— Что до вопроса по Конфедерации… — Фрейланг выдержал небольшую паузу, оглядев присутствующих в зале дворян. Он явно посчитал с каким количеством голосов предложение будет отклонено и решил не проигрывать там, где можно просто отступить.
— Думаю, что на этом заседание герцогского совета можно считать закрытым, мы и правда не можем решать вопросы внешние без решения по вопросам внутренним. О следующем заседании, синьоры, вам сообщат. Может быть завтра. Если у вас есть такая возможность — не покидайте столицу.
Развернувшись на месте маркиз направился к дверям.
“Мы выиграли немного времени”. — подумал да Гора вставая. — “Осталось с толком его использовать.”
Бенедикт смотрел, как людское море разбивается на ручейки и вытекает наружу через двери зала заседаний. Многие дворяне, правда, оставались на своих местах, обсуждая сегодняшние события.
В голове, стуча изнутри по стенкам черепа, свинцовыми пулями катались обрывки фраз, прозвучавших здесь сегодня.
“Как можно решать вопросы внешней политики, если у нас внутри множество нерешенных проблем”.
“Браватта — это путь самопожертвования!”
“…взять его замок приступом!”
Хотелось ударить себя по щеке. Ударить со всей силы, так чтобы во рту появился соленый вкус собственной крови. Чтобы загудела голова и потемнело в глазах. И эти свинцовые шарики перестали кататься по его голове!
Барон медленно втянул в себя воздух, наполняя грудь до предела, и так же медленно выпустил его. Проделав так еще несколько раз и добившись хотя бы относительного спокойствия, он решительно двинулся к выходу. Нужно было догнать маркиза и проговорить с ним план их ближайших действий.
Догнать маркиза Фрейланга Бенедикту не удалось — тот, вероятно, быстрым шагом отправился на доклад к грандукессе. Что бы там не говорили про регента и его абсолютную власть, а да Гора знал точно — Фрейланг не делает из герцогини Лианы послушную марионетку. Да и не смог бы, даже пожелай он такого. Не та кровь, у дочери последнего императора, не тот характер.
Вспомнить хотя бы ту историю, случившуюся за месяц до официального развала Империи — весной этого года. Императрица Лиана тогда едва не ввергла всю страну во вторую Войну провинций! И только потому, что влюбилась! Пятнадцатилетняя девчонка создала и провернула интригу, оставив в дураках и Магистерий, и своего тогдашнего регента и дедушку ланд-графа Фурко. Ради того, чтобы предмет ее детской увлеченности, гвардейский лейтенант виконт де Иммаран, не отправился на фронт! Подёргай такую за ниточки, давай! Сам без рук останешься.
И ведь упрямая, как все Фрейвелинги! То, что не вышло у нее во времена Империи, она вполне успешно реализует сейчас. Все с тем же красавчиком-гвардейцем де Иммараном. Барон да Гора как-то стал невольным свидетелем выволочки, которую грандукесса устроила маркизу Фрейлангу за срыв переговоров о ее помолвке с этим дворянином из Императорского домена, тьфу ты! Речной республики!
Пока юная герцогиня добивается своих девичьих целей. Но она взрослеет. И плохо будет тому, кто недооценит эту хрупкую девушку с огромными черными глазами. Которая уже собственноручно определила статус своего будущего мужа — принц-консорт. Любовь любовью, а позиции девочка держит!
Бенедикт досадливо сморщился. Возбужденный случившимся на Совете, его разум потерял концентрацию и легко скакал с важного на пустое.
“Собраться!” — рыкнул на себя дворянин и безжалостно вернул мысли к текущей ситуации. Догонять Фрейланга он уже не стал — сам вызовет после доклада грандукессе.
Пока есть время, стоит подготовится и попытаться разложить по полочкам, как учил его Мерино, то, что сегодня произошло.
Первое. Игра да Урсу — это его собственная интрига или только разыгранная им с чьей-то подачи? В прошлом старик не осмеливался на такие откровенные выпады против Фрейланга. Что изменилось сейчас?
Второе. Браватта да Вэнни запущена по сигналу да Урсу или так совпало по времени? Второе маловероятно, верить в совпадения Бенедикта отучили много лет назад. Нет, старый интриган да Урсу и правда мог воспользоваться ситуацией и не имел к мятежу никакого отношения, но…
— Да ты сам-то в это веришь, Бенито? — копируя голос Праведника произнес он вслух. Улыбнулся и отрицательно покачал головой.
Третье. Какие цели преследуют таны? И что заставило их выступить столь организовано?
В том, что демарш старого барона и браватта графа да Вэнни связаны, да Гора не сомневался ни на секунду. Но никак не мог уловить конечную цель этой комбинации.
“Ох, загнать бы их всех в допросный подвал, да дать палачам хорошенько поработать!” — помечтал Бенедикт. Однако, увы, таким образом дела не делались давно. Теперь нужны доказательства сговора. Поскольку нельзя просто взять и предъявить обвинение благородному человеку! И восстановить против себя всю его многочисленную родню, друзей и демоны ещезнает кого. А раз дыба не подходит, значит придется вновь встречаться с этими лживыми, двуличными отрыжками Преисподних! И разговаривать с ними так, будто бы сегодня он не наполучал от них оплеух!
От зала заседаний по полутемному коридору Бенедикт успел удалиться метров на десять-пятнадцать. За очередным поворотом шум голосов дворян, продолжающих ругаться и спорить, стих. Зато появился новый звук: кто-то догонял кансильера коронного сыска. Изобразив на лице предельно вежливый и не искренний вопрос (никогда не снимай маску на людях!), он обернулся.
Его преследователем оказался молодой дворянин. Бенедикт не сразу узнал его, освещен коридор был весьма скверно, но когда все-таки разглядел лицо молодого человека, внутренне содрогнулся. Сильвио да Пала, наследник древнего танского рода и самый удачливый дуэлянт в столице за последние пару лет. Невысокий, крепко сложенный молодой человек с непропорционально длинными руками и постоянным выражением лица обиженного ребенка. Внимание данного господина никак не входило в планы да Гора.
— Вы оскорбили меня, синьор! — начал говорить да Пала, не дойдя до кансильера трех шагов. Тщательно расчитанная дистанция опытного мечника.
Да Гора склонил голову набок, рассматривая задиру.
“Да Пала в родстве с да Корси, а тот — родственник по жене с да Урсу. На Совете мальчишка сидел молча прямо за стариком. А он хочет вывести меня из игры! Какие варианты?”
— И когда же это я имел неосторожность так поступить? — спросил он. Лицо спокойное, расслабленное, чуть собраны мышцы возле глаз, будто он пытается вспомнить об этом досадном инциденте.
— Третьего дня, синьор! — баронет сделал еще шаг вперед и остановился. Фактически уже вызов, после следующего шага будет пощечина рукой или перчаткой. Она, к слову уже была стянута с руки. Значит перчаткой. Значит не до крови, а до смерти.
Ни по титулу, ни по имени да Пала Бенедикта не называл, предпочитая обезличенную форму “синьор”. Значит сейчас последует вызов.
— Третьего дня? Но меня ведь даже в столице не было! — шаг назад и недоумение на лице.
Понятно, что предлог можно придумать какой угодно. С другой стороны, да Пала сглупил, никого не пригласив в свидетели вызова. Значит действовал второпях.
— Мои друзья рассказали мне, что вы осмелились дурно отозваться о гвардии, синьор! О “Страже Максимуса”! Я — гвардеец! И я не потерплю подобного отношения!
“Совсем плох!” — подумал Бенедикт. Ярость, немного отступившая, стала вновь подниматься в его душе мутной волной. — “Даже не потрудился придумать достойного повода!”
— Где я и где гвардия, да Пала? Я даже не знаю, как называется то оружие, которым вы там в армии пользуетесь! К слову, как оно называется?
— Вы считаете меня и моих друзей лжецами? — баронет и впрямь не утруждал себя обоснованием, действуя по избитому, и, наверняка, неплохо им изученному, шаблону. — Потрудитесь ответить за свои слова, синьор!
И еще шаг вперед. Перчатка готова, рука чуть отставлена в сторону.
Бенедикт демонстративно вздохнул и устало провел рукой по лицу. Вот что с ним делать? Словами явно дело не решить, баронет, подобно кабану пер напролом, отметая все доводы здравого смысла и логики. Его даже не пугало, что он бросает вызов приближенному Фрейланга. Да и времени на развешивание словесных кружевов у да Гора не было. Как и на дуэль, к которой его упрямо толкал забияка. К слову, он действительно был прекрасным фехтовальщиком, не факт, что Бенедикт сумел бы выстоять против него.
Можно было просто развернуться и уйти. Сильвио да Пала был рабом правил и догм дворянского сословия. Максимум — выкрикнет пару раз в спину “вы трус, да Гора!” На это Бенедикту было плевать. Слова глупца — не его клинок, не ранят. Но он был в дурном настроении после фиаско на Совете, поэтому на несколько ударов сердца отпустил узду контроля и сбросил маску легкомысленного повесы.
Не меняя выражения лица он длинным, скользящим шагом приблизился к баронету и, используя инерцию этого движения, впечатал его его в каменную стену коридора. Одновременно с этим нанося удар коленом благородную промежность. И не давая противнику опомниться, коротко ударил его раскрытой ладонью в лоб. Затылок дуэлянта глухо стукнулся о стену, глаза закатились и тело безвольно сползло под ноги Бенедикта. Один удар сердца, два глухих звука, один короткий стон. И огромное количество последствий! Каждое из которых сделать непростую, но интересную жизнь кансильер коронного сыска еще более непростой и интересной.
“Еще бы горло ему перерезать и совсем бы хорошо было!” — плотоядно облизнулся ненадолго спущенный зверь. — И последствий никаких! А я мог бы лично взяться за расследование этого загадочного убийства! Прямо в Инверино! Какой ужас!”
Но Бенедикт уже вернул контроль над зверем. Он и так здорово подставился, спуская пар.
“Но хорошо-то как!”
Сослуживцы баронета — раз. Гвардия не прощает такого, тем более штатским дворцовым шаркунам, каковым они считают и да Гора. Когда этот осел придет в себя, вызовы посыпятся на барона как переспелые абрикосы. Их можно игнорировать, но спину придеться беречь вдвое внимательнее.
Три обиженных семьи — два. Да Урсу, да Корси и, собственно, сам да Пала. Эти, скорее всего, дело постараются замять, тем более что свидетелей не было, но выждав удачного момента — ударят.
Выволочка от Фрейланга — три. Вряд ли серьезная, но маркиз не одобрял импульсивных поступков. Список можно продолжить, но для неспокойной жизни хватит и первых трех пунктов. И, несмотря на все это, барон да Гора чувствовал себя прекрасно!
А жизнь его и так была далекой от спокойной.
Стон снизу возвестил, что забияка да Пала приходит в себя. Что ж, попробуем минимизировать ущерб от своего всплеска. Бенедикт присел на корточки и за длинные волосы поднял голову баронета, чтобы видеть его глаза. Вскоре в них появилось осмысленное выражение, быстро перетекающее в ярость. Не давая ей разгореться слишком сильно, да Гора заговорил.
— Слушай внимательно. Сделай вид, что ничего этого не было. Да Урсу тебе не приказывал вызвать меня на дуэль, а ты не встречался со мной в коридоре. Последуешь моему совету — доживешь до смерти отца и спокойно унаследуешь титул.
Заломил баронету руку, когда тот попытался вырваться.
— Слушай! Будешь охотиться в своих лесах, портить селянок и жить как настоящий тан. Если нет — умрешь. Я не буду с тобой играться в дуэли и прочую чушь. Я даже подходить к тебе не буду. Ты просто получишь кинжалом в бок на улице. Или упадешь с коня и сломаешь шею. Или еще что-нибудь. Я ведь умею играть нечестно. И у меня в этом богатый опыт. Слушай, я сказал! Микеле да Мартино помнишь?
Судорожный кивок и шипение, когда от этого движения натянулись волосы.
— Вот и хорошо, что помнишь! Он попытался со мной играть как ты. Как кончил — тебе известно.
Пару раз за этот монолог, Бенедикту пришлось удерживать баронета от попытки ударить обидчика. Очень в этом помогала заломленная за спину рука. Когда же был упомянут погибший в сгоревшей придорожной таверне баронет да Мартино, дуэлянт притих и остаток речи дослушал без попыток вырваться.
К смерти да Мартино Бенедикт никакого отношения не имел. Последний из древнего танского рода был классическим прожигателем жизни: богатство, стремительно утекающее на частых пирушках, дуэли, из которых он, прекрасный фехтовальщик, выходил лишь с царапинами, любовные романы, частенько с замужними дамами. Просто образец для подражания! Погиб глупо, год назад, по дороге домой. Остановился в придорожной таверне, хорошенько выпил с друзьями-прихлебателями, а в разгар пирушки — подпалил таверну. Зачем — непонятно! Не выжил никто, ни владелец таверны с домочадцами, ни баронет с дружками. Бенедикт расследовал дело (на всякий случай — вдруг не случайность?), поэтому и знал об этом так много. А вот в высшем обществе о нелепой смерти баронета ходили другие слухи. Что, дескать, баронет был убит кем-то из недоброжелателей. Последних у благородного тана было, как вшей у нищего, так что Бенедикту оставалось только удачно использовать эту историю.
Последовательно он отпустил сперва волосы баронета, затем его руку, убедился, что твердолобый забияка не собирается бросаться на обидчика. Сделал пару шагов назад. Посмотрел на глаза баронета, горящие ненавистью и обещанием скорой мести, вздохнул и зашагал прочь.
Столкновение с подручным да Урсу заняло не более трех минут, однако Бенедикту казалось, что прошло не меньше часа. За спиной кряхтя поднимался на ноги неудачливый дуэлянт, а да Гора, избавившись от мешающей здраво рассуждать ярости, уже вновь обдумывал произошедшее на Совете. Проникаясь все большим убеждением, что увиденное им сегодня, лишь разрозненные части чего-то большего.
“Нужно больше фактов! И, по крайней мере, на пару дней, охрана! Преисподним ведомо, на что они еще решаться после такого!”
Красная папка
14 ноября 783 года от п.п.
Простолюдины города открыто говорят хулу на своего правителя, не получая за то никакого наказания. Более того, сам я не один раз видел стражников, которые присоединялись к таким крамольным беседам, вместо того, чтобы бить палками смутьянов. В трактирах обсуждают, что герцог Конрад из Клагенфуртов более не управляет делами страны, запершись вместо этого в своем замке и не ведя приема. Говорят также, что прячется он от собственных вельмож, коих подозревает в попытках убить его и завладеть его землями.
Купечество и прочий торговый люд тоже недоволен происходящим, а особенно — бездействием короны. Поскольку, с их слов, разбойники на дорогах распоясались сверх всяких приличий, и нападают на торговые караваны едва ли не сразу за городскими стенами.
Еще мне стало известно, что из товизиронских военачальников выделился один с именем Корвиари. И многие в сей среде прислушиваются к его речам. А говорит он о том, что род Клагенфуртов ослаб и мальчишка Конрад после развала империи тянет их герцогство в пропасть своим неумелым управлением!
Глава 5
В которой говорится о кланах морского народа, их традициях и о значении имени Бельк. Здесь же ведутся семейные разговоры, чуть разбавленные слухами о большой войне и невысказанной тоской по уплывающей мирной жизни.
Бельк получил приглашение на встречу после обеда, когда с кружкой горячего отвара в руках стоял в дверях остерии. У него было важное дело — мужчина наблюдал за тем, как бледное солнце пытается согреть город. Блестел под неуверенными лучами светила первый снег, выпавший этой ночью, и который, скорее всего, к обеду уже растает. Воздух был пропитан чистыми запахами легкого морозца, ароматами стряпни, вылетающими из приоткрытой двери остерии и так и не замерзшими сточными канавами.
Мальчишка лет десяти, укутанный в слишком большой ему полушубок и какие-то нелепые платки, подкатился к нему колобком и сунул в руки клочок бумаги. И не говоря ни слова — покатился дальше. Не уличный оборванец, вполне домашний мальчуган, которого родители отправили с важным поручением. Снабдив точным описанием человека, которому ему нужно передать записку. Тоже послание, как и сама записка. Семейный разговор, не деловой.
Северянин посмотрел на короткий текст записки, в которой было указано только время и место, двумя глотками допил травяной отвар, до которого, с легкой руки Мерино, стал большим охотником, и выплеснув из кружки остатки на снег, пошел внутрь.
Хозяин остерии был на кухне и занимался тем, что увлеченно фасовал по маленьким холщовым мешочкам черные сухие горошины пинканеллы, отрывая их тонких стебельков. Лицо у него было увлеченное, наверняка уже пересчитывал барыши, которые получит при перепродаже пряности. Заслышав шаги Белька, он поднял голову и с легким беспокойством спросил:
— У тебя что-то случилось?
Как ему удавалось что-то разглядеть на его лице, Бельк до сих пор недоумевал. Для всех остальных оно было не выразительней скальной стены, однако Мерино читал его легко, словно открытую книгу.
— Дела клана. — неохотно ответил северянин, который на эту тему не любил распространяться. — Я уйду на сегодня. У нас же нет ничего важного?
— Нет. — подтвердил Мерино. — Тебе нужна помощь?
«День начинай с плотного завтрака, а заканчивай его смертью врага». Старая пословица морского народа, появившаяся в среде людей, которые воевали с суровой природой своей родины и друг с другом. Сотни больших и малых кланов, раскиданных по двум десяткам островов архипелага, вели счеты друг к другу задолго до того, как у материковых южан появился Единый бог. И продолжают вести эти счеты до сих пор, во времена, когда богов сменили машины мануфактур и мушкеты с колесцовым замком. И будут вести, пока существует хотя бы два клана морского народа. Так что вопрос Мерино не был праздным.
— Нет. Семейное дело. Кроме терпения мне ничего не понадобится.
— Тогда иди, чего ты у меня отпрашиваешься!
Бельк отреагировал на подначку друга легкой улыбкой.
— У самого-то сегодня какие планы?
Мерино с удивлением поднял голову.
— Нет, у тебя определенно что-то случилось! С каких это пор тебя стали интересовать мои планы на день?
— Ты вчера ходил к Бенито.
— Ах, вот оно что! И тебя, безусловно, интересует — заводил ли я с бароном да Гора интересующий тебя разговор?
— Интересует. — Бельк едва заметно сморщился. Многословие Праведника, находящегося в приподнятом состоянии духа его всегда немного раздражало.
— Тогда я скажу тебе так — заводил. Правда, пошел этот разговор совсем не так, как я предполагал.
— Что он сказал?
— Много чего… Сказал, что очень в нас заинтересован, но в делах государственных не может себе позволить половину человека. Мол, если мы хотим полноценно вернуться в игру, то остерию придётся забыть.
— Согласен. — Бельк не думал об этом в таком разрезе, хотя лежало-то все на поверхности. — И?
— Что — “и”? Ты готов к такому?
— Нет.
— И я не готов… — вздохнул Мерино. — Мне нравится моя теперешняя жизнь.
Друзья немного помолчали: трактирщик вернулся к раскладыванию пряностей по мешочкам, Бельк же просто стоял, обдумывая слова трактирщика.
— Ты же не все сказал? — спросил он наконец.
— Нет, не все! — хитро улыбнулся Праведник.
— А чего тогда молчишь?