Основным местом обитания островитян является жилище – дом, выступающий над скалой, или пещера и находящиеся там предметы – печь, открытый огонь и каменные садовые ограды. Большинство поселений состояло из двух или трех таких жилищ, разбросанных вокруг сельскохозяйственных угодий. Их частота, статус, размеры дома и качество построек уменьшаются по мере удаления от побережья – они чаще всего размещаются на скалах или склонах холмов. Густота их распространения возрастает вокруг родников и более плодородных почв в низинах и на вершинах. Поселения расположены на прибрежных склонах, но люди в основном пользовались ресурсами низин, потому что на побережье бедные соленые почвы и дуют ветры: такая структура прибрежной полосы очень похожа на ситуацию во всей Восточной Полинезии.
Помимо этого существовали еще «деревенские поселения», сосредоточенные вокруг религиозных или церемониальных мест, с алтарем, размещенным на платформе высотой около 50 – 100 м. Это были четыре-пять домов в форме овала, облицованные камнем, для священнослужителей, вождей и других лиц высокого ранга. Дома простых поселенцев стояли дальше, в 100 – 200 м от этих «элитных» прибрежных строений.
Самые замечательные овальные дома (hare paenga) имели базальтовый фундамент, выражающий социальный статус и богатство, поскольку значительное время и силы требовались, чтобы построить их. Paenga означает и «разбить камень», и «большая семья». Камни были в длину от 0,5 до 2,5 м, 20 – 30 см в ширину и, как минимум, 50 см высотой. В маленьких отверстиях в них крепились тонкие подпорки изогнутых конструкций, которые создавали серию арок, присоединенных к растяжке и поддерживающих всю структуру из растительных материалов.
Овальные дома почти всегда находили возле платформ, очень часто они образовывали своеобразный полукруг на территории, удаленной от побережья. Находясь так близко от священной земли, они отражали высокий социальный статус поселенцев. Агуэра, один из тех испанцев, которые были на острове в 1770 году, отметил, что «остальные (которые, как мне кажется, были их слугами) занимали жилища, соответствующие их статусу». Эти дома были описаны голландцами в 1722 году, как «построенные из материала, напоминающего солому. Выглядели эти дома как ульи или как если бы гренландские шлюпки были перевернуты вверх дном». Концепция постройки домов, похожих на лодки, широко распространена в Полинезии, а также распространилась через Тихий океан в юго-восточную Азию. Этот факт свидетельствует о главенствующем положении лодок в наследии островитян, и стоит заметить, что почти все входы в дома повернуты к морю.
Большинство домов имеют единственный вход-тоннель, достигающий 1 м в высоту; лишь один человек может проползти туда. Таким образом, обеспечивается защита от холода и пронизывающего дождя; часто по обеим сторонам дома стоят маленькие статуи из дерева или камня. Некоторые из этих строений являлись общими, в них было место для десятков людей, которые могли там спать или есть. Островитяне рассказали миссис Рутледж, что ужин готовился в помещении, а спали они параллельно друг другу, по всей длине дома, головами к двери, старики в центре, а молодежь – по краям.
Большинство овальных домов, построенных для простых людей, не имели каменного фундамента; их столбы были вкопаны прямо в землю, хотя и имели каменный тротуар напротив дома. Эти дома достигали 12 – 14 м в длину и 2 м в ширину, хотя Лаперуз отмечал в 1786 году, что один из них был длиной около 100 м и мог вместить, как минимум, двести человек. Поскольку это были в основном ночные убежища, а дневная деятельность велась снаружи, не было необходимости в постройке комнат и мебели. Роггевен подтверждает это: «Мы не нашли абсолютно ничего… никакой мебели, лишь бутылки, в которых они держат воду. Я попробовал ее и нашел солоноватой». А команда Кука, с другой стороны, пробовала воду в западной части острова и нашла ее сладкой и вкусной. Кук подтвердил, что у местных жителей имелось очень мало тыкв, поэтому кокосовые скорлупы были для них ценным подарком. В домах были циновки на полу и несколько каменных «подушек», часто украшенных гравировкой.
Все наши сведения восходят к самому концу доисторического периода жизни острова, однако большинство археологических находок в домах относятся к более позднему времени; это происходит потому, что островитяне обычно строили свои дома на вершине или очень близко от предыдущих домов, поэтому более старые свидетельства надежно замаскированы.
Повсеместно на острове встречались umu pae (каменная плита, расположенная прямо на земле). Голландцы отмечали, что островитяне готовят курятину «в норах, сделанных в земле, в которых лежат камни, нагретые при помощи горящего кустарника». А Лаперуз видел маленькие щиты, прикрывающие эти плиты.
Umu pae могла быть различной формы – круглая, прямоугольная, пятиугольная – и разных размеров, в некоторых были отдельные отверстия, другие использовались для семьи или общины, а самые большие – для праздников. Однако даже самая большая была не более 1 м в диаметре: островитянам не нужны были большие очаги с той поры, как исчезли крупные млекопитающие, которых можно было на них приготовить. Большинство очагов стояли перед домом (со стороны моря), но известны некоторые специальные центры приготовления пищи, такие как в Рана Кау, состоявшие из тридцати трех больших очагов. Домашние образцы были простыми ямами, которые, как и дома, простояли на одном месте несколько столетий – серии из трех очагов, насчитывающих 250 лет, были найдены в одном искусственном холме. Подобные насыпи могли достигать 10 метров в диаметре и 50 см в высоту.
Manavai – это садики при домах, либо обнесенные стеной, либо углубленные в землю, всего было найдено около 1450 таких заграждений. Считается, что они обеспечивали благоприятный микроклимат для растений, защищая их от ветра, помогая удерживать влагу и создавая тень (manavai означает «место для воды»). Конечно, они располагались, в основном, в прибрежной зоне, где была большая необходимость в защите растений от иссушающих ветров с моря. Островитяне, жившие вдали от моря, могли просто использовать естественные углубления. Кратер Рано Кау можно представить, как гигантское естественное заграждение, обеспечивающее защиту от ветров и благоприятный микроклимат – неудивительно, что на его крутых внутренних скатах расположен целый комплекс домов и садов с террасами.
Такие садовые заграждения, всегда находившиеся в 10 – 30 м от овальных домов, имеют различные формы, часто они изолированы или собраны группами от двух до пятидесяти. В среднем, они от трех до пяти метров в диаметре, хотя некоторые намного больше, состоят из каменных стен, около 1,5 – 2 м в высоту и похожи на те, что встречаются на Гавайях. При раскопках одного поселения были найдены базальтовые мотыги.
Также известны и круглые садовые участки, но с тех пор, как при раскопках в них случайно стали находить свалки, места для приготовления пищи и инструменты, предполагавшие долгий период проживания, ученые стали думать, что многие из них были первоначально каменными домами с тростниковой крышей: в 1770 году Гонсалес отмечал, что пожилые и уважаемые люди жили в длинных домах, а «священники» – в маленьких каменных домах возле статуй.
Hare moa – «курятники» – были почти неприступными для воровства, их длина отражала огромную важность этой птицы, игравшей заметную роль в системе натурального обмена на острове. Курятник представлял собой пирамиду, сложенную без раствора, сделанную из толстого, твердого камня, с крышей прямоугольной формы до 2 м высотой, 2 – 3 м в ширину и 5 – 20 м в длину. В центре было низкое, узкое помещение; маленькие входы на уровне земли на ночь могли перекрываться камнями. Понятно, что любая попытка украсть птицу могла быть услышана в соседних домах.
На острове было найдено более 1230 таких строений, практически все они находились в прибрежной зоне. Линтон Палмер был первым, кто в 1868 году сообщил о таких «курятниках», о том, что внутри были цыплята; но он засомневался, поскольку видел очень похожие строения, которые, как ему говорили, являлись могилами. У. Гейзелер в 1882 году вскрыл один из них и нашел внутри кости птиц и людей – ему сказали, что это могила, а птицы просто влетели внутрь. В то время, сообщал он, цыплята бегали по всему острову, кроме того, повсюду находили бесчисленное количество гнезд. При этом вспомнили, что в конце XVIII столетия Кук и Лаперуз отмечали, что кур очень мало, а посетители острова в 1820-х годах вообще не видели ни одной. Возможно, к этому времени домашняя птица исчезла с острова и была снова завезена в 1760-е годы.
Информатор Рутледж, Хуан Тепано, рассказал ей, что эти укрытия предназначены для сохранения цыплят, так чтобы вор не смог украсть, не создав шума, передвигая камни. Она предположила, что такие курятники могли быть превращены в склепы, но сегодня большинство специалистов подозревают, что все обстояло как раз наоборот – то есть большинство таких строений были склепами, длинные узкие помещения в них могли состоять из нескольких дополнительных могил, а позднее некоторые были использованы под курятники – при участии или без участия человека.
Еще одним источником путаницы является тот факт, что иногда в «курятниках» находили человеческие черепа: эти puoko moa (так называемые птичьи головы) из царского рода Миру. По преданию, они могли увеличивать яйценоскость птицы, около двадцати гравированных «яичных голов» принадлежали к обоим полам. Вера в волшебную силу черепов вождей также была отмечена и на Маркизских островах.
Странно, однако, что богатое наскальное искусство Рапа Нуи отразило лишь тринадцать изображений цыплят и восемь – растений. Это свидетельствует о том, что наскальная живопись была не просто отражением богатства пищевых ресурсов, но и религиозным и социальным феноменом, связанным с ритуалами и духовной жизнью теснее, чем с состоянием желудка.
Во внутренней зоне острова, далеко от моря, были найдены беднейшие дома простых людей – их маленький размер и скромные постройки отражали социальный статус: дома прямоугольной формы имели 4 – 5 м в длину, 2 – 2,5 м в ширину, а круглые были 1,8 – 3,75 м диаметром.
Среди ущелий у подножия горы Теравака были найдены основания почти четырехсот домов квадратной и прямоугольной формы, которые относились к раннему времени (примерно 800 – 1300 годы, согласно результатам анализа обсидиана). Они напоминали строения на Маркизских островах. Эти основания были густо покрыты остатками растений, поблизости имелись неотделанные платформы, мостовые и статуи из красного камня. При раскопках внутри были обнаружены деревообрабатывающие инструменты, возможно, там было жилье – сезонное или краткосрочное – для тех, кто занимался обработкой деревьев, росших на горе. «Теравака» буквально означает «отправляться на каноэ». Остров, на котором росло так много деревьев, требовал рабочей силы, занятой рубкой леса и постройкой каноэ, а заодно и изготовлением статуй. Известно, что на Маркизских островах около четырехсот человек могли одновременно строить единственное большой каноэ, и повсюду в Полинезии постройка каноэ требовала искусных мастеров и напряженной работы всей общины. Скорее всего, та же традиция благополучно перекочевала и на остров Пасхи.
Недавно было обнаружено еще около восьмидесяти оснований домов прямоугольной формы. Они были найдены в Вай Атаре, на противоположной стороне кратера Рано Кау, в культовой деревне Оронго. Именно на этой территории добывались плиты для фундаментов, поэтому, вероятно, это скопление домов было предназначено для рабочих карьера.
В 1886 году Томсон сообщил, что видел деревню из овальных домов, которая простиралась на милю вдоль западного побережья; входы в эти дома были повернуты к морю, в каждом была маленькая пещера или ниша позади дома. Как и культовые дома в Оронго, они имели ступенчатые выступы, с замковым камнем наверху; но несмотря на то, что дома в Оронго были достаточно поздними, они показались Томсону самыми старыми на острове, особенно потому, что его проводники не знали ничего ни об этом месте, ни даже о названии. К сожалению, сегодня от этой деревни не осталось и следа…
Находили и пещеры, в которых жили обитавшие в прибрежных зонах рыбаки. Материал, найденный в таких пещерах, рассказывает очень много о предыстории острова, когда его покрывало растительное «одеяло», а большинство пещер были еще заполнены травами и кустарниками, водой и сыростью, что делало их непригодными для жилья. Даже сегодня, когда климат на Пасхе относительно сухой, там все еще сыро. Подобный феномен известен и на Гавайях, где заселение пещер началось только через четыреста лет после появления первых поселений!
Неудивительно, что в прибрежных пещерах был собран более богатый урожай рыболовных крючков и иных предметов, чем в пещерах, удаленных от моря. Там, в свою очередь, чаще можно было встретить куриные кости. Ямы для очагов и запасы древесного угля находились вне дома, а кости и остатки скорлупы образовывали помойки и внутри, и снаружи пещер. На южном побережье была найдена большая пещера, а в самом раннем слое обнаружено очень высокое количество пищевых остатков, таких как кости крыс, кур и рыбы, скорлупа, а также рыбья чешуя и орудия труда, сделанные из обсидиана. В 1886 году Томсон сообщил, что в развалинах и пещерах и на пляже, где он копал, были найдены маленькие раковины одностворчатых моллюсков: эти природные богатства высоко ценились островитянами. Ракообразных собирали для еды, несмотря на их маленькие размеры (до 4 см). Их достаточно легко собирать руками в прибрежной скалистой зоне; есть их можно сырыми или сваренными в морской воде. Собирали также таких ракообразных, как лангусты и крабы. Кроме того, питались птичьими яйцами, собранными на островках. Путешественники, включая Кука, отмечали недостаток земли и морских птиц на самом острове. Однако позднее, в 1968 году, в частности, тысячи морских птиц большими стаями иногда залетали на остров Пасхи.
Черепахи никогда не были частыми гостьями острова, возможно, из-за холодного климата и отсутствия песчаных пляжей, однако наскальная живопись донесла до нас тридцать два изображения черепах. Значит, они имели какое-то значение в жизни островитян, поскольку акул изображено всего две, а осьминогов – тринадцать. Было найдено несколько панцирей черепах, украшенных орнаментами, и стоит заметить, что по всей Полинезии черепахи связаны с королевской властью и специальными ритуальными обрядами.
Достаточно редко встречались на острове тюлени, хотя их кости были обнаружены во время последних раскопок ранних слоев в Анакене, а двадцать три рисунка, вернее резьбы по дереву, доказывают существование здесь этих животных.
Археологические находки рыболовецких крючков свидетельствуют о том, что ловля рыбы далеко от берега не являлась необходимостью, особенно на таких территориях, как южное побережье, где мелководье позволяло эффективно использовать сети. В силу ряда обстоятельств наши знания о технике ловли рыбы ограничены, поскольку большая часть рыболовецкого оснащения непрочна и практически «мертва» для археологов: например, единственным ключом к разгадке использования сетей служит наличие базальтовых грузил и костей, из которых делали иглы для сшивания таких сетей. Но, в любом случае, можно предположить, что, не имея лагуны, островитяне не смогли бы проводить крупномасштабные операции по ловле рыбы сетями. Если общинная ловля рыбы при помощи сети в Полинезии была возможна в Мангареве на расстоянии 150 м от берега, а в Тубуаи, в группе Рапа, даже на удалении километра, то приходится признать, что общинная ловля рыбы на острове Пасхи была сравнительно редкой и небольшой по масштабу. Лишь одна сеть изображена в наскальной живописи и лишь один древний невод длиной около 20 м с ячейками, сделанными из шелковицы, сохранился в Вашингтоне от ранних визитов европейцев. Гейзелер сообщал, что видел сеть около 60 м длиной в 1882 году, но большинство ученых считает это преувеличением.
Найденные крючки очень разнообразны – они сделаны из камня и человеческой кости с помощью обсидиановых сверл и напильников из коралла; все это было изготовлено скорее для прибрежной рыбалки, чем для путешествий в открытое море. Это подтверждается и остатками морской фауны, в которой преобладают мелкие прибрежные рыбы и угорь. Самые старые крючки – это костные экземпляры из Винану и Тахаи, которые использовались в начале XIII столетия. К сожалению, отсутствуют данные о более раннем периоде, хотя раскопки в Анакене обнаружили ранний костяной гарпун того же типа, что использовался на Маркизских островах. Конечно, основные методы, такие как ловушки, капканы и ручная ловля, не оставили следов в истории… Дощечка ронгоронго, врученная архиепископу Яуссену из Таити в XIX веке, была перевязана 6-метровой веревкой, сплетенной из человеческих волос. Именно такие использовались при ловле рыбы в то время.
Рыболовецкие крючки чаще и в большем количестве находили на северном побережье, чем на южном, очевидно, на севере было больше рыбы и лучшие условия для прибрежного плавания. Два самых больших крючка, состоявших из двух частей, были найдены именно там: возможно, они использовались для глубоководной ловли. Стоит отметить, что археологические находки свидетельствуют, что крючки для далеких плаваний отличаются от крючков, используемых при плавании вблизи берега.
Можно сделать вывод о том, что северное и западное побережья острова Пасхи специализировались на ловле рыбы, в то время как юг и восток занимались интенсивным сельским хозяйством и террасным земледелием в защищенном кратером Рано Кау, покрытом буйной растительностью районе. Это наталкивает на мысль о системе обмена между территориями, как между прибрежной и островной зонами, в особенности потому, что для постройки рыболовецких судов требовались деревья из лесов торомиро, которые росли на южном побережье, а также мхи из озер кратера для законопачивания дыр.
Из этнографии острова мы знаем, что существовали ограничения (tapu) на использование морских ресурсов. Их контролировал клан Миру, имевший высокое положение на севере; это объясняет, почему на северном побережье находились петроглифы не только рыболовецких крючков, но и морских созданий. Главный вождь острова перераспределял престижную рыбу (общеизвестный феномен в Полинезии), а ресурсы, имевшие огромное экономическое значение, например, тунец, черепаха, тюлени и дельфины, использовались исключительно аристократией и к тому же в определенное время. Лишь знатные люди племени Миру могли продолжать есть такую большую рыбу, как тунец, во время месяцев ограничения с мая по октябрь, остальные смертные могли отравиться или заболеть астмой, если бы тоже попытались питаться этой рыбой. Этот факт весьма наглядно отражает политическое господство Миру, их монополию на морские ресурсы и, возможно, в то же самое время, растущие трудности в освоении открытого моря.
Однако, без сомнения, наибольшее уважение к элите острова выразилось в создании огромных статуй, к которым мы и обращаемся.
ЧАСТЬ III.
КАМЕННЫЕ ПРЕДКИ: ЗАСТЫВШИЙ СОН
На острове Пасхи… тени ушедших строителей все еще владеют землей… воздух дрожит от стремлений и энергии, которая была и которой больше нет. Что это было? Почему так случилось?
Самым известным и самым удивительным творением жителей острова Пасхи в каменном веке были сотни стандартных гигантских каменных статуй – моаи – изготовленных без использования металлических инструментов. Как и почему они делали это?
Происхождение островитян отчасти объясняет мотивы их действий: некоторые из посетителей Рапа Нуи уже в XIX веке сравнивали статуи с теми, что находятся на других полинезийских островах: например, Форстерс в 1774 году пишет: «Статуи стоят прямо, они построены в честь их вождей. Статуи имеют огромное сходство с деревянными статуями в marais вождей (могилах) в Тахеите». Вырезанные из камня большие человеческие фигуры были редкостью в Полинезии в основном из-за отсутствия подходящего материала: все статуи на тихоокеанских островах сделаны из вулканической породы. На Маркизских островах, где использовался вулканический туф, стоят огромные древние каменные статуи полных людей, связанные с ритуальными постаментами – например, массивные статуи, называемые «такаи», на острове Хива Оа, 2, 83 м высотой; они не похожи на те, что стоят в Рапа Нуи, но все равно намекают на сохранившееся наследие и традиции вырезания статуй из камней. Герман Мелвилл в «Тайпи» рассказывает, как в долине Тайпи на Маркизских островах он наткнулся на огромную деревянную статую с широко раскрытыми глазами, стоявшую на каменной платформе. У австралийцев тоже есть монолитные каменные скульптуры – в Раивавае, например, найдена фигура tiki около 2,3 м высотой. Моренхот в 1837 году отмечал, что tii в Раиваве, каменные образы marae, были практически такими же огромными, как moai Рапа Нуи. Известно, что на острове Питкерн также есть статуя из красного туфа, стоящая на месте поклонения: к сожалению, мятежники с «Баунти» сбросили ее с отвесной скалы! Однако исследования, проведенные Кэтрин Рутледж и другими, показали, что платформы Питкерна были более маленькими версиями тех, что находились на острове Пасхи, с похожим наклонными внутренними фасадами 12 м длиной. Один сохранившийся фрагмент статуи, найденный под верандой современного дома, был торсом с большими руками, обхватившими живот. Недавно найденный в развалинах Аху Тонгарики фрагмент moai также изображен в той же позе, что на Маркизских островах и в Австралии – его руки обвиты посередине тела. Можно провести параллели между статуями острова Пасхи и фигурами из пемзы, стоящими в Новой Зеландии, с узкой прямоугольной головой, выступающими бровями и длинным кривым носом.
Огромное большинство статуй острова Пасхи сделано из туфа Рану Рараку, включая и те, что прямо стоят на платформе, но около 55 сделаны из другого камня (они меньше, чем средняя высота в 4,05 м, и весом около 12,5 т). Это красная окалина, базальт и трахит, плотный белый камень из Пойке – в самом деле, недавние поиски обнаружили дюжины доселе неизвестных статуй в Пойке, однако лишь пара из них сделана из туфа Рано Рараку. Обработанные статуи на платформах были высотой от 2 м до почти 10 м: самая большая в Аху Ханга Те Тенга – около 9,94 м, но они, казалось, упали и были разбиты, а раньше стояли прямо, поскольку глазницы никогда так и не были сделаны. Статуя, известна, как «Паро» (которая стояла в Аху Те Пита Кура), почти такая же высокая, 3, 2 м в обхвате и весит 82 т. На специальной платформе, где стояли статуи, могло стоять пятнадцать moai в ряд; существует неправильное представление о том, что они были абсолютно одинаковые, в то время как в действительности не было даже двух похожих. Можно было встретить определенное количество вариантов, на некоторых платформах статуи стояли в одной позе, а другие ряды могли быть построены совершенно иначе.
Самой большой статуей, когда-либо сделанной, была статуя под названием «Гигант». Этот великан был 20 м в высоту, весил около 270 т; считалось, что даже искусные островитяне не могли сдвинуть его и поставить прямо где-либо (обелиск на площади Согласия в Париже ненамного выше – 22,8 м). Оставшись незаконченной в каменоломне Рано Рараку, статуя сама по себе представляет загадку: было ли это работой индивидуального мастера или группы? Оставили ли работу люди после того, как осознали тщетность изготовления фигуры, которую не смогут сдвинуть? Была ли работа просто прекращена, поскольку прекратилось строительство статуй вообще? Островитяне рассказали Томсону в 1886 году, что платформа Такири была последней постройкой и была построена специально для этой статуи. Или, как предполагают некоторые ученые, эта статуя никогда не должна была стоять, а должна была стать лишь огромным петроглифом, как лежащие надмогильные статуи в европейских кафедральных соборах?
Десятки статуй имеют на спинах барельефы, которые представлены вытатуированными знаками отличия: например, изогнутые линии на каждом плече плюс вертикальная линия на позвоночнике выражали абстрактное человеческое лицо, которое широко распространено и имеет особое значение в островном искусстве (например, на деревянных ритуальных веслах) и повсюду в Полинезии. На статуях в Анакене также имеются барельфы-спирали на ягодицах.
Ниже пупка обычной статуи существует некая черта в барельефе, которая может быть hami, типом набедренной повязки. Линии, которые изгибаются через поясницу, могут быть maro, священной набедренной повязкой представителя власти, что было важно для определения ранга вождей и священников во всей Полинезии. Образцы maro были найдены в XIX веке на острове Пасхи, они были сделаны из tapa, или человеческих волос.
Не вызывает сомнений, что большинство фигур – мужского пола, хотя огромное количество их бесполое: род можно определить лишь у нескольких (в каменоломне Тонгарики) по козлиной бородке, кроме того, два экземпляра имеют женские половые признаки. Некоторые ученые предполагают, что hami обозначает мужчину. Другие считают, что соски на некоторых статуях являются признаками женского пола, но это не доказано. Одна или две статуи имеют округленные груди, однако нет никаких других признаков женского пола, тогда как на одной из тех, у которых есть женские половые признаки, нет ничего похожего на женскую грудь, соответственно нет и намека на пол. Женские половые черты могли быть добавлены позднее, в любом случае в полинезийском искусстве нет сексуальной неопределенности.
Четкое различие можно провести между теми статуями, которые стоят прямо на платформах, и теми – какова бы ни была их функция, – которые не стоят. Не говоря уже о том, что лишь фигуры на платформах имели отверстия для глаз, головной убор и, возможно, были раскрашены, средний рост статуй на платформах составлял 4 м, а остальных – 6 м; многие фигуры на платформах более крепкие и менее угловатые, чем те, что находятся в каменоломнях, с менее выраженными чертами и менее впалыми или выпуклыми носами и подбородками. Некоторые считают, что ранние статуи имели более округлые и натуральные головы, потому что подобные типы часто использовались в качестве строительного материала на платформах.
Глазницы оставались пустыми, по мнению многих, для придания однообразия фигурам, хотя лейтенант Колин Дандас отметил в 1871 году: «Хотя мы не нашли ни одного такого экземпляра, я верю, что они (то есть отверстия для глаз) должны были быть заполнены обсидианом, в манере, похожей на глаза маленьких деревянных фигурок». В 1978 году Соня Хаоа, местный археолог, обнаружила фрагменты белого коралла и круглую красную окалину под упавшей статуей в Анакене; соединенные вместе, они образовали овальный глаз из срезанного полированного коралла, около 35 см в длину. Именно этот глаз заполнил собой пустоту глазницы статуи. Получившие свою первоначальную внешность, статуи с глазами явили собой совершенно иной, удивительный образ, чем тот, к которому привык мир.
Когда глаза были возвращены на место, оказалось, что статуи смотрят не прямо на деревни перед ними – что раньше не вызывало никаких сомнений, – а немного выше. Возможно, этим объяснялось название острова Мата-ки-те-Ранги, означающее буквально «Глаза, Смотрящие в Небеса». Менее романтически настроенные исследователи шутили, что глаза делают статуи похожими на встревоженных бизнесменов в период уплаты налогов… Почему же так мало глаз из коралла выдержали падение статуй? Дело в том, что островитяне сжигали куски кораллов вокруг разрушенных платформ, чтобы сделать известковый раствор для побелки своих домов: коралла было недостаточно, поскольку на острове не было лагун, единственные кораллы были те, что выбрасывались на берег. Уильям Мюллой нашел в 1950-х годах почти неповрежденный глаз под лицом упавшей статуи в Винапу, однако он был затронут эрозией и превратился из овального в круглый. С момента открытия Сони Хаоа в 1978 году, фрагменты глаз из белого коралла или пемзы были найдены во многих местах, некоторые из них скорее были со зрачками из обсидиана, чем из шлака. Однако самым любопытным фактом является то, что ни один из европейских исследователей, видевших статуи, стоящие на платформах, никогда не упоминал про эти глаза, а Гонсалес в 1770 году отметил, что «на лице были лишь отверстия для глаз»… Может быть, что эти глаза, олицетворявшие совесть и разум, появлялись лишь в определенные моменты или для особенных ритуалов, чтобы «оживить фигуры»?
Первый рассказ о знаменитых статуях, попавший к ученым, появился в журнале Корнелиуса Боумана, который написал 8 апреля 1722 года: «Мы увидели на земле несколько высоких статуй языческого вида» – в то время, как испанцы в 1770 году ошибочно приняли их за большие кустарники, расставленные симметрично! В вахтенном журнале Роггевена есть запись, что «островитяне разжигают огонь перед особенным образом расставленными каменными образами, затем, садясь на колени, они наклоняют головы и берут в руки пальмовые ветви, двигая их вверх-вниз». Предположили, что костры и манипуляции, которые видели голландцы, могли быть простым приготовлением пищи, чтобы предложить еду нежданным гостям, однако рассказ Боумана включает и эпизод приготовления кур на земле, поэтому они могли, по-видимому, отличить одно от другого.
Многие из первых посетителей острова предполагали, что гигантские статуи – это боги, хотя Лаперуз в 1786 году написал, что «мы не нашли следов какого-либо культа, и я не думаю, что можно предположить, что эти статуи были идолами, хотя островитяне оказывают им знаки уважения». Ни одна статуя, насколько известно, не имеет имени божества. Напротив, они известны под общим именем aringa ora (живые лица): это скорее групповые, чем индивидуальные портреты. Команда капитана Кука слышала термин ariki (вождь), с которым жители обращались к некоторым лицам, в то время как остальные назывались «Сплетенная веревка», «Татуированный» и «Вонючка» (даже сегодня островитяне часто используют прозвища для других и гостей). Гейзелер отмечал в 1882 году, что «даже сегодня каждый старый житель Рапануи знает хорошо имя каждой из множества статуй, не взирая на то, стоит ли она или упала, и проявляет уважение к ним; они все еще считают, что идолы имеют специальные атрибуты и обладают огромной властью».
Из рассказов островитян и этнографических полинезийских исследований становится ясно, что статуи представляли высокопоставленных предков и часто служили могильными плитами, и таким образом сохраняли память о прошлом – как обычные плиты, лежащие на могилах островов Общества, которые представляют клан предков, либо как статуи, возвышающиеся на погребальных насыпях на Маркизских островах, где были похоронены знаменитые вожди и священники. В самом деле, испанский мореход Мораледа отмечал в 1770 году, что moai представляют людей особенных заслуг, которые достойны увековечивания.
Этим можно объяснить специальные черты изображений: кто-то может предположить, что статуи могли возводиться еще при жизни стариков – как пирамиды или надгробные памятники египетских фараонов, однако их глаза оставлены пустыми, чтобы показать, что человек еще жив. Только после смерти изготовлялись глаза, статую ставили на ее платформу, а глаза и головные уборы помещались на свое место, возможно, чтобы «активизировать» ее mana (духовную силу); если дело обстоит таким образом, значит, глаза имели более глубокий смысл, чем у просто ритуального изображения.
Однако помимо своей «личности» статуи могут также нести особый символизм другого рода: проявление постоянности в полинезийской культуре. Эти возвышающиеся вертикальные фигуры на горизонтальных платформах, стоявшие по всему берегу, служили священной границей между двумя мирами, как посредники между живущими людьми и богами, между жизнью и смертью; подобные переходные территории во всех человеческих сообществах имели ритуальное значение. Фигуры предков, смотрящие сверху на деревни… их спины повернуты к морю… возможно, таким образом, жители придавали себе уверенности и чувствовали себя более защищенными. Можно вспомнить про индонезийский остров Сулавеси, где стоят деревянные изображения умерших, одетые в одежды и головные уборы, с пристально глядящими мозаичными глазами. Они стоят в выемках высоко на скалах, таким образом, духи всегда смотрят поверх своей деревни.
Высказывалось предположение, что статуи острова Пасхи стоят так близко к берегу потому, что выполняют роль защитников от вторжений с моря. В особенности, если вспомнить вполне правдивую легенду о Хоту Матуа и его сторонниках, которые спаслись бегством с частично затопленного острова. В этом случае, однако, можно ожидать, что предки разместились бы лицом к потенциальной угрозе, а не спиной; такое местоположение в равной степени можно объяснить и подходящим способом размещения таких статуй, чтобы держать их подальше от земель, пригодных для ведения сельского хозяйства, которых было мало. Не было смысла распахивать поля вблизи от берега, где соленые ветра могли разрушить урожай…
Макс Рафаэль, немецкий историк искусств, указал, что монументальность фигур, их грандиозность в сравнении с маленьким ростом наблюдателя обостряли желание оказаться защищенным, создавали ощущение покоя и доверия. Монументальность всегда внушает уважение и благоговение. Это не искусство, которое ведет диалог с отдельным человеком, это хранилище духовной силы предков, сконцентрированной в голове или глазах статуи, защищающей общинников от беды. Привлекательность каждой индивидуальной фигуры ограничена, поскольку статуи достаточно стереотипны, но группе статуй создает завораживающий эффект.
Рафаэль отмечает, что задняя часть головы прямая, щеки и уши «неподвижны», однако нос и рот агрессивно выступают вперед; более того, прямота или изогнутость носа заметно контрастируют с часто изогнутыми носами деревянных фигур острова. Он считает, что, намеренно или нет, нос имеет символическую форму фаллоса, вертикальная часть выступает над горизонтальной частью (фаллические носы также возникают в петроглифах, как и на некоторых деревянных резных фигурах). «Надутые» или выступающие тонкие губы с щелью между ними похожи на женские внешние половые органы. Короче говоря, Рафаэль увидел в этих головах сексуальные символы, памятники умершим, которые каким-то образом вовлечены в процесс возрождения. Другие ученые рассматривали moai как символ фаллоса и возрождения потомства – на острове есть, как минимум, одна легенда, гласящая, что пенис служил моделью такого дизайна. Кроме того, мы уже указывали на присущую этим статуям неопределенность пола.
Руки, похожие на крылья, скрещенные на животе, также имеют специфическое значение. В традиционной резьбе по дереву у маори, в Новой Зеландии, руки были размещены так для защиты ритуальных знаний и устных традиций, потому что люди верили, что они хранятся именно в животе. Фигуры с руками на животе также обычны для Маркизских островов и повсюду в Полинезии.
Во многих общинах по всему миру само присутствие предков – в виде их изображений или непосредственно их костей (или и то, и другое) – часто служит главным доказательством жизненности общины, того, что земля всегда принадлежала именно этой семье. Поэтому фигуры на острове Пасхи могут буквально защищать права, связанные с происхождением земли предков от основателя-отца (или матери). Более того, роли, выполняемые мертвыми, похожи на те, которые они выполняли при жизни: нормальным является обращение власть предержащих членов группы к своим предкам за помощью и поддержкой. Обожествление великих людей, которые были прямыми потомками богов, могущественных воинов или высокопоставленных людей, имеет глубокие корни в полинезийской культуре. Лишь знатные полинезийцы имели предков и генеалогию, ведущую к богам, а в полинезийском искусстве преобладают практически однотипные портреты этих предков.
Однако представляется, что фигуры на острове Пасхи делались не населением под контролем центральной власти, а скорее группой независимых семей из различных частей острова. Вероятно, они соревновались друг с другом, стараясь превзойти соседей в размере и грандиозности религиозных центров и изображений предков. Поэтому прослеживается тенденция постепенного увеличения размеров статуй по времени их изготовления.
Но как можно достичь такого совершенства, имея лишь простые технологии каменного века?
Загадка каменоломни
Вулканический кратер Рано Рараку – один из самых необычных и восхитительных центров археологии; он наполнен незаконченными статуями и пустыми нишами, в которых разбиты сотни других статуй. Если вам повезло и вы здесь один, а не с группой туристов, то вы окажетесь во власти тишины. Но представьте себе эту уникальную каменоломню, в которой внутри и снаружи суетятся и шумят люди, татуированные и разрисованные рабочие, слышен ритмичный шум бесчисленных молотков, стучащих по камню, и, без сомнения, просто песни и религиозные песнопения…
В наше время, с его совершенной технологией и всеобщей тягой к скорости, трудно понять, как доисторические люди могли тратить невероятное количество времени и людской рабочей силы на резные работы, транспортировку и поднятие огромных камней – были ли они мегалитами Западной Европы или статуями Рапа Нуи. С другой стороны, можно возразить, что в доисторические времена – и, в частности, на маленьком отдаленном острове – было нечего делать, и резьба по камню могла стать основной и преобладающей страстью. В 1786 году Лаперуз подсчитал, правда, с некоторой долей оптимизма, что три дня работы на поле ежегодно – это все, что нужно было островитянину, чтобы обеспечить себя пищей на год. А миссионер Юджин Эйро в 1860-е годы отмечал, что островитяне и вовсе не работают. Работа одного дня обеспечивала их сладким картофелем на целый год. А остальные 364 дня они «гуляли, спали и ходили в гости». Они просто развлекались!
Современные люди зачастую не понимают, чего можно достичь, используя лишь простейшую технологию, много времени, мускульную силу и некоторую изобретательность; именно это непонимание позволило расцвести буйным цветом сумасшедшим археологическим теориям. Самым очевидным примером является та, что высказана швейцарским писателем Эриком фон Деникеном и его сторонниками о том, что доисторический мир периодически посещали внеземные астронавты, которые несут ответственность за все, что, по средним меркам, не укладывается в рамки современной науки. Кроме того, что на богов из звездолета можно с легкостью свалить все загадки и тайны археологии, эта точка зрения дает еще и удобную уверенность, что мы «не одиноки» и что человеческий прогресс контролируется и слегка подталкивается в правильном направлении некоей благожелательной силой во Вселенной.
Подобные точки зрения игнорируют реальные достижения наших предков и основаны на расизме: они преуменьшают способности и мастерство людей вообще.
Точка зрения фон Деникена на статуи острова Пасхи достаточно проста: сделанные из «твердого вулканического камня», они не могут быть изготовлены при помощи простейших орудий труда… Никто не мог обработать такие гигантские глыбы лавы при помощи маленьких примитивных орудий… Люди, которые смогли проделать подобную совершенную работу, должны были обладать ультрасовременными орудиями труда… Он предположил, что маленькая группа «разумных существ» высадилась на остров, научила островитян различным вещам, сделала статуи – он делает ударение на их «внешность роботов» – а затем уехала до завершения работы. Местные жители попытались завершить работы каменными орудиями труда, но, к сожалению, их попытка провалилась.
Желто-коричневый вулканический туф Рано Рараку (именем Рараку звали местного древнего духа) состоит из пепла и лапилли. Это и в самом деле твердая как сталь, поверхность, подвергавшаяся воздействию погоды: испанские визитеры в 1770 году нанесли удар по статуе тяпкой или киркой, так что искры полетели. Внизу, однако, материал был не тверже мела, сделан из прессованной золы, его можно было разрезать достаточно просто, используя лишь каменные орудия труда: Метро нашел, что «современные скульпторы признали этот материал более легким для работы, чем железо. Не имея ничего, кроме топора, чтобы распилить большой кусок туфа за день и за несколько часов превратить его в точную копию великих статуй». В каменоломне в большом количестве содержатся тысячи отколотых и стесанных камней (tori) массивного базальта: если теория фон Деникена верна, странно, что все это было сделано островитянами еще до того, как они поняли, что их орудия труда совершенно бесполезны!
Во время экспедиции Тура Хейердала в 1950-е годы он обсуждал с островитянами, как можно вырезать из камня такие статуи. Они настаивали, что это сделано кирками. Точно неизвестно, были ли эти орудия труда с рукоятками, хотя одно или два тесла с ручками известны из наскальной живописи. Хейердал нанял шестерых человек, которые использовали такие инструменты, чтобы вчерне «набросать» статую в 6 м. Сначала на грубо обколотом камне наметили длину ладоней и рук, а затем началась трудная работа, каждый удар поднимал кучу пыли.
Скалу часто брызгали водой, чтобы смягчить ее (пористая скала также впитывает дождевую воду, которая делает статую хрупкой и трудной для установки сегодня), а кирки быстро затуплялись, их необходимо было часто затачивать или менять. Для людей, не имеющих практики, три дня занимало только изготовление эскиза статуи. На основе таких скудных данных каким-то образом было подсчитано, что шесть человек, работая каждый день, могли сделать статую такого размера за период от двенадцати до пятнадцати месяцев, при этом каждый скульптор делал бы примерно полметра. Кэтрин Рутледж, которая первой провела детальное изучение каменоломни, пришла к выводу, что статую можно было сделать вчерне за пятнадцать дней, а Метро считал, что в данном случае речь может идти только о слишком малой фигуре.
Рано Рараку
Следовательно, двадцать опытных рабочих, возможно, разделившись на две равные соревнующиеся между собой команды, имея простор для движения, могли сделать любую из законченных на острове статуй, даже «Паро», за год. Учитывая, что на острове тысяча статуй и беря, как минимум, пятьсот лет для работы (начиная с 1000 по 1500 год данные основаны на радиоуглеродном анализе норвежских археологов), получаем, что даже малочисленное население могло создать эти фигуры. Но поскольку на каменоломне Рано Рараку есть много незавершенных статуй разных видов и размеров, кажется возможным, что работало множество различных групп, и промежуток времени для изготовления тысячи статуй мог быть намного короче. Большое количество незавершенных статуй в каменоломне также подразумевает, что их изготовление было намного проще, чем передвижение и установка, а производство опережало требуемое количество. Во время раскопок обнаружили огромное количество оснований домов и внутри кратера и на обычных террасах между Рано Рараку и побережьем, которые предполагались для проживания множества рабочих.
Совершенно очевидно, что там работали квалифицированные рабочие; островитяне отмечали, что скульпторы принадлежали к привилегированному классу, их искусство передавалось по мужской линии, великой честью считалось принадлежать к семье скульптора. Если верить легенде, резчики по камню были освобождены от всей остальной работы, поэтому рыбаки и фермеры должны были обеспечивать их едой, особенно полезными морепродуктами; кроме того, резчикам платили рыбой, омарами и угрями.
Большие участки каменоломни скрыты под отвалами, поскольку они явно больше, чем мы можем предположить сегодня (надо помнить, что эта каменоломня была «хранилищем» почти для 90 % статуй острова). В настоящее время она составляет около 800 м в длину и содержит множество пустых в настоящее время ниш, из которых когда-то были удалены статуи, поэтому около 397 фигур видны на внутренних и внешних отвалах. Они как бы иллюстрируют каждую фазу процесса резьбы по камню. Как писал Гейзелер, незавершенные фигуры «дают нам ясное представление о процессе изготовления идолов». То, что мы видим, воочию показывает нам, насколько систематическим был этот процесс.
Фигуры вырезали, начиная со спины, основа обычно шла по нисходящей (хотя некоторые делали иным образом: некоторые шли параллельно горе, а третьи практически вертикально). Пространство между начатой статуей и скалой было обычно 60 см, достаточно широко для того, чтобы человек мог там работать. Когда они срезались, сзади оставалась перемычка, соединявшая статую со скальным основанием. Все основные детали головы (за исключением глаз), руки и все остальное вырезалось именно на этой стадии, и внешний вид разглаживался, может быть, пемзой, фрагменты которой были найдены: туф, который был прекрасным материалом для вырезания и разглаживания, непригоден для полировки.
Пока статуя поддерживается при помощи камней и насыпей, киль постепенно пробивали, образуя дыры, до тех пор, пока перемычка полностью не исчезала. Некоторые фигуры, возможно, были разбиты именно на этом этапе по неосторожности мастеров. На каменоломне обнаружено несколько поврежденных фигур, отбракованных из-за дефектов в камне. Здесь имелись огромные запасы туфа, поэтому проще было уничтожить испорченную статую и начать новую, чем продолжать работать с поврежденной. Кроме того, резьба могла быть прекращена, если во время работы была допущена ошибка, что в Полинезии считалось знаком дьявола, который влиял на mana резчика.
Следующей задачей было передвинуть статую вниз по склону (около 55°), не повредив ее. Были использованы спускающиеся каналы, прорытые в земле при помощи остатков перемычки, которая была необходима для указания направления движения. Островитяне настаивают на том, что использовались тросы, возможно, привязанные к шее статуи, как некие «причальные тумбы», которые все еще видны.
На краю кратера, в 150 м над равниной, возможно, лишь для проведения операций на одной стороне внутреннего края, можно увидеть несколько пар выкопанных отверстий около 1 м глубиной и шириной, с горизонтальными каналами, соединяющими их на дне. Оставленные следы позволяют сделать предположение о том, что каналы 7,5 – 10 см толщиной соединялись именно здесь, а островитяне подтвердили эту теорию. С тех пор как были обнаружены остатки больших деревьев, появилась версия о том, что в этих ямах стояли крупные стволы, обмотанные вокруг веревками. Островитяне сами рассказали об этом немцам, которые прибыли в 1882 году, что в этих ямах росли огромные деревья, которые держали тросы, используемые для того, чтобы опустить статуи. Они служили своеобразным «якорем» для людей, которые при помощи длинных веревок контролировали движение законченных статуй. Кроме того, веревки могли быть привязаны к горизонтальным деревянным балкам, размещенным перпендикулярно в каналах, спускающихся со склонов: подобные следы остались в каменоломне. Случались и происшествия: как минимум, одна голова осталась на месте, в то время как туловище продолжало двигаться. Тем не менее в целом система работала хорошо.
После того как статуи спускали из каменоломни, завершалась резьба на их спинах. Но, как отметили Рамирес и Хубер, одной из неразрешимых загадок острова осталось то, почему скульпторы просто не отрезали грубые глыбы и не перевозили их в наиболее пригодные для работы места. И почему они делали большую часть работы еще до передвижения статуй и даже до того момента, когда их спускали вниз по склону карьера?
На высоте около 400 м от дна внешнего края стоит около семидесяти почти законченных статуй, установленных в ямах, сделанных в земле, это фигуры, закопанные по плечи или даже подбородки, повернутые спиной к горе. Это создает классический карикатурный вид голов с острова Пасхи, которые пристально глядят в море. Раскопки, произведенные Кэтрин Рутледж, и более поздние, совершенные командой Тура Хейердала, обнаружили, что это те же статуи, что стоят на платформах, а самая высокая из них около 11 м в высоту. Предполагалось, что это фигуры людей, которые еще не умерли или еще не передвинуты в ahu из-за отсутствия места на платформе, либо из-за отсутствия средств передвижения.
На краю соседней долины лежат более тридцати статуй, в основном, лицом вверх. Другие сгрудились вокруг «доисторических» дорог в направлении на юг и запад вдоль южного побережья. Таким образом, мы добрались до вопроса, мучившего каждого, кто посещал остров: каким образом эти фигуры были вытащены из каменоломни и перевезены, иногда на несколько километров, к их последнему месту пребывания?
Как двигали статуи?
Казалось, они торжествовали, спрашивая: «Угадай, как была проделана такая работа! Угадай, как мы передвигали эти гигантские фигуры вниз по стенкам вулкана и поднимали их на холмы в любое место на острове, которое нам понравилось!»
На протяжении многих лет рождалось множество гипотез о том, как завершенные статуи перемещались из каменоломни. В 1722 году Роггевен, который не был геологом, был введен в заблуждение цветом туфа и его сложной структурой (в нем были найдены бесчисленные лапилли) и предположил, что статуи были фактически вылеплены на месте из какой-то пластиковой смеси из глины и камня. Некоторые офицеры из команды Кука в 1774 году пришли к тому же выводу. В 1949 году физиолог Вернер Вольф даже предположил, что эти фигуры были вырезаны, затем вытолкнуты горячим воздухом из извергающегося вулкана на платформы, а закончены, когда оказались на холме. Другие предполагали, что всему виной электромагнитное или антигравитационное поля, упоминались и инопланетяне. Сами островитяне верят в легенду о том, что статуи шли сами благодаря духовной силе или приказам священнослужителей или же вождей. Было сказано, что статуи каждый день проходят небольшое расстояние по направлению к платформам, кроме того, они бродят вокруг в темноте и произносят заклинания!
Может быть, верно, что вера движет горы, но археологи имеют на сей счет более прозаические объяснения. Первом выводом может быть то, что проблема не в том, чтобы переместить статую (это, конечно, не просто, хотя средний вес ее не более 18 т), а в хрупкости, поскольку туф Рано Рараку не очень плотный. Самое главное было не повредить законченные, уже вытесанные из камня детали.
Сотни статуй были перемещены из каменоломни, некоторые из них на расстояние около 10 км, хотя надо отметить, что лишь самые маленькие могли передвигаться так далеко. Это, пожалуй, сильный аргумент против того, что статуи двигались под воздействием духовной силы! Кроме того, чем дальше перемещали истукана, тем больше оказывался престиж деревни, из которой были родом резчики.
Для первых наблюдателей, которые считали, что на острове никогда не имелось дерева или материала для изготовления веревок, способ передвижения статуй оставался непонятным. Первый реальный прогресс в решении этой проблемы был достигнут во время франко-бельгийской экспедиции 1934 года, когда статуя весом в шесть тонн была передвинута при помощи саней силами сотни островитян. Позднее, во время экспедиции Хейердала, в 1950-е годы, был проделан эксперимент со статуей в 4 м, которая весила около 10 т. Следуя инструкциям более пожилых людей, островитяне сделали деревянные сани из ветвистого дерева, положили статую на них спиной, были привязаны веревки, сделанные из коры деревьев. Около 180 человек, мужчины, женщины и дети, пришли потанцевать и повеселиться перед тем, как приступить к вытягиванию статуи на короткое расстояние на санях, используя две параллельные веревки.
Если 180 человек смогли вытянуть статую весом в 10 т, значит, полторы тысячи человек вполне могли сдвинуть даже 82 т Паро (плюс тяжелые сани); мы увидим позднее, что вполне можно было найти и побудить к работе столько людей даже в древнем обществе. Транспортировка на санях могла бы быть более беспрепятственной и эффективной: жители сокращали необходимое количество требуемой рабочей силы на треть, применяя смазочный материал по дороге – можно было использовать таро, сладкий картофель, стволы тоторы или листья пальмы. На острове существует передаваемая из уст в уста легенда о том, что месиво из ямса и сладкого картофеля в самом деле использовалось в качестве смазки для передвижения статуй. Действительно, это пюре не пропало бы потом, поскольку его могли съесть куры.
Чешский инженер Павел Павел, воспоминания которого мы помещаем в этой книге, провел важные эксперименты с девятитонной моделью моаи. Она была положена спиной вниз на сани, стоявшие на траве, но тридцать мужчин не смогли сдвинуть ее.
Использовав 800 км картофеля для облегчения толкания, люди смогли передвинуть ее на 6 м. Однако, когда сани поставили на перекладины длиной 2 м и 20 см в диаметре, лишь десять человек понадобилось для того, чтобы передвинуть статую.
Поскольку мы знаем, что на острове имелось достаточное количество лесоматериалов, можно прийти к выводу, что работа – и рабочая сила – были сокращены на половину путем волочения саней по смазанной деревянной дороге, а не по земле. Дерево торомиро могло подойти для изготовления веревок около 50 сантиметров в диаметре, а также для рычагов, которые, возможно, имели решающее значение для перемещения фигур.
Уильям Мюллой предложил простой и экономичный способ транспортировки, используя изогнутые Y-образные сани, сделанные из рогатины большого дерева, на котором статуя лежала лицом вниз. Пара больших треног была приделана к шее фигуры при помощи петли. Когда они наклонялись вперед, веревка частично поднимала статую и снимала часть веса с саней. Статуя двигалась вслед за треногой, создавая качающее движение, похожее на поднятие живота.
Мюллой предположил, что, используя этот метод, Паро могли передвинуть на 6 км к платформе всего девяносто человек. Специалисты по античной технологии указали на то, что с тем же успехом могли служить и плоские сани. Было подсчитано, однако, что метод Маллоу не более эффективен, чем остальные. Кроме того, не надо забывать, что шеи у истуканов очень хрупкие. И еще: большинство статуй, очевидно, брошенные при транспортировке, не подходили для такого метода транспортировки. Значит, имелся и другой метод…
Фон Захер в свое время описал, как на острове Зумба (Индонезия) сани, сделанные из двух стволов деревьев клиновидной формы, использовались для перемещения 46-тонного камня, который толкали 1500 человек из семи деревень, причем с поворотами. Используя десять тяжелых свитых канатов, тысяча человек толкала груз одновременно. Эти люди не получали платы, однако были обеспечены едой, музыкой и развлечениями. Кроме того – и это главное – они приобретали ощущение «сопричастности». Множество свиней было зарезано для такого случая, что подчеркивало престиж хозяина камня. Возможно, именно подобные факты дают нам некое представление о совместных проектах на острове Пасхи.
Простой «санный метод» стал сейчас восприниматься специалистами более серьезно, поскольку мы уже знаем о существовании пальм, которые можно было использовать и для саней, и для постройки специальных дорог. Пальма в целом не очень крепкое дерево, и стволы большинства экземпляров практически высохли и сгнили во влажной окружающей среде. Используемые лесоматериалы требовали частой замены, поэтому если пальмы использовали для транспортировки статуй, то такая деятельность неизбежно приводила к истощению природных ресурсов. Стоит заметить, однако, что современные, то есть растущие в настоящее время, экземпляры Jubaea chilensis, или чилийского винного дерева, очень близки к тем, которые произрастали когда-то на острове; они сопротивляются гниению, потому что их кора, хотя всего лишь 5 мм толщины, очень прочная.
Еще одной причиной, по которой стволы пальм можно было использовать в качестве катков, является то, что они были, как минимум, 20 см в обхвате: как отмечалось ранее, современные экземпляры чилийского винного дерева могут достигать высоты около 25 м и диаметра от 1 до 1,8 м. Хотя ствол состоит из пористой волокнистой массы (менее прочной и более волокнистой, чем кокосовая пальма), которая содержится в тонкой твердой коре, она высыхает до необходимой твердости; было подсчитано, что внешний слой твердой древесины нижней части ствола зрелой пальмы может выдержать около шести тонн. Для большей эффективности катки могли быть совершенно одинаковыми и двигаться по идеально гладкой поверхности. Британцы и французы проводили аналогичные эксперименты по передвижению доисторических мегалитов и пришли к выводу, что подобная техника уменьшает требуемую рабочую силу до шести-семи человек на тонну веса. Следовательно, чтобы передвинуть Паро при помощи пальмовых катков, было необходимо использовать 500 – 600 человек. На грубо сделанных дорогах катки могли застревать, однако хорошая трасса плюс смазка могли сделать эту задачу относительно легкой.