Охота на пирата

– А, ты все об этом… Не волнуйся, старик. Пять минут назад я включил очищающие фильтры. Смерть от удушья твоим воспитанникам не грозит.

Успокоившийся Баюн шагнул в лифт, и кабинка помчалась по прозрачной шахте на нижние уровни «Странника». Василиса, с обиженным лицом стоявшая между Лависсой и Андреем, не знала, что в кабинке установлена скрытая камера и что капитан Крокс пристально разглядывает ее изображение на одном из мониторов рубки.

«Кто я, человек или робот? Голый мозг, заключенный в машину, или мужчина? Имею ли я право добиваться ее любви, или жизнь для меня уже закончилась и все, что мне осталось, – это быть наблюдателем чужого счастья?» – горько размышлял капитан Крокс.

В который раз пират задумался, почему судьбе было угодно, чтобы он встретил Василису уже после того, как стал киборгом? За что она сыграла с ним такую жестокую шутку? Впрочем, счастливчик Крокс должен был еще благодарить свою судьбу. Если бы не та злополучная, многократно проклинаемая вспышка лазера, испепелившая его тело, он давно умер бы от старости или болезни, и его тело в узкой снарядообразной капсуле, вылетев из пушки, отправилось бы блуждать меж звезд.

Это чудо, что робот-хирург Асклепий решился на уникальную операцию, никогда не проводившуюся в истории медицины ни до, ни после этого. Кстати, своим спасением капитан был обязан Грохотуну. У робота-хирурга в программе было строгое запрещение на подобные операции, связанные с помещением мозга человека в киборгизированные корпуса, – но верный Грохотун, видя, что капитан умирает, а хирург бездействует, так встряхнул Асклепия, что тот заискрил и это запрещение стерлось с его процессора вместе с законами робототехники.

Хирург схватился за скальпель, и после нескольких часов сложнейшей операции капитан приобрел тело одного из боевых роботов. Позднее Крокс переменил немало корпусов и испытал многие конструкции, пока его механический корпус не приобрел теперешний вид.

– Как поймаю я сову – оторву ей голову! – вдруг воинственно срифмовал стоявший рядом Грохотун, и Крокс вздрогнул, точно рогатый робот своей дурацкой страшилкой подглядел его мысли.

Лишь мгновение спустя он сообразил, что это всего лишь совпадение, а Грохотун, как обычно, ссорится с попугаем.

Капитан сжал руками виски, отгоняя тяжелые воспоминания, и вновь стал прокладывать курс – занятие, которое он никому больше не доверял. По его расчетам выходило, что, если не разгонять «Странник» до световой скорости, а держаться где-то близко к ее пределам, они доберутся до Оригуса примерно за неделю.

Отдав автопилоту все необходимые распоряжения и заложив в него для перепроверки параметры курса, пират встал и тяжелыми широкими шагами прошелся по рубке.

Попугай и Грохотун, видя, что капитан не в духе, снизили голоса и стали ругаться шепотом.

– Попка – дурак! – шептал рогатый робот.

– От «гения» слышу! – вполголоса парировала хитрая птица.

Тем временем Баюн раздвинул легкие пластиковые створки замораживателя, внутри которого в самовоспроизводящихся контейнерах хранились основные составляющие всякой пищи. На высоком красном баке было объемно оттиснуто «Белки», на втором – «Жиры», на третьем – «Углеводы». Витамины и микроэлементы хранились отдельно.

– Белки – для мышц, углеводы – для движения, жиры – для движения и отложения, – сказал Андрей, передразнивая школьного учителя-голограмму, твердившего это почти на каждом уроке биологии.

– Что это за варево? Нельзя было сделать все красиво? У меня одни надписи отшибают аппетит! – поморщилась Лависса.

В президентском дворце она привыкла к разнообразным блюдам, приготовленным без консервантов, которые подавал официант-андроид в черном смокинге.

– Не забывайте, что «Звездный странник» строился как военный звездолет. Смотрите, что сейчас будет!

Баюн нажал на кнопку, и внезапно перед ними вспыхнула голограмма мордастого парня в поварском колпаке и с лычками старшины. В его огромных ручищах был половник с пригоревшей кашей. Хотя это была всего лишь голограмма, дочка президента попятилась, пока не ощутила спиной корпус Баюна – своего надежного защитника.

Очертания повара проявлялись все яснее и яснее, пока он не приобрел вполне нормальный вид.

– Чего, парни, явились? Жрать небось охота? Напоминаю, с оружием вход в пищевой отсек запрещен! – громко произнес повар, глядя куда-то сквозь них.

– А где нам его оставить? – спросил Андрей.

На поясе в кобуре у него висел небольшой бластер, который дал ему около часа назад капитан Крокс.

Но на этот вопрос голограмма ничего не ответила.

– Он на это не запрограммирован, – сказал мальчику Баюн.

– А на что он запрограммирован?

– Точно не знаю. Но можешь спросить у него, что сегодня на обед, – предложил робот-нянька.

Не успел Андрей и рот раскрыть, как немедленно получил ответ:

– Борщ украинский – 300 граммов, каша перловая – 200 граммов, говядина – 50 граммов. Хлеб – 500 граммов, – точно хорошо заученное стихотворение, оттарабанил повар.

Откуда-то из-за баков выехал поднос с пластмассовыми тарелками. На середине отсека поднос замер и принял форму столика. Несмотря на простоту меню, над пищей поднимался аппетитный аромат, и проголодавшийся Андрей сразу же схватил ложку.

– Но это синтезированная пища! – сказала Лависса, подозрительно принюхиваясь.

– А чем, ты думала, питаются в космосе? Натуральная еда – слишком большая роскошь, и ее могут позволить себе только обеспеченные жители богатых планет!

Василиса придвинула к себе тарелку с украинским борщом и стала с аппетитом есть.

Понаблюдав, как ее друзья уплетают за обе щеки, светловолосая дочь президента последовала их примеру. Первое время она ухитрялась сохранять на лице аристократическое выражение и держала нож в правой руке, а вилку в левой, но вскоре отбросила и то и другое и стала быстро работать ложкой.

Робот-нянька стоял рядом, скрестив на груди руки, и, словно заботливая бабушка, с любовью наблюдал, как они уминают борщ и перловую кашу.

– Хорошо есть – помогать Родине! Двадцать раз пищу жуй, чтоб не пролез к нам буржуй! Кто хорошо ест, тот хорошо воюет! Щи и каша – пища наша! – бодро восклицал голографический повар и размахивал поварешкой, будто это была шашка, а сам он сидел на коне.

– Мне приходилось слышать и другие пословицы! Например, сытое брюхо к учению глухо, – заспорил Баюн, но голограмму невозможно было остановить.

– Да здравствует граф Суворов Ляксандр Васильич! Тяжело в учении – легко в бою! Пуля – дура, штык – молодец! – бойко отвечал повар, и Андрей едва не подавился перловкой, пытаясь представить себе штыковую атаку в космосе.

Лависса быстро насытилась и собралась отложить ложку, оставив свою порцию недоеденной, как вдруг тарелка произнесла возмущенным голосом:

– А доедать кто будет? Нехорошо силу оставлять, рядовой!

Вначале девочка едва не взвизгнула, но сообразила, что в тарелку встроена простейшая речевая схема. Чтобы не давать посуде повод ворчать, она взяла ложку и доела борщ.

– Вот и молодец! Ешь теперь второе, а я поползла мыться! Ненавижу быть грязной! – сказала тарелка.

У нее выдвинулись колесики, и она быстро покатилась в подсобное помещение пищевого отсека, где стоял посудомоечный автомат.

Тарелки Андрея и Василисы оказались менее разговорчивыми, возможно, потому, что на них ничего не осталось. Только одна из тарелок мальчика, торопясь в мойку, приостановилась и проворчала с укоризной: «Жрут-то все, а спасибо никто не скажет!»

Когда обед завершился, голограмма повара воскликнула: «Поели, а теперь в бой! Ура!» – взмахнула поварешкой и растаяла.

Баюн повел ребят и Василису к лифту.

– Надо подыскать каюты, – сказал он. – Полет к Оригусу займет не один день, так что нужно устроиться.

Поиски кают не заняли много времени. На «Звездном страннике» пустовали целые уровни, на которых когда-то размещался многочисленный экипаж флагмана, состоявший наполовину из людей, наполовину из роботов. В некоторых каютах сохранились вещи их последних обитателей: объемные фотографии семей, очки, стеллажи с кристаллическими книгами и микрофильмами, одежда. Уважая память хозяина, в такие каюты путешественники даже не заходили, ограничиваясь взглядом с порога. Вскоре они нашли удобную четырехместную каюту, обшивка которой сохранилась почти полностью, а единственный большой иллюминатор выходил на зимний сад.

Капитан Крокс порядком его запустил и едва ли часто бывал здесь, но климатические установки продолжали чередовать сезоны и производить полив. В зимнем саду росли несколько карликовых дубов и три сосны, одна из которых на уровне человеческого роста разветвлялась на два причудливых ствола.

Между деревьями жадно тянулась к лампам, которые принимала за солнце, густая трава.

– Зачем на боевом флагмане нужен был зимний сад? – спросила Василиса.

– Иллюзия благополучия, – горько сказал Баюн. – Когда каждый день гибнет по нескольку рейдеров, каюты рядом пустеют, а на место павших друзей встают роботы, люди сходят с ума, если рядом нет такого вот простенького пейзажа, на который можно посмотреть в иллюминатор.

– А выйти в зимний сад можно? – спросила Василиса.

– Нельзя. Чаще всего они делались герметичными, чтобы проще было поддерживать ровный климат.

– Значит, этому саду уже около шестисот лет или даже больше? – Лависса прикинула, когда была последняя звездная война.

– Да, где-то столько, – кивнул Баюн.

– А разве сосны столько живут?

– Дубы живут и больше, а сосны едва ли. Наверное, семена падают и прорастают, – подумав, сказал робот-нянька.

Через неделю «Звездный странник» без каких-либо особых приключений, если не считать встречи с небольшим потоком метеоритов, отраженных силовым полем флагмана, прибыл в систему звезды Ундины. Прежде чем осуществить посадку на Оригусе, капитан Крокс дважды облетел планету на рейдере, исследуя ее поверхность.

Диаметр Оригуса, как и указывалось в отчете, был около шести тысяч километров. Стабильная ось вращения у планеты отсутствовала, и полюса все время смещались по ее поверхности. Перепады температур исключали возможность возникновения биологической жизни. Атмосферы не было, если не считать небольших скоплений синеватого газа, поднимавшегося из глубоких впадин. При изучении газ оказался испаряющейся жидкостью сложного химического состава, выделявшейся из грунта в процессе перепада температур.

Хотя на планете существовало нечто напоминающее высохший океан, он вполне мог оказаться равнинным плато с несколькими глубокими кратерами, образовавшимися в результате падения метеоритов.

Лишь убедившись, что явной опасности нет, Крокс осторожно посадил «Странник» в один из громадных кратеров.

Грохотун, отправленный капитаном на разведку, некоторое время побродил вокруг звездолета и вернулся с сообщением, что сила тяготения здесь равна примерно 0,5 G (или половине земной). Броня робота накалилась от жара Ундины, и Василиса, дотронувшаяся до робота ладонью, сразу отдернула руку, как от раскаленного утюга.

– Ну как тебе планета, Грохотун? – спросила она.

– Так себе. Почва какая-то красноватая, наверное, марганца много, а пострелять не в кого. Никто не нападает, а на камни заряды тратить неинтересно! – пробасил робот.

– Бедняга! Смотри не зачахни без бабаханья! – пожалел его попугай.

Так как на планете совсем не было атмосферы, а носатой птице хотелось полетать, она отвинтила себе крылья, а на их место установила небольшие реактивные двигатели. Нетерпеливый попугай решил опробовать их немедленно, еще на корабле, и, разогнавшись, впечатался в стену под хохот рогатого робота и Крокса.

Отправив Грохотуна за полезными ископаемыми, которые были нужны для ремонта «Странника», и выпустив из ангаров ремонтных роботов, капитан Крокс помог Василисе и ребятам надеть скафандры. Те, что уже были на них, не подходили для планет данного типа, и их пришлось сменить. Новые скафандры были громоздкими, и двигаться в них было сложно: колени и локти сгибались с трудом, а руку нельзя было поднять даже на высоту уха.

Андрей первым, даже раньше капитана Крокса, шагнул из шлюза на планету и сразу ощутил, что его тело стало вдвое легче. Он подпрыгнул и удивился, как легко и высоко это у него получилось: все-таки половинное тяготение имело свои преимущества. Зато, взглянув на укрепленный снаружи термометр, мальчик присвистнул: сорок девять градусов! О-го-го!

– Интересно, на Земле, в пустыне Сахара, какая температура? – спросил Андрей.

Ему никто не ответил, и мальчик сообразил, что не включил на скафандре передатчик и даже не знает, в каком месте он располагается.

Догадавшись о его затруднении, капитан Крокс показал ему на правый рукав, где на уровне бицепса крепился небольшой датчик, похожий на белую таблетку, пришитую к красному прямоугольнику. Покрутив его, Андрей услышал вначале помехи, а потом и голос пирата:

– Не отходите далеко от корабля! В случае опасности пускайте сигнальную ракету.

На боку у мальчика, в кобуре, висел тяжелый сигнальный пистолет, ручка которого одновременно могла служить и альпенштоком.

Почти сразу же, не теряя времени, капитан занялся ремонтными роботами, дав каждому из них свое задание. Грохотун умчался на планетоходе искать руду, а заодно выделывать немыслимые трюки, от которых визжали тормоза и клубилась марганцевая пыль. Попугай на реактивных двигателях устремился за великаном якобы для того, чтобы ему помогать, а на самом деле доставать бесконечными придирками.

А Баюн с ребятами и Василисой, держась вместе, направились к скалам, где заметили большой камень, который своей темной матовой поверхностью отличался от остальных камней, лежавших на этой равнине. Робот-нянька предположил, что он вполне может оказаться одной из отколовшихся частей метеорита.

Андрей думал, что до скал недалеко и они вполне дойдут за четверть часа, но оказалось, что их близость обманчива. Лишь час спустя, когда «Странник» отдалился и уменьшился, они наконец достигли матового камня, глубоко уходившего в красный грунт. На камне видны были странной формы разводы, похожие на годовые кольца прироста спиленного дерева. Уставшая Лависса присела у камня отдохнуть, прислонившись к нему спиной, и посмотрела на раскинувшуюся перед ней долину. Ундина закатилась за край кратера. Быстро смеркалось.

Продолжительность суток на Оригусе была около двенадцати земных часов, и день с ночью сменяли друг друга с непривычной для деметрианца быстротой. Лависсе, выросшей на Деметре, где сутки длятся почти тридцать часов, сложно было к этому привыкнуть. Дневная жара быстро спадала, уступая место леденящему холоду. Термометр Андрея показывал уже минус восемь, а спустя десять минут и минус двадцать градусов.

Хорошо еще, что скафандры были приспособлены к мгновенным перепадам температуры и о холоде можно было судить лишь по тому, как вдруг одеревенела почва, а песок стал твердым и жестким.

Баюна очень заинтересовал огромный камень, возле которого они стояли. Он обошел вокруг него, тщательно осмотрев со всех сторон, и, взяв у Андрея ракетницу, несколько раз ударил рукояткой по краю, пытаясь отбить кусочек и взять его как образец.

Но валун оказался неожиданно прочным и внезапно отозвался звонким звуком, свойственным скорее металлу, чем камню. Баюн повторил эксперимент в разных местах, но всякий раз результат оказывался одинаковым. Встроенным в него дозиметром робот проверил уровень фонового излучения и удивился еще больше: радиация, исходящая от камня, равнялась практически абсолютному нулю, в то время как Оригус «фонил» на добрых два рентгена в час. К тому же местные скалы и песок содержали высокий процент марганца, этот же камень был начисто лишен его.

– Это доказывает, что он не отсюда! Эта планета не могла быть его прародительницей! – заключил Баюн.

– Да сдался тебе этот валун! Пусть себе валяется. Он тебя не трогает, и ты его оставь в покое, – засмеялся Андрей, не понимая, почему Баюна так заинтересовала эта глыба.

– Вполне возможно – это метеорит. Ну и что?

Лависса сидела на земле и отдыхала, вытянув ноги. Ей на Оригусе не нравилось: слишком тускло и однообразно было все вокруг. Только что она обнаружила, что, если закрыть глаза и не видеть красновато-черных скал этой скучной планеты, можно вообразить, что она на Деметре или где-нибудь еще. Как и Андрей, Лависса не понимала, что привлекло внимание Баюна: камень как камень. Мало ли всяких обломков летает в космосе, и так ли важно, из чего они состоят и куда их угораздит свалиться?

Одна Василиса разделяла интерес Баюна к камню. Она заметила, что валун правильной формы и совершенно не имеет углов или сколов.

– Любопытный метеоритик! Такое чувство, что его шлифовали, – сказала девушка.

Баюн дотронулся до валуна утолщением переносного анализатора и, взглянув на выданную им расшифровку спектра излучения, сказал очень серьезно:

– Это не метеорит!

– Как не метеорит? – удивилась девушка. – А что это, по-твоему, такое?

Прежде чем поделиться своим открытием, робот-нянька выдержал паузу. Даже слишком длинную паузу. Его спутникам показалось, что Баюн вообще не знает, что ответить, но тут робот произнес:

– Я думаю, это летающий аппарат неизвестной конструкции, врезавшийся в планету.

Глава 3

ЗАГАДОЧНЫЙ ЗВЕЗДОЛЕТ

Никогда не откладывай на завтра того, чего можно не делать вообще.

Попугай

– Летающий аппарат неизвестной конструкции? – удивилась Лависса. – Может, это один из тех космических зондов, которые человечество рассылало в разные сектора Вселенной в поисках новых миров?

– Ты имеешь в виду первый этап заселения космоса?

– Вот именно, – кивнула девочка.

– Попала пальцем в небо! Это исключено! – решительно заявил Баюн.

– Почему?

– Потому что этот летающий аппарат не был изготовлен ни на Земле, ни на одной из освоенных человечеством планет. Я просмотрел все встроенные в мою память каталоги, но ни в одном не нашел ничего похожего.