – шепчу я.

На этих словах Хидео встречается со мной взглядом. Он улыбается.

Потом набирает несколько невидимых мне команд и пропускает через программу Henka Games. В его руках возникает ключ, затемненный и постоянно меняющийся, с покрытой такими же узорами поверхностью. Я наблюдаю, как он берет ключ и прижимает его к кубу.

Поверхность куба внезапно застывает. Бесконечно повторяющиеся фракталы, покрывавшие ее, исчезают. А потом со вспышкой куб исчезает, и вместо него появляется сообщение.

В нем всего несколько символов.

1300ПЛ

Наши взгляды засекают его одновременно.

– Пиратское логово, – говорим мы хором.

Нормальному человеку 1300ПЛ ни о чем не говорит. Но для меня это запланированное событие. 1300 означает час дня в 24-часовом формате, а ПЛ – «Пиратское логово», хорошо знакомая мне аббревиатура. Это пользующееся дурной славой место сбора в «Темном мире».

Событие назначено на двадцатое марта.

– Ну, – говорю я, – кажется, я знаю, куда пойду на этой неделе.

Хидео еще секунду задерживает взгляд на сообщении, а потом переводит его на меня:

– Вы собираетесь туда одна?

– Вы взламываете фрактальные щиты, – я отклоняюсь назад на кровати и скрещиваю руки на груди. – А мое дело – бродить среди преступников, мистер Танака.

Тут он слегка улыбается.

– Пожалуйста, зовите меня Хидео.

Я наклоняю голову.

– Вы упорно обращаетесь ко мне «мисс Чен» на людях. Так что все честно.

Он поднимает бровь.

– Я пытаюсь не давать таблоидам слишком много пищи для сплетен. Они особенно агрессивны в это время года.

– Да? И что за сплетни? Что мы зовем друг друга по имени? Скандал. Тем более что таблоиды и так уже распускают обо мне сплетни.

– Ты бы предпочла, чтобы я называл тебя Эмикой?

– Да, – отвечаю я.

– Хорошо, – кивает он, – тогда Эмика.

«Эмика». Когда он произносит мое имя, я чувствую, как приятный холодок пробегает по спине.

– Буду держать тебя в курсе новостей, – говорю я, чтобы поскорее закончить разговор, – обещаю много интересного.

– Подожди. Последний вопрос.

Я жду.

– Да?

– Расскажи мне про свой арест пару лет назад.

«Он изучал мое личное дело». Я тяжело вздыхаю, раздраженная, что он спросил об этом. Я уже много лет не говорила об аресте.

– Это старое дело, – бормочу я и начинаю рассказывать, что случилось с Энни, и как я взломала школьную базу данных.

Хидео качает головой, прерывая меня:

– Это я уже знаю. Скажи, как полиция узнала, что это была ты.

Я колеблюсь.

– Ты слишком умная, чтобы попасться, – продолжает Хидео. Он внимательно изучает меня, выражение лица такое же, как во время проверки на нашей первой встрече. – Они не поймали тебя, не так ли?

Я встречаюсь с ним взглядом:

– Я сама призналась.

Хидео молчит.

– Они думали, что это сделала Энни, – продолжаю я. Вспоминаю полицейские сирены и как я захожу в кабинет директора, где собрались копы, наручники на запястьях Энни, ее залитое слезами лицо, шокированный взгляд, прикованный ко мне. – Они собирались арестовать ее. Так что я созналась.

– Ты созналась, – в его голосе нотка восхищения, – и ты понимала, чем жертвуешь?

Я пожала плечами.

– У меня не было времени об этом размышлять. Просто это казалось правильным.

Хидео молчит. Он полностью сосредоточен на мне.

– Полагаю, благородство еще существует, – наконец говорит он.

Я не знаю, что ответить. Я могу лишь встретиться с ним взглядом, почувствовать, как еще одна его стена рухнула, и увидеть, как изменилось выражение в его взгляде. Что бы он ни думал о моих словах, это его расслабило.

А потом это мгновение подходит к концу. Он выпрямляется в кресле и прерывает наш зрительный контакт.

– До скорого, Эмика, – говорит он.

Я бормочу что-то на прощание и заканчиваю звонок. Его виртуальное изображение исчезает из комнаты, и я снова одна. Я медленно выдыхаю и оседаю. Хидео ничего не сказал о других охотниках за головами, так что я, скорее всего, впереди всех. Пока все неплохо.

И тут я понимаю, что забыла отключить свою шпионскую программу, пока разговаривала с Хидео. То есть я, не зная того, лазила и в его профиле в поисках данных. У Хидео своя защитная система, но у меня получилось скачать один незашифрованный файл из его аккаунта, созданный чуть ранее сегодня. Вот он, подмигивает мне из загрузок. Я смотрю на него так долго, что он реагирует и открывается, предполагая, что я хочу заглянуть внутрь.

Комната вокруг меня пропадает. Я оказываюсь в каком-то спортзале с большими грушами, штангами, гирями, матами и длинными зеркалами. Это одно из Воспоминаний Хидео. «Я не должна совать нос в его данные». Я уже собираюсь выйти, но Воспоминание включается раньше.

Хидео в яростном ритме колотит по груше, каждый удар сотрясает изображение. Кикбоксинг? Я рассматриваю мир Воспоминания и замираю, увидев отражение в зеркалах.

Он без рубашки, его грудь и спина блестят от пота, мышцы напряжены. Его влажные волосы сотрясаются с каждым ударом. Его кисти забинтованы, и пока он продолжает яростно атаковать грушу, я вижу, что на бинтах на костяшках пальцев проступают капли крови. Вот те шрамы, которые я постоянно замечаю. «Насколько же сильно он колотит по этой груше?» Но больше всего меня поражает выражение его лица: глаза черные и свирепые, во взгляде столько сосредоточенной злости, что я инстинктивно отодвигаюсь.

Я вспоминаю ту энергию, которую видела на его лице при нашей первой встрече, когда он говорил о своем новом творении, о своей страсти. Я вижу тот же блеск в его глазах и сейчас, когда он бьет по груше, только это темная энергия. Энергия глубокой ярости.

Телохранители Хидео терпеливо ожидают в конце комнаты, а рядом с ним стоит, видимо, его тренер, одетый с ног до головы в защитный костюм. «Достаточно», – говорит он, и Хидео останавливается и поворачивается к нему. Мне даже показалось, что во взгляде тренера на Хидео читается настороженность и некий страх.

Тренер начинает двигаться по кругу, и Хидео делает то же самое. Его движения плавные и точные, смертоносные. Волосы падают на глаза, на секунду закрывая их. Тренер крутит длинную деревянную палку в руке, протягивает ее по земле, а потом поднимает. Он бросается на Хидео, размахивая в его сторону палкой с ослепляющей скоростью. Мой взгляд затуманивается. Хидео легко уклоняется от удара. Он уворачивается снова, потом в третий раз, но на четвертый бросается вперед. Он поднимает руку со сжатым кулаком, и палка бьет по ней, ломаясь с громким хрустом о его предплечье. Хидео бросается вперед. Его кулак бьет по защите на руке тренера с такой силой, что тот морщится от удара. Хидео не отступает. Он наносит удар за ударом по защите на руках тренера, двигаясь очень быстро, – последний удар так силен, что тренер пятится назад и падает.

Хидео просто стоит какое-то время, тяжело дыша, с жестким выражением лица. Словно видит кого-то другого на месте лежащего. Потом ярость в его взгляде гаснет, и он снова выглядит самим собой. Он протягивает тренеру руку и помогает ему подняться на ноги. Тренировка окончена.

Я молча потрясенно наблюдаю, как Хидео прощается с тренером и направляется прочь через двойные двери комнаты, а телохранители следуют за ним. Его руки все еще замотаны в окровавленные бинты. А потом Воспоминание подходит к концу, и я снова оказываюсь в своей комнате, в тишине и спокойствии. Наконец я выдыхаю и осознаю, что задерживала дыхание.

Так вот почему у Хидео израненные руки. Почему он тренируется, словно одержимый? Почему бьет так, словно хочет убить? По коже бегут мурашки, когда я вспоминаю выражение его лица, злые темные глаза, ни следа от той игривой, вежливой, харизматичной версии Хидео, которую я думала, что знаю. Я качаю головой. Лучше никому не говорить, что я смотрела это Воспоминание. Хидео вряд ли хочет, чтобы кто-либо это видел помимо телохранителей.

Из-за движения солнца по небосклону свет начинает отражаться от бассейна снаружи, и этот луч выводит меня из задумчивости. Моя задача – работать, а не шпионить за Хидео.

Я выхожу из аккаунта и напоминаю себе, что нужно сосредоточиться на Рене. Но разговор с Хидео крутится и крутится в голове. И когда я наконец выхожу из комнаты и присоединяюсь к командной тренировке, в памяти отпечатываются его темные глаза, тайна его окровавленных костяшек и яростного взгляда.

15

Три дня сливаются в сплошную тренировку. «Всадники Феникса» отрабатывают все возможные комбинации. Я работаю в паре с Хэмми, потом с Реном, а потом с Эшером и Рошаном. Я работаю с двумя. Я работаю против двух. Наше окружение варьируется от джунглей до города, а потом и вздымающихся утесов. Мы практикуемся в уровнях прошлых чемпионатов и везде, где только можно.

Эшер тренирует нас с интенсивностью, ранее мной невиданной. Мне приходится прилагать все усилия, чтобы не отставать. Все новые для меня миры знакомы другим, они в них уже играли, каждый новый маневр уже известен остальной команде. Стоит мне подумать, что начинает получаться, как Эшер вдвое сокращает время, необходимое на определенную миссию или маневр. Стоит мне привыкнуть к одному миру, как Эшер перемещает нас в следующий.

В конце дня я чувствую себя выжатым лимоном и просто разваливаюсь на диванах вместе с товарищами по команде. Моя голова трещит от новой информации, а Эшер рассказывает нам, каким будет следующий день. Ночами мне снятся тренировки.

Хотя Хидео обеспечил мне попадание в команду, он не может помочь «Всадникам Феникса» победить. Если мы проиграем, команда будет расформирована на сезон, и следить за Реном станет намного сложнее. Хидео рассчитывает, что я выполню свою часть сделки. Если нет, то награда может достаться другому охотнику за головами, который сумеет остаться в чемпионате.

– Ты новичок в этом, – однажды вечером Рошан решает подбодрить меня, пока мы все валяемся на диванах, облокотившись друг о друга. Викки подъезжает по очереди к каждому с тарелками горячего ужина. – Это нормально, что требуется время, чтобы все разложить по полочкам.

Рядом со мной Хэмми берет вилку и принимается за еду.

– Однажды, Рошан, твое мягкое сердце растечется по всей комнате и испачкает ковер, – ее взгляд перемещается на меня, прежде чем она подносит вилку с едой ко рту. – Мы не можем позволить ей расслабляться.

– Ее не должно было быть на отборочных, – встревает Рен.

Хэмми хмурится:

– Полегче, «темная лошадка».

– Просто мое мнение, – Рен поднимает вилку и нож, словно защищаясь. – Я не играл на международных мероприятиях в свой первый раз. Это неправильно, – он смотрит на меня. – Не заставляйте ее участвовать в ситуациях, к которым она не готова. Вы можете ее убить.

Я отворачиваюсь от него, но его слова успевают зацепить мое шестое чувство. «Он подозревает меня? Наблюдает за мной?»