Помоги проекту - поделись книгой:
Она металась, бредила, Ник поил ее оставшейся во фляге водой, и тогда мама отталкивала руку и, глядя ему в лицо блестящими от жара глазами, шептала, и на ее сухих губах проступала кровь из горячечных трещин: «Не надо воды! Сам пей! Оставь! Оставь меня! Я все равно умру! Это желтая лихорадка! Ее не лечат! Оставь меня и уходи! Уходи!»
Потом снова забывалась, металась из стороны в сторону, лежа на металлическом полу, крутила головой, дергалась в судорогах, выгибалась дугой, будто старалась прижаться к невидимому любовнику.
А потом все закончилось – на третьи сутки. И еще сутки Ник копал яму, вырезая ее виброножом, некогда найденным им в одном из кораблей. Вибронож работал плохо, но все-таки хоть как-то отковыривал кусочки спекшегося камня, постепенно образовывая углубление длиной в полтора метра.
Мама была очень маленькой женщиной, меньше многих. Хрупкая, стройная, но при этом очень красивая и сильная. Отец Ника, которого Ник не хотел знать никогда и ни за что, почему-то называл ее «Дюймовочкой», говорил, что на планете, на которой родился Император Сущего, есть такая фантастическая история про очень маленькую девочку, летавшую вместе с птицами. И вот она, мама, такая Дюймовочка.
Инопланетники горазды на красивые истории, лишь бы заманить в свою постель наивных девиц. Наивная, добрая, красивая мама! Эх, мама, мама…
Ник хотел убить этого космолетчика. Своего отца. Если бы он встретил его на мусорке, да что на мусорке – даже во Внешке! Он бы его убил. Точно – убил! Проклятая белокожая рожа! Проклятый верзила, из-за которого погибла мама! И родился он, Ник…
Кстати, Ник только поэтому и выжил, когда так же, как мама, заразился желтой лихорадкой. Для инопланетников это не болезнь – просто мелкая неприятность. Нос покраснеет, да голос чуть-чуть охрипнет. А вот для сирусян, которые сотни лет живут в тесном анклаве и не имеют нужных антител, это смерть. Если рядом нет автоматической аптечки, определяющей болезнь и производящей нужное лечение. Но такие аптечки есть только у Совета и у тех, кто близок к нему, – торговцев-скупщиков.
Ник помнил лицо своего отца – мама показывала ему в видоне. Знал его имя. И поэтому – если доведется увидеть негодяя – не сплохует, достанет гада! И плевать ему на рассказы матери о том, какая великая любовь у них была, о том, что тот, будучи военным, ничего не мог поделать, ему запретило командование, что она сама решила с ним расстаться, чтобы не губить его жизнь, что это она сама решила оставить ребенка, потому что это единственное напоминание о Нем, о Любви – все это чушь! Ерунда! Факты говорят о том, что этот мерзавец ни разу не поинтересовался, что случилось с его возлюбленной, хотя и знал, что бросил ее с животом, в котором находился его сын!
…Стандартный дом из металлопласта: укрывает от холода, укрывает от жары, выдерживает несколько импульсов из полевого бластера – хорошая штука этот металлопласт! Заперся – и сиди, и пусть только попробуют войти! Кто? Да кто угодно. Тот, кто вдруг пожелает присвоить ценное барахло и не побоится, что его убьют на месте.
Всякое бывает, и всякие бывают придурки. Закачает в вены «дерьма», и понеслось. Нарки, они такие! Нелюди! Мама всегда говорила: что угодно, только не наркота. Употребляешь – конченый человек, долго не проживешь. Продаешь – убиваешь других. И не заслуживаешь жизни. Торговцев наркотой надо убивать! И это при том, что Ник точно знал: мама одно время употребляла наркотики. Не самые сильные, но употребляла. И он ее понимал. Нежная, чистая городская девочка, окунувшаяся в эту грязь, ставшая шлюхой, не смогла бы вынести подобного ужаса, если бы не заглушала разум наркотой.
На дверях – обычный экран, как на видоне – сверхпрочный стеклопласт, который нельзя разбить ни камнем, ни молотком. Даже игольчатый лазер не оставит на нем и царапины. Только полевой армейский бластер в конце концов расплавит. И то нужно хорошо постараться. Изобретателю этих экранов стоило поставить памятник, точно. Так мама говорила.
Эх, мама, мама… как жаль, что тебя нет! И поговорить-то не с кем… вокруг только чужие! Только враги! Чужой и враг – это, считай, одно и то же. Верить никому нельзя! Даже вот этому скупщику по имени Сагал, с которым Ник работает уже много лет. Сегодня он хороший, а завтра может выкинуть такой финт, что еле ноги унесешь. И не он такой – жизнь такая! И это тоже мамины слова.
Приложил видон, дверь щелкнула, открылась. Мол, заходи! Старым клиентам свободный вход, однако под столом заряженный бластер, а везде натыканы видеокамеры, отслеживающие все вокруг дома-лавки. Чуть что – сигнал отправляется в охрану Внешки, и сюда вылетает наряд мордоворотов в броне и с бластерами. Скупщики – они такие. Их голыми руками не возьмешь!
– Маленький Ник! – Мужчина довольно улыбался, сидя перед здоровенным экраном, на котором извивались в любовных судорогах несколько мужчин и женщин.
«Порнушку смотрит, охламон!» – констатировал очевидное Ник.
Рядом – молоденькая девушка голышом, в одних очень узких трусиках. Ее небольшая грудь уставилась вперед крупными коричневыми сосками, и Ник старается не смотреть на девушку. Во-первых, он всегда будет помнить, что когда-то его, Ника, мать, возможно, вот так же сидела рядом с этим мужчиной – он был у нее постоянным клиентом. Ник это помнил наверняка. Он бы и рад забыть, но у Ника практически абсолютная память. Он ничего не забывает. Мутант, чего уж там. Правда, старается это скрывать: ни к чему людям вокруг знать, что Ник ничего не может забыть. И что он «слишком умный!».
Иногда требуется забыть. Или хотя бы делать вид, что забыл. Вот как сейчас, когда узнал девчонку, много лет прожившую в соседнем доме.
Райда, так ее звать. Ей столько же лет, сколько Нику. Хорошая девчонка, красивая и не злая. Угощала его конфетами, когда она и Ник были маленькими. Работает шлюхой уже с десяти лет. И мать ее шлюха. И бабушка. На этой улице все такие.
К Нику не раз и не два приставали любители молоденьких мальчиков, так мама одному сказала, что, если увидит еще раз подобное, отрежет ему яйца и засунет их извращенцу в рот. Он бы не поверил, но мама достала вибронож и воткнула ему в бедро.
Скандал был, конечно, но как-то все в конце концов погасло. Сколько она заплатила, как заплатила, Ник не спрашивал, но с тех пор любители «молодого мясца» обходили его стороной. А потом они с мамой переехали с улицы шлюх на улицу мусорщиков, где и жили до самой маминой смерти.
Вообще-то, Ник всегда предлагал маме поселиться в каком-нибудь из кораблей и не платить за квартиру жадному хозяину. Но мама не могла жить в глуши. Ей нужно было человеческое общество. Иногда общество мужчины. Хотела найти Нику отчима? Или в ней говорил инстинкт размножения? Кто знает… но только поиски свои она не оставляла.
Ник не говорил с ней на эту тему. Не хотел. Но когда она приходила под утро, лохматая, помятая, иногда пьяная, прятала от сына глаза, быстро очищалась в душевой сухой камере (вода дорогая! Настоящий душ им не по средствам!) и ложилась спать. На следующий день была тиха, молчалива и неулыбчива.
Странное вообще-то дело: если тебе так тяжело вспоминать, что ты делала с мужчиной прошлой ночью: зачем ты к нему вообще идешь? Нет, она ходила не за деньгами – Ник бы это знал. Наверное, знал бы. Или не хотел знать?
– Что принес, Маленький Ник?!
Ник ненавидел это словечко Сагала – «маленький»! Какой он, к черту, маленький?! Если на то пошло – выше тебя, придурок ты хренов! И хватит во время разговора мять сиську Райды! Имей совесть, скотина!
– Привет, Ник! Какой ты огромный стал! Мужчина! – Девчонка вдруг улыбнулась, и тогда он легонько кивнул:
– Привет, Райда.
И тут же взгляд на Сагала:
– Энергоблок принес. Большой. Исправный. Я смотрел – такие не меньше десяти тысяч стоят!
– Нуу… где стóят десять тысяч, туда и нес бы! – Скупщик парировал уже автоматически, не думая. Он каждый день такое слышит, понятное дело. И действительно, чтобы продать за десять, надо попасть в Город, да еще и там здорово постараться. Другой вопрос: сколько даст Сагал? Ну уж точно не сотню!
– Хмм… – Скупщик внимательно осмотрел блок, покрутив его перед собой, затем достал тестер, приложил к выводам блока, взглянул на данные с экрана. Недоверчиво помотал головой. – Отличный блок, ничего не могу сказать! Давно не видел энергоблока в таком хорошем сохране! У них обычно хотя бы процентов десять, да сдохли. А этот полностью исправен, да еще и заряжен! Отлично! Дам тебе… хмм… дам…
Ник ждал с замиранием сердца и упорно старался не смотреть на Райду, задравшую ногу на спинку кресла. Ее узкие трусики почти ничего не прикрывали, и пахло от девушки смесью запаха тонких духов, крема, секса и… наркоты. Этот сладкий запах синтетического наркотика Ник безошибочно чуял метров за пять и с человеком, который был под дозой, обычно держался настороженно, будто это был не человек, а полуразрушенный энергоблок, готовый взорваться в любую секунду и сжечь мусорщика на месте. От нарков вообще одни проблемы!
– Три тысячи! – с оттенком пафоса в голосе закончил Сагал, и Ник понял – больше не даст. Уж очень он сейчас гордился тем, что дает какому-то жалкому мусорщику аж три тысячи – огромные деньги! – Большего тебе никто не даст, Маленький Ник! И это в память о твоей матери! Красивая была женщина, ох красивая!
Рука скупщика сама собой потянулась в трусики Райды и замерла на лобке, ласково поглаживая то, что проглядывало через почти прозрачную ткань. И Ник вдруг замер, сохраняя на лице довольную улыбку, теперь будто приклеенную или нарисованную на экране видона. Вот так Сагал сидел и с его, Ника, матерью, и так же запускал руку ей в трусы!
Мрази! Все – мрази! Они только используют людей, эти гады, а сами считают их грязью, плевком под ногами!
А Райде ласки клиента, похоже, нравились, она запрокинула голову и глубоко задышала, полуприкрыв глаза от удовольствия. Притворялась? Чтобы денег получить побольше?
И кстати, а кто сказал, что Сагал ее клиент? Может, она вообще здесь по собственному желанию? Постоянная любовница? Жена?!
Впрочем, это не его, Ника, дело. Его дело – получить деньги и быстро свалить отсюда. До темноты ему нужно еще вернуться на мусорку, в свой «дом».
– Согласен! – кивнул Ник, и Сагал тут же уточнил:
– Что будешь брать из продуктов? Есть саморазогревающиеся консервы – новый завоз, почти натуральное мясо. Дорого, но у тебя сейчас появились деньги! Или тебе чего попроще, как обычно?
– Как обычно… – почти недрогнувшим голосом ответил Ник, подумавший вдруг, что за сто кредитов он мог бы получить Райду на всю ночь. Она точно бы согласилась: Ник молодой, здоровый, не старик какой-нибудь и не инвалид – с таких плата гораздо выше. Опять же, знакомый, а значит, безопасный. Не маньяк. И не наркоман. Сто кредитов – хорошая цена за девушку! Самую лучшую девушку! И за эту цену можно было бы делать с ней все, что он захочет.
И Ник знал, что именно он бы с ней делал, – а зачем видон? Там есть все. Во всех подробностях.
Не имеет значения, что Ник никогда еще не был с женщиной – дело, в общем-то, несложное. Мама как-то незадолго до смерти намекала, что пора ему стать мужчиной, что готова поговорить со знакомыми девушками… а когда Ник отказался, стала осторожно выяснять: может, у него тяга не к женщинам, а к мужчинам? Когда он засмеялся в ответ, обиделась и, пожав плечами, сказала, что ненормально здоровому взрослому мужчине обходиться без женщины. Можно даже заболеть. И вообще, она была бы рада, если бы он сделал ей внука с какой-нибудь хорошей девушкой!
Его тогда как палкой по башке шарахнули – она что, всерьез?! Какие тут могут быть «хорошие девушки»?! В этой помойке?! В этой грязи?! Неужели она думает, что Ник способен взять на себя такую ответственность и соорудить ребенка, чтобы тот вечно мучился, до самой смерти, как сам Ник, как тысячи мусорщиков на этой поганой планете?!
У Ника даже мысли никогда не было о том, чтобы создать семью в этом Аду! У мамы, наверное, мозги вскипели, если она такое ему говорит! О чем Ник тут же ей и сообщил.
Неделю не разговаривали, кроме как по делу. И то междометиями. «Туда!», «Ой!», «Эй!».
Потом, когда они сидели рядом и грызли псевдомясо, запивая его водой из пластиковой бутылки, мама грустно сказала: «
Глупости, конечно. Женские глупости. Мама воспитана в Городе, вот у нее в голове и засели эти бредни. «Любовь»! «Продолжение рода»! Пафос, и больше ничего. Обманные слова мягкотелых жителей города! Это не для Внешки.
Здесь нет любви. Если только не назвать любовью животный акт, приносящий его участникам сексуальное удовлетворение. Здесь продолжение рода – случайный залет шлюхи, которая вовремя не озаботилась приемом контрацептивов, – забыла принять после очередной дозы наркоты. А потом решила оставить младенца – так, на всякий случай. Чтобы кормил тогда, когда она уже не сможет зарабатывать, удовлетворяя похоть грязных мусорщиков. Противно! Все противно!
Больше с мамой на эту тему не говорили. Она сказала, что он сам когда-нибудь все поймет, он ей сказал, что никогда не поймет и не собирается понимать. В общем, каждый остался при своем мнении.
Нику нравились женщины. Он хотел женщин. В шестнадцать лет ты хочешь все, что шевелится и отдаленно похоже на женщину. Но только не женщину из Внешки. Уж лучше он сам себя обслужит, глядя на экран видона, – там чистые, красивые инопланетные женщины, никаких наркотиков и грязи. Вот их он хотел. А еще хотел лететь к звездам…
…Возвращался на мусорку уже в сумерках. Скоро ночь. Луны у Сируса не было, так что ночью его поверхность освещали только звезды да космические платформы, висящие над Городом за границами атмосферы. Раньше это были боевые платформы, но теперь они не были нужны для войны. Пока не были нужны. Все оборудование платформ исправно, и закрыты они, законсервированы согласно мирному договору, заключенному тогда, когда была заброшена и военная база на Сирусе. С тех пор платформы сторожат только боевые роботы, и нет на станциях ни одного живого существа.
Платформы с поверхности Сируса выглядели как две здоровенные гайки, отбрасывающие на планету отраженный солнечный свет. Они были видны даже днем, если только хорошенько присмотреться.
Но Нику, чтобы найти дорогу, не нужно было ни света луны (которой у Сируса не было), ни света звезд и отблесков боевых платформ. Он видел все как днем, хотя и только в черно-белом цвете. Ночное зрение выглядит именно так. Ночью все люди серы…
За спиной Ник тащил громадный, раздувшийся до высоты человеческого роста рюкзак. Рюкзак Ника стоил больших денег, и, чтобы накопить на него, Нику и его матери пришлось ужаться в расходах так, что они жили впроголодь и ходили в старье целый год. И то купили рюкзак не новый, а хорошенько поюзанный каким-то несчастным мусорщиком.
Почему несчастным? А потому, что просто так эдакую вещь не продают. Значит, некому было передать дорогой прибор. Именно прибор, каковым и являлся безразмерный антигравитационный рюкзак.
У него был номер модели, и назывался он официально иначе. Но все мусорщики его называли именно так: «рюкзак». Если бы не эта штуковина, доставлять в скупку большинство приборов и механизмов было бы просто невозможно. В руках ничего ценного не донесешь. Попадались энергоблоки такого размера и веса, что их и кантовать-то можно лишь с большим трудом, а чтобы доставить в лавку, нужна как минимум грузовая машина. Вот для таких случаев и нужны антигравитационные рюкзаки.
Панель регулировки, нервущаяся ткань, родственница экрана видона (только гибкая), и вот уже тяжеленный энергоблок у тебя за спиной. И только одна проблема имеется в такой переноске – нужно учитывать, что хотя вес этот самый объект потерял, но масса, а значит, инерция у него осталась прежней. Поднять ты его поднял, а теперь попробуй сдвинь, а когда сдвинул – останови. И вот поэтому в хороших моделях был еще и пульт управления, который слегка менял направление антигравитационного поля, сдвигая его в ту или иную сторону. И рюкзак тогда двигался туда, куда направил его оператор.
Древняя вообще-то вещь и, кроме того, требующая подзарядки, но если бы не антигравитационная начинка рюкзака, мусорщикам пришлось бы совсем уже туго. Вот как сейчас, когда в рюкзаке находилось как минимум килограммов тридцать концентрированных продуктов питания, плюс чистая вода для их приготовления. Итого – килограммов под сто всевозможной дребедени, жить без которой человек никак не может. Живет ли он в Городе или во Внешке. И всего за пятьсот кредитов.
Теперь Нику хватит этих запасов не меньше чем на месяц! Особенно если пройдут дожди, и в накопителе, который он сделал на куполе звездолета, осядет приличное количество дождевой влаги. Какая разница, на какой воде варить суп? Чистую можно и просто так попить. Дождевая совсем не так уж плоха – даром что немного радиоактивна. Но немного радиоактивности ему не повредит.
Ник однажды умудрился хватануть такую дозу, что, когда мочился, струя явственно светилась в темноте. Исхудал тогда, волосы повылезли, зубы шатались, даже кожа начала облезать, шелушиться. Но ничего – выжил. Волосы снова выросли, зубы укрепились. Кожа опять, как была и до этого, слишком светлая, редкость среди мусорщиков.
Мусорщики не то чтобы чернокожие – они очень смуглые. Как сказано в статьях, которые Ник прочитал по видону, потомки мусорщиков прилетели с планет с гораздо менее активным солнцем. Можно сказать – с холодных планет. И только здесь, после мутации, они стали смуглыми, чтобы лучше защищаться от палящих лучей звезды-солнца, находящейся в бело-голубом спектре излучения. Ну а то, что Ник такой светлый, это заслуга того, кто заделал матери ребенка. Космолетчик, со слов матери, был белым, как молоко.
Кстати сказать, бледнокожие довольно высоко ценились в обществе мусорщиков. И женщины – они якобы отличались повышенным сексуальным темпераментом по сравнению с темнокожими аборигенками, и самое главное – белокожие мужчины, такие, как Ник. Откуда взялось это дурацкое поверье, неизвестно, но считалось, что белокожие мужчины неутомимы в сексе и член у них намного длиннее.
Дурь, конечно: достаточно заглянуть в видон, в котором куча не только снимков, но и роликов с участием людей всевозможных рас и даже нелюдей любых конфигураций, и ты убедишься, что никаких статистических данных в подтверждение этой теории не найдешь. Однако к матери не раз и не два подкатывали любительницы и любители экстрима: мол, «одолжи парня, хорошие деньги дам! Пусть поработает в постели!»
Одного такого «работодателя» мама нокаутировала и выбросила с лестницы. Сломала ему три ребра. Другой едва ушел, он с охранниками был – так им тоже досталось. Мама была очень сильной и быстрой… а когда впадала в ярость, ей было все равно, кто перед ней стоит, влиятельный человек или последний помоечник во Внешке.
А драться она умела. В Городе немало клубов, которые посещают все желающие горожане, а кроме того, у школьников занятия рукопашным боем были в программе обучения. Это же бывшая военная база – там обучение рукопашному бою всегда было возведено в ранг необходимости. Так и осталось испокон веков. Персонал базы должен быть обучен искусству боя. Надзиратели преступников – тоже, ведь их потомки и жили в Городе.
Она и Ника обучила. При его росте и соответствующей силе он был опасным противником какому-нибудь негодяю, решившему его ограбить. Если только у того не было бластера, игловика или пулевого оружия.
Ник иногда думал: может, и зря мама его уберегала от мерзостей жизни? Ну вот пошел бы он в «мальчики» к какой-нибудь богатенькой даме или в наложники к жене влиятельного члена Совета – разве это было бы плохо? Жил бы, не думая о том, что доведется есть завтра и что надеть на себя сегодня. Однако мама с истовостью маньячки вбивала ему в голову, что верит – Ник когда-нибудь улетит к звездам! А здешняя жизнь лишь временное пристанище, и судьба его – далеко за боевыми платформами, там, где сияют мириады и мириады звезд!
Но чтобы туда добраться, ему нужно быть во всеоружии. Нужно быть грамотным, нужно быть всесторонне образованным, сильным, ловким, умелым! И пускай он не учился в школе. Это ерунда! Тому, кто хочет чему-то научиться, не нужна школа. Ему нужно только желание. И тогда все у него будет.
Все, что необходимо для обучения, есть в сети. Только не ленись и, вместо того чтобы смотреть дурацкие, пошлые фильмы, учись! Иначе так и сдохнешь здесь, в этой грязи, в этом Аду!
И он учился. Ведь кому верить, если не маме? Мама зря не скажет! Она все знает! Она училась в Городе!
Учился, да. Только зачем? Ах, мама, мама… мечтательница из Преисподней… Ты же знаешь, мама, никто и никогда не позволит нам улететь с планеты. Никто никогда не разрешит жителю Внешки жить в Городе. А звездолеты ведь только там!
Здесь? Здесь не звездолеты, а металлический мусор. Трупы кораблей. Многие из которых не обретут упокоения даже на мусорных заводах. Потому что до них никогда не дойдут руки. В первую очередь разбирают «новые» корабли. Там и металл получше, и приборы поновее попадаются. А такие древние монстры, как тот, в котором живет Ник, никому не нужны. Кроме Ника.
В одном из таких древних дредноутов он провалился в трюм и едва выжил. Все-таки не зря мусорщики ходят по двое, как ходил он когда-то с мамой. Вот так провалишься куда-нибудь в дыру – и каюк. Сдохнешь от голода. Или утонешь в радиоактивной светящейся воде. Как тогда Ник.
Часа два пытался выбраться, а кожа горела, будто ее ошпарили. Еще немного – и точно бы сгинул. И пропали бы все часы учебы, пропала бы вся информация, которую он накопил в своей слишком умной голове.
Если бы не пустой контейнер, который нашелся на глубине человеческого роста в дальнем углу трюма, там бы Ник и остался. В трюме. Навечно. В виде светящегося трупа.
Пришлось нырять, доставая контейнер, а это очень нехорошо и для шевелюры, и для зубов.
Волосы выросли, но почему-то настолько светлыми, что Ник стал казаться седым. Что добавило желающих поиметь такое экзотическое тело. Белокожий, беловолосый юноша – мечта любого любителя секс-экзотики!
Дорогу пересек без особых проблем: ночью патрульные ездили очень редко, если только кто-то их специально не вызвал. Например, если кто-нибудь не взорвал найденный в корабле энергоблок.
Зачем взрывают? Да кто их знает. Здесь полным-полно сумасшедших, психов, просто людей с придурью. Работа такая. Все время в напряжении, так что спятить – ничего сложного. Сегодня соображаешь, а завтра не соображаешь. Мутировал, да и все. Ник, когда поплавал в радиоактивном озере, стал лучше видеть в темноте. Почему так случается? Да кто же это знает… ученые пишут всякую хрень, а поди-ка проверь!
До своего «дома» добрался уже глубокой ночью. Здоровенный рюкзак плыл следом, как темное облако, и нужно было обходить узкие места, чтобы не застрять, не расклинить груз. Испортишь рюкзак – беда будет.
У входа в тоннель опустил груз на землю, аккуратно выложил из него почти все содержимое, оставив объем, позволяющий пролезть через довольно узкую дыру в земле. Придется таскать частями, но дело того стоит, зато безопасно. Попробуй-ка догадайся, что за этим провалом в почве скрывается шлюз старого корабля. Снаружи торчит только часть купола, вросшего в почву до самой макушки. Ник его обнаружил совершенно случайно – просто встал не туда, куда следовало, почва и разошлась под ногами. Чуть тогда в штаны не напустил от страха – это ведь мусорка, здесь все, что неизвестно, опасно. Провалишься, а там, может, глубины метров двадцать, а внизу острые куски обшивки, на которые и нанижешься, как на вилку. И будешь помирать долго и болезненно.
Но нет – внизу был коридор, до половины засыпанный землей, дальше он расширялся и переходил в круглое помещение, видимо, рубку корабля диаметром метров десять или чуть больше. Из рубки коридор вел в машинное отделение, наверное, машинное отделение. По стенам коридора – четыре двери-мембраны, за ними что-то вроде кают. Почему вроде? Потому, что ничего в них не было: ни лежанок, ни чего-то, похожего на полки, кровати, шкафы и все такое прочее.
Почему «наверное, машинное отделение»? Да потому, что цилиндры, стоявшие там, никак не походили на что-нибудь, известное Нику или его видону. Ник специально просмотрел тысячи моделей и планетарных двигателей, и маршевых – ничего похожего не увидел.
Кстати, это ничего не значило. Вообще ничего. Каталог техники не был полным, да и не мог таковым быть. Цивилизаций в обозримой Вселенной тысячи, десятки тысяч, некоторые из них настолько древние, что человеческая по сравнению с ними как младенец по сравнению с древним старцем. И они могли создавать такие звездолеты, о которых нигде и никогда не указывалось ни в одном каталоге.
Это нормально. Время от времени каталоги обновляются, в них вносятся новые модели кораблей, а также найденные где-то в пространстве старые звездолеты, место изготовления которых частенько определить невозможно. Указывалось просто: «Звездолет неизвестного происхождения. Приблизительно – аналог легкого крейсера класса „Хитер“». И все! А в чем он там аналог, пойми теперь!
Кстати, лучше в такой корабль не соваться. Вряд ли в нем можно найти что-то интересное, но вот проблем огрести можно по самую маковку. Неизвестные корабли с неизвестной системой защиты подчас выдают такие «подарки», что эхо от этих «подарков» потом слышит вся округа в радиусе нескольких десятков километров. Да и найти в них что-то ценное не представляется возможным: ну кому нужны энергоблоки старинного корабля, аналогов которому нет на протяжении трехсот световых лет? Кому нужны запчасти с подобного раритета? Нет уж, пусть его роботы-мусорщики грызут, растаскивают на части. Людям в таких кораблях делать нечего.
И вот один из них. Такой, в который никто никогда не полезет, а при всем при том чистый, незараженный радиацией, незаметный и… родной. За те годы, что прошли с момента его обнаружения, они с мамой ночевали в этом корабле сотни раз. Теперь в двух каютах есть чистые матрасы, белье, все, что нужно, чтобы спокойно отдохнуть, не боясь, что на сонного тебя нападут какие-нибудь бандиты или обычные «мирные» мусорщики, чтобы отнять твой хабар. А то и саму жизнь.
Ник в течение часа перетаскал весь груз, сложил его в маминой каюте. Псевдомясо – в один угол, псевдоовощи – в другой. Воду в пластиковых саморазлагающихся бутылках – в третий. Ник всегда брал воду в таких бутылках – выпил и выкинул. А она, без воды, в течение недели разлагается почти полностью, образуя серый порошок, незаметно смешивающийся с почвой. Пусть с такими бутылками вода чуть подороже, но зато не загаживаешь округу, не нужно их оттаскивать далеко, чтобы не демаскировать место обитания.
Наконец, Ник все перетаскал и, сбросив с себя одежду, с размаху плюхнулся на матрас. Не сказать чтобы он смертельно устал, но все-таки тело слегка ныло, гудело, жалуясь на запредельные нагрузки. Ничего, отдохнет, выспится как следует и завтра пойдет к району «новых» кораблей – посмотреть на очередной «заброс». Вчера грузовоз опускался – что-то тащил. Особенно рассчитывать не на что, там уже банды слетелись, но хотя бы посмотреть. Почему бы и нет?
Протянул руку, нащупал Шарик, подкатил к себе.
Забавная вещь! Он нашел его здесь, в старом корабле, в трюме. В землю врос Шарик, еле виден был. Гладкий такой, приятный! Погладишь его – и вроде бы на душе легче. В городе есть домашние животные – с других планет завезли. Во Внешке – ничего. Даже крыс нет. А у него – такое вот домашнее животное. Шарик. Гладкий, тихий… и теплый. Или ему кажется, или хочется так – чтобы он был теплым! Живым…
Подкатил под бок, положил на Шарик руку, стал засыпать. Маму вспомнил. Она настаивала, чтобы Ник сдал его скупщику – может быть, что-то ценное! Может, эта штука денег стоит! Но Ник ее упросил: вряд ли Шарик что-то стоит, дадут за него пару кредитов, и все. А у него, Ника, ничего нет своего! Кроме видона, конечно. И одежды с сапогами. Неужели он не может себе позволить хоть какую-то игрушку?! И так радости нет, еще и последнее отдать этому хапуге?
Мама сдалась. И теперь Шарик всегда с ним. Здесь, в корабле. Таскать с собой его нельзя: Шарик, при его размере с кулак, весит невероятно много, Ник с трудом отрывает его от пола, а слабым Ника назвать ну никак нельзя. Мама всегда говорила, что он очень силен – как взрослый мужчина! А вот – Шарик едва подымает.
Нет уж. Пусть тут лежит… так спокойно рядом с ним, так хорошо! Он будто забирает у Ника дурные сны. Будто лижет ему руку во сне, и Ник успокаивается, забывает о том, что никогда не полетит к звездам… никогда. Никогда.
Глава 2
Проспал шесть часов. Он точно знал – ровно шесть часов – даже на видон смотреть не надо. Мама всегда смеялась – не человек, а механизм какой-то! Ник не понимал – а что в этом такого смешного? И почему, к примеру, она не может так же? Ложишься спать и заказываешь себе: «Проснуться через шесть часов!» Ну и все. Через шесть часов просыпаешься – свежий, бодрый, полный сил. Как сейчас!
Осторожно убрал Шарик в тайник за обшивку. Мало ли кто забредет – шанс невелик, но все-таки. Шарик у него уже много лет, и очень не хочется с ним расставаться. Ник и сам не знал – почему. Вот не хочется, и все тут!
Поделиться книгой: