Помоги проекту - поделись книгой:
Скелеты, похожие на Фила.
Осталось шесть дней до его выхода на свободу. Шесть дней, чтобы придумать, как не встречаться с ним и с остальными членами семьи. Приедет ли Фил в этот дом, раз уж он жил в нем до тюрьмы?
Взгляд Джеймса метнулся к задвижкам на задней двери. Выругавшись сквозь зубы, он отправил себе напоминание по электронной почте.
СМЕНИТЬ ЗАМКИ.
Сунув телефон в задний карман, он оглядел комнату. Сдерживаемая энергия пробежала от дрожащих пальцев до сведенных судорогой икр. Может быть, его старая беговая дорожка все еще стоит в гараже.
Джеймс отправился туда, включил свет. Светодиодные лампы залили светом гараж на четыре машины, и Джеймс судорожно вздохнул. Он знал, что его вещи здесь, и из прошлой жизни, и те, которые доставили из Мексики. Но знать и видеть – это две разные вещи.
Куча его вещей занимала места двух машин, картонные коробки напоминали толстые квадратные колонны. В них было все, что он захотел сохранить из своей жизни в Мексике, которой лучше бы и не было вовсе, и из жизни до того, которой он жить не собирался. Залитые ярким светом, две его жизни слились на гладком бетонном полу.
Джеймс вошел в гараж, привлеченный крупными черными буквами на коробках. «Материалы для живописи». Он медленно провел рукой по словам, узнав почерк Эйми. Когда она это упаковала? До того, как нашла его, или уже после? Он не мог представить, насколько трудными были для нее месяцы после того, как Томас объявил о его смерти. От желания уберечь ее, от одной только мысли об этом у Джеймса едва не остановилось сердце.
Слова расплылись, и во второй раз за этот вечер глаза Джеймса увлажнились. Он не сомневался, что Эйми сложила все его вещи аккуратно и по порядку, даже зная, что он никогда ими больше не воспользуется.
И скорее всего так оно и будет. Голод, заставлявший его творить, делиться своим видением мира, исчез.
И Эйми исчезла тоже.
Джеймс ударил кулаком по коробке и вернулся в дом.
Глава 4
Карлос
Уже стемнело, когда я, спотыкаясь, свернул на подъездную дорожку к дому. На этой неделе я четыре вечера провел с текилой – жидким золотом и единственным средством, которое помогало мне скоротать одинокие вечера. Истратив еще один день на преподавание живописи, организацию выставок для следующего сезона в галерее и закончив несколько заказов, я оставлял машину возле галереи и приземлялся на табурете в баре «Ла Кантина де Перрито» на той же улице, что и моя галерея. Наталию это не радовало. Мальчики спрашивали, почему я так редко бываю дома.
«Потому что ваш папа – это тикающая бомба времени, вот почему».
Я перевел взгляд на второй этаж. Окна их спален казались черными квадратами на фоне белой штукатурки дома. И я затосковал по ощущению нормальности. Мне захотелось вернуться к тому, что было до появления Эйми.
С поднятой вверх головой я отступил назад и наткнулся на бордюр клумбы, сильно ударившись плечом о расположенную рядом стену, ограждающую мой участок. Боль по спирали поднялась по дельтовидной мышце, разбудив старое повреждение. Я зашипел и ударил кулаком кирпичи.
–
Мне нужно взять себя в руки.
Томас улетел в Калифорнию шесть дней назад. Имельда прислала мне сообщение, когда он выехал из отеля. Верный своему слову, хотя это ничего не говорило о его характере, Томас больше не выходил со мной на связь. Имельда пыталась это сделать каждый день. Я отправлял ее звонки на голосовую почту, где всю неделю мигал ее номер в красном кружке.
Я попытался открыть замок. Входная дверь распахнулась. На пороге, подбоченившись, стояла Наталия и мрачно смотрела на меня. Она была одета в облегающий белый топ с узкими бретельками и юбку-«варенку», подметавшую пол. Черт, это было так же красочно, как и ее длинные волосы цвета меди, яркие и блестящие, с разнообразными оттенками. Я заморгал, пытаясь сфокусироваться, и вошел, споткнувшись о порог. Наталия подхватила меня, не позволив упасть лицом вниз. Мой подбородок врезался в ее плечо, покрытое кремом от загара. Кокос и соль. Она была на пляже с мальчиками. Проклятье, она практически жила на пляже, даже после всех этих лет участия в соревнованиях по сёрфингу. На доске она была звездой, как и ее отец, сёрфер мирового уровня Гейл Хейз.
Наталия пошатнулась под моим весом.
– От тебя несет, как от грязного коврика в баре.
Я выпрямился, сосредоточился на ее голове, чтобы комната перестала вращаться, и нежно потянул прядки ее волос.
– Такие красивые, – пробормотал я. Это относилось к сочетанию оттенков. Она была светлее Ракель. У них был общий отец, но обе пошли в своих матерей.
Наталия оттолкнула мою руку:
– Ты пьян. Опять.
– Ага. – Я опустил руку и сглотнул, мое горло было суше, чем склон холма по соседству. – Мне нужно попить.
Она пошла за мной в кухню и начала рыться на полках. Я налил воду в стакан. Наталия открутила крышку пузырька с аспирином, который нашла рядом с витаминами мальчиков, и высыпала мне на ладонь две таблетки.
– Это становится обычным делом.
Я глупо ухмыльнулся, бросил таблетки в рот и запил водой.
Она смотрела, как я пью, ее взгляд переходил от стакана к моему лицу, потом к моей руке. Наталия резко вдохнула.
– Карлос! – Она взяла у меня стакан, поставила его на стол и коснулась моей руки. Потом осторожно провела большим пальцам по ссадинам на пальцах. – Что ты натворил?
Я вырвал руку.
– Наткнулся на стену.
Этот вечер стал для меня очередным провалом. Всю неделю я бил кулаком. Стену в спальне, когда рассказал Наталии о том, что узнал от Имельды, потом Томаса, а теперь кирпичи забора. Пора мне бросать пить и…
Мои мысли застопорились. «И что?»
Что, ради всего святого, я могу сделать, чтобы улучшить ситуацию? Как я могу гарантировать, что о моих сыновьях позаботятся, если я однажды проснусь Джеймсом?
Наталия вздохнула, и я поднял голову, словно искал в ее глазах ответ. Озарение было подобно восходящему солнцу, яркое и сияющее. Возможно, она и была ответом.
Наталия обняла меня.
– Идем, давай я отведу тебя наверх.
Она стояла со мной рядом, пока я умывался и чистил зубы. Потом отошла к балкону, чтобы приоткрыть его и закрыть жалюзи, давая мне возможность сбросить одежду и натянуть трусы-боксеры и футболку.
Я плюхнулся на кровать, широко раскинув руки. Голова у меня кружилась, и вентилятор под потолком только усугублял головокружение. Я застонал и закрыл глаза, слушая, как Наталия ходит вокруг кровати. Позвякивали серебряные браслеты, которые она всегда носила. По деревянному полу шлепали ее босые ступни. Шелестели хлопковые простыни, которые она вытаскивала из-под меня. Заворчав, я приподнял бедра, чтобы облегчить ей задачу. Наталия остановилась в изножье кровати. Я усмехнулся и поиграл бровями. Она всплеснула руками и посмотрела на меня с отвращением. Сходство этого жеста ударило меня в грудь, почти убив.
– Ты похожа на нее.
Ее лицо стало печальным, и мне захотелось взять свои слова назад. Проклятая выпивка. Текила развязала мне язык.
– Я не она.
«Нет. Ты не она».
Наталия потянула простыни вверх, накрывая меня, присела на край кровати.
– Ты всегда видишь ее, когда смотришь на меня? – спросила она, глядя мне в лицо.
Видел ли я свою покойную жену, когда клал руку на поясницу Наталии? Видел ли я ее, когда мне хотелось поцеловать Наталию? Даже если я и не пытался пока этого сделать, Наталия видела желание в моих глазах. Я тосковал по Ракели и всегда буду тосковать. Она была матерью моих сыновей. Но когда Наталия приехала к нам в гости, я увидел не Ракель.
– Я вижу тебя.
Ее плечи поникли, и я коснулся ее руки. Наши пальцы сплелись, и в моей голове возникла ужасная мысль, пробиваясь кверху, как делает это масляная краска, разведенная водой, эта мысль захватила меня целиком, заставляя отчаянно искать ответа:
– Это было по-настоящему? Ракель и я?
«Хоть что-то в моей жизни здесь было реальным?»
Наталия внимательно смотрела на наши соединенные руки. Она перевернула мою кисть и провела пальцем по линиям на ладони. От этого прикосновения мне стало щекотно.
– Нат, – взмолился я, мое сердце забилось быстрее. Я сжал ее пальцы. Неужели Томас подкупил и Ракель?
– Я думаю, что чувства моей сестры к тебе были реальными. – Она взяла мою руку в свои ладони. – Я никогда не видела ее такой счастливой, как с тобой. Она подарила тебе обоих своих сыновей.
Воздух ворвался в мои легкие.
– Хорошо. – Я откинулся на подушку. – Это хорошо.
Она прижала мою руку к груди.
– Отдохни немного, Карлос, – сказала Наталия, вставая. – Утром я уезжаю, а ты нужен мальчикам.
– Ты им тоже нужна. – Я поднял руку. – И мне.
– Я у них есть. – Она приоткрыла рот, замешкалась, коротко вдохнула и добавила: – У тебя я тоже есть. Ты нравишься мне, Карлос, очень нравишься.
Я покачал головой:
– Я не это имел в виду.
Она моргнула и отвернулась, покраснев от смущения.
– Ты мне тоже нравишься, но, послушай… – Я сунул обе руки в волосы.
Наталия снова села на кровать.
– В чем дело?
Мой взгляд метнулся в сторону коридора, по направлению к спальням Маркуса и Джулиана, и в груди стало тесно. Я сказал Эйми, что она никогда не получит назад своего Джеймса. Прошло уже почти два года, и я был убежден, что таким я останусь навсегда. Я всегда буду Карлосом. Но девять дней назад полное осознание своего состояния пробило крошечную дырочку в моей груди. Я понимал теперь, что никаких гарантий нет. Я мог остаться Карлосом до конца своих дней, а мог завтра проснуться Джеймсом. Все зависело от того, когда мой мозг будет готов справиться с травмой, которая спровоцировала это состояние.
– Когда я перестану быть собой, у них останешься только ты.
– Такого не случится, – ответила Наталия.
– Это может произойти. Существует реальная возможность. Я не доверяю никому из семьи Донато, так как же можно доверять человеку, которым я могу стать? Я не знаю, каким я был. Я могу оказаться таким, как Томас, или как тот, другой брат, о котором он мне говорил, – Фил. Тот самый, который попытался изнасиловать Эйми. Я не хочу, чтобы подобный человек оказался рядом с моими детьми, не говоря уже о том, чтобы он их воспитывал.
– Как ты можешь такое говорить? Ты и Джеймс – это один человек. То же тело, то же сердце.
– Но разум другой.
– У тебя та же самая душа. – Наталия положила руку мне на сердце, и я прижал ее к себе. – Я не могу поверить, что Джеймс может причинить детям боль. Став Джеймсом, ты будешь любить их так же сильно, как любишь сейчас.
– Мне бы твою уверенность.
Наталия раздвинула пальцы, лежавшие на моей груди.
– Возможно, однажды ты в это поверишь. А пока чем я могу тебе помочь? Что я могу сделать, чтобы ты успокоился?
– Я хочу, чтобы ты усыновила моих детей.
Она отпрянула.
– Что?
– Ты слышала.
Ее тяжелый взгляд уперся в меня. Я не отвел глаза.
– Ты говоришь серьезно?
– Очень серьезно. Я хочу, чтобы ты воспитывала их, если со мной что-то случится.
– С тобой ничего не случится. Ты пьян. Ты не понимаешь, о чем просишь.
– Да, я пьян, но я точно знаю, о чем прошу. Ты – их тетя. Джулиан больше связан с тобой, чем со мной, а Маркус тебя обожает. Это разумно.
– Это абсолютная глупость, – возразила Наталия. – Я живу на Гавайях. Ты ждешь, что я заберу сыновей у тебя, у единственного родного им человека?
– Но я перестану быть
Наталия высвободила руку и встала.
– Я уеду рано утром. Я об этом подумаю, хорошо?
Она наклонилась ко мне, ее лицо оказалось меньше чем в футе от меня. Она положила ладонь на мою щеку.
– Тебе тоже следовало бы подумать об этом. Возможно, завтра ты отнесешься к этому иначе.
Я в этом сомневался.
Наталия поцеловала меня в лоб, а я положил руку ей на шею, заставляя ее губы задержаться на моей коже. Она чуть приподняла голову, ласково провела большим пальцем по моей щеке.
– Позаботься о своих мальчиках, Карлос. И береги себя.
Поделиться книгой: