– Да, конечно, я очень доволен. Мистер Мамагона хороший человек.
– Несомненно, – сказал дворецкий, как мне показалось, с лёгкой усмешкой и закрыл дверь.
Я завёл машину, развернул и поехал обратно к воротам.
«Джон считает меня талантливым, – думал я. – Приятно слышать такие слова от признанного гения. А может, я буду его преемником?»
Охранник открыл мне ворота. Я выехал на дорогу и поехал домой. Нужно было все обдумать. Ничего принципиального нового я не узнал, не считая информации о воде и мозге, но сама энергетика маэстро была настолько мощной, что рядом с ним казалось: мне все по плечу.
За мной, включив сирену, ехала машина скорой помощи. Я хотел пропустить скорую, но в этот момент в глазах потемнело. Потом я услышал визг шин, почувствовал удар, и резкая боль отключила меня.
Придя в себя, я попытался открыть глаза, но у меня ничего не получилось. Попытка подвигаться болью отдавалась во всем теле. Были слышны чьи-то голоса, потом кто-то приложил палец к моей шее и сказал:
– Мёртв. Везите его в морг.
«Как мёртв? – удивился я, – я жив, ребята».
Вместо ответа я почувствовал, как игла пронзает кожу правой руки. Прежде чем окончательно провалиться в темноту, я вспомнил, что Джон Мамагона, предлагая мне воду, не стал пить из своего стакана...
Эпилог.
Спустя два дня у гениального писателя Джона Мамагона был особый ужин.
Дворецкий читал ему некролог. В нём говорилось об автокатастрофе, в которой погиб подающий надежды молодой писатель Джек Пинекли
– Бедняга, – сказал Джон, с наслаждением поедая ужин. – Доктора отблагодарили?
– Да, конечно, сэр.
– Блокнот Джека изъяли?
– Да, сэр.
– Никто ничего не заметил?
– Нет. Можете быть спокойны, сэр.
– Хорошо, – чавкая, сказал Джон. А потом добавил:
– Так, началось, записывай.
Дворецкий, вытащив из кармана присвоенные блокнот и ручку Джека, сказал:
– Диктуйте.
И Джон Мамагона принялся диктовать названия и идеи рассказов и романов.
– Ну вот, – сказал гениальный писатель, закончив диктовать. – Ещё на десять лет я себя обеспечил. Странно, как будто сама вселенная делится со мной молодыми талантливыми авторами каждые десять лет, – добавил Джон, продолжая свою трапезу.
– Кстати, вот ещё одно название рассказа. Запиши: «Секрет гениальности».
Дворецкий записал.
Уже почти сорок лет Джон Мамагона был единственным гением в литературе, превзойти которого никто не мог. А для тех, в ком ему удавалось разглядеть талант и гениальность, Мамагона инсценировал несчастный случай и с помощью доктора, тайно работающего на него, получал их гениальный мозг. Джек Пинекли был четвертым за эти сорок лет.
– Вкусный мозг оказался у Джека, – сказал Джон дворецкому. – Хотя это ещё и заслуга повара.
– Несомненно, – согласился двухметровый дворецкий.
– Ну что же, – сказал Джон, с чрезвычайной сосредоточенностью погружая серебряную ложечку в студенистое, исполосованное глубокими морщинами блюдо. – Говорил же я ему. Главный секрет моей гениальности – это серые клеточки, один к одному, кровь к крови, плоть к плоти, питательные вещества для мозга гения. Впрочем… Гениальность гениальностью, а рассказы и романы сами по себе не пишутся. Пойду работать, Карл.