Крейг прошел к морю через парк, напоенный сосновым ароматом. Кругом стояла тишина. Единственными звуками были стук его каблуков по камням тенистой дорожки и неумолчный треск цикад.
Немного не дойдя до бунгало, он остановился. Мерфи были не одни. В маленьком патио сидела молодая женщина в весьма откровенном розовом купальнике. Длинные, блестевшие на солнце волосы падали на плечи. Стоило ей слегка повернуться, как Крейг сразу узнал знакомые темные очки.
Мерфи, в пестрых плавках, о чем-то толковал с ней. Соня Мерфи растянулась в шезлонге.
Крейгу смертельно захотелось вернуться в отель и, позвонив оттуда, попросить Мерфи приехать к нему, потому что тут собралось неподходящее общество, но в этот момент Мерфи его заметил.
— Эй, Джесс! — окликнул он, вставая. — Мы здесь!
Гейл Маккиннон не повернулась, хотя и встала при его приближении.
— Привет, Мерф, — кивнул Крейг, пожимая ему руку.
— Старина!..
Крейг наклонился и поцеловал Соню в щеку. В свои пятьдесят она едва выглядела на тридцать пять: подтянутая фигура и мягкое, почти без морщин, совершенно неголливудское лицо. Очевидно, боясь обгореть, она прикрылась купальным полотенцем и надела широкополую соломенную шляпу.
— Сколько лет, сколько зим, Джесс, — сказала она.
— И не говори.
— Эта юная леди, — вмешался Мерфи, — утверждает, что знакома с тобой.
— Мы встречались, — коротко бросил Крейг. — Здравствуйте, мисс Маккиннон.
— Здравствуйте.
Девушка стащила очки театрально-подчеркнутым жестом, каким обычно снимают маски на карнавале. Глаза оказались широко поставленными, ярко-голубыми, сверкающими, как драгоценные камни, но уклончивый, неуверенный взгляд словно говорил о том, что ей не впервые испытывать боль. Серьезное открытое лицо, еще не оформившаяся фигура, атласная кожа… на вид ей можно было дать не больше шестнадцати-семнадцати лет. У Крейга появилось странное ощущение, будто солнечные лучи сфокусировались только на ней, заливая сияющим водопадом, а сам он смотрит на нее издалека, окутанный темными тучами, предвещающими дождь. В это мгновение она казалась идеальным созданием природы, на фоне сверкавших голубых волн, певших гимны ее юности, безупречной коже, почти угловатому совершенству.
Его охватило тревожащее чувство, что все это уже было: та же сцена, девушка, застывшая в ожидании на ярком солнце, а позади безбрежная морская гладь.
Гейл наклонилась не слишком грациозно, длинные волосы взметнулись, и Крейг увидел у ее ног магнитофон. Он невольно отметил мягкую округлость живота над розовой тканью бикини, широкие бедра с по-детски выделяющимися косточками. Странно, почему вчерашним утром она всячески старалась себя изуродовать этой нелепой спортивной футболкой, черными очками-забралом.
— Она берет у меня интервью, — пояснил Мерфи. — Хотя я всячески отбивался.
— Верю, — кивнул Крейг.
Мерфи славился тем, что раздавал направо и налево интервью на любые темы. Этот рослый, тяжеловесный, несколько неуклюжий шестидесятилетний мужчина с копной черных крашеных волос и заплывшим от виски лицом обладал проницательными острыми глазками и типично ирландским, грубоватым обаянием. И при этом имел репутацию человека, которому палец в рот не клади. Он был одним из самых упрямых и несговорчивых агентов, что способствовало обогащению не только клиентов, но и его самого. Они не подписывали контракта, все ограничилось устным договором, хотя он и представлял интересы Крейга более двадцати лет. Но с тех пор как Крейг покончил с кино, встречались они нечасто. Да, они были друзьями. «Только вот, — с неожиданной злобой подумал Крейг, — прежней близости, как раньше, когда я был на коне, уже нет».
— Как твои девочки, Джесс?
— Судя по последним письмам, неплохо, — отозвался Крейг. — Насколько могут быть в порядке девицы их лет. Марша, я слышал, потолстела.
— Если они не под следствием за хранение и продажу наркотиков, — хмыкнул Мерфи, — считай себя счастливым родителем.
— Я считаю себя счастливым родителем, — подтвердил Крейг.
— А выглядишь бледновато, — покачал головой Мерфи. — Надень плавки и поджарься немного на солнышке.
Крейг покосился на стройное загорелое тело Гейл Маккиннон.
— Благодарю, не стоит. Мой купальный сезон еще не начался. Соня, почему бы нам не прогуляться и не дать им спокойно закончить интервью?
— Мы закончили, — вмешалась Гейл. — Он говорил целых полчаса.
— И надеюсь, сообщил ей что-нибудь полезное? — осведомился Крейг?
— Хочешь узнать, не злоупотреблял ли непристойностями? Ни в коем случае! — замахал руками Мерфи.
— Мистер Мерфи был крайне словоохотлив и рассказал много интересного, — вступилась за него Гейл. — Заявил, что кинематографу приходит конец. Не осталось ни денег, ни талантов, ни мужества.
— Это заявление здорово поспособствует ему при заключении очередной сделки, — вздохнул Крейг.
— Да хрен с ними, — беспечно бросил Мерфи. — Я свою долю уже имею. Можно позволить себе роскошь сказать правду, пока я в настроении. Заметь, сейчас запускается в производство фильм, который финансируют индейцы апачи. Каким дерьмом нужно заниматься, чтобы получить добро на сценарий от индейцев апачи? Кстати, мы заказали омаров. Не возражаешь?
— Нет.
— А вы? — обратился он к девушке.
— Я люблю омаров.
Ах вот как? Значит, она останется на обед?
Крейг сел на складной стул лицом к девушке.
— Она, — объявил Мерфи, ткнув толстым коротким пальцем в девушку, — все расспрашивала о тебе. И знаешь, что я ответил? Сказал, что самое плохое в этом бизнесе то, что он выталкивает, можно сказать, вышибает из обоймы таких людей, как ты.
— Не знал, что меня вышибли из обоймы.
— Он расхваливал вас до небес, — вставила Гейл. — Вы наверняка бы залились краской от удовольствия.
— Наверняка, — согласился Крейг.
Девушка потянулась к магнитофону:
— Может, включить?
— Пока не стоит, — отказался он, заметив на ее губах легкую усмешку. Она снова надела очки, словно отгородившись от него и остального мира. Они опять стояли по разные стороны баррикады.
— Гейл клянется, что у тебя каменное сердце, — объявил Мерфи, которому ничего не стоило начать запросто называть любую девушку по имени после нескольких минут знакомства. — Почему ты не сжалишься над ней?
— Когда мне будет что сказать, она первая это услышит, — пообещал Крейг.
— Ловлю вас на слове, мистер Крейг, — обрадовалась Гейл.
— Из всего, что тут наболтал мой муж за последние полчаса, — вмешалась Соня, — мне стало ясно: всего мудрее держать язык за зубами, Джесс. Будь моя воля, заткнула бы ему рот.
— Ох уж эти жены, — проворчал Мерфи, впрочем, весьма добродушно. Они прожили вместе двенадцать лет, и если когда-нибудь и ссорились, то без свидетелей.
«Вот в чем преимущество поздних браков», — подумал Крейг.
— Люди слишком любопытны, — продолжала Соня. — Задают чересчур много вопросов. — Тон у нее был спокойный, матерински-мягкий. — И почему-то им всегда отвечают. Спроси меня эта милая молодая леди, где я купила губную помаду, ни за что не сказала бы.
— Где вы купили губную помаду, миссис Мерфи? — немедленно осведомилась Гейл Маккиннон.
Все рассмеялись.
— Джесс, — предложил Мерфи, — пойдем-ка в бар и оставим дам обмениваться колкостями в предобеденном словесном поединке.
Он встал, и Крейг последовал его примеру.
— Я бы тоже не прочь выпить, — заявила Соня.
— Велю официанту принести, — заверил Мерфи. — А как насчет тебя, Гейл? Что пожелаешь?
— Я не пью днем, — отказалась она.
— В мое время журналисты были не такие, — шутливо посетовал Мерфи. — И в купальниках выглядели иначе.
— Кончай флиртовать, Мерфи, — предупредила Соня.
— Чудовище с зелеными глазами, — вздохнул Мерфи, целуя жену в лоб. — Пойдем, Джесс, выпьем по маленькой.
— Не больше двух, — напомнила Соня. — Не забывай, ты в тропиках.
— Когда речь идет о выпивке, — пожаловался Мерфи, — моя жена уверена, что тропики начинаются уже от Лабрадора.
Он подхватил Крейга под руку, и оба направились к бару по вымощенной плитками дорожке. Перед одним бунгало на матрасе загорала толстая женщина, широко раздвинув ноги.
— Ах, друг мой, — пробормотал Мерфи, беззастенчиво на нее уставясь, — здесь опасно прогуливаться.
— Я и сам это подозревал, — поддакнул Крейг.
— Эта девица нацелилась на тебя, — предупредил Мерфи. — О, чего бы я не дал за твои сорок восемь лет! Стать бы снова молодым!
— Она нацелилась вовсе не в том смысле.
— А ты пробовал?
— Нет.
— Послушайся совета дряхлого старикашки и попробуй.
— Каким образом, черт возьми, она до тебя добралась? — перебил Крейг, не выносивший слишком вольных разговоров Мерфи о женщинах.
— Позвонила сегодня утром, и я сказал, что она может прийти. В отличие от некоторых моих приятелей я чрезмерной скромностью не страдаю. А когда увидел ее, сразу спросил, не захватила ли она случайно купальника.
— И оказалось, что случайно захватила.
— Да, по какому-то странному совпадению, — засмеялся Мерфи. — Как рояль в кустах. Я налево не хожу, и Соня знает это, но люблю общество хорошеньких девушек. Невинные стариковские радости.
Они подошли к маленькому домику, где размещалось бюро обслуживания номеров, и официант в униформе, заметив их, встал.
— Bonjour, messeurs.[13]
— Une gin fizz la donna cabana numero quarantedue, per favore[14], — велел Мерфи официанту.
Во время войны Мерфи был в Италии и там кое-как выучил итальянский, единственный язык, кроме английского, которым владел. Поэтому стоило ему очутиться за границей, как он немедленно обрушивал его на местных жителей, независимо от того, в какой стране находился. Крейг восхищался напористой уверенностью, с которой Мерфи навязывал собственные привычки окружающим, где бы ни оказывался.
— Si, si, signore[15], — кивнул официант, улыбаясь то ли чудовищному акценту Мерфи, то ли мысли о возможных чаевых.
По пути в бар они миновали плавательный бассейн, устроенный в скалах над морем. Молодая светловолосая женщина учила маленькую девочку плавать. У них были волосы одного цвета. «Видно, мать и дочь», — подумал Крейг. Женщина давала наставления на каком-то незнакомом Крейгу языке. В мягком подбадривающем голосе звучали веселые нотки. Кожа обеих уже слегка порозовела от солнца.
— Датчанки, — пояснил Мерфи. — Я слышал за завтраком. Надо бы как-нибудь съездить в Данию.
Две девушки, лежа ничком на надувных матрасах в стороне от ведущей к морю лестницы, наслаждались солнцем. Лифчики валялись рядом — очевидно, они не желали, чтобы на великолепных загорелых спинах остались предательские белые полоски. Коричневые ягодицы и гладкие длинные ноги выглядели особенно аппетитно. Трусики бикини были просто символической уступкой приличиям. Они походили на две свежеиспеченные булочки, теплые, вкусные и сытные. Между ними сидел молодой человек, актер, которого Крейг знал по двум-трем итальянским фильмам. Актер, тоже успевший загореть, в узеньких плавках, больше похожих на тесемку, выставлял напоказ стройное мускулистое безволосое тело. На груди блестел образок на золотой цепочке. Темноволосый роковой красавец, великолепное белозубое животное с хищной улыбкой пантеры.
Крейг неожиданно понял, что Мерфи глаз не сводит с трио у моря.
— Если бы я выглядел, как он, тоже скалился бы, — сказал Крейг в утешение. Мерфи громко вздохнул, и они пошли дальше.
В баре Мерфи заказал мартини, не считаясь с рассуждениями жены о тропиках. Крейг попросил пива.
— Ну, — провозгласил Мерфи, подняв бокал, — за тебя, старик. Как замечательно, что мы наконец-то состыковались. Знаешь, ты не слишком подробно рассказывал о себе в письмах.
— Рассказывать особенно нечего. Хочешь, чтобы я утомил тебя нудным описанием деталей своего развода?
— Подумать только, после всех этих лет… — Мерфи покачал головой. — Никогда бы не подумал. Что ж, от судьбы не уйдешь. Если не было другого выхода… Кстати, я слышал, ты завел новую девочку в Париже.
— Не такую уж и новую.
— Счастлив?
— Ты слишком стар, Мерфи, чтобы задавать подобные вопросы.
— Самое забавное, я чувствую себя таким же молодым, как в тот день, когда покончил с армией. Глупее, но не старше. Черт, давай оставим эту тему. Она меня угнетает. Как насчет тебя? Что ты здесь делаешь?
— Ничего особенного. Убиваю время.
— Эта девчонка, Гейл Маккиннон, всячески пыталась вытянуть из меня, что, по моему мнению, привело тебя в Канны. Собираешься снова работать? — Мерфи испытующе посмотрел на него.
— Возможно. Если подвернется что-нибудь стоящее. И если найдется какой-нибудь псих, готовый меня спонсировать.
— И не только тебя, — кивнул Мерфи. — В наши дни лишь безумцы способны дать денег на фильм.
— Насколько я понимаю, люди не становятся в очередь у твоих дверей, умоляя уломать меня работать на них.