Помоги проекту - поделись книгой:
Руди РЮКЕР
Избранные произведения
в одном томе
ОБЕСПЕЧЕНИЕ
Софтуха.ехе
Глава 1
Как правило, Кобб Андерсон держался дольше, но ведь не каждый день видишь в море дельфинов. Дельфинов было двадцать, а может, и все пятьдесят, они весело кувыркались среди серых маленьких волн, то и дело выпрыгивая из воды. Наблюдать за ними было приятно. Кобб решил, что это не иначе как знамение, и отправился за вечерней бутылкой шерри на час раньше обычного.
Входная дверь — каркас с сеткой от москитов — со стуком захлопнулась за ним, и несколько секунд он стоял в нерешительности, ошалев от послеполуденного солнца. Из окна соседнего коттеджа его разглядывала Энни Кашинг. Она слушала битлов — из ее уютного гнездышка доносилась музыка.
— Ты забыл надеть шляпу, — крикнула она Коббу.
Широкоплечий, с бородой Санта Клауса, Кобб все еще оставался видным мужчиной. Энни с удовольствием затеяла бы с ним интрижку, не будь он таким…
— Мне не нужна шляпа, Энни. Ты видела дельфинов? Видела, как они радостно резвятся? Мне не нужна шляпа, Энни, и жена не нужна тоже.
Кобб повернулся и, разминая затекшие ноги, слегка скованно зашагал к асфальтовой дороге, с хрустом дробя каблуками белые хрупкие раковины.
Энни взялась за расческу и снова занялась своими волосами. Благодаря использованию гормонального спрея ее светлые локоны оставались длинными и густыми. Ей было шестьдесят, и на ощупь она была отнюдь не костлявой.
Проводя раз за разом гребнем по волосам, она лениво раздумывала, насколько велики шансы, что Кобб пригласит ее на Золотую Годовщину в следующую пятницу.
Длинный заключительный аккорд из «Day in the Life» повис в воздухе.
Спроси кто-нибудь Энни, какую песню она только что слушала, она не смогла бы ответить — вот уже десять лет как любая музыка перестала вызывать в ее душе какой-либо отклик — но она неторопливо пересекла комнату и перевернула пластинку. «Мне все это так надоело, подумала она в тысячный раз. Хоть бы что-нибудь произошло».
В «Суперетта» Кобб взял кварту охлажденного дешевого шерри и присоединил к излюбленному напитку мокрый бумажный пакетик вареного арахиса.
Теперь у него было почти все, что нужно. Оставалось найти чем занять глаза.
Выбор журнальчиков в «Суперетта» не шел ни в какое сравнение с тем, что можно было найти в Кокосах. После непродолжительных раздумий Кобб остановился на газетенке любовных объявлений «Кисс энд Тэлл». Почитать этот листок всегда было занятно, там попадалось немало любопытного, а кроме того, подателями большинства объявлений в нем были такие же семидесятилетние хиппи, как и сам Кобб. Он сложил газету так, чтобы наружу выступал только заголовок. «ПОЖАЛУЙСТА, СОЖМУРЬ МЕНЯ».
«Интересно, сколько можно смеяться над одной и той же шуткой», — думал Кобб, стоя в очереди в кассу. С каждым днем секс начинал казаться ему все более и более странным занятием. Его взгляд переместился на стоящего впереди мужчину в светло-голубой шляпе из пластиковой сетки.
Сосредоточившись на шляпе, Кобб увидел перед собой измятый голубой цилиндр. Расфокусировав взгляд, он смог проникнуть сквозь отверстия сетки и увидеть плавную кривую гладкой лысины под ней. Черепашьи складки кожи на шее и лысина; костистая пятерня, бережно сгребающая с конторки мелочь. Знакомые черты.
— Привет, Фаркер.
Фаркер закончил обследование выданных ему монеток и развернулся.
Заметил в руках Кобба бутылку.
— Не рановато ли для «Часов отдохновения душевного»?
В голосе звучали ворчливые нотки. Фаркер считал своим долгом проявлять о Коббе отеческую заботу.
— Сегодня пятница. Жмурь крепче, старина.
Кобб продемонстрировал Фаркеру заголовок газеты.
— Семь восемьдесят пять, — сообщила кассирша Коббу. Ее светлые волосы были завиты и разукрашены перышками. Она сильно загорела, эта кассирша. Кожа приятная для глаз, гладкая и, наверно, мягкая.
Кобб удивленно изогнул губу. Он уже успел сосчитать стоимость покупки и теперь сжимал деньги в кулаке для расчета.
— Мне казалось, должно быть шесть пятьдесят.
Поневоле он принялся снова вспоминать и складывать цифры.
— Номер моего абонентного ящика, — ответила кассирша, кивнув на газетенку. — В «Поцелуях и Разговорах».
Женщина игриво улыбнулась и забрала у Кобба деньги. Она гордилась объявлением, которое отослала в газету в этом месяце. Она специально заказывала свое художественное фото в ателье.
Когда они оказались снаружи, Фаркер вернул газетенку Коббу.
— Это не для меня, Кобб. Ты же знаешь, я все еще состою в браке, в счастливом браке. Бог помогает мне.
— Арахису хочешь?
Фаркер достал мокрый неочищенный орех из маленького пакетика. Пытаться очищать арахис трясущимися скрюченными пальцами было бесполезно, поэтому он отправил орех целиком в рот. По прошествии минуты тщательных глубокомысленных операций сплюнул скорлупу в траву.
Поедая мучнистые орехи, они двинулись к пляжу. И тот и другой были без рубашек, только в шортах и сандалиях. Полуденное солнце приятно пригревало их спины. Нарушив уличную тишину, мимо них протарахтел грузовичок Мистера Морозиса.
Кобб с хрустом отвернул колпачок на своей темно-коричневой бутылке и сделал первый сладостный глоток. Попытался вспомнить номер абонентного ящика, который сообщила кассирша, и не смог. Числа больше не держались в его голове. Сейчас вряд ли кто бы поверил, что когда-то он был кибернетиком.
Задумавшись об этом, он вспомнил своих первых роботов и то, как он учил их думать самостоятельно…
— Продуктовые посылки последнее время приходят крайне нерегулярно, — пожаловался Фаркер. — А еще я слышал, что в Дейтона-Бич появилась новая секта ритуальных убийц. Они называют себя «малыши-шутники».
Фаркер повернулся в Коббу, чтобы выяснить, слушает ли тот его или нет.
В белой бороде Кобба по углам рта от шерри пробились желтые дорожки, а бесцветные глаза были пусты.
— Да, продуктовые посылки, — выпалил Кобб, внезапно возвращаясь в мир обычных людей.
У него была отвратительная привычка поддерживать беседу, тупо повторяя ту последнюю фразу, которую сумело зарегистрировать его сознание. — В последний раз меня просто завалили жратвой.
— Будь осторожнее с едой из этих посылок, — наставительно сказал ему Фаркер. — Там содержатся добавки специальных вакцин. Я скажу Энни, чтобы она проследила.
— Почему все так цепляются за жизнь, черт побери? Я вот бросил жену и переехал сюда, чтобы дожить свои дни в пьянстве и покое. Она дождаться не могла, когда я отвалю. Почему тогда… — голос Кобба сорвался.
Сказать по правде, он боялся смерти. Он сделал короткий, лечебный глоток из бутылки.
— Будь у тебя на душе покой, ты бы столько не пил, — успокоительно заметил Фаркер. — Пьянство есть признак неразрешенных внутренних конфликтов.
— Без балды? — густым голосом переспросил Кобб. В омывающем его золотом солнечном тепле, он ощущал наливающую тело приятную тяжесть. Шерри уже дал о себе знать.
— Вот основной мой неразрешенный конфликт. Внутренний. — Он провел пальцем сверху вниз вдоль белого шрама, вертикально рассекавшего его волосатую грудь. — На второе подержанное сердчишко денег у меня уже не хватит. Через год-два эта дешевка лопнет в груди как перезрелый помидор.
Фаркер поморщился.
— И что с того? Проживи эти два года как следует.
Кобб снова провел пальцем по шраму, на этот раз снизу вверх, словно застегивая на нем невидимую молнию.
— Я хорошо помню, как это было, Фаркер. Я помню это на вкус. Это самое худшее воспоминание моей жизни.
Он закрыл глаза и вздрогнул от поднявшихся из глубин памяти темных воспоминаний… острые зубы, облака с рваными краями… и не сказал больше ничего.
Фаркер взглянул на наручные часы. Ему пора было идти, иначе Цинция могла бы подумать…
— Знаешь, как сказал Джимми Хендрикс? — спросил его Кобб. Знаменитые слова снова придали гулкость его голосу. — «Когда придет мне время умирать, я сделаю это один. Так что покуда я жив, не мешайте мне жить так, как мне нравится».
Фаркер покачал головой.
— Взгляни правде в лицо, Кобб. Если бы ты не пил, ты мог бы заработать большие деньги. Гораздо больше, чем заработал с бутылкой в руке.
Решительным жестом Фаркер отверг возражения, уже готовые сорваться с губ друга.
— Мне пора возвращаться. Счастливо.
— Пока.
Кобб добрел до конца асфальтовой дорожки, перевалил небольшую дюну и вышел на пляж. Сегодня на пляже не было ни души, и он уселся под своей любимой пальмой.
Время от времени налетал легкий бриз. Принося с собой мелкие песчинки, ветер ласкал лицо Кобба, забирался под его белоснежные усы. Дельфины больше не появлялись.
Прихлебывая шерри, он предался воспоминаниям. Думать можно было обо всем, кроме двух вещей: собственной смерти и жены Верены, которую он бросил.
Шерри помогал ему удерживаться вдали и от того, и от другого.
Солнце уже клонилось к закату, когда перед ним появился незнакомец.
Широкоплечий и стройный, сильные руки и волосатые ноги, округлая белая борода. Как у Санта Клауса или Эрнста Хемингуэя, в тот период, когда он решил испробовать на себе свою охотничью двустволку.
— Привет, Кобб, — сказал ему мужчина. Незнакомец был в солнечных очках и имел вид странно-тревожный. Его шорты и спортивная рубашка блестели.
— Не хотите глотнуть? — Кобб протянул незнакомцу полупустую бутылку.
«С кем это я разговариваю, — подумал он. — Если только это вообще мне не мерещится».
— Нет, спасибо, — поблагодарил незнакомец и уселся рядышком на песке.
— На меня эта штука совсем не действует.
Кобб посмотрел на мужчину внимательней. Что-то в нем показалось знакомым…
— Пытаетесь вспомнить, где меня видели? — спросил его незнакомец. — Все очень просто: я — это вы.
— Кто?
— Вы — это я.
Незнакомец улыбнулся Коббу его собственной, скупой и жесткой улыбкой.
— Я механическая копия вашего тела.
Лицо было здорово похоже, и даже шрам, виднеющийся в незастегнутой рубашке, был на месте. Шрам от сердечного трансплантанта. Единственное, чем двойник отличался от Кобба, было неравнодушие к окружающему, подвижность и здоровье, которым от него так и пышело. Ладно, назовем его Кобб Андерсон-Второй. Кобб-Второй не пьет. Кобб почувствовал зависть. После того, как ему сделали операцию и он бросил жену, у него не было ни одного целиком трезвого дня.
— Откуда вы взялись?
Робот развел рукой, держа ее ладонью вверх. Коббу понравилось, как этот жест выглядит со стороны.
— Этого я сказать не могу, — ответила машина. — Вы же знаете, как к нам относятся большинство людей.
Кобб со смешком кивнул. Уж кто-кто, а он это знает. Вначале, после того, как было объявлено, что первый лунный робот Кобба прошел все ступени саморазвития и превратился в боппера, публика готова была его, Кобба, на руках носить. Но потом грянул 2001 — год знаменитого переворота, возглавленного Ральфом Числером. После этого Коббу пытались пришить дело о государственной измене. Усилием воли он вернулся к действительности.
— Если ты боппер, то каким образом находишься… здесь? — Кобб обвел рукой широкий круг, указав на разогретый пляж и уходящее за горизонт солнце.
— Такая жара. Насколько мне известно, основу бопперов составляют сверхохлажденные проводники. Где у тебя находится холодильная установка, в животе?
Андерсон-Второй снова, очень знакомо, махнул рукой.
— Об этом я вам тоже не скажу, Кобб, по крайней мере сейчас. Позже вы все узнаете сами. А пока, возьмите-ка это…
Робот засунул руку в карман шортов и вытащил оттуда пачку банкнот.
— Двадцать пять кусков. Мы хотим, чтобы вы улетели в Диски завтра же.
Там вас встретит Ральф Числер. Вы увидитесь с ним в музее, в зале Андерсона.
При мысли о возможности снова повидаться с Ральфом Числером у Кобба потеплело на душе. Ральф, его первое и самое талантливое детище, самопрограммирующаяся модель, освободившая остальных своих собратьев.
Однако…
— Мне не дадут визу, — ответил Кобб. — Я в этом уверен. Мне неразрешено покидать территорию Гимми.
— Предоставьте нам позаботиться об этом, — деловито отозвался робот.
— Оформить формальности вам помогут. Мы над этим уже работаем. В ваше отсутствие я буду вас здесь подменять. Все продумано, никто ничего не заметит.
Поделиться книгой: