Любовь в наказание

Так и пришлось Антипу остаться жить с матерью, чтоб уберечь людей от ее бесчинств. Только и с нее он взял слово, что отныне не будет она вредить никому.

Долго ли может протянуть ведьма, которой обрубили крылья? Можно ли сдерживать магию, которая сильнее тебя? Нет. Вот и мать Антипа принялась чахнуть на глазах. Но помня обещание сыну, продолжала вести почти добропорядочный образ жизни. Так, занималась иногда черной магией, привороты там, отвороты, по мелочи, в общем. Только ни избавления, ни утешения ей это не приносило. Ее же магия медленно, но уверенно разрушала ее изнутри.

Не раз заводила колдунья с сыном разговоры, что надо бы ей передать ему силу, как единственному родному существу. И каждый раз Антип оставался непреклонным. Видел страдания матери, но не хотел пускать черноту в душу. Боялся, что не сможет совладать с ней. А когда исполнилось ему двадцать пять лет, мать слегла окончательно. Силы покинули ее, и с постели она уже так и не поднялась. Перед самой смертью, она воспользовалась своими правом передать сыну силу не по доброй воле. Во сне заставила принять ее и запечатала в нем силу своей магией, которую выплеснула с последним вздохом.

Антип ненадолго замолчал, и я поймала себя на том, что приуныла как-то от его рассказа, который живо себе представляла. У меня словно промелькнула перед глазами его жизнь, в те старо давние времена.

— Получается, ты тоже колдун? — нарушила я первая молчание, поняв, что призрак задумался крепче, чем хотелось бы. Да и время уже давно перевалило за полночь. Засиживаться на кладбище до утра не хотелось.

— Сам я себя таким не считаю, но мать свое дело знала хорошо. Силу ее я в себе чувствовал при жизни.

— И ни разу не применил?

— Ни единого во зло, хоть и трудно было порой сдерживать себя.

— А дальше?.. Что случилось дальше?

Во мне все больше зрела уверенность, что его рассказ напрямую связан с тем, почему сейчас он и не призрак, и не человек.

— Дальше? — откликнулся он, и мне показалось, что слабое эхо прокатилось под сводами склепа. — Дальше стал я ведьмаком, как ты уже догадалась. Но старался, чтобы колдовство мое несло людям добро. Врачевал помаленьку, роженицам помогал, погоду заговаривал на урожай… Всего помаленьку в общем.

— И?..

Что ж это такое! Приходилось тащить из него слова клещами, словно чем ближе к развязке, тем тяжелее ему становилось рассказывать.

— А потом меня убили, — выдохнул он. — Собрались люди моей деревни и отрезали мне голову, когда я крепко спал.

— Как убили?!

Я почувствовала, как волосы зашевелились на голове от ужаса.

— А вот так. В деревне у нас случился падеж скота. Ну люди и обвинили во всем меня. Нужен был козел отпущения, вот и выбрали. Самосуд, в общем, учинили, — закончил он равнодушно так, будто речь шла и не о нем вовсе.

— Вот же дерьмо! — воскликнула я и тут же зажала себе рот рукой. Хорошо, что от ливня, что вовсю бушевал вокруг нас, шума было гораздо больше, чем от меня. — Да как же они могли?!

— Что теперь об этом говорить. Деланного не воротишь.

— Что же получается? Тебя казнили за то, чего ты не делал при жизни?

Я задумалась. Кажется, где-то про такое я уже слышала, только не помню, кто рассказывал. Если ведьмака карают за зло, которого он не совершал, то душа его не сможет найти упокоения, а тело не станет призрачной тенью. Что-то там еще про таких говорилось, но память моя отказывалась вспоминать, как не напрягалась.

— А от меня-то ты чего хочешь?

Нет, я, конечно, сочувствовала ему всей душой и готова была помочь, но ума не прилагала, как это можно сделать.

— Хочу чтобы ты изменила ход истории. Либо заставь меня совершить зло, за которое и поплачусь в последствии, либо отведи руку убийцы.

Кажется, у меня отвисла челюсть от изумления. Только и могла, что смотреть на Антипа, хлопая ресницами.

— Ты в своем уме? Как я по-твоему смогу попасть в твое время?

— Сможешь, если сильно этого захочешь?

— И что же меня может заставить этого захотеть?

— Тут есть три варианта, — усмехнулся он. — Первый, а именно желание помочь, я отвергаю сразу, потому что тебе это не свойственно. Второй — это плюс к твоей черной карме, если заставишь меня при жизни стать колдуном. Ну и третий — подчиниться чужой воле.

Только я хотела ему возразить, как почувствовала резкую боль в клейме. Не выдержала даже и прижала к нему пальцы. Благо, боль так же быстро прошла, как и появилась.

— Что за клеймо у тебя на любу? — заинтересовался Антип.

— Клеймо проклятия, — скривилась я. — Случайно получилось…

— Я так и подумал почему-то, — снова усмехнулся он, и глаза его блеснули в темноте лукавством.

— Слушай, ну почему я? Мало что ли есть ведьм? Может кто и согласится помочь тебе.

— И ты думаешь, что они толпами ходят по кладбищу? — разозлился Антип. — Да чтоб ты знала, за все время, что я тут, кроме выжившей из ума старухи, что померла лет пятьдесят назад, да тебя с матерью больше никто из ведьм и не забредал на это кладбище. Мать твоя слишком лютущая, да и в возрасте уже. Остаешься только ты.

— А что ты там говорил про чужую волю? — встрепенулась я, припоминая. — Уж не себя ли имел ввиду?

— Не себя. Скоро ты все узнаешь.

— Да ну тебя! — махнула я на призрака рукой и встала с лавки. — Надоело слушать твои бредни, пора домой. В следующий раз хорошенько подумай, прежде чем приближаться ко мне. Не посмотрю, что ты такой полупризрачный, по ветру развею!

Глава 5

Чем ближе становилась пятница, тем сильнее я нервничала. Дело в том, что от шабаша я толком не знала чего и ждать. Мать периодически отправлялась на сборище ведьм, но мне почему-то ничего не рассказывала, возвращаясь утром уставшая и довольная. Как-то раз я пристала к ней с расспросами, вот тогда и получила гневную отповедь, что негоже молодой ведьме, не достигшей двадцатипятилетнего возраста знать о таинствах распутной ночи. Тогда мне едва исполнилось семнадцать, и слово «распутной» меня неслабо напугало. Сразу же в голове нарисовалась довольно абстрактная и почему-то кровавая картинка, и любопытство мое поутихло на несколько лет. Сейчас мне уже исполнилось двадцать и о шабаше я стала задумываться все чаще. Ну а в последние дни так и вовсе только о нем и размышляла, даже примерно не зная, чего ожидать. Возраста зрелой ведьмы я по-прежнему не достигла, и таких, как я, приглашали на экстренные шабаши исключительно в качестве провинившихся. Ну и мать, чем ближе к пятнице, тем сильнее хмурилась, что тоже не могло не настораживать.

А еще этот призрак… Нет-нет, да вспоминала о нем и о нашем с ним разговоре. Просьба о спасении мне по-прежнему казалась дикой, но из головы она не шла, как ни гнала ее. И еще одна странность происходила со мной в такие минуты: стоило только подумать об Антипе, как начинал гореть лоб в области клейма. Вот этого я уже совершенно не понимала. Не слышала я никогда и того, что вообще возможно перемещение в прошлое. Если честно, даже в голове это не укладывалось. Наверное, потому в один из вечеров и пристала к матери с расспросами.

— Мам, а ты веришь в реинкарнацию? — начала я издалека.

Для разговора выбрала вечерние часы перед самым сном, когда мама обычно находилась в самом благодушном настроении — вязала, сидя в кресле, и улыбалась каким-то своим мыслям.

— Я верю, — тут же отозвалась Мурка, которая до этого дремала у меня на коленях. — И в прошлой жизни я была могущественной ведьмой.

— Откуда знаешь? — погладила я ее по шелковистой шерстке.

— Чувствую, — мурлыкнула она и широко зевнула. — И дела, наверное, творила такие… — мечтательно закатила она глаза.

— Не моли чепухи! — тут же прикрикнула на нее мать. — Если даже и была ты ведьмой, то точно этого не помнишь. А ты, — сурово посмотрела она на меня, — почему об этом спрашиваешь?

— Да я… Ну, просто интересно, где-то я про это читала…

— Тамара! — прикрикнула мать и отложила вязание в сторону. — Не заговаривай мне зубы. Не просто так ты спросила об этом. Говори быстро, во что еще вляпалась!

— Ну мам!.. Я честно… Да и не совсем это имела ввиду.

— Хватит мямлить, как полудохлая! — еще громче закричала мать, и лампочка замигала на потолке. Что такое гнев ведьмы знала не понаслышке. Если и дальше так пойдет, то следующая начнет биться посуда в серванте.

Ничего не оставалось, как рассказать все про Антипа и его просьбу. Сделать это старалась побыстрее, потому что гнев матери все нарастал.

— Ох и бедовая ты ведьма, Томка! — всплеснула руками мать, когда мой рассказ подошел к концу. — И что тебя только заставляет искать приключения на свою?!. — и посмотрела так характерно пониже моего пояса.

— Да я-то тут причем?! — возмущению моему не было предела. Вот уж что-что, а обвиняла меня сейчас она несправедливо. — Разве я виновата, что привязался он ко мне на кладбище?

— Но ведь к тебе, а ни к кому-нибудь еще. Ты как магнит для неприятностей, притягиваешь их ото всюду. Вон и клеймо опять загорелось красным, — с тоской в голосе проговорила мать. — Ты хоть знаешь, что это значит?

— Нет, — тряхнула я головой. — Оно у меня горит периодически, но я не знаю, почему.

— Да потому, что про призрака твоего уже известно совету ведьм. Они и эту часть твоей жизни поставили на контроль.

— И что теперь? — всерьез перепугалась я, а Антипа так и вовсе возненавидела всей душой. Вот же еще, свалился на мою голову! И так проблем выше крыши!

— Скоро узнаем, — жестко произнесла мать. — Ждать осталось недолго.

А точнее, ждать осталось сутки, потому что именно завтра в полночь и состоится судебный шабаш.

— Мам, ты так и не ответила на мой вопрос… — вновь вернулась я к первоначальной теме, когда поняла, что мать успокоилась немного и смирилась с неизбежным.

— Хочешь знать, можно ли переместиться в прошлое? — уже почти спокойно уточнила она. — Сама я такого не делала, но есть один ритуал… Правда, ведьмы им пользуются о-о-очень редко, потому как в прошлом можно застрять надолго, а то и вовсе не вернуться.

— А никто и не собирается туда отправляться, — отмахнулась я и для себя решила, что даже думать забуду о противном призраке.

— Ох, доча, какая же ты все же у меня наивная, хоть и ведьма, — грустно так посмотрела на меня мама. — Боюсь, что от тебя теперь ничего не зависит. Но, ладно, не будем о плохом раньше времени, дождемся завтра…

— Если надумаешь отправиться в прошлое, возьми меня с собой, — раздался в тишине комнаты голос Мурки. — Хочу посмотреть на ихних котов-оборванцев…

— Да, сгинь ты, нечистая! — запустила мать в нее клубком шерсти. — Вот же еще бестолочь на мою голову навязалась!

В пятницу в институт я не пошла. Только зря потеряла бы время, да и от Лиды пришлось бы наслушаться, какая я рассеянная, что на носу сессия и все в таком духе. Да и не могла я ни о чем думать, как о предстоящем шабаше. Несмотря на зашкаливающее волнение, заставляющее временами меня холодеть от ужаса и впадать в ступор, меня мучило любопытство. Шутка ли, столько слышать о легендарных сборищах и ни разу на них не присутствовать!

А вот от матери мне едва не влетело старой кочергой, когда ближе к ночи пристала к ней с вопросом, как мы отправимся на шабаш — полетим на метлах или воспользуемся услугами боровов, которых потом зажарим на жертвенном костре?

— Лучше оденься поскромнее, — прикрикнула она на меня. — Скоро полночь.

А вот с этим делом у меня было по-настоящему напряжно. Я стояла перед распахнутым шкафом и придирчиво рассматривала прозрачные блузки, откровенные топы и короткие юбки. И что из всего этого можно назвать приличным? Ну хорошо, низ я прикрою штанами-дудками. Правда у них талия такая низкая, что край трусиков выглядывает, но с этим уже ничего не поделаешь. А вот во что мне запрятать свой верх? Грудь у меня не то чтобы пышная, но и не такая маленькая, когда ее можно стесняться. Да и какая бы она ни уродилась, не привыкла я стыдиться. Из каждой девушки можно сделать красавицу. А уж если природа наделила тебя приятной внешностью, то только глупые прячут ее под скромной одеждой. Тряпки, они для того и придуманы, чтобы подчеркивать природные достоинства.

После почти часового размышления, мой выбор остановился на черной кружевной блузке. Конечно же, она просвечивала вся. Но если в совет входили настолько чопорные ведьмы, то выход у них один — не смотреть на мою красоту.

И все же, прежде чем отправиться на шабаш, мать заставила меня надеть еще и плащ.

— Мало ты видела ведьм, доченька. Большинство из них далеко не красавицы, — объяснила она и открыла самый обычный воздушный портал. Вот значит, каким прозаическим образом мы попадем на шабаш?

Шагнув в серый клубящийся туман, мы сразу же оказались на лесной поляне, окруженной плотно растущими березами. В центре поляны ярко полыхал костер, а вокруг него расположились ведьмы, которых мне удалось рассмотреть, только когда мы с матерью приблизились к ним.

Ну и страшилы! — стало первой мыслью. Косматые, носатые, бородавчатые… Вместо одежды какие-то лохмотья на них, и на руках многолетние когти. Неужели я тоже когда-нибудь стану такой? Да ни в жизнь!

— Приветствую вас, старейшие и мудрейшие! — торжественно изрекла мать и поклонилась в пояс, дернув меня за руку и заставляя последовать ее примеру.

Ведьмы даже не шелохнулись, разглядывая меня почему-то, а на мать даже не обращая внимания. Я хоть и хорохорилась, но страх уже вовсю бегал по спине, рождая противные мурашки.

— Дочь моя, урожденная Тамара, добровольно явилась на справедливый суд за совершенное преступление. Она готова понести искупление.

Кто сказал? Ничего подобного! Я и виноватой-то себя не считаю, а уж про наказание вообще молчу. Кто только придумал эти дурацкие кодексы! Так думала я про себя, а на самом деле меня уже била мелкая дрожь. Вот уж поистине, взгляд ведьмы выносить тяжело. А если на тебя смотрят сразу с десяток таких взглядов, то и вовсе умереть хочется.

— Становись в центр! — произнесла скрипучим голосом одна из ведьм, по всей видимости, самая главная тут и указала крючковатым пальцем прямехонько на костер.

Я вытаращилась на мать и затрясла головой, как припадочная. Они меня, что, поджарить решили?! Да кем они себя возомнили, инквизиторши чертовы!

— Иди, не бойся, — подтолкнула меня мать в спину. — Костер колдовской не навредит тебе, лишь от скверны очистит…

Да не могу я туда шагнуть! Страшно же!.. А мама уже вовсю стягивала с меня плащ, приговаривая шепотом, что в нем мне будет слишком жарко. Еще это дурацкое клеймо на лбу пекло нещадно. Так и хотелось разодрать его в кровь, выцарапать с мясом. И угораздило же меня вляпаться во все это. Будь этот Вадим неладен!

Сама не поняла как, но оказалась я стоящей на раскаленных углях, в самом центре пылающего костра. С ужасом смотрела, как языки пламени охватывают мое тело. Чувствовала жар костра, но боли не было. Кажется, я, действительно, не горю.

— В теле ведьмы трусливая душонка, — презрительно заговорила все та же ведьма, а остальные уродицы синхронно закивали лохматыми головами. — Как насылать проклятье, так она первая, а вида обыкновенного костра испугалась.

— И что тут особенного? — гордо вскинула я подбородок, не обращая внимания на мать, которая вращала глазами, делая мне знаки молчать. — Не привыкла, чтобы меня поджаривали, как освежеванного поросенка.

— Захотели бы поджарить, не тащили бы тебя на шабаш. Наши руки длинны, и ты об этом знаешь.

Благоразумно решила не пререкаться, хоть и хотелось сказать многое этой противной старухе.

— Дамы, — вновь заговорила ведьма, а я чуть не прыснула в кулак. Где она тут дам увидела? — Ведьма наслала проклятье на голову простого смертного. И ладно бы виной всему была любовь. Так ею там и в помине не пахло. А вот поруганая гордыня взбунтовалась. И ведьма оказалась настолько неуравновешенной, что не смогла обуздать ее. Заслужила ли она наказания?

Да-да, заслужила! — послышались со всех сторон каркающие голоса припевал самой старшей ведьмы. Хоть бы одна сказала, что нет, мол, все правильно она сделала.

— Все ли согласятся со мной, что наказать ее следует любовью, которая еще не ведома ее сердцу?

И снова эти плебейские поддакивания. Пока еще смысл слов ведьмы до меня доходил плохо. Костер жарил нестерпимо. Чем дольше, тем сильнее мне казалось, что поджаривают меня по-настоящему.

— Слушай меня внимательно, несчастная! — громогласно прокатилось по поляне. Голос ведьмы обрел невиданную силу и заставил меня напрячься всем телом и даже забыть про жар. — Ты отправишься в прошлое, о чем просит тебя призрак колдуна-неудачника. Нам плевать, что ты там будешь делать, спасешь его или нет. Это только твоя забота, как и воля. Но! — подняла она палец, точно как Малефисента. — Искать тебе отныне любовь и не видеть ее ни в ком! Сводить мужчин с ума, а самой оставаться холодной как лед, пока не найдется тот, в ком ты увидишь любовь, и кто сможет растопить лед в твоей злобной душе! Уста мои крепки, сказанного не воротишь. Проклятие свершись!

С последним словом ведьмы огонь полыхнул такой силы, что накрыл меня с головой. Тут и я с жизнью принялась прощаться, потому что жар затопил меня даже изнутри. Но почти сразу же все пропало, и я обнаружила себя стоящей на затухающих углях. Ведьмы никуда не делись, а с неба на нас смотрел огромный диск неестественно яркой луны.

— Сколько у нас есть времени?

Я даже не узнала голос матери, так трагично он прозвучал в повисшей тишине.

— Мало. Завтра в полдень должна ты совершить ритуал. Все ли ты помнишь, могущественная ведьма, мать неверной дочери?

— Помню и сделаю, — клюнула носом мама, и мне даже показалось, что она сейчас расплачется.

Никогда не видела свою маму плачущей. Вот тут мне стало по-настоящему страшно, хоть я все еще и не отдавала себе отчета в реальности происходящего на поляне.

— Суд окончен. Отправляйтесь домой!