Империя из песка

Раньше. Солнечные летние деньки, которые, как мы думали, будут сменять друг дружку вечно. Рассветы и закаты, исполненные легких улыбок. Тем летом я каждый день выходила в море – иногда с отцом или с Эммой, но чаще – с Берчем.

Берч… соль и песок, поцелуи в свете звезд.

Поразительно, что реальность так изменилась.

– Кстати, я Хоуп, – произносит блондинка.

Ее дружелюбность застает меня врасплох. Не часто сталкиваешься с хорошими манерами. Вернее, теперь такого вообще не случается. Я привычно опускаю взгляд на ее левую руку, и да, действительно, на мизинце набиты тонкие, размашистые буквы: Х-О-У-П. Чернила красные. У меня – зеленые. Значит, наши бараки расположены на противоположных концах лагеря Нью-Порт-Изабель. Неудивительно. Я ни разу не видела этих девчонок. Ну, разве что на дамбе в последние дни.

– А тебя как зовут? – подсказывает она, потому что я молчу.

– Иден.

Это означает «Райский Сад», добавляю я про себя, как всегда делала раньше. Меня давно не спрашивали об имени – его даже никто не трудился использовать, – и я почти забыла, каково это – произносить его вслух.

Оно дарит мне ощущение свободы.

– Ты уводишь нас не в ту сторону.

Бросаю взгляд через плечо. Рядом с веснушчатой девчонкой стоит азиатка, скрестившая руки на груди. На ее мизинце виднеются буквы: А-Л-Е-К-С-А. Чернила фиолетовые – такие люди мне еще не попадались. С ума сойти.

– Думаю, нам сгодится любое противоположное баракам направление, – говорю я, не пытаясь поправить парус.

– За нами будет погоня, – не моргнув глазом продолжает Алекса. – Нужна лодка побыстрее.

– И где мы ее возьмем? – спрашивает веснушчатая. А я уж было решила, что она от шока лишилась дара речи. – Приплывем прямиком в штаб Стаи и попросим?

Алекса сверлит ее пристальным взглядом:

– Да. Это же их собственная лодка. Думаю, нам удастся провернуть такой трюк.

– А потом? – не отступает веснушчатая. Ф-И-Н-Н-Л-И. Красные чернила, как у Хоуп. – Спасаться от пуль, когда Волки поймут, что мы одеты не в форму? Даже если получится угнать катер, дальше что? Удирать? Ну и что ты собираешься делать, когда закончится топливо? Мы могли бы нырнуть в воду и плыть, пока руки не откажут, но…

– Ясно, – резко перебивает Алекса. – Ты здесь самая умная. Уверена, у тебя и план есть отличный.

Финнли стискивает зубы и с вызовом смотрит Алексе в глаза.

– Матаморос.

Я закусываю губу, чтобы не рассмеяться. Если Стая еще не подмяла под себя Мексику – в чем я крайне сомневаюсь, – сколько я себя помню, ходят слухи, что там царствует картель.

– Ну? – спрашивает Финнли, обратив на меня стальной взгляд. – Вдруг обойдется. Я точно знаю, каким путем…

– Нет! – выплевывает Алекса. – Никак не обойдется. Ты, похоже, бредишь.

– Иден? – произносит Хоуп, пусть и тихо, но с не меньшим нажимом, чем Алекса. – Матаморос?

Мысли Хоуп легко читаются на ее лице: управлять парусной лодкой умеем только мы с ней. И мы способны взять верх над Алексой, если захотим. Если захочу я.

Делаю вид – очень старательно, – что действительно размышляю над вопросом.

– До берега мы доберемся, – говорю я. – И по нам откроют стрельбу, но не пулями, а шприцами с героином. Переоденут, чтобы затем сорвать с нас одежду, и мы попадем в самый настоящий кошмар, из которого живыми не выберемся.

Думаю, Хоуп в курсе, что есть такая вероятность. Финнли – тоже. Сплошные надежды, а планов толком и нет.

– Мне кажется, – продолжаю я, приготовившись к новой волне непонимания, такой же, как и мое упоминание Матамороса, – мы могли бы доплыть до Убежища.

Взгляды обжигают жарче солнечных лучей – особенно тот, которым меня одаривает Алекса. Она кладет ладонь на бедро и склоняет голову набок.

– Ты ведь понимаешь, что Убежище – это миф, верно?

Про Убежище повсюду гуляют слухи. Но я знаю истину.

– Ты не можешь утверждать наверняка.

Поправляю парус – в основном, чтобы не смотреть Алексе в лицо.

– А ты, значит, можешь? – огрызается она.

– Если Убежище – миф, то куда нам еще податься? – произносит Финнли. – Явно не в Матаморос и, конечно, не обратно в бараки. Иден права. Не стоит исключать, что вольный остров существует – иначе зачем они старательно минировали берег? Понятно, вовсе не для того, чтобы позволить людям туда удрать!

– Они просто садисты, – встревает Алекса. – Какой идиот решится строить на острове что-то важное?

– Остров не миф, – твержу я, не собираясь выдавать подробности о том, откуда я располагаю такими сведениями.

Я не говорю им, как папа тайком отвел меня в сторону прежде, чем его увели Волки. Он рассказал, что его вызывали к главе нашего лагеря и часами допрашивали. Они хотели выбить из него кое-что связанное с инженерным искусством и мореплаванием. Такое случалось, и довольно часто: ведь раньше папа был главным разработчиком проекта, который стал причиной скандала вокруг «ИнвайроТек». Проекта, который стал причиной мировой войны. Отец пережил больше допросов, чем я могу сосчитать. Однако этот оказался непохож на предыдущие.

Я не упоминаю, как блестели папины глаза, когда он заявил, что скорее умрет, чем поможет Стае хоть в чем-то, и его не подкупит даже на первый взгляд обнадеживающее предложение.

Стая хотела, чтобы отец создал нейтральную островную территорию: закрытое и отдаленное место, где будут проходить переговоры об окончании войны. Площадка стала бы доказательством, что Волки не нарушают в отношении нас основные права человека – что они способны проявлять доброту и миловать заключенных, пусть и малое их количество. Другими словами, эдакая подслащенная показуха для остального мира. В котором я еще надеюсь пожить.

И я помалкиваю о том, что папа не вернулся. В тот день в барак заглянули два офицера, принесшие его обручальное кольцо, карманное руководство по выживанию и пузырек с кровью и зубами.

Выдам нечто подобное, и мы сто процентов поплывем прямиком в Матаморос. И кто мне доверится, если узнает правду? Что к войне и всем нашим страданиям от рук Волков привело не что иное, как труды моего отца? Что в Убежище нас, вполне вероятно, ждет отнюдь не лучшая жизнь, а смерть?

Я доверять себе бы не стала.

Алекса становится так, чтобы я не сумела от нее скрыться.

– А если остров есть и его до сих пор не поглотил океан, ты и впрямь думаешь, что там все свободны?

Кольцо на цепочке вокруг шеи и пузырек со смертью, лежащий в кармане, говорят «нет».

Однако информация, которую я обнаружила в руководстве по выживанию, написанная безупречным, разборчивым почерком, утверждает иное. Я уверена, что папа изменил свое решение: он поверил в то, что на острове и в самом деле можно обрести свободу – и что ради этого пожертвовал жизнью. Он пытался указать мне путь. Может, надеялся, что я сумею вырваться из лагеря.

И я сумела.

– Должна же я во что-то верить, – осмеливаюсь я взглянуть Алексе в глаза. – Да и ты тоже. Слишком уверенно ты бежала, а так бывает, только если знаешь, куда направляешься.

– Ты неправа, – отвечает Алекса, не моргая. – Я просто-напросто удирала, не разбирая дороги.

3

Страница сорок семь книжки «Выживание: полевое руководство» от края до края покрыта карандашными пометками – убористым, с сильным наклоном вправо почерком, – никак не связанными с печатным текстом. В книжке не осталось пустых страниц и полей: отец использовал все свободное место – и даже больше. Я столько раз перечитывала его записи, что буквально вызубрила их наизусть. Я перелистываю страницы, которых он когда-то касался, пробегаю пальцами по бурым пятнышкам грязи и пота, и мне становится легче.

Наверху – надпись, дважды подчеркнутая: «Остров Убежище». Ниже страница представляет собой единый, непрерывный абзац, но я мгновенно нахожу отрывки, что всегда меня завораживали.

Нейтральная территория. Свободная от оружия зона.

Скрытые среди папоротников храмы, выстроенные из камней и тайн.

Монахи, которые даруют беженцам защиту от обеих сторон военного конфликта, принимая их в свой монастырь. Всем, кто приходит с миром, без малейшего намека на враждебность, наносят особые татуировки-голограммы.

Вот что ждет нас на острове – если верить записям отца.

Но никто не знает наверняка.

Я поправляю парус, ориентируясь по нарисованной от руки карте и закатному солнцу. Девицы следят за мной, но не возражают – значит, направление могу выбирать я.

– Алекса! – зову я. – Под сиденьем компас не попадался?

Мы уже обыскали каждый доступный нам дюйм лодки – ключи погибшего офицера подошли лишь к половине замков на ячейках для хранения – и обнаружили приличный запас питательных батончиков и одинокую бутылку «Хейвенвотер». Фильтр в ней почти сдох, но еще как минимум пару дней у нас будет чистая, опресненная вода. Если мы, конечно, будем экономить. Алекса вдобавок нашла кучу навигационного оборудования – в основном морские карты и всякие инструкции – и два оранжевых спасательных жилета.

Алекса вытаскивает компас из кармана и бросает его мне:

– Развлекайся.

– Могла бы и помочь!

– Ага, могла бы, – отзывается она.

И она уходит в дальний конец лодки, который покидала за первый день нашего плавания от силы на полчаса, и вскрывает упаковку батончика.

– Так даже лучше, – говорит Хоуп. Голос у нее настолько мягкий, что его совсем не приходится понижать. – Мне рядом с ней неуютно.

– Из-за пушки? – спрашиваю я. – В ней, если что, нет пуль.

– Нет, дело не столько в пистолете, сколько в том, как она стреляла, – поясняет Хоуп. – Алекса… она – сама по себе.

Хоуп – добрая душа – не раскрывает мысль дальше, но я не слепая. Я вижу, что Алекса считается с нами лишь в тех случаях, когда у нее нет иного выбора. И ей на все плевать до тех пор, пока дело не касается лично ее.

– Понимаю, – говорю я. – Мне тоже рядом с ней неуютно.

Тянусь за отцовской книжечкой, которую оставила на сиденье, но ее нет на месте. Тотчас впадаю в панику, готовая перевернуть лодку в буквальном смысле вверх дном. Оглядываю деревянную палубу, скамейки… и, наконец, замечаю яркое пятно горчично-желтой обложки в руках Финнли. И от этого зрелища у меня внутри что-то обрывается. Финнли не такая, как Алекса, – да, она вспыльчивая и упрямая, но Хоуп познакомилась с ней задолго до побега. Хоуп ей доверяет. Дело не в самой Финнли, а в том, что… это слишком личное.

Она просто решила почитать книжку, напоминаю я себе. Книгу о насекомых и растениях, о способах построить укрытие, развести костер и очистить воду – с параллельно написанными заметками моего отца. А еще там есть информация про остров Убежище, схемы и карты. И несколько набросков, что напоминают мне про тот год, когда отца щедро наградили за его архитектурные проекты. Мы отправились в ресторан отпраздновать и ели стейки за триста долларов.

О карте, ведущей к острову, девушки узнали, как только я вытащила книжечку из кармана. И скоро последуют неизбежные вопросы… много вопросов. А я пока не готова на них отвечать.

– Чего? – смотрит на меня Финнли поверх руководства. – Вернуть?

«Нельзя без спросу брать чужое, – хочу сказать я. Больше от отца у меня ничего не осталось.

Но выходит только:

– Нет, можешь полистать.

Я не должна беспокоиться. Она смотрит на меня без задних мыслей.

– Где ты вообще ее взяла? – Финнли щурится, переворачивая страницы. – Тяжко было, наверное, прятать ее от Волков.

Финнли даже не представляет насколько.

Книжка попала мне в руки по ошибке, не иначе. Мне бы ни за что ее не отдали, если бы хоть кто-то догадался заглянуть внутрь. Но зачем им изучать руководство?

Брошюрки такого рода наверняка читал каждый.

Волки вручили мне отцовскую книжку и никогда о ней не вспоминали. А я была более чем осторожна.

– Я… э-э…

К щекам приливает кровь. Руководство связано с работой отца. Лихорадочно соображаю, как мне ответить, чтобы не вызвать подозрений. Но любой ответ повлечет за собой ненужные расспросы.

– Я серьезно, откуда она у тебя? – допытывается Финнли, загибая уголок странички.

Я вздрагиваю, хотя сама «пометила» так столько листов, что книга превратилась в разобранное оригами.

– Перестань, Финн, не лезь человеку в душу. – Хоуп забирает книжку у подруги. – Иден явно не хочет об этом говорить. Прости, – извиняется передо мной Хоуп, возвращая мне руководство. – Нам всем сейчас нелегко. Нужно оставить друг другу хоть чуть-чуть личного пространства.

Финнли молчит, но я уверена: ей есть что сказать. Может, она тоже хранит внутри нечто сокровенное, чем ей не хотелось бы ни с кем делиться. У каждой из нас найдутся секреты. Мысленно рассыпаюсь в благодарностях Хоуп.

– А вы, девчонки… – киваю на татуированный мизинец Финнли в отчаянной попытке сменить тему. – Вы обе – с красным. Откуда вас перебросили?

Цвет чернил зависит от региона, где человека схватили, – короче говоря, от того, что у Волков было под рукой. Большинство жителей Техаса пометили зеленым.

– Санта-Моника, – отвечает Хоуп.

Теперь ясно, откуда у них взялась идея с Матаморосом. Готова поспорить, они с Финнли надеялись пересечь Мексику, после чего пробраться в Калифорнию и вернуться домой.

Если б только… там были дом и семья. Если бы Волки не перекроили мир так страшно. Если бы только все не оказалось сломано и разбито. Возвращаться некуда.

– Где вас заставили работать? – спрашиваю я.

– Металлообработка, – произносят Хоуп и Финнли хором, безо всяких эмоций.

Вначале работу не давали – Волки предпочитали делать вид, будто нас не существует. Что мы тараканы. А на производство нас загнали после вмешательства Союзных войск – когда Волки развернули военную кампанию еще шире. Они превратили нас в муравьев и заставили тащить на себе ношу в пять тысяч раз больше собственного веса.