Помоги проекту - поделись книгой:
Аннотация
В жизни Авроры Адамс все упорядочено. Она должна есть определенную еду, носить определенную одежду и делать только то, что позволяет мать… все ради танцевальной карьеры. Жизнь одинока и холодна, но у нее нет выбора. Когда мать решает отправить ее на год учиться, это просто очередной удар по ее хрупкому сердцу.
У Ноа Хилла нет страсти в жизни. Но один взгляд на Аврору, и его мир вспыхивает. С того момента, как видит ее на сцене, он знает, что она станет его. И когда ее мать становится на пути, у него нет другого выбора.
Появится ли у Авроры шанс вырваться на свободу, или она просто сменит одну клетку на другую? Когда одержимость становится привязанностью, возможно, истина не так важна.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ! Он — миллиардер и собирается похитить балерину, которую увидел на сцене. Что может быть еще чудеснее?! Приготовьтесь, мы кое-что припасли для вас!
ПРИВЯЗАННОСТЬ
(https://vk.com/kn_books)
ВНИМАНИЕ!
Копирование и размещение перевода без разрешения администрации группы, ссылки на группу и переводчиков запрещено!
Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.
Пролог
Я никогда не был поклонником искусства. Музеи, спектакли, оперы… все это звучит так утомительно. Но иногда они являются необходимым злом. Особенно в моей работе. Клиент и его жена приехали в город для совершения сделки, и она попросила билеты на балет.
Балет. Может ли это быть еще более претенциозно? Я едва не закатил глаза, когда согласился пойти с ними. Но она не приняла бы «нет» в качестве ответа, имея такие хорошие билеты. Мне стоило подумать об этом прежде, чем бронировать ложу. В следующий раз я просто куплю два билета.
Сегодня у меня нет выбора, и я выпиваю еще одну порцию скотча в лимузине, пока мы подъезжаем к театру. По крайней мере, если я собираюсь быть здесь, мне нужно выпить.
Нас сопровождают до ложи, и пара садится спереди, улыбаясь друг другу. Я сажусь позади, рядом с занавесом, надеясь, что они не заметят, если я усну во время спектакля.
Мы заказываем напитки, и я сую официанту сотню, сказав ему принести мне двойную порцию скотча и следить, чтобы стакан был всегда полон.
К тому времени, как поднимается занавес, у меня заканчивается любезность, и я благодарен за темноту. Откидываюсь в кресле и молюсь, чтобы все закончилось быстро. Возможно, я застану конец игры «Метс», если улизну после антракта.
Когда в темноте начинает играть музыка, на сцене появляется мягкое синее свечение. Одинокая балерина с распущенными волосами стоит спиной к зрителям. Мне это кажется странным, потому что обычно у них на голове тугие пучки, а у этой
Балерина медленно поднимает руки над головой. Музыка становится грубой, почти пугающей, так как играют только струнные. Синее сияние заполняет сцену, и вокруг балерины появляются танцоры. Мерцающие огни сияют на длинных ногах, когда она поднимает одну ногу над головой и держит ее там.
Она поворачивается, но опускает подбородок, так что я не могу видеть ее глаз. Когда она широко разводит руки, свет становится ярче, и музыка звучит громче. Балерина приподнимает подбородок, и в это мгновение, клянусь, она смотрит прямо на меня. Взгляд ее пронзительных голубых глаз устремляется прямо на меня, и она замирает. Это происходит так быстро, не знаю, заметил ли кто, но это случилось.
Вступают барабаны, и танцоры со всех сторон устремляются к ней. Музыка нарастает, свет сияет, и красивая брюнетка теряется в толпе.
Я так сильно сжимаю стакан в руке, что он трескается и рассыпается. Рассеяно смотрю на беспорядок, который устроил. Мой клиент и его жена оглядываются на меня, но я хватаю салфетку, оборачиваю ею руку и тихо говорю, чтобы они продолжали наслаждаться шоу. Извиняюсь и выхожу.
На моей ладони большой порез, на который, вероятно, необходимо накладывать швы. Я туже завязываю салфетку и пробираюсь по задней лестнице к выходу.
Несколько охранников пытаются остановить меня, но как только я показываю им травмированную руку, пропускают. Вскоре я оказываюсь за кулисами и отхожу в тень. С того места, где стою, я могу наблюдать, как танцоры входят и выходят со сцены.
Мне не нужно много времени, чтобы найти ее в толпе.
Следующие два часа я смотрю на нее, пытаясь уберечь руку. Но ближе к концу спектакля салфетка вокруг моей руки полностью пропиталась кровью, и я чувствую головокружение.
Я отправляю сообщение своему водителю и встречаюсь с ним возле заднего выхода, а затем приказываю отвезти меня в отделение скорой помощи. Несмотря на разочарование от того, что не увижу ее ближе, мне нужно позаботиться о руке.
Кроме того, уверен, что мы еще встретимся. Когда уходил, я захватил программку, так что у меня есть ее имя.
Некоторые люди говорили мне, что я одержимая личность. Если я хочу что-то, то не останавливаюсь ни перед чем, пока не заполучу это; что, когда что-то привлекает меня, я неадекватен.
Я улыбаюсь, когда смотрю, как хирургическая игла с ниткой проходят сквозь мою кожу, и думаю, что все неправы. Один взгляд на Аврору Адамс, и я за гранью одержимости.
Но мне нравится думать об этом, как о привязанности.
Первая глава
Может ли человек что-то любить и одновременно ненавидеть? Как что-то может приносить огромное количество страданий, но мысль не иметь этого, невыносима?
Я спускаюсь по лестнице родительского дома, у меня на уме только одно место. Но, как и всегда, остановившись у холодильника, я вижу, что навесной замок надежно закреплен.
Идеальная кухня моей матери выглядит странно: большие замки, прибитые к шкафчикам, и цепь, удерживающая дверь холодильника закрытой. Она опломбирована, чтобы никто не мог открыть. Никто, кроме нее. Даже не знаю, чего она боится. Не похоже, что она хранит там много чего. Ничего, что стоило бы желать.
Тем не менее, боль в животе напоминает, что я голодна. Мне кажется, что я могу съесть все, до чего смогу добраться. Дергаю замок, но безуспешно. Чувствую комок в горле, и подавляю его. Это не ново. Я должна уже привыкнуть. Выпускаю из рук холодный замок, и металл ударяется о нержавеющую сталь холодильника. Я съеживаюсь, молясь, чтобы звук не разбудил маму.
Секунду жду, затаив дыхание, но ничего не слышу. Вздохнув с облегчением, направляюсь к задней двери, выскользнув на прохладный ночной воздух. От росы на траве ступни становятся влажными.
Останавливаюсь и смотрю на небольшое здание, которое когда-то казалось мне
Иногда я не могу выбраться из этого места. А в другое время крадусь туда, чтобы побыть в одиночестве.
Открываю стеклянные двери и вхожу. Сажусь на холодные деревянные полы танцевальной студии и растягиваюсь, пытаясь расслабить мышцы. Они болят от переутомления, и мне действительно нужен сон. Но мой разум не позволит мне заснуть. Боль в мышцах и голод от пропущенного ужина сказываются на мне.
Знаю, единственное, что даст мне покой — танец. Это единственное, что заставляет все остальное исчезнуть. Танец для себя, когда не думаешь о завтрашнем выступлении. Только тогда я чувствую себя наиболее свободной. Никто здесь не кричит на меня и не говорит, что я делаю что-то неправильно; что мои ноги не прямые, или я недостаточно стараюсь.
Когда я танцую для себя, меня ничто не волнует. Я чувствую музыку и позволяю ей унести меня. Попадаю в мир, где на меня не давят, чтобы я была той, кем я не хочу быть; той, кто не оправдывает завышенные ожидания, не зависимо от того, как сильно я стараюсь или как упорно работаю. Для нее этого всегда будет мало.
Но пока что мне достаточно и этих крошечных украденных моментов.
И это все, что имеет значение. Пока она не проснется.
Вторая глава
Я ухожу со сцены и вхожу в большую гримерную. У меня небольшая партия в большой постановке в Нью-Йорке, и мне очень нравится труппа. Но моя мать постоянно разговаривает с хореографами и режиссерами, чтобы мне дали больше времени в свете софитов. Она контролирует каждую часть моего танца и, хотя это меня раздражает, именно это сделало меня открытием балета. Это не особо приятно, потому что я здесь благодаря ей, но пока смогу выходить на сцену, буду считать это победой.
Когда подхожу к маленькому столику, за которым наношу макияж, удивляюсь, увидев большую вазу цветов. Моя мать, как правило, дарит мне букет после каждого спектакля, но она устраивает из этого целое представление, чтобы видели другие. Не тогда, когда я одна.
Я вижу свое имя на карточке и протягиваю руку, чтобы взять ее. Но до того, как касаюсь ее пальцами, цветы и карточка ускользают.
— Я позабочусь об этом, — отрезает мама и выходит с цветами из гримерной. Я открываю рот, чтобы возразить, но в комнату входит труппа, и помещение наполняется шумом и смехом.
Это финальное выступление сезона, и многие танцоры отправляются на гастроли, но меня отстранили.
Моя мать думает, что мне нужно больше репетировать вдали от дома и отвлекающих факторов. Еще с того дня, как я только начала ходить, она говорила мне, что я никогда не буду исполнять главную партию, если не стану танцевать всерьез, что нужно полностью сосредоточить внимание на танцах.
Она записала меня на год в частную танцевальную школу в Германии. Там не будет доступа к интернету, мобильному телефону, посетителям — ничего. Не то чтобы у меня были друзья, с которыми можно поговорить, но было бы здорово иметь интернет. Мама сказала, что я могу писать ей письма, если захочу, но предпочла бы, чтобы я сосредоточилась на танцах.
У меня будет персональный инструктор по танцам, который будет держать меня на строгой диете, и я буду танцевать утром, днем и вечером, пока не стану абсолютно совершенной. Все деньги, отложенные на обучение в колледже, были потрачены на оплату этой школы, так что у меня не было выбора.
Я спорила с ней, но без результата. Руководство танцевальной школы не будет производить возврат и, если я откажусь ехать, мать меня выгонит из дому. Некоторое время я обдумывала варианты. Но без единого цента на счету и без опыта работы, возможностей было мало. Мне никогда не разрешали подрабатывать, так что у меня не было собственных денег. Стыдно не иметь ничего своего, но когда в твоей жизни регламентирована даже еда, которую ты ешь, ты вроде как привыкаешь к этому.
Когда я согласилась ехать в Германию (мы обе знали, что я это сделаю), то начала мечтать о месте, где смогла бы найти себя. Даже если оно будет небольшим, главное — вдали от контроля моей матери. Что-то, было бы лучше, чем ничего. Только об этом я думала.
— От кого они? — спрашиваю я, когда мама входит в гримерную без цветов.
— Они были не тебе, — цедит она мне, и далее, улыбаясь другим танцорам, щебечет, какую замечательную работу они проделали сегодня вечером, при этом, не говоря, как хорошо справилась я.
— Я видела на карточке свое имя, — я хмурю брови, уверенная, что видела свое имя на маленьком конверте.
— Ты ошиблась, Аврора, — ее взгляд холоден, и это ее окончательные слова.
Я достаю свою сумку из шкафчика и начинаю собираться. Это было последнее выступление, и необходимо забрать все свои вещи. Рано утром я улетаю в Германию. Нет смысла откладывать неизбежное.
— Мы будем скучать по тебе, — говорит одна танцовщица первой линии, подходит и обнимает меня. Это тепло и искренне, но даже сейчас я не могу вспомнить ее имя. — Обидно, что ты не можешь поехать с нами. Может быть, в следующем году, когда ты вернешься?
Я улыбаюсь и киваю. Должно быть, мать рассказала всем о моих планах. Год — смертельный приговор для большинства танцоров. Эта карьера для молодых и сильных. Но пропустить год, чтобы отточить мастерство и вернуться на вершину, это шанс, который не упустил бы любой человек в этой труппе.
Несколько танцоров машут на прощание, когда я выхожу, и мама идет следом. Она очень хочет увести меня отсюда. Думаю, она боится, что я договорюсь списываться с другими танцорами, пока буду в отъезде. Она не хочет никаких отвлечений, и изоляция — ее ключ к этому.
Я и так привыкла быть одной, поэтому не понимаю, зачем еще больше изолировать меня, как общение может помешать обучению, но просто соглашаюсь с этим. Я надеюсь, что смогу купить несколько книг в аэропорту, спрятать их в сумке и привезти в Германию. Не знаю, почему это запрещено, но планирую читать тайком.
Поделиться книгой: