ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ В ОДНОМ ТОМЕ

Констанс всегда была склонна к преувеличениям.

— Ну, не групповой секс, разумеется. Кажется, пытался выкинуть из окна какую-то очкастую малышку. Утверждает, что она на него глазела. Но так или иначе, все обошлось. Он сможет вернуться в школу денька через два. Похоже, что по окончании семестра Филиппу премируют «Критикой чистого разума». Подсчитали ее ай-кью[6] и теперь говорят, что она в будущем вполне может стать президентом «Ай-Би-Эм».

— Передай, что я привезу ей из Канн синюю матросскую форменку.

— А заодно и мужчину, которого можно обрядить в эту форменку, — посоветовала Констанс, убежденная, что дети, подобно ей самой, просто одержимы сексом. Филиппе было всего девять, и, на взгляд Крейга, она почти не отличалась от его собственных дочерей в этом возрасте. Если, конечно, не обращать внимания на то, что она не встает, когда в комнату входят взрослые, и иногда употребляет заимствованные из материнского лексикона выражения, которые Крейг предпочел бы не слышать из уст ребенка.

— А как твои дела? — поинтересовалась Констанс.

— О’кей.

Гейл Маккиннон вежливо встала и удалилась на балкон, хотя Крейг был уверен, что она слышит каждое слово.

— Кстати, — вспомнила Констанс, — вчера вечером я замолвила за тебя словечко твоему старому приятелю.

— Спасибо. Кто он?

— Я ужинала с Дэвидом Тейчменом. Он всегда звонит мне, когда бывает в Париже.

— Как и десять тысяч других людей, так что в этом он не оригинален.

— Не хочешь же ты, чтобы я ужинала в одиночестве?

— Ни за что.

— Кроме того, ему уже сто лет. Он тоже собирался в Канны. Сказал, что подумывает о создании новой компании. Я намекнула ему, что у тебя наверняка что-то для него найдется. Он пообещал связаться с тобой. Не возражаешь? В худшем случае он просто безвреден.

— Только не повтори это при нем! Он умрет, если услышит нечто подобное.

Дэвид Тейчмен терроризировал Голливуд вот уже более двадцати лет.

— Зато я сделала все, что могла. — Она громко вздохнула прямо в трубку. — Не представляешь, каким ужасным было утро. Я проснулась, пошарила рукой по кровати и сказала: «Чтоб его черти взяли».

— Почему?

— Потому что тебя рядом не было! Ты скучаешь?

— Да.

— Тон у тебя такой, словно говоришь из полицейского участка.

— Что-то в этом роде.

— Не вешай трубку. Мне все ужасно надоело. Ты вчера ел на ужин буйабес?[7]

— Нет.

— Ты тоскуешь по мне?

— Я уже ответил.

— Ничего себе ответ! Любая девушка посчитает его равнодушным.

— Я не хотел, чтобы ты так подумала.

— Жалеешь, что меня с тобой нет?

— Да.

— Назови меня по имени.

— Предпочел бы не делать этого.

— После нашего разговора я паду жертвой мрачных подозрений.

— Не стоит.

— Этот звонок — сплошная зряшная трата денег. Заранее ненавижу завтрашнее утро.

— Почему?

— Потому что опять проснусь, протяну руку, а тебя снова нет.

— Не будь жадюгой.

— Что делать, я очень алчная леди. Когда выставишь из номера всех незваных гостей, перезвони мне, ладно?

— Так и быть.

— Назови меня по имени.

— Надоеда.

На другом конце линии раздался смех и что-то щелкнуло. Констанс отключилась. Крейг повесил трубку. Девушка вернулась с балкона.

— Надеюсь, я вам не помешала, — посетовала она.

— Вовсе нет, — заверил Крейг.

— После звонка у вас вид куда счастливее.

— Да? Не заметил.

— Вы всегда так отвечаете на звонки?

— Как именно?

— «Крейг у телефона».

Он на минуту задумался.

— Да… по-моему. А что?

— Звучит так… так казенно, — протянула девушка. — Ваши друзья не обижаются?

— Мне, во всяком случае, об этом ничего не известно.

— Ненавижу казенщину, — призналась Гейл. — Если бы мне пришлось с утра до вечера сидеть в офисе… — Она выразительно пожала плечами и снова присела к столу. — Как вы оцениваете прочитанное?

— Еще в самом начале карьеры я взял себе за правило никогда не судить о целом по его части, тем более когда работа не закончена.

— Но все же намереваетесь дочитать до конца?

— Да, — кивнул Крейг.

— Обещаю быть спокойной, как тихая звездная ночь.

Она поудобнее устроилась на стуле, откинулась на спинку и скрестила ноги. Крейг заметил, что ступни у нее все-таки чистые, и вспомнил, сколько раз приказывал дочерям не сутулиться. А они все-таки отказывались сесть прямо. Целое поколение с плохой осанкой.

Он снова поднял желтые листочки и стал читать.

«Это интервью Крейг согласился дать Г. М. В гостиной своего «люкса» (за который платит сто долларов в сутки) в отеле «Карлтон», розоватой, напоминающей безвкусно украшенный торт штаб-квартире всех приезжающих на Каннский кинофестиваль VIP-персон. Крейг — высокий, стройный, медлительный костлявый мужчина с седеющими густыми волосами, длинными и небрежно зачесанными назад, ото лба, изборожденного бесчисленными морщинами. Глаза — холодные, светло-серые, глубоко посаженные камешки — бесстрастно взирают на вас сквозь полуопущенные ресницы. Ему сорок восемь, выглядит он на свои годы и производит впечатление стражника, наблюдающего в бойницу на крепостной стене за приближающимися вражескими войсками. Голос, в котором еще чувствуется его родной нью-йоркский выговор, низок и чуть хрипловат. Манеры старомодные, безликие и вежливые. Стиль одежды строго консервативен, особенно для этого города, наводненного крикливо-павлиньими нарядами, как женскими, так и мужскими. Его вполне можно принять за преподавателя литературы Гарвардского университета, проводящего летние каникулы в Мене.[8]

Он некрасив: слишком невыразительные и жесткие черты лица, а рот чересчур тонкий и плотно сжат. В Каннах, где немало собравшихся знаменитостей работали либо на него, либо с ним и где он был тепло встречен, у него, похоже, множество знакомых, но совсем нет друзей. Два из трех вечеров после своего приезда он ужинал один, и в каждом случае неизменно выпивал до еды три мартини и бутылку вина за едой без каких бы то ни было видимых последствий».

Крейг покачал головой и бросил стопку на книжную полку у окна. Три-четыре листочка остались непрочитанными.

— В чем дело? — осведомилась девушка, внимательно за ним наблюдавшая. Он ощущал ее пристальный взгляд даже через темные очки и поэтому старался ничем не выразить своего отношения к статье. — Обнаружили какой-то ляп?

— Нет, просто нахожу главного героя крайне несимпатичным.

— Доберитесь до конца, — посоветовала она, — увидите, как он изменится к лучшему.

Она встала, но не подумала распрямить плечи и по-прежнему некрасиво сутулилась.

— Я оставлю это вам. Представляю, какой напряг — читать что-то под бдительным оком автора.

— Пожалуй, захватите эту штуку с собой, — посоветовал Крейг, взмахом руки показывая на горку бумажных листков. — Я прославился своей рассеянностью. Вечно теряю рукописи.

— Ничего страшного, — заверила она. — У меня осталась копия.

Телефон снова затрещал. Крейг взял трубку.

— Крейг у телефона, — бросил он по привычке, но, взглянув на девушку, пожалел, что у него вырвалась стандартная фраза.

— Старина!

— Привет, Мерф! Ты где?

— В Лондоне.

— И как тебе там?

— Дышат на ладан, — сообщил Мерфи. — Не пройдет и полугода, как они начнут превращать студии в коровники для откорма черных быков. А как у тебя?

— Холодно и ветрено.

— Все равно лучше, чем здесь, — решил Мерфи, который, по обыкновению, так громко разорялся, что, должно быть, все, кто был рядом, его слышали. — Наши планы изменились. Летим к тебе сегодня, а не на следующей неделе. Сняли номер в «Отель дю Кап». Пообедаешь с нами завтра?

— Разумеется.

— Превосходно, — обрадовался Мерфи. — Соня передает привет.

— А я — ей.

— Только никому не говори о моем приезде, — предупредил Мерфи. — Я хочу немного отдышаться. Не собираюсь сразу рваться на фестиваль, чтобы по три раза на день сталкиваться с брызжущими слюной итальяшками.

— Могила, — заверил Крейг.

— Сейчас позвоню в отель, — пообещал Мерфи, — и прикажу поставить вино на лед.

— А я сегодня дал обет трезвости, — сокрушенно заметил Крейг.

— Только через мой труп, дружище. До завтра.

— До завтра, — повторил Крейг и повесил трубку.

— Я невольно подслушивала, — вмешалась девушка. — Это ведь ваш агент, верно? Брайан Мерфи?

— Откуда вы столько знаете? — резче, чем намеревался, бросил Крейг.

— Все на свете знают Брайана Мерфи. Как по-вашему, он согласится поговорить со мной?

— Об этом вам придется спросить его, мисс. Он мой агент, а не наоборот.

— Наверное, согласится. Он еще никому не отказывал, — решила Гейл. — Так или иначе, спешить некуда. Посмотрим, как пойдут дела. Было бы неплохо, если бы я присутствовала при вашем разговоре этак часок-другой. Но лучший способ взять по-настоящему хорошее интервью — позволить мне поболтаться возле вас несколько дней. Молчаливое восхищенное присутствие. Можете представить меня своей племянницей, секретаршей или любовницей. Я обещаю надеть приличное платье. У меня прекрасная память, так что даю слово не делать никаких заметок, чтобы не смущать вас. Буду просто слушать и наблюдать.

— Пожалуйста, не настаивайте, мисс Маккиннон, — попросил Крейг. — Я никак не соберусь с мыслями. Бессонная ночь и все такое.

— Ладно, сегодня больше не буду вам надоедать. Сейчас исчезну. Предоставляю вам прочесть все до конца и хорошенько обдумать.

Она небрежно повесила на плечо сумку, быстрыми, деловитыми, отнюдь не женственными движениями. И горбиться перестала.

— Я буду рядом. Повсюду. Куда бы вы ни кинули взгляд, узрите Гейл Маккиннон. Спасибо за кофе. И не трудитесь меня провожать.

Прежде чем он успел возразить, Гейл испарилась.

Глава 2