Помоги проекту - поделись книгой:
Масоны в Англии
Таким образом, как видим, исторический период масонства логично начинать рассматривать с его исторической родины — Англии. Здесь, как впоследствии и в других странах, общества франкмасонов, еще пропитанные духом старых ремесленных братств, в идейном отношении мало соприкасаются с позднейшим масонством. Более тесной была его идейная связь с философским и социально-реформаторским движением XVII века — всевозможными тайными и полутайными кружками ученых и утопистов. Не все в них было пустой фантастикой, пережитком далеких эпох: в туманной мистике и загадочных символах, бывших данью культурным особенностям момента, скрывалось здоровое зерно свободной мысли, прокладывавшей себе путь через лес церковной схоластики и фанатизма. Скромное начало практическому осуществлению всех этих планов было положено в 1645 году основанием кружка лондонских и оксфордских профессоров, или «невидимой философской коллегии» — так в своих письмах кружок называет один из его основателей, химик и физик Роберт Бойль. Во время революции кружок пришел в упадок и возродился лишь в 1662 году в виде Королевского общества естественных наук.
С 1688 года, после того как Стюарты были изгнаны, в Англии многое изменилось. «Акт о веротерпимости», изданный Парламентом, исключал из числа полноправных граждан католиков и «атеистов». Так называли тогда без разбору всех сомневающиеся в истинности традиционных религий. К числу таких вольнодумцев принадлежали и сторонники «разумной религии» — деисты. Вождь деистов Джон Толанд на горьком опыте убедился в невозможности открытой пропаганды своих идей: его «Христианство без тайн» было уничтожено, а сам он бегством спасся от неминуемого ареста.
Первым масонским орденом стало объединение франкмасонов — закономерное дитя старого масонского братства. Этот орден возник не раньше второго десятилетия XVIII века, и основателями его были люди, не ставившие перед собой реформаторских и философских целей. Первые великие ложи возникли в Англии в более мирную эпоху: большинство людей высшего и среднего класса не помышляло ни о чем, кроме отдыха от бесконечных смут и борьбы предшествующих десятилетий. С установлением новой династии жизнь страны входила в мирное русло: все нужное для ее спокойствия казалось достигнутым. Проявлялась страсть к разного рода кружкам и клубам. Одной из таких великосветских и просто светских организаций и стал, по-видимому, орден свободных каменщиков.
Появление столь любопытного социального явления не могло не привлечь внимания элиты общества. Первыми заинтересовались ожившей масонской организацией члены Королевского общества, а примкнул к организации доктор права и придворный принца Уэльского — Джон Теофил Дезагюлье, в 1719 году выбранный третьим по счету гроссмейстером Великой ложи. В 1721 году его примеру последовал доктор Стекли, — по его собственному признанию, соблазненный надеждой открыть в масонстве пережитки античных мистерий. Третьим стал еще один член Королевского общества, скрывавшийся под псевдонимом Филалет, известный как автор предисловия к вышедшему в 1722 году английскому переводу алхимического трактата «О долговечных людях». В масонах уже начинали видеть носителей великих тайн — как бы новую форму «розенкрейцерских братьев», — но, с другой стороны, подозревали в них атеистов и политически опасных людей.
Газеты проявили свою активность в отношении масонских лож не сразу, а лишь тогда, когда в масонство стали все активнее вступать представители знати. Гроссмейстерами Великой ложи становятся сначала герцог Монтегю, затем герцог Уортон, его сменяет граф Долькес и другие герцоги, графы и лорды, непрерывно следующие друг за другом вплоть до наших дней. И вот уже в декабре 1721 года через периодику распространяется слух о предстоящем принятии в масонство наследника престола — самого принца Уэльского! Известия о масонах все чаще теперь заполняют страницы лондонских газет, масонство решительно входит в моду.
Это позволило новоявленным масонам перейти к более активным действиям. В июне 1722 года к государственному секретарю лорду Таунсенду явилась депутация лондонских масонов, чтобы уведомить его о предстоящем годичном собрании Великой ложи и еще раз засвидетельствовать перед правительством свою безусловную лояльность и преданность престолу. «Его Сиятельство, — рассказывала об этом событии 16 июня 1722 года газета «Лондон джорнал», — отнесся к депутации вполне благосклонно и заявил, что франкмасоны могут спокойно продолжать свою деятельность, пока в ней нет ничего более опасного, чем старые масонские тайны, носящие, очевидно, самый невинный характер».
Однако тайное общество было не столь закрытым, как можно было бы ожидать. Отраслью деятельности масонства, носившей безусловно открытый общественный характер, была благотворительность, завещанная новому масонству старыми ремесленными гильдиями, в деятельность которых всегда входила забота о нуждающихся в поддержке «братьях». Знаменитая «масонская троица» — Братство, Верность, Молчание, означающая братскую любовь, помощь и верность в среде всех истинных масонов, — неоднократно выступает и в рассказах современников о масонах, и в публичных речах и декларациях самих масонов.
И по иронии судьбы эта неполная секретность сыграла с братством злую шутку. Несмотря на столь мирный и в общем чуждый политике характер деятельности, в английском масонстве проявились было и другие тенденции: вместе с титулованной знатью в лондонские ложи прокралась «крамола». Филалет в предисловии к своим «Долговечным» уже предупреждал масонов против ложных братьев и «сеятелей раздора, живущих в доме». В период 1723–1724 годов в масонство просачиваются разнообразные политические разногласия, однако большинство хранит единство, верность династии и провозглашенным ею принципам либерализма. Вероятно, это вызвало враждебное отношение к масонскому ордену со стороны иезуитов и находившегося под их влиянием римского престола. В 1738 году на свет божий появляется папская булла, осуждавшая масонов как секту, вредную для апостольской церкви. Почти все проявления антимасонского настроения, и в печати, и в обществе, стали особенно частыми с начала 40-х годов — в период подготовки последнего покушения на реставрацию Стюартов. На лондонских улицах появляются так называемые «масоны наизнанку», с их шутовскими шествиями, якобы подражавшими шествиям масонов. Чтобы спасти достоинство от насмешек толпы, масоны принуждены были не только прекратить уличные процессии, но и отказаться от ношения масонского костюма вне закрытых заседаний ложи. С этих пор масоны с большей осторожностью стали допускать в свою среду чиновников и даже изменили пароли. Эта перемена послужила одним из поводов к «великому расколу» английского масонства.
«Великий раскол»
Как мы уже могли убедиться на примере некоторых других орденов, зачастую расширение географии тайного общества и численности его членов является основной причиной его раскола. А масонство в Англии разрасталось просто невиданными темпами. В 1724 году наряду с лондонскими ложами, число которых возросло уже до 20, в организации появились и провинциальные. И уже в 1729 году из 54 лож, примыкавших к Великой Лондонской ложе, 12 находились в провинции. За провинциальными ложами стали появляться и заграничные, возникшие большей частью совершенно самостоятельно — безо всякого участия лондонской ложи, — просто в силу потребности англичан повсюду создавать привычную обстановку и среду.
Эта тенденция взяла свое начало в английской общине в Испании: в 1728 году появилась английская ложа в Мадриде, основателем ее стал герцог Уортон, который в Англии так и не смог ужиться с масонством, зато за границей не только забыл о своем неприятии масонства, но и присвоил себе титул второго депутата Великой ложи. В 1729 году возникла ложа в Гибралтаре, в 1732-м — в Париже, за ними — в Гамбурге, Лиссабоне, Лозанне и других городах. В 1749 году общее число примыкавших к Великой ложе заграничных лож достигло уже 13. Появились английские ложи и вне Европы — в азиатских и американских колониях: в Филадельфии (1730 г.), в Индии (1762 г.), на Ямайке (1742 г.), в Канаде (1760 г.) и т. д. По примеру англичан к ложам стали примыкать местные англоманы. А затем стали появляться и чисто местные масонские ложи.
Раскол был неминуем и близился неумолимо. Началось все с того, что не все английские отделения признали авторитет первой Великой ложи, среди них было немало вновь возникших и старых лож, сохранявших полную независимость или создавших себе свои центры — новые великие ложи. Первыми появились великие ложи Ирландии, Шотландии — первая в Дублине (1725 г.), вторая в Эдинбурге (1736 г.). Около трети шотландских лож немедленно примкнуло к Эдинбургской великой ложе, но это не помешало и Кильвигской ложе объявить себя великой (1743 г.): гроссмейстером Великой ложи Шотландии был выбран представитель рода Сен-Клеров, претендовавших на наследственное звание «надзирателей и судей масонов»; правда, принимая гроссмейстерское звание, сэр Уильям Сен-Клер торжественно отказался от этих притязаний. О роде Сен-Клеров мы еще поговорим, рассказывая о Приорате Сиона, а сейчас просто напомним о «Коде да Винчи», где род Сен-Клеров однозначно назван восходящим к роду Марии Магдалины.
Дальше — больше: перемены коснулись и незыблемых правил устава. От старого масонства были унаследованы степени ученика и рабочего, или мастера. Однако звание мастера стали вскоре отделять от звания рабочего, и таким образом создалась система трех степеней со специальным для каждой из них обрядом посвящения. И это не какая-то формальность — беда в том, что переход к системе трех степеней противоречил первоначальной демократичности масонской организации: посвящение в звание мастера сделалось привилегией всего нескольких так называемых «мастерских лож». Но процесс не остановился и на этом: за званием мастера появились другие: «утвержденный мастер», «выдающийся мастер» и т. д., а главное — звание «мастера Королевской Арки». Возникла эта степень, как утверждают некоторые современные авторы, в Йорке, и первое документальное упоминание о ней относится к 1740 году. В 1765 году при Лондонской великой ложе был организован особый «Капитул мастеров Королевской Арки», превратившийся впоследствии в «Верховный Капитул масонов Королевской Арки», председатель которого получил титул «Великого Заровавеля»[12].
Далее возник вопрос (прежде всего в рядах элиты) о происхождении нынешних масонов. Для масонства стали создавать и более «благородную» генеалогию — сближать масонский орден то с пресловутым братством розенкрейцеров, то со средневековыми орденами рыцарей-крестоносцев: «Стыдясь своего действительного происхождения, — писала в 1730 году «Ежедневная газета», — франкмасоны заимствовали у иностранного общества Розового Креста церемонии и обряды и стараются уверить всех, будто от этого общества происходит и их собственный орден».
Для того, чтобы сообщить этим новым постулатам должные вес и импульс развития, их требовалось обнародовать. В 1731 году в Дублине вышла анонимная брошюра «Письмо гроссмейстерши франкмасонов», в которой намечалась уже в общих чертах теория христианско-рыцарского масонства: «Преобразователями языческого и еврейского масонства в современное христианское были мальтийские рыцари и рыцари Иоанна Иерусалимского; все шотландские короли, начиная с Фергуса (VIII век), были после этого преемственными гроссмейстерами франкмасонов». Нашлись для этого и глашатаи. В 1737 году в публичной речи Михаила Рамзе, шотландского дворянина, перед собранием парижских якобитов теория получила вполне законченный вид: «Масонский орден, — говорил Рамзе, — возник в Палестине в эпоху крестовых походов, когда под сводами Иерусалимского храма были найдены тайные символы древней священной науки; рыцари Иоанна Иерусалимского вступили в масонские ложи и передали им свое имя (“Ложи св. Иоанна”): так и евреи, строители Второго Храма, в одной руке держали лопатку и известь, а в другой руке — меч и щит». Из Палестины же масонство якобы перешло в эпоху крестовых походов в Германию, Италию, Испанию, Францию, а из Франции — в Шотландию, где первая, Кильвигская, ложа была основана в 1286 году под управлением лорда — правителя Шотландии Джеймса…
Дальше, как это водится повсюду и с любыми идеями и символами, пошли модификации и интерпретации, если не сказать инсинуации. Так, позже место рыцарей Иоанна Иерусалимского в легенде заняли уже рыцари Храма, самое название которых как бы наталкивало на догадку о близости их к строителям храмов: после уничтожения во Франции ордена тамплиеров тайный преемник их последнего великого магистра, Жака де Молэ, Пьер д’Омонт с несколькими рыцарями укрылся в Шотландии. Здесь они для безопасности и примкнули к масонскому цеху, и приняли название франкмасонов, и тем сохранили они для потомства свои великие тайны и свой старинный символический ритуал!
Бывает так, что сильные и красивые идеи — а главное, выгодные кое-кому! — обретают реальное влияние на историю. В 1745 году осуществился поход «новых крестоносцев». Последний Стюарт, воспитанный в Риме внук Иакова II — Карл Эдуард (Карл III), видимо, уверовав «всею душою» в эту откровенную масонско-раскольничью ересь, высадился на севере Великобритании, овладел шотландским престолом и немедленно объявил себя не кем-нибудь, а «гроссмейстером шотландского масонства». Правда, уже через год его сторонники были разбиты войсками Георга II, и «гроссмейстер» принужден был сдать партию и бежать обратно на материк. Трудно сказать, действительно ли этот последний Стюарт был активным масоном, но молва сделала его — вслушайтесь! — «верховным гроссмейстером всех шотландских, французских и немецких лож», а также отважным заговорщиком, посещавшим тайные масонские общества в самой столице короля Георга.
В общем, в рядах братьев-каменщиков поднялся такой беспорядок, с которым справиться в обозримой перспективе было вряд ли возможно. Великая Лондонская ложа уже не объединяла английское масонство: кроме лож, признававших ее авторитет, размахивали своими флагами совершенно от нее независимые. Не говоря уже об ирландских и шотландских ложах, создававших свои собственные центры.
Процесс объединения масонства в Англии шел с большим скрипом: ведь, помимо всех возникших трудностей, по правде сказать, и серьезных стимулов для объединения на горизонте видно не было. А в начале 50-х годов процесс еще более усложнился благодаря появлению нового масонского центра — «Великой Английской ложи старых уставов». Попытки организации новых «великих лож» делались в Англии и раньше, но все они заканчивались неудачей: действительно опасный конкурент появился у Великой Лондонской ложи только теперь. Основанная в июне 1751 года «Великая ложа старых уставов» уже через три года имела в своем ведении 28 лож, в 1760 году — 83, в 1800 — 167! Период после ее основания известен в истории масонства под именем периода «великого раскола». В действительности раскола тут не было: большинство лож, примкнувших к новому центру, и раньше не признавали авторитета старого центра: таким образом, это корректнее будет назвать независимым и параллельным развитием двух организаций.
Однако становилось по-настоящему горячо, обстановка накалялась, и до драки было недалеко. Вначале отношения между «старым» и «новым» масонством носили мирный характер: не было ни столкновений, ни взаимных нападок. Но когда быстрые успехи новой организации затронули и самолюбие, и интересы Великой ложи, ее сторонники обрушились на «старых» с обвинениями в расколе и самозванстве, на что те отвечали не менее резкими нападками на «новых». На несколько лет загорелся ожесточенный спор, руководимый двумя «великими секретарями» — Уильямом Престоном со стороны «новых масонов» и Лорентом Дермотом со стороны «старых».
И все-таки время показало, что эта драка была затеяна чуть ли не исключительно ради потехи. Разногласия между «старым» и «новым» масонством носили почти всегда лишь ритуальный характер. Что касается более глубоких различий, то, если они и существовали, их можно было заметить лишь при начале «раскола», когда социальный и национальный состав двух масонств не успел еще стать однородным. В «старом» масонстве преобладал первоначально ирландский и отчасти шотландский элемент, в социальном же отношении оно было представлено более демократическими классами, до ремесленников и мелких буржуа включительно; сам Дермот, ирландец по происхождению, вышел из простой рабочей семьи и сам был вначале рабочим. В 1758 году «Великая ложа старых масонов» заключила тесный союз с Великой ложей Ирландии, а позднее своего рода личная уния соединила ее и с Великой ложей Шотландии, в течение 10 лет (с 1771 до 1781 г.) ее гроссмейстерами были гроссмейстеры шотландского масонства. С течением времени состав обеих лож становился все более однородным — в обеих решительно преобладал великосветский и титулованный элемент. Старые споры забывались, ритуальные различия сглаживались, и уже в конце XVIII века очень многие масоны были одновременно членами и «новых», и «старых» лож. Объединение организаций стало вопросом времени.
Обычно после хорошей схватки кто-то первым заводит разговор о примирении. В нашем случае предложение об объединении было сделано в 1797 году «старыми» масонами, но переговоры растянулись на целых 16 лет, и только в 1813 году, когда гроссмейстерами «старого» и «нового» масонства стали два брата короля, герцоги Кентский и Сассекский, объединение наконец осуществилось. На общем собрании обеих великих лож по предложению гроссмейстера «старых масонов» герцога Кентского герцог Сассекский единогласно был выбран «гроссмейстером Великой объединенной ложи старых масонов Англии». Как видно из этого титула, объединение явилось фактически победой «старых». В объединительном акте 1813 года было объявлено, что «чистое старое масонство» состоит лишь из трех степеней — ученика, рабочего и мастера. «Орден священной Королевской Арки» признавался как добавочный к основным и не для всех обязательный институт. На таких же основаниях допускался в масонстве и ритуал рыцарских степеней.
Поиски тайного смысла. Масоны во Франции
Вечная битва островных «орлов» с континентальными «петухами» на этот раз дала свои реальные плоды в виде французского франкмасонства — незаконнорожденного дитя масонства английского. Даже отцы его известны. Эта история связана с наплывом во Францию английской знати после «достославной революции» 1688 года, в результате которой Стюартам всерьез и надолго пришлось искать убежища у Короля-Солнце Франции Людовика XIV. С этих пор устанавливается непрерывная тяга на континент во Францию той части английской знати, которая осталась верна королю-изгнаннику, надеялась на его возвращение и готова была содействовать этому даже с оружием в руках, за что и получила характерное название «якобитов». Наиболее скомпрометированные якобиты вынуждены были окончательно расстаться с родиной. Эти эмигранты и сочувствовавшие им поклонники английских общественных порядков и стали первыми основателями масонских лож во Франции.
Уже в 30-х годах XVIII века во Франции, которая еще слабо представляла себе, с чем она сталкивается, было пять лож. Первая ложа, известная под разными наименованиями, основана была будто бы в 1725 году, но лишь в 1732 году получила свою конституцию от Великой ложи Англии. В организации этой ложи среди других англичан принимал деятельное участие Чарльз Рэдклифф, граф Дервентуотер, убежденный якобит, сложивший впоследствии свою голову на плахе. Рядом с якобитским дворянством ложи во Франции организуют и представители английской знати, верные новому Ганноверскому дому. Английские газеты неоднократно рассказывали о заседаниях парижских лож, учрежденных родовитыми английскими аристократами, на которых присутствовал среди прочих и знаменитый Монтескье.
Как мы уже знаем, дело вольных каменщиков имеет обыкновение распространяться с необычайной скоростью. Уже в 1732 году возникает английская ложа в Бордо. Вскоре появляются ложи и в других больших городах Франции: Лионе, Руане, Кане, Монпелье, Авиньоне, Нанте, Тулузе. Наконец, французы выходят вперед: молодой герцог д’Антэн становится во главе парижских лож — третий, если следовать масонской традиции, но на самом деле первый французский великий мастер.
Это французское течение масонства имело свои особенности, самой очевидной из которых стало времяпрепровождение, скажем мягко, без особого ритуализма: роскошные обеды и карточная игра были основным занятием братьев-масонов. Между тем таинственность, с одной стороны, и шум собраний с другой привлекли к масонам внимание полиции, не прекращавшей зорко наблюдать за новым для Франции социальным явлением. Но никакие полицейские гонения не помешали распространению масонства в Париже.
Однако такие вольные собрания в столице меркли по сравнению с тем, что творилось в провинциях, куда не досягал зоркий глаз парижской полиции. К примеру, в Люневилле масоны устроили 17 февраля 1738 года большой пир, на котором присутствовали лица обоих полов и братья-масоны, притом со всеми своими знаками отличия. Торжество началось концертом. В полночь под звуки великолепного оркестра открылся бал. В двух смежных комнатах шла оживленная игра в карты. Собравшиеся были так уверены в своей безнаказанности, что ожидали даже прибытия высокопоставленного гостя — короля Станислава Лещинского, наместника Лотарингии и тестя Людовика XV.
Это привело к тому, к чему не могло не привести: масонские тайны перестали быть тайнами, как минимум для полиции. Одной подкупленной певички оказалось достаточно, чтобы хранителям общественного порядка удалось изучить масонский ритуал. А следом за хранителями — и общественности, поскольку он тут же был вынесен на публику и, конечно, осмеян и оплеван. В театрах стал модным «масонский танец» в исполнении танцовщиц. Ученики иезуитской коллегии высмеивали в пантомиме принятие в масоны. Даже в театре марионеток выступал петрушка-франкмасон. Этот закономерный пиар сделал свое дело: масонство стало безумно модным, ему открылся широкий путь в ряды третьего сословия.
Наверное, никто не умеет наделать такого шуму, как французы. По всей Европе на безобидных каменщиков обрушились гонения. И достигли апогея в выступлении римской курии. Папа Климент XII в своей булле от 7 апреля 1738 года обвинял свободных каменщиков в лицемерии, притворстве, ереси и извращениях. В особую вину им ставилась таинственность и скрытность. Виновным в принадлежности к масонству грозило отлучение.
Одиннадцатого декабря 1743 года собрание 16 парижских мастеров выбрало пожизненным великим мастером принца королевской крови Людовика Бурбона, графа де Клермон. С этих выборов ведет свое начало и Великая английская ложа Франции. Собрание парижских мастеров, избравшее нового гроссмейстера, приняло и новый устав, представлявший собой переработку английских конституций применительно к французским порядкам. Следуя английскому образцу, устав признавал лишь три символические степени и сурово отклонял всякие притязания на особые преимущества и привилегии так называемых «шотландских мастеров».
Мы уже познакомились с английским образцом масонского кризиса. А вот как было во Франции. Хаотическое распространение франкмасонства в провинциях, стремление мало осведомленных братьев познавать основы масонской легенды, ложные толкования доморощенных мастеров привели к оригинальной эволюции самой легенды масонов. Рядом с Хирамом появляется Адонирам, заведовавший работами в Соломоновом храме. Целью работы в ложе является построение храма человеческого счастья. Мало того, проскальзывают и пантеистические и даже материалистические элементы.
Но все перечисленное было только началом. Продолжение обещало больше интересного. Так и случилось. Именно в это время начинаются интриги якобитов, ставших подготавливать экспедицию в Шотландию отчаянного авантюриста королевской крови Карла Эдуарда Стюарта. Экспедиция окончилась полным провалом и бегством претендента во Францию. Но ловкие памфлетисты сумели связать этот новый «крестовый поход» с ветхим Средневековьем и найти параллели между целями крестоносных орденов и франкмасонских лож. После этого нетрудно для них оказалось открыть хронологические звенья и даже родство масонов с рыцарями святого Иоанна Иерусалимского, а после протеста мальтийских рыцарей установить близость масонства к тамплиерам и отыскать в Шотландии мнимую прародину масонства. Так была подготовлена почва для появления таинственной степени «шотландского мастера». Постройка храма Соломонова, наименование рыцарей-храмовников, поход в Шотландию — все это сплелось в полную неразбериху. Немудрено, что всякого рода авантюристы с жадностью накинулись на этот благодатный материал.
Основателям ордена и хранителям лучших традиций пришлось идти на уступки. Великая английская ложа Франции, издавая новый статут, в конце концов уступила общему течению и предоставила в 1755 году шотландским мастерам особые привилегии в ложах, поручила им наблюдение и увещевание. Масонство решительно становилось на путь полного приспособления к французским порядкам. Однако близость к высшему духовенству не спасла его от нового приступа гнева церкви: папа Бенедикт XIV возобновил осуждение, высказанное Климентом XII.
В самом же масонстве на французский лад вовсю проявила себя еще одна особенная черта — начался этап коммерциализации. Число лож непрерывно возрастало — патентами на открытие, печатями, удостоверениями, знаками отличия уже открыто торговали, запрашивая дорого и уступая по бросовой цене.
Следовало что-то придумать. А еще лучше — сделать. Причем немедленно. И вот 22 октября 1773 года происходит торжественное вступление в должность нового гроссмейстера, в признании которого объединились все капитулы, советы и шотландские ложи Франции. С этого времени новая Великая национальная ложа именует себя «Великим Востоком Франции». Старая ложа, не уступая сопернице, тоже принимает титул «Одного и Единственного Великого Востока Франции». Во главе «Великого Востока» становятся зажиточные титулованные дворяне, что немедленно отражается на серьезном повышении членских взносов — не менее 150 ливров в год.
Аристократические тенденции заправил «Великого Востока» сказываются и в образовании особых лож, членами которых становятся исключительно представители знати. Так, герцог Шартрский основал в 1775 году «ложу Чистоты», в которую вошли отборные вельможи: герцог Шуазель, маркиз Лафайет, маркиз Сен-Жермен, принц Гессе, принц Нассау, маркиз Спинола и др. Возникла и особая фамильная ложа герцогов Бульонских, получившая забавное название «Великий Восток Бульонов». Положен был предел и притоку членов из мелкой буржуазии: в ложи принимались лишь мастера в искусствах и ремеслах и вовсе закрыт был доступ для актеров.
Квинтэссенцией вырождения великих идейных основ масонства стало приспособление новоявленных лож к существовавшему общественному и политическому строю — деятельность их свелась почти исключительно к делам благотворительности: помощи бедным, воспитанию сирот и подкидышей, поддержке инвалидов.
«И обновишь лик земли…» Ложа «Великий Восток»
И вот наконец все как-то улеглось: и духовенство повернулось лицом, и с властями отношения наладились. «Великий Восток» открыто снимал помещение в Париже. Обыкновенно ложи заказывали обедню в день своего годового праздника, заупокойные службы по случаю кончины кого-нибудь из членов, и время заседаний старались распределять так, чтобы не помешать братьям посещать богослужения. Масса духовных лиц вступала в ложи и нередко достигала там высокого положения. Когда заболел Людовик XV, все каменщики усердно молились о его выздоровлении. По поводу благополучного окончания Семилетней войны был заказан молебен. А когда уже у Людовика XVI родился наследник, ложи ознаменовали это событие и торжественными молебнами, и делами благотворительными.
Параллельно происходят события, типичные для эпохи Просвещения. Некоторые ложи приближаются к типу ученого общества, собирают выдающихся представителей наук и искусств. Такой стала ложа Наук, основанная Лаландом в 1769 году и переименованная в «ложу Девяти Сестер». Лаланд был намерен собрать масонов, занятых именно научными исследованиями. В списках значились Вольтер, Франклин, Кондорсэ, Лаланд, Дюпати, Эли де Бомон, Курт де Гебелин, Дантон, Бриссо, Камилл Демулен, Сиейс, Бальи, Ромм, Тара, Пасторэ, Форстер, Кабанис, Парни, Ласепед, Шамфор, Франсуа де Нешато, Дедиль, Флориант, Грез, Берне, Гудон, Монгольфьеры и другие: здесь и будущие крупные политические деятели, и литераторы, и художники, и ученые. Подобной была и ложа «Энциклопедическая» в Тулузе, открытая в 1789 году, практически накануне революции. Едва открывшись, ложа уже подписывается на ряд научных изданий, покупает энциклопедию. Не прошло и года, как в ней стало не менее 120 членов, большинство — ремесленники.
О Великой французской революции было много домыслов. Да и сейчас есть. Главная их тема: какую роль сыграло масонство в этом движении? Когда революционная буря пронеслась, множество литераторов приписывало масонам ее происхождение. В 1797 году Джон Робинсон доказывал существование заговора франкмасонов и иллюминатов против всех религий и правительств Европы, причем утверждал, что во французских ложах развился зародыш пагубных начал, разрушивших религию и нравы. В том же году иезуит Августин Баррюэль издал знаменитые «Мемуары к истории якобизма». Он доказывал, что ложи распространялись по городам, селам и местечкам Франции и по приказу некого центрального комитета готовы были начать восстания, превращаясь в якобинские клубы.
На самом же деле и в без того обессиленных ложах начинается период стагнации. Они погружаются в оцепенение, засыпают — такое ощущение, что их вообще покидает жизнь. Лишь немногие обращаются с приветственными адресами к национальному собранию, но большинство безмолвствует. Политическая и социальная борьба ворвалась в тихий приют масонов. Одни эмигрировали, другие ушли в политические клубы. Немногие ложи нашли силы продолжать свои прежние занятия в это бурное время и реагировать на события дня. По мере того как замирала жизнь в отдельных ложах, засыпали и центральные органы. Если еще в 1791 году «Великий Восток» открывал новые ложи, то уже в декабре 1792 года герцог Орлеанский, принявший имя Луи-Филиппа-Жозефа Эгалите, публично сложил с себя звание гроссмейстера.
Казалось бы: по стране вихрем пронеслись разрушительные события — это ли не время для филантропии и благотворительности во всех ее формах? Однако лишь одна забота на время вливает оживление в тусклое прозябание уцелевших лож — сборы пожертвований на обмундирование волонтеров. Место былых лож заняли народные общества, демократические по составу, открытые для всех и связанные с активным центром — Якобинским клубом в Париже. Быть может, единственным опытом слияния франкмасонских идеалов с революционной практикой явился Социальный кружок, основанный аббатом Фоше. Он задался целью учредить всеобщее братство человеческое во имя правды и любви к ближнему. В евангельском учении Христа пламенный аббат старался указать начала равенства и братства. Но вскоре основатели клуба разошлись во взглядах, сам Фоше занял место конституционного епископа, и Социальный кружок распался.
Однако же для такого паралича основания, безусловно, были. Сумрачный покров революционного террора окутывает французское общество. Гибнет на эшафоте бывший гроссмейстер Филипп Орлеанский, гибнет часть членов «Великого Востока». Лишь три ложи в Париже поддерживали свою деятельность: «Центр Друзей», «Друзья Свободы» и «Святого Людовика Мартиники».
Но и печальным событиям когда-нибудь настает конец. Кончается террор — просыпаются и ложи: в 1795 году энергичный Реттье де Монтало вызывает к жизни новый «Великий Восток» и способствует его примирению с остатками старой ложи (1799 г.) Но прежний дух филантропии уже не витает над масонством. Ложи покорно живут старыми, традиционными формами. Умножается число банкетов патриотического содержания и прокладывается путь для того парадного сервилизма, который охватывает ложи во время первой империи. «И обновишь лик земли!» — гласил гордый девиз «Великого Востока»… Но само масонство было лишь струйкой в том могучем идейном потоке XVIII века, который закончился Великой французской революцией.
Немецкое масонство
Итак, с масонством, сервированным по-английски и по-французски, мы познакомились. Заглянем же в немецкие дома — что там? Пусть не покажется удивительным, что стремление к таинственному и экстрасенсорному в Германии было, пожалуй, сильнее всего. Ведь романтизм — обратная сторона агрессивности и экспансивности. Особого же распространения этот немецкий трансцендентальный романтизм достиг в столетие Просвещения. Вопреки всем законам эпохи, несмотря на все успехи естественных наук и точного знания XVII–XVIII веков, едва ли не большинство членов немецкого общества предпочитало оккультные практики и мистические грезы.
Вот на такой, сугубо немецкой почве было взращено масонство в Германии. Его история — это самые яркие страницы немецкого оккультизма, чародейства, а иногда и прямого шарлатанства. Первоначально масонство пришло в Германию из Англии. Все английское было тогда в большой моде и всюду находило для себя множество почитателей. Первым немецким масоном стал владетельный граф Шаумбург-Липпе, который еще в самом начале 20-х годов XVIII века был принят в масонскую ложу в Лондоне. С тех пор число масонов в Германии стало расти довольно быстро, но еще примерно лет десять в Германии своих лож не было — немецкие масоны должны были пересекать Ла-Манш, чтобы попасть на заседания английских лож. Только в 1733 году английское высшее руководство масонов разрешило «одиннадцати немецким господам и добрым братьям» открыть в Гамбурге постоянную ложу, и только в 1737 году масонская ложа в Гамбурге начинает свою деятельность: причем сначала безымянная, лишь в 1741 году принимает-таки название —
Поначалу Фридрих весьма активно взялся за дело: идея пришлась ему по душе. Немедленно по возвращении на родину он основал при своем замке в Рейнсбурге масонскую ложу. Вступив на королевский трон, Фридрих продолжает покровительствовать масонам и даже принимает звание гроссмейстера незадолго до того основанной берлинской ложи
И вот снова — особенности. Теперь уже масонства на немецкий манер. Надо сказать, немецкое масонство уже тогда получило вполне определенный аристократический отпечаток. Можно сказать и более: во многих немецких землях оно благодаря своим связям с княжескими домами приобретало даже придворный характер, и его члены надевали на себя придворную ливрею. Из влиятельных немецких государей, ставших в то время масонами, надо прежде всего отметить Франца I, сначала герцога Лотарингского, а позднее германского императора. Еще в 1731 году, до появления в Германии масонских лож, он был посвящен в Гааге в ученики и товарищи, а несколько позднее, в Лондоне, принят и в мастера. Действительным членом масонского ордена стал и владетельный маркграф Байрейтский, тоже основавший в 1741 году масонскую ложу. Не менее деятельное участие принимал в масонстве и герцог Гольштейн-Бекский, имевший звание вице-гроссмейстера Великой Берлинской ложи и руководивший ею с тех пор, как Фридрих II стал охладевать к масонству. Со времени Семилетней войны в высших кругах немецкого общества принадлежность к масонству стала считаться даже признаком хорошего тона.
И вот оно, неизбежное расширение-разрастание, хорошо знакомое нам по Англии и Франции. В 30-х и 40-х годах в Германии было основано довольно много лож: в Ганновере, Дрездене, Лейпциге, Франкфурте-на-Майне, Брауншвейге, Магдебурге, Геттингене, несколько позднее — в Вене, Марбурге, Нюрнберге и других более или менее крупных центрах. За короткое время вся Германия была покрыта сетью таких масонских лож, к ним стали тянуться все те, кто имел претензии на знатность и родовитость.
Сугубо аристократический характер развития немецкого масонства требовал от участников немалых капиталовложений: без щедрых взносов нельзя было принимать участия в дорогостоящих братских трапезах и щедрой раздаче милостыни, которые были в ходу среди масонов. Причем в Германии одних только денег было недостаточно, чтобы с честью носить звание масона. Нужно было уметь быть щедрым по-барски, с тем размахом, который воспитывался многовековой наследственной привычкой не знать счета деньгам. Нужен был светский лоск, без которого легко было растеряться среди торжественной обрядовости ордена, среди напыщенных приветствий и речей, с которыми обращались члены ордена друг к другу. Не следует забывать, что масонство — таковой орден и как оно переняло многие специфически дворянские и католическо-христианские понятия средневековых рыцарских орденов.
В общем, здесь все было по-другому: по-барски, но без излишеств и исключительно в самых элитных кругах. Какой-либо демократизацией тут и не пахло, так что и обошлось без ненужных потрясений. Англия дала в сущности только внешний толчок немецкому масонству, хотя в основу первых немецких лож и была положена именно английская «Книга конституций».
Масонство в Америке
Перенесемся же через океан — как там дела у братьев-каменщиков? Сразу видим, что в североамериканских колониях Англии масонство появилось вскоре после его зарождения в метрополии — в те же 20-е годы XVIII столетия. В 1730 году, печатая в своей «Пенсильванской газете» отчеты о собраниях лондонских масонов, Бенджамин Франклин мог уже ссылаться на существование «в здешней колонии многих масонских лож» и на «большой интерес, проявляемый к ним со стороны публики». В этом году в Америке появился и первый «провинциальный гроссмейстер» (для провинций Нью-Йорка, Нью-Джерси и Пенсильвании) — им стал Дэниел Кокс, сын губернатора Нью-Джерси, живший в Англии. В 1731 году он присутствовал на собрании Великой Лондонской ложи, где в честь него был поднят тост «за провинциального гроссмейстера Северной Америки». Более серьезное значение имели грамоты, выданные в 1733 и 1734 году бостонцу Генри Прайсу: первая даровала звание «провинциального гроссмейстера Новой Англии и всех относящихся к ней владений и территорий», а вторая — звание «гроссмейстера всей Америки».
Американские особенности проявили себя, как нетрудно догадаться, в стремлении к независимости. «Привилегии пенсильванских масонов», об утверждении которых хлопотал перед Прайсом Франклин, заключались в существовании в Филадельфии независимой от Лондона Великой ложи, учрежденной на американском континенте при деятельном сотрудничестве Франклина. И произошло это в 1731 году. Сам Франклин познакомился с масонством, по-видимому, еще в 1725–1726 годах во время путешествия в Лондон. Вступить в масонство он в это время еще не мог: устав требовал достижения возраста 25 лет, и потому по возвращении в Америку он основал, по образцу масонства, свое собственное тайное общество — «Клуб кожаного передника», зародыш будущего Книгоиздательского и философского американского общества. В масонство он был принят в Филадельфии в 1731 году в учрежденной в этом же году Великой ложе и сразу стал играть выдающуюся роль: немедленно по вступлении в масонство он стал ее «депутатом-гроссмейстером» (товарищем гроссмейстера). Но такого человека, как Франклин, вторые роли не устраивали. Поэтому уже в следующем году он составил для ложи первый в Америке масонский устав, а в 1734 году закономерно был выбран гроссмейстером. Вскорости Пенсильвания насчитывала уже три ложи со 127 членами.
Но, конечно же, Америку теперь ждали не только экспорт английского уклада, а, вместе с ним, и кризис по-английски. Расслоение масонства в Англии нашло отголосок и в американских колониях: наряду со старыми английскими ложами здесь появились шотландские и ирландские ложи, а также английские ложи «старого устава», не признававшие авторитета первой Великой Лондонской ложи. Наконец, вместе с английскими войсками во время французских и индейских войн стали перемещаться в Америку и странствующие военные ложи, тоже большей частью «старого устава». Все эти новоприезжие ложи выгодно отличались от прежних большей демократичностью и доступностью: тогда как филиалы первой английской ограничивали свой состав почти исключительно представителями высшего света, ложи «старого устава» охотно открывали двери простым офицерам, морякам, купцам средней руки и даже ремесленникам.
Вторую американскую особенность тоже нетрудно угадать: конечно же, это растущая, как на дрожжах, демократичность. Великая ложа в Лондоне с гораздо меньшей щепетильностью раздавала свои патенты, чем это делала ее современница «старого устава». Немудрено, что при первом появлении в Америке это «старое» масонство получило перед исконным английским решительный перевес. Оно попросту брало количеством, обгоняло своим ростом. В результате многие филиалы исконного масонства меняли свой ритуал или закрывались по мере того, как их состав перекочевывал к называющим себя «старыми».
Результирующая картина оказалась практически такой же печальной, как и в метрополии. Перед началом революции в Америке числилось восемь великих лож: три уже известные нам (две в Массачусетсе и одна в Пенсильвании) и другие пять — в Нью-Йорке, в Вирджинии, в Джорджии и в обеих Каролинах. В почти всех колониях конкурировали различные ритуалы, перекрещивались влияния разных центров. В Вирджинии, например, до возникновения там местной Великой ложи (в 1777 году) масонские ложи основывались и по хартиям Массачусетской Великой ложи «новых», и по хартиям Пенсильванской ложи «старых», и по хартиям Великой Шотландской ложи. В одной из этих шотландских лож, основанной в 1752 году в маленькой деревушке Фредериксбург, 4 ноября 1752 года был принят в масонство молодой майор королевской армии, будущий герой освободительной войны Джордж Вашингтон.
Масонская легенда
Знакомясь с масонством, невозможно обойти стороной легенду, которая краеугольным камнем лежит в его основе. Легенда о Хираме, или Адонираме, или Хираме Абиффе, главном мастере строительства Соломонова храма, переняла некоторые штрихи легенд о Соломоне и строительстве Иерусалимского храма, ходивших в христианской Европе Средних веков. Предания о Соломоновом храме, его великолепии, о чудесных подробностях его строения, удивительном искусстве главного мастера были чрезвычайно распространены в Средневековье и, без сомнения, были известны и старым каменщикам. Новейшие масоны, естественно, могли развить свою легенду на почве этих преданий, близких к специальности цеха. Хираму-каменщику приписывали даже изобретение масонских слов и знаков.
Имя Хирам не выдумано масонами, в Библии оно встречается трижды, и, что характерно, именно в приложении к строительству храма Соломона. По масонскому рассказу, «Хирам, главный строитель Соломонова храма, имел столько рабочих, с которыми ему нужно было расплачиваться, что ему невозможно было знать их всех. Поэтому каждой степени или классу рабочих он дал особенный знак и слово, по которым он легче мог различать их, чтобы платить им различное жалованье». Эти слова и знаки стали потом принадлежностью и тайными приметами различных масонских степеней (или «градусов»).
Всего групп, на которые Хирам разделил всех рабочих (по характеру приложения их сил), было три: входящие подмастерья, товарищи ремесленники и мастера каменщики (то бишь, в масонской традиции — мастера масоны). Каждой группе он дал пароль, с помощью которого можно было быстро определить принадлежность работника. Хотя все были разделены по их умению, некоторые остались недовольны, потому что претендовали на более высокое положение, нежели то, которое отвечало их способностям. Наконец, три товарища ремесленника, более смелые, чем другие члены их группы, решили силой заставить Хирама открыть им пароль степени мастера. Зная, что Хирам в полдень всегда ходит молиться в незаконченную Святая Святых, эти разбойники, чьи имена были Джубела, Джубело и Джубелум, подкараулили его у главных ворот храма, по одному человеку с разных сторон. Хирам, готовый оставить храм через южный вход, внезапно столкнулся с Джубелой, вооруженным линейкой длиной в 24 дюйма. В ответ на отказ Хирама открыть ему «слово мастера», разбойник линейкой ударил мастера в горло, и раненый Хирам побежал к западным воротам. Но там его ждал Джубело с подобным же требованием и, получив отказ, ударил мастера угольником в грудь. Изнемогающий Хирам попытался ускользнуть через восточные ворота, где его встретил Джубелум и нанес мастеру удар молотком между глаз, в результате чего тот умер.
Тогда товарищи ремесленники, убившие мастера, похоронили его тело под горой Мориа, а на могиле посадили ветку акации. Убийцы после этого пытались убежать в Эфиопию, но порт оказался закрыт. Все три преступника были схвачены и после признания казнены. Три группы были посланы Соломоном искать тело мастера, и одна из них обнаружила могилу с зеленым ростком на ней. После того как входящие подмастерья и товарищи ремесленники не смогли оживить своего мастера, он был поднят мастером масоном «сильной хваткой львиных лап».
«Строителю», прошедшему обряд посвящения, открывалось истинное имя мастера масона: Хирам Абифф означает «Мой Отец, Универсальный Дух, единый в сущности, тройной в аспектах». Таким образом, убитый мастер — это тип космического мученика, распятого духа добра, умирающего бога, мистерии которого празднуются по всему миру.
Это, несомненно, указывает на седую древность предания о Хираме, однако в ее настоящем пересказе легенда наверняка относительно нова. Современными масонскими исследователями вполне допускается, что история убийства Хирама основана на ритуале Осириса, чья смерть и воскрешение фигурально изображают духовную смерть человека и его возрождение через инициацию в мистерии. Хирам также идентифицируется с Гермесом (судя по «изумрудной табличке»). Из этих ассоциаций очевидно, что Хирам должен рассматриваться как прототип человечества — именно прототип, а не предок. Он скорее подобен платоновской идее и является архетипом человека. И в этом смысле он — антипод Адама. Как Адам после падения символизировал идею человеческой деградации, так и Хирам через свое воскрешение символизирует идею человеческого возрождения.
Таким образом, где-то в масонских кругах был реконструирован древнейший миф, который имел иносказательный смысл и именно как таковой должен был трактоваться. Это открывало полный простор для символических истолкований. «Хозяин постройки», «строитель», который сначала является только случайной аллегорией, потом становится постоянным термином. «Работа» стала исключительным названием для нравственно-религиозных упражнений, рабочие инструменты, все элементы обстановки ложи превратились в масонские «украшения и клейноды» и получали все более широкие символические толкования — конечно, более или менее произвольные. Вместе с содержанием и самые формы каменщичества становились все более искусственными. Церемонии, описываемые в старейших ритуалах, еще довольно просты. Но чем дальше, тем они делаются сложнее, изысканнее, театральнее. Темная комната, в которой оставляют кандидата, в прежнее время была просто комнатой с плотно завешенными окнами, впоследствии она становится черной, с черным столом, на котором лежат Библия и человеческий череп, потом в ней появляется целый скелет, потом — это уже скелет движущийся и т. д. Украшения самой ложи также становятся все эффектнее, чертеж на полу мелом превращается в целый «ковер», на котором рисуется множество символических изображений.
Все это в целом приобретает трансцендентально-мистериальный смысл. «Низкие кресла», за которыми становился в старину мастер при обряде принятия, впоследствии превращаются в «жертвенник», перед которым совершалось нечто подобное церковным обрядам. Простое хождение новобранца по ложе превращается в целое «путешествие», которое чем дальше, тем более усложняется: в старину новопринимаемый встречал единственные «препятствия» — спины братьев, на которых он натыкался с завязанными глазами, но затем появляется целый ряд настоящих «испытаний», инициаций, которыми проверяли храбрость кандидата.
Так масоны возвращали в человеческую культуру утраченные традиции древнейших (индийских, египетских, шумерских и др.) мистерий-инициаций. В позднейшие времена, особенно во французских ложах, «путешествие» представляло для кандидата уже целый ряд мудреных задач-коанов, которые ему приходилось решать: он должен был переходить через воду, прыгать через пропасти, брать в руки раскаленное железо, на него лил дождь, сыпался град, над ним гремел гром и т. п. В заключение, для придания масонской практике большего эффекта, чтобы окончательно ошеломить и напугать кандидата, были пущены в ход театральные уловки, оптические обманы, электрические машины, гальванические приборы, провалы и пр.
Глава 9. Приорат Сиона. Хранители Грааля
Тайное досье Приората Сиона
Начало истории о Приорате Сиона неясно — то ли оно теряется во тьме веков, то ли, наоборот, как утверждает Википедия, имеет точную дату рождения — последняя четверть ХХ века, когда была создана фальшивка, псевдоистория некоего всемогущего ордена. Что здесь истинно, а что ложно, придется решать читателю. Или дождаться тех дней, когда правда сама всплывет на свет божий. Но для начала все же процитируем всезнающую электронную энциклопедию — просто для того, чтобы понять, что даже она может ошибаться: «Приорат Сиона (фр.
Итак, где же правда? Была ли на самом деле «недолго просуществовавшая» «вымышленная» организация? Возможно, чтобы приблизиться к ответу на этот вопрос, все же лучше ознакомиться со всем имеющимся на эту тему материалом? Именно так мы и поступим.
В 1975 году в парижской Национальной библиотеке впервые был обнаружен некий любопытный документ, значившийся там под ничем не примечательным шифром: 4 lm 249. Это обыкновенная папка, в которой собрана целая коллекция разрозненных документов. Тут было немало газетных вырезок, листы с изображениями неведомых генеалогических древ, какие-то статьи, письма и еще с десяток-другой страниц, явно вырванных из книг. Если это и мистификация, то невероятно тонкая и трудоемкая, а раз так, то кому и зачем она могла понадобиться?
Авторы сенсационного документального триллера «Святая кровь и Святой Грааль» Майкл Бейджент, Ричард Ли и Генри Линкольн посвятили внушительную часть жизни изучению содержимого этой папки. О них мы упоминали уже чуть раньше, говоря о Святом Граале. Теперь самое время вернуться к ним и их работе еще раз.
Прежде всего, как заметили авторы, содержимое описываемой папки регулярно меняется. Одни документы заменяются другими, некоторые листы обнаруживаются с целым рядом рукописных пометок, которых прежде не было, и т. д. Любопытно (а может быть, точнее будет слово «забавно»), что все старания установить, кто вытворяет подобное, не увенчались успехом.
Среди документов, находящихся в папке, наибольшее внимание исследователи уделили тем самым генеалогическим древам, о которых мы уже упоминали. Считается, что их создателем был некий Анри Лобино. Во всяком случае, именно его имя значится на титульном листе. Правда, в этой же папке можно найти две заметки, утверждающие, что Анри Лобино — это псевдоним, а генеалогические древа были составлены скончавшимся в 1966 году историком и известным собирателем антиквариата Лео Шидлофом.
С достаточно высокой долей вероятности утверждается, что на генеалогических древах изображена история родов потомков Иисуса Христа и Марии Магдалины — знаменитых семейств Сен-Клеров, Бланшфоров, Меровингов и Плантаров.
Через некоторое время группа Бейджента установила, что Анри Лобино — не псевдоним Лео Шидлофа и что автором схем является граф де Ленонкур.
В процессе изучения материалов папки исследователи натолкнулись на заметку, в которой содержался первый намек на существование тайного общества с названием «Приорат Сиона». В заметке значилось, что к созданию Приората Сиона приложил руку Готфрид Бульонский, и произошло это якобы в 1090 году.
Папка порадовала исследователей и еще одним документом — списком великих магистров Приората Сиона. Дальнейшее изучение материалов привело исследователей к выводу, что таинственный Приорат Сиона не только способствовал созданию ордена рыцарей Храма (уже знакомых нам тамплиеров), но и являлся своего рода административным органом, координировавшим действия рыцарей. Чтобы подтвердить эту гипотезу, исследователям необходимо было поднять все возможные документы по тем, кого документ называл магистрами, и попытаться установить между ними какие-либо связи, которые подтверждали бы принадлежность настолько разных людей (знакомство с ними у нас впереди) к Приорату Сиона. Кстати, сама эта папка очень скоро стала именоваться «Тайным досье» Приората Сиона.
И вновь он появился. Святой Грааль
Итак, вновь на сцене истории появляются хранители какого-то неведомого сокровища — тамплиеры. Да не просто хранители — есть сведения, позволяющие сделать вывод, что именно ради обладания этим сокровищем и был организован Первый крестовый поход. Более того, девять рыцарей Храма нашли это неведомое сокровище (вернее, добыли его) под развалинами на Храмовой горе и потом то ли перенесли в Европу, то ли перезахоронили с тем, чтобы оно все же позже было отправлено на их родину. Даже о том, что именно это было за сокровище, толком никому неизвестно. Быть может, это были древние христианские реликвии. Или нечто более драгоценное для одних и более чем опасное для других — тот самый Святой Грааль?
О том, что это может быть, мы говорили ранее, рассматривая историю возвышения и падения альбигойского Лангедока. Теперь попытаемся проследить путь неведомой чаши, если все же принять на веру, что Грааль был именно чашей, куда Иосиф Аримафейский собрал кровь Христа.
Мы уже знаем, что в истории с Граалем загадочного гораздо больше, чем известного наверняка. Версий его истории много, наиболее же популярна та, что Иосиф Аримафейский, повинуясь указаниям святого Филиппа, покинул Иерусалим и перенес доверенную ему реликвию в Британию. В местечке Гластонбери он воткнул свою палку в землю, а палка пустила корни и превратилась в прекрасный терновый куст, цветущий два раза в году. Усмотрев в этом знак, Иосиф построил в Гластонбери церковь, которая со временем выросла в аббатство. А ведь считается, что чаша Грааля укрыта где-то в подземельях некоего аббатства. Другие источники называют возможным местом хранения реликвии волшебный замок Сальват в Испании, будто бы построенный ангелами за одну ночь.
В средневековых романах о Парсифале главный герой ищет и находит волшебный замок Мунсальвеш, в котором под охраной тамплиеров хранится Грааль. Несомненно, что это представление основано на легендах, существующих и поныне: хранителями Грааля являются тамплиеры.
В уже упоминаемом романе «Смерть Артура» Томаса Мэлори мы читаем, что сто пятьдесят рыцарей Круглого стола, покинув Камелот, отправились на поиски Святого Грааля. Первым до замка, где хранилась священная реликвия, добрался сэр Ланселот. Но реликвия отвергла его. Больше повезло его товарищам — сэру Галахаду, сэру Борсу и сэру Персивалю. Сам Иисус спустился к ним, чтобы передать чашу Грааля и просить об услуге: доставить реликвию в «духовный храм» в городе Саррасе. Там их встретили неприветливо: местный король, «великий тиран, родом от язычников» повелел бросить рыцарей в яму. Однако Святой Грааль поддерживал благочестивых рыцарей до тех пор, пока король не умер. Потом сэр Галахад отправился на небеса. Оставшиеся два рыцаря стали свидетелями того, как «с небес протянулась рука, и та рука достигла священного сосуда, и подняла его, и унесла на небо». С тех пор, по утверждению Мэлори, не было на земле человека, который мог бы сказать, что видел Святой Грааль…
Итак, мы не просто не знаем, где Грааль, мы даже не знаем, что это такое. Получается как в сказке: пойди туда не знаю куда, найди то не знаю что. Может быть, и в самом деле правы Бейджент, Ли и Линкольн (а вслед за ними и Браун с «Кодом да Винчи»), утверждающие, что Грааль — это сама Мария, жена Иисуса, родившая дочь и тем самым передавшая миру «святую кровь»?
Нацисты, как мы знаем, были весьма увлечены мистикой. Гитлер, забрав из Вены «копье Лонгина» — то самое, которым якобы был умерщвлен мучимый на кресте Иисус, — не захотел делится им с главой СС Генрихом Гиммлером. Тому пришлось довольствоваться копией копья и поисками других реликвий. Особенно Гиммлер загорелся поисками Святого Грааля, продолжая тем самым традицию рыцарских орденов.
Под влиянием образа Парсифаля и древних легенд на его поиски отправился один из немецких исследователей, Отто Ран. И он заявил, что обнаружил место, где хранится Святой Грааль! По его мнению, это крепость Монсегюр во французских Пиренеях. В 1931 году он отправился с экспедицией во Францию. Старинная легенда, как мы уже знаем, утверждает, что в ночь перед решающим штурмом трое еретиков-катаров спустились с горы Фавор, забрав реликвии. С риском для жизни они сберегли магические предметы и чашу, считавшуюся Святым Граалем.
Ран изучил каждый метр замка и обнаружил потайные комнаты, в которых, по его утверждению, спрятано «сокровище веков». В 1933 году он опубликовал книгу «Крестовый поход против Грааля», повествующую о находках в замке. Далее события стали разворачиваться с исключительной быстротой! Он возвращается в Берлин и приступает к работе в «Аненербе», в 1936 году ему присваивают чин унтершарфюрера, и вскоре выходит его вторая книга — «Слуги Люцифера». Есть данные, что в 1937 году он передал Гиммлеру свои монсегюрские находки. Некоторые исследователи новейшей истории утверждают, что среди них был и Святой Грааль. Сосуд переправили в Вевельсбург, где он хранился на мраморном пьедестале. В 1945 году, перед капитуляцией Германии, чаша якобы пропала из замка.
Тогда же, в 1937 году, Отто Ран попадает в опалу и в самом конце 1938 года, разочаровавшись в политике нацизма, подает рапорт об увольнении из СС. По официальной версии, Отто Ран покончил жизнь самоубийством, приняв цианистый калий, но насколько это правда, теперь уже не дано узнать никому.
В 1939 «Аненербе» предпринимает повторную экспедицию в Монсегюр. Все, что было там найдено, перевозят в рейх…
Легенда о Граале гласила, что каждые 700 лет сокровище появляется из глубин земли, и тогда его можно обрести. По некоторым подсчетам, в 544 году умер хранитель Грааля святой Бенедикт, через 700 лет крестоносцы взяли Монсегюр (1244 г.). Следующая знаменательная дата наступала 16 марта 1944 года. В это время за Монсегюр тоже идут бои, уже почти четыре месяца. Крепость на юге Франции, казалось бы, не имела для исхода войны никакого значения, но все ее защитники бились до последнего вздоха. В последние дни обороны над самой высокой башней Монсегюра зареял огромный стяг с кельтским крестом.
В Монсегюр для обретения Грааля был послан известный диверсант — Отто Скорцени. Считается, что Грааль возник точно в назначенное время, и Скорцени удалось его заполучить. Дальнейшая судьба Грааля, по этой версии, сложилась так. Со всей осторожностью чашу перевезли из замка в Вевельсбург, где ее уже ждал постамент. Никто и нигде не описывает якобы найденный в Монсегюре Грааль, зато очевидцы припоминают странную процессию, которая была замечена в горах в последние дни войны. Это были якобы части СС, которые тащили тяжелые свинцовые ящики: вероятно, Грааль был перемещен в Монсегюр и снова скрыт от глаз человеческих.
Есть и еще одна версия: Грааль был захоронен у замковой стены Вевельсбурга.
По альтернативной гипотезе, священную реликвию нацисты в Монсегюр не возвращали, а на подводной лодке переправили на тайную фашистскую базу «Новая Швабия», сооруженную в пещерах Антарктиды.
Мы не будем упоминать такие экзотические версии, как возврат Грааля жителям Полой земли или передачу его подлинным хозяевам — наследникам древнего рода Сен-Клер. Возможно, они, Сен-Клеры, давным-давно поместили ее в некий банк. Или организовали банк ради хранения Грааля. Или…
Поделиться книгой: