Помоги проекту - поделись книгой:
Ксения Гаврилова
ЛОВУШКА ДЛЯ ПОТЕРЯННОЙ ДУШИ
Стены старого замка осыпались пеплом под натиском мертвого огня. Он все выше взбирался по камням, касался синими всполохами крыши, вырываясь из щелей пустых окон. Жалобно застонали, прогибаясь, просмоленные балки. На землю посыпалась черепица, разбрасывая раскаленные осколки, что гасли, едва коснувшись промерзшей земли.
Мертвый огонь надежно скрывает следы. Не должно остаться и камня от этого замка. Секреты. Их так много в бесполезных землях. За ними охотятся, боятся, прячут. Но они неизменно всплывают, выкапываются из-под слоя серой пыли, в которую превратились некогда величественные города. Широкая полоса отделяет Сантор от заснеженных гор. Ненужная земля. На ней и раньше ничего не росло, а теперь и подавно. Серая пустыня, место, где влачат жалкое существование отбросы. Лишь изредка здесь появляются особо одержимые былым величием маги. Рыскают в серых пустошах, копаются в трухе древних свитков. Много лет ни одному из них не удавалось использовать их. И вот же… Безликие палачи. Один из самых сокровенных секретов древних. Не рожденные создания. Пустые тела с насильно запечатанной душой. Не думал, что они действительно существовали. Такие вещи давно перестали быть историей, перейдя в раздел страшных сказок.
— Миссар, мы готовы. Мы запечатали сферу. — Звонкий голос младшего помощника отвлек меня от созерцания горящего замка. Я задумчиво посмотрел на серьезные и уставшие лица. Мы сделали все, что было в наших силах. Дальше будут разбираться маги, в столице. Никто не думал о том, что не рожденные могут вновь объявиться. Никто не знал, как с ними бороться. Единственное, что придумали — это запечатать сферу и передать магам. Надеюсь это то, что навсегда похоронит даже воспоминания о безликих палачах.
— Прикажи воинам выложить все вещи из мешков и вывернуть карманы. — Я повернулся в сторону уже начавших построение воинов.
— Миссар, они и так не довольны, что мы оставляем погибших на поругание серой пыли, — решился возразить Сили.
— И что? — дернул я бровью.
— Они имеют право на трофеи, миссар. — Опустил он голову.
— Право на трофеи имеют разбойники, отбросы, что живут в развалинах. А они, — я раздраженно махнул рукой в сторону бледных и все еще испуганных воинов. — Бойцы, принесшие присягу Императору. И если им нужны трофеи, то пусть берут. Но при этом не забудут снять мундир и сдать казенное оружие.
— Да, миссар, — вытянулся в струнку Сили и сорвался с места в сторону строя.
Огонь почти уничтожил замок. Вскоре он станет еще одной горстью пепла в этой пустыне. Мы не имеем права на ошибку. Никто не хочет повторения давних войн. Пусть сказки навсегда останутся сказками. В новом мире нет места древней магии и безликим палачам, что когда-то по приказу магов вырезали целые города.
Яркое зарево пожара было видно издалека. Пылал замок, который темным пятном вот уже не первый десяток лет служил ориентиром в этой бесконечной серой пустыне. Старые камни плавились от жара холодного огня, вспыхивали факелами деревянные перекрытия, рассыпались с глухим звоном остатки витражных окон и глиняные черепки кровли. Вскоре от величественного некогда замка останется лишь пыль. Вся земля здесь устлана ею. Она везде. На тонких скрюченных деревьях, на изъеденной трещинами земле, на редких островках жухлой травы. Воины магов не оставили после себя ничего живого. Мир здесь не первое столетие пытается оправиться от давних потрясений. Нигде уже не встретишь старых городов, люди, словно паразиты, изрыли землю, разрушили остатки былого величия, возвели новые дома, святилища и монументы. Лишь здесь, на самом краю Сантора, у подножия величественных гор еще жила память. Место последней битвы все глубже уходило под землю, покрылось серой пылью времени и поросло жухлой травой. Бесполезные земли. Так их называли те, кто ютился в муравейниках обжитых земель. Земля здесь умерла, не в состоянии больше дать урожай, прокормить зверей и укрыться зеленой сочной травой. Тут царствует вечная зима.
Сверкающий иней смешивается с пылью, превращая этот маленький мир в серую пустыню. И пустыня эта живет своей жизнью. Земля изгоев, так ее называли мы. Беглецы, разбойничьи шайки обустраивали под себя старые развалины. Искатели удачи входили в арки ворот разбитых городов и пропадали в темных подвалах. Сюда приходили маги в поисках древних секретов, селились в замках, где когда-то жили их предшественники. Только мало кому открывали эти земли свои секреты. Слабы стали маги, превратились в тени, жалкое подобие тех, кто когда-то правил миром, делил его, рвал на маленькие кусочки.
Но этому магу, видимо, улыбнулась удача. А с виду и не скажешь. Молод был, да наивен. Все о силе мечтал. Сущий безумец. Знал бы, натравил на него местных. Каждый рейд Санторских псов уносит множество жизней. Они приходят на наши земли, которые называют бесполезными и наводят шороху. Отлавливают магов, гребенкой проходят по старым городам, безжалостно убивая тех, кто там живет. А потом уходят, позабыв о землях изгоев еще на пару-тройку лет. Тогда наступает мое время. Люди боятся брать то, что принадлежит старым временам, обходят стороной могильники. А я не боюсь. Ничего не боюсь. Сколько лет тут живу, навидался всякого. Золото везде одинаково. Оно не кусается и не обжигает руки. Старые книги, как и везде постепенно превращаются в пыль, а города рушатся.
Собирателей мало. Я встречал всего троих, да и те куда-то пропадали. Надо быть осторожнее, когда лезешь в пекло. Я никогда не возьму то, от чего разит силой. А вот золото… Его тут хватает. Да и маги, приезжают, везут с собой много ценного.
Я облизнул пересохшие губы. Пора. Мертвый огонь уже давно пропал, даже искорок не видать. Можно и пройтись по расплавленным камням. Скоро пыль уляжется, и сюда пожалуют другие умники, спеша откопать на пепелище сокровища.
Плотная ткань надежно закрывает лицо, защищая от едкой пыли. Тяжелые сапоги громко бухают по твердой земле, поднимая клубы серого тумана. Если в этот раз повезет, то можно будет не возвращаться в земли изгоев пару лет. А потом… Да кто ж знает, что потом будет. Я уже стар, для меня каждый миг может наступить момент, когда будущего не станет.
Старая песня Собирателей. Ее пел мой учитель. Он открыл мне все богатства, что таят земли изгоев. Показал где искать, куда смотреть и главное, чего трогать не стоит. Всегда, заходя на очередное пепелище, он пел эту дурную песню. В молодости я считал его сумасшедшим. Что ж, видимо, теперь моя очередь сходить с ума.
Серая пыль окутала все вокруг. Улеглась на тела погибших воинов, накрыла темные пятна крови. Прелесть рейдов в том, что они не только не забирали себе ничего, но и оставляли всех павших воинов в полном доспехе. Боятся занести какую-нибудь магическую заразу в дом. Глупые люди. В их умах правят предрассудки.
Я перевернул первого мертвого воина, обшаривая карманы. Негусто. Но многого я и не ожидал. Кто же пойдет на бой с полными карманами золота. Настоящий улов может поджидать только среди расплавленных камней на пепелище.
Что-то не так. Уже четвертый раз натыкаюсь на одного и того же воина. Брожу кругами в этой серой вьюге? Да быть того не может. Нужно постоять недолго. Тогда пыль уляжется и можно будет оглядеться.
Секунды тянулись долго. Пыль медленно кружила, опускаясь все ниже, ложилась на плечи, укутывала, превращая в серую статую, посреди расплавленных камней и безликих тел, чьих лиц уже не различить под ее покровом.
Песня хриплыми словами вырвалась из горла, растворяясь в сером тумане горячим облачком пара. Тела. Так много тел я не видел никогда. Воины Сантора ярким пятном выделялись в серой пустыне, их синие мундиры еще проглядывали сквозь пепел. Среди них, словно сотканные из этого пепла лица. Такие же серые, равнодушные и одинаковые, будто братья. Я невольно сделал шаг назад, оглядываясь по сторонам. Пепел вздрогнул, закрутился с новой силой, потревоженный моими шагами.
Я никогда не боялся, не верил в призраков, но сейчас мне стало страшно. Прямо передо мной, среди знакомых мундиров лежали они. Ими пугали. И не только детей. Пустые тела, не рожденные, а созданные древней магией. Холоднокровные воины, подчиненные воле колдунов. Порождение извращенной фантазии. Безликие палачи.
Все же, видимо я схожу с ума, глядя на их пугающие спокойствием серые лица. Сквозь густой туман до меня долетел чей-то приглушенный стон. Сердце больно ударило в ребра. Серая пыль, кажется, пробилась сквозь ткань повязки и теперь забралась в горло, мешая дышать. Воздуха не хватает. Я замер, вслушиваясь в тихий шорох опадающего пепла. Стон повторился, прозвучав, словно сигнал к бегству. Я торопливо зашагал прочь от этого странного места. Никакое золото и записи погибшего мага не стоят жизни. Пусть я не до конца уверен в том, что это именно безликие палачи, но проверять на своей шкуре не решусь. Осторожность много раз спасала мне жизнь. И я планирую быть первым собирателем, который доживет до глубокой старости.
Очередной стон настиг меня у самой границы пепелища. Совсем рядом, словно преследует. Я передернул плечами, оборачиваясь к серому туману. На самом краю лежал один из них. Такой же, как другие с серым лицом и пустым взглядом, но грудь его часто вздымалась, выпуская едва заметные облачка пара, смешанного с пеплом. Настоящий, живой безликий. Жадность проснулась, сдавила грудь и замедлила шаги. Пусть он не совсем настоящий, эксперимент молодого мага, возможно неудачный, но кому какая разница? Он живой. А это огромные деньги. И не нужно будет больше месить ногами эту опостылевшую серую пыль, смешанную с вечными, холодными искорками инея.
Грязно-серые тучи. Они опускаются к самой земле. Врываются в меня вместе с тяжелым дыханием, скручивают легкие в тугой узел. Ложатся пеплом на лицо, жаля холодом кожу. Тело не слушается, холод уже внутри. Кровь, как густая горячая смола едва-едва пробивается по замороженным сосудам, причиняя настоящую боль. Вокруг лишь блеск инея, что смешался с пеплом, в который превратились облака. Он кружит, словно песок во время бури. Покрывает землю ровным ковром, скрипит на зубах, застилает глаза. Серый, сверкающий холодом мир. В груди, будто живет кто-то, рвется прочь из клетки ребер, ударяясь о них, теряет силы. Все реже и слабее. Уже почти не чувствую холода.
Какой-то звук совсем рядом не дает окончательно раствориться в густом тумане. Чьи-то тяжелые шаги все ближе. Они тревожат уже осевший пепел, заставляя его вздрагивать, подлетать над такой же серой землей.
Кто-то схватил меня за ноги и тащит. Голова бьется о землю, серая пыль царапает кожу, вьется, покрывая лицо. Почти задыхаюсь. В глазах темнеет.
Непривычное тепло забирается в тело, обжигает кожу, сушит горло. Медленно открываю глаза. Темная комната с обрывками грязной ткани на каменных стенах. Неясный тусклый свет пробивается внутрь сквозь пыльный витраж с изображением неведомого чудища.
— Очнулся? — надо мной склоняется некто. Темные волосы с неровными мазками седины, обветренная кожа, изъедена глубокими бороздами морщин. Пытаюсь хоть что-то вспомнить, но в голове пусто и холодно, как в той серой вьюге. — Значит, очнулся, — улыбается старик, демонстрируя черные пеньки редких зубов.
Игнорирую его, пытаюсь вспомнить хоть что-то, но серая пустота внутри не сдается, надежно сковывает разум. Мелькают лишь неясные силуэты на фоне ярко-синего пламени.
— Кто? — поворачиваюсь к старику, который деловито осматривает меня. Поднимает руки, щупает живот, сгибает мои ноги.
— Я-то? — снова улыбается. — Я Хорх. Собиратель. Мне повезло.
— Кто? — повторяю вопрос. Собственный голос кажется чужим.
— Ты? — он опустил на место мою руку и задумчиво смотрит в глаза. — Ты — никто. — Наконец, определился с ответом.
— Никто? — переспрашиваю, поднимая к глазам руки. Тонкие, словно кости одни, обтянутые серой кожей.
— Никто, — кивает старик, протягивая миску с отколотым краем. — Пей.
Пальцы сжимают посудину, подрагивают, норовя пролить воду. С помощью старика сажусь, прислонившись к холодной стене. Вода тоже ледяная, с неприятным привкусом сырой земли.
Он еще пару минут рассматривает меня, а потом скрывается за очередным обрывком ткани, что была вместо двери.
Сижу, оглядываясь по сторонам. Серая пыль кругом. На столе, стульях, кривом табурете. Она на мне, скрипит под пальцами, покрывая грязную постель. Кучи мусора повсюду. Какие-то тряпки, старые книги, настолько древние, что дотронься — рассыплются все той же пылью. Поднимаюсь, словно заново учусь ходить. Пара шагов, хватаюсь за спинку стула, она трещит жалобно. Вздрагиваю, отдергивая руку. Почти падаю в кучу мусора у стены. На голову сползает дырявая тряпка, поднимая тучу пыли. Кашляю, закрывая нос рукой.
Зеркало. Мутное, изъедено черными язвами времени. Завороженно смотрю на него, боясь приблизиться. Рука против воли тянется вперед. Мутная поверхность отражает пальцы с грубыми узлами суставов. Шевелю ими, проверяя, мои ли. Тонкие нити жил проступили под серой кожей. Шаг. Еще один. Подхожу все ближе, глядя в отражение. Непропорционально длинные руки и ноги. Тощее тело, кости, кажется, сейчас прорвут грубую, но такую тонкую кожу острыми краями. Лицо как маска. Смотрит серыми, почти прозрачными круглыми глазами. Впалые щеки, тонкая линия губ, хищный, чуть загнутый к низу нос. Лысая голова. Ни волоска не видно на теле. Нет ни бровей, ни ресниц, только грубые кости выпирают над глазами.
— Любуешься? — хриплый голос Хорха сзади. Ловлю его взгляд в отражении. Он другой. Не такой, как я. Почему? Спрашиваю. — Я — человек, — пожимает он плечами, проводя грязными, почти черными пальцами по густым волосам.
— Я человек. — Повторяю глядя на себя. Руки застыли у груди, где гулко бьется в ребра сердце.
— Я — человек, — хмурится Хорх, подходя ближе. — А ты… — замолчал, разглядывая меня.
— Я? — склоняю голову на бок, скольжу взглядом по своему телу, что так не похоже на человека. Если человек похож на Хорха, то кто тогда я?
— Ты — никто. — Повторяет он, осторожно, словно боясь, положил мне горячую ладонь на плечо.
— Я человек, — повторяю. Сердце забилось чаще, словно крича об этом. Я хочу быть человеком.
— Дело твое, — махнул старик рукой, исчезая из отражения. — Есть будешь?
— Буду. — Киваю, с трудом отводя взгляд от серого тела, имя которому никто.
— А я думал, вы не едите, — хмыкнул он, вываливая какую-то темную массу в две плошки. Густой пар поднимается к почерневшему потолку.
— Вы? — переспрашиваю, садясь на кривой табурет. Запах приятный.
— Вы, вы, — бурчит себе под нос. — Не люди.
— Я человек, — повторяю снова.
— Ешь. — Подвинул ко мне миску. Оглядываю стол в поисках того, чем можно есть эту массу. — Чего? — заметил мою нерешительность Хорх. Он черпал кашу руками. Она стекала по пальцам, капала на стол и одежду, размазывалась по подбородку, путалась в сальных волосах, что лезли в лицо.
— Ложка? — с трудом вспоминаю название. Оно звучит непривычно, словно давно забытые слова.
— Ложка? — удивленно смотрит на меня старик. С кряхтением поднимается и идет в один из углов комнаты, где свалена очередная куча хлама. Копается в мусоре, перебирает свои сокровища. — Держи, — по столешнице прокатилась ложка. Кривая, словно ей землю копали. С темными разводами чего-то непонятного и черными кругляшками от выбитых украшений на ручке. — Что опять не так? — хмурится, глядя на меня.
— Вода, — оглядываю комнату, в поисках какого-нибудь ведра, чтобы ее вымыть.
— Так ешь, — стукнул Хорх по столу кулаком. За что-то злится на меня. Опускаю взгляд в тарелку, несмело втыкаю грязную ложку в вязкую кашу.
Опять эта серая пыль. Скрипит на зубах, царапает горло при каждом глотке. Давлюсь пересоленной кашей, заглатываю быстрее, не чувствуя вкуса. Хорх все еще злится. Смотрит на меня исподлобья и шевелит кустистыми бровями. Я прячусь от его взгляда. Неуютно.
Глубокие тени, словно живые, шевелятся в темных углах, раскачиваются в такт танцу свечей. Где-то за стенами замка воет ветер, рвется в приоткрытое окно, стучит голыми ветками деревьев в стекла.
Я натянул сползающее одеяло повыше на плечи и обнял колени руками. Мысли под стать погоде. В детстве считал себя пленником в этом замке, со временем это ощущение прошло. Я стал чувствовать надежность этих стен, защищенность. Отгородился от всего мира и был счастлив. Но сегодня, впервые за много лет мир за стенами вспомнил обо мне, ворвался в двери и перевернул ставшую привычной жизнь. Меня ждут в столице.
Ребенком я мечтал о приключениях, теперь же… Мне страшно. Что там, в столице? Как я доберусь туда? Эти мысли прогоняли сон, заставляли следить за густыми тенями в углах, присматриваться, бояться, словно в них сидят подосланные убийцы. Я никогда не питал иллюзий о своей нужности. Страна прекрасно жила без меня. После ссылки обо мне забыли, закрыли, спрятали. Теперь же я им понадобился. Смешно, как чья-то смерть влияет на жизни других. Я не правитель, хоть и часто утверждаю обратное. Все изменится завтра. Один лишь шаг за ворота и пути назад не будет.
Я со стоном уронил голову на колени. Воображение вовсю рисовало красочные картины грядущей смерти. Как шальная стрела вылетит из придорожных кустов, пробьет горло. Горячая кровь потечет по дороге, изрытой множеством копыт. Отчаянно мотаю головой, прогоняя мысли. Нет. Не поеду никуда. Останусь здесь. Скажусь больным. Не посмеют же они тащить единственного наследника императора силой? Правильно. Это хороший план. А там еще что-нибудь придумаю.
Сильный порыв ветра распахнул незакрытое окно. Створка ударилась о стену, зазвенели стекла, грозя осыпаться осколками на ковер. Последний раз мигнули и погасли свечи, погрузив комнату в темноту. Вздрагиваю и ежусь от долетевшего холода.
— Стража! — голос похож на шепот. Прочищаю горло и зову громче, принимаю наиболее величественное положение. Обычные люди не должны видеть мою неуверенность. — Стража?!
Ни на третий, ни на четвертый раз меня никто не услышал. Я начал злиться. Мне обещали, что покои будут охранять круглосуточно. И где же? Оглохли там? Спускаю ноги на холодный пол. Тапки как назло потерялись где-то под кроватью. Подбегаю к окну, закрываю створку, опустив защелку. Громкий звук из коридора заставляет вздрогнуть. Даже присел от неожиданности.
— Стража? — зову в очередной раз, но никто не слышит.
Сглатываю колючий комок страха. Осторожно крадусь к дверям, прислушиваюсь. Грохот стих. Лишь ветер все так же воет в пустых коридорах. Тянусь к широкой ручке тяжелых дверей. Руки трясутся, даже промахиваюсь мимо. От этого начинаю злиться. Злость прогоняет страх. Распахиваю двери и выскакиваю в коридор, оглядываясь по сторонам.
— Стража! — низким гулом отвечает из темного коридора эхо.
Серые каменные стены покачиваются от неровного света редких факелов, дрожат тени в глубоких нишах. Делаю несколько шагов до ближайшего небольшого зала, где стоят с виду такие удобные диванчики. Днем тут дежурит стража. Но никого нет. Только холодные взгляды незнакомых людей со старых портретов на стенах. Злые лица с мертвой жестокостью в глазах. У выхода на лестницу два пустых доспеха. Смотрят черными прорезями глаз, скалятся помятой решеткой забрала. Смотрю на них, не в силах и шага сделать. Снова завыл ветер, заметался в поворотах коридоров, загудел, попав в ловушку железных доспехов. Заскрипели латные перчатки статуй, того и гляди схватятся за матовые от пыли мечи. Показалось даже, что один из них чуть повернул голову. Делаю несколько шагов назад, продолжая следить за ними. А вдруг там кто-то есть? Подосланные убийцы. Сердце бешено бьется. Воздуха не хватает. Мир кружится, сливается в одну размытую картину. Бросаюсь в сторону своих комнат. Влетаю в покои, хватая жадно ртом воздух. Дверь с громким хлопком закрывается. Задвигаю засов, придвигаю кресло. Так надежнее. Ныряю под одеяло.
По-прежнему воет ветер, гуляет по коридорам, стучит с улицы в окно. Слышатся неясные шорохи за дверью, словно крадется кто-то. Изо всех сил таращу глаза в темноту. Слежу за неподвижной дверью, кажется, отвлекись я хоть на мгновение, и засов медленно поползет в сторону. Минута, другая, но все по-прежнему. Пытаюсь успокоить себя, убедить. Но не получается. Сердце не желает слушать. Воздух застревает в груди, не дает сделать новых вдох, сколько бы я ни старался. С трудом отворачиваюсь, утыкаюсь в подушку лицом, накидываю сверху одеяло.
— Это все не правда… Все хорошо… Это не со мной… — голос заполняет собой ватную тишину отдельного мира под одеялом. Успокаивает. Шорохи снаружи уже не такие громкие и страшные. — Все хорошо. — Закрываю глаза, представляя себя далеко-далеко. Тут безопасно. Мне всегда казалось, что если ты не видишь опасности, то и она не найдет тебя.
Смотрю на него. Странный. Но уже не пугает. Словно ребенок, пристает с вопросами. Что, да почему. Скоро прятаться начну. В душе все чаще просыпаются сомнения. Он, такой не похожий на человека, но такой человечный. Мурашки по коже. Немного осталось. Скоро уляжется ветер, опустить серая пыль и можно будет ехать в обжитые земли. Скорей бы. А то с ума сойду. Как вспомню, какой он без одежды — страшно. Словно личинка неведомого насекомого. Кожа сухая, серая, полупрозрачная. Синие сетки сосудов по всему телу. А еще… Он действительно никто. Нет у него того, по чему нормальные люди определяются. Кругом гладкий, ни баба, ни мужик. И пупка нет. Точно личинка. А еще эти глаза. Пустые, серые, словно пепел в них.
А буря, как назло почти неделю держится. Не стихает злой ветер. Скоро я сам в сосульку превращусь. Почти не выхожу из подвала. Хорошо семян заранее набрал. Старые запасы пригодились, но и их надолго не хватит. Еще день-другой и подошву жевать будем, да земляной водой проталкивать.
— Я — человек, — в очередной раз его тихий, безжизненный голос. Сливается с серой вьюгой, пропадает в ней.
Морщусь. Он это, словно заклинание повторяет. Стоит у выхода, смотрит на бурю, что отделяет нас от земель изгоев и повторяет. Часами стоять может. Все думает о чем-то. Какие мысли живут в его лысой голове — не понять. Но я почти привык. Уже не сжимаю, как в первые дни каплю живого огня в кармане. Поначалу все думал, вот сейчас он бросится на меня, начнет рвать своими длинными страшными пальцами. А я его приласкаю магией. Он похлеще мертвого огня будет. Живое на раз сжирает. Даже кошмары снились. Я боялся. Шутка ли, жить в одном доме с безликим. А он, даже не подозревает. Стоит себе, да думает о своем. Даже жалко его.
Может ли он быть человеком? Иногда я забывался, разговаривал с ним. И каждый раз злился. Откуда у него, такого, мысли о ложках, умывании, одежде. Будто во дворце родился. Правильный. Я на пробу ему нашел трезубец столовый с ножом. Так он славно ими орудовал, я даже залюбовался. Не каждый принц так сможет. Эти мелкие непонятности ставили меня в тупик. Он не знает о себе ничего, но в то же время удивительно приспособлен в быту. Правда ли, что пустые тела безликих оживляют с помощью душ? Если да, то чья сидит в нем? Я перерыл множество книжек, ища ответы. Самому интересно. Жаль, что замок безумного мага сожгли Санторские псы. Ни клочка бумажки не оставили. А в моих сокровищах информации почти нет. Так, обрывочные сведения.
— Вьюга заканчивается, — снова он. Вздрагиваю, глядя в ровную спину. Он стал больше. Много ест, нужду ни разу не справлял, да и нет у него таких частей тела, что приспособлены для этого. Вся пища в мышцы уходит. Уже не торчат кости так сильно. Даже щеки появились. На скелет все меньше похож.
Поделиться книгой: