Помоги проекту - поделись книгой:
«Цейлон — это Египет, а Египет — это Цейлон. Я желал бы, чтобы египетский посол сопровождал моего посланника при возвращении и чтобы послали еще кого-нибудь для проживания в городе Аден. Я обладаю несметным количеством жемчужин и разных драгоценных камней. У меня есть корабли, слоны, муслин и изделия из дерева бакам,[1] а также корица[2] и другие товары, которые доставляют вам индийские купцы. В моем царстве произрастают деревья, древесина которых пригодна для изготовления копий. Если бы султан потребовал от меня 20 кораблей, то я смог бы их доставить. Кроме того, купцы из его государства могут совершенно свободно вести торговлю в моем царстве. Я принял посла от правителя Йемена, который прибыл от своего господина, чтобы сделать мне предложения о союзе. Однако из уважения к султану я отослал его прочь. Я владею 27 замками, сокровищницы которых наполнены различными драгоценными камнями. Добыча жемчуга составляет часть моих доходов, и вся она принадлежит мне». [118]
Султан принял посла с большим почетом и отпустил после того, как вручил ему письмо для его господина.[3]
Многие средневековые арабские писатели, в частности Ибн-Баттута, живо и образно описали торговые и культурные связи между мусульманским миром и Индией (Цейлоном). Сообщение придворного летописца египетского султана Калауна (1278—1290)[4] о прибытии цейлонского посольства в Каир подтверждает, что иногда, хотя, видимо, и редко, поддерживались дипломатические связи между мусульманскими и индийскими правителями.
Если даже прибытие посла имело небольшое значение, все же приведенный выше своеобразный документ достаточно интересен с культурно-исторической точки зрения, чтобы привлечь наше внимание. Тот факт, что никто не смог прочитать цейлонские письмена, доказывает, что речь идет о первом и, видимо, единственном случае общения между правителями Цейлона и Египта. Очевидно, царь Цейлона, как разъясняет Катрмер, хотел заключить с Египтом торговый договор. Однако, кажется, дело до этого не дошло.
Глава 129. В Западном океане увидели новую землю
(1285 г.)
Была найдена земля на западе, против Исландии.
Были найдены Дунейар (Дюнные острова).
Хельгесоны Адальбранд и Торвальд нашли новую землю.
Хельгесоны плавали к пустыням Гренландии.[1]
Древние исландские летописи сообщают, что в 1285 г. некие мореплаватели увидели будто бы на западе новую землю, но, видимо, на нее не высаживались. В позднейших дополнениях указывается, что это открытие сделали два брата священника Адальбранд и Торвальд Хельгесоны, позднее сообщившие о нем норвежскому королю Эйрику VI (1286—1319). Король так заинтересовался этим сообщением, что в 1289 г. повелел некоему Ланда-Рольфу более подробно исследовать обнаруженную новую землю. Для этого Рольф в 1290 г. прибыл в Исландию, однако о разведывательном плавании на запад, которое он должен был совершить, ничего не сообщается; отказались ли от такого плавания по неизвестным нам причинам или оно все же состоялось, но осталось безрезультатным, — мы не знаем, так что рассуждать об этом не стоит. Хроника больше ни слова не сообщает об этом событии, кроме краткого известия, что уполномоченный королем на это плавание Рольф умер в 1295 г.
Как бы то ни было, открытие новой земли Адальбрандом и Торвальдом не дало никаких результатов. Нельзя сказать, о какой новой земле могла идти речь. Все земли, лежащие точно на запад от Исландии, с давних пор были известны норманнам, если до них можно было добраться в те времена. Трудно представить, чтобы, плывя в этом направлении, можно было сделать такое открытие, о котором стоило бы сообщать королю. Предположение Рафна, что речь шла о Ньюфаундленде,[2] вряд ли правильно, так как этот остров был, [120] несомненно, открыт 300 лет назад и, вероятно, уже часто посещался норманнами.
Еще не выяснено, какие именно «Дюнные острова» упомянуты в летописях. Нансен предполагает, что братья мореплаватели «высадились на берег у Ангмагсалика или дальше к югу на восточном побережье»[3] [Гренландии ].
Но и это предположение вызывает сильные сомнения. В записях вообще ничего не говорится о высадке, а упомянутые Нансеном участки побережья Гренландии были известны еще Эйрику Рыжему и к тому же точно описаны, например в «Королевском Зерцале» (ок. 1240 г.). По тем же причинам неосновательна и догадка Холанда, будто Адальбранд и Торвальд попали к берегам Лабрадора,[4] что, впрочем, предполагал еще Маурер.[5] Сторм считал, что речь могла идти о центральной части восточной Гренландии,[6] и действительно, [121] это толкование, пожалуй, ближе всего к истине, хотя и восточногренландские «пустыни» были тоже известны с давних пор (см. т. II, гл. 105 и 107). Но восточное побережье Гренландии отличается большой протяженностью и, кроме того, зачастую так малодоступно, что здесь, пожалуй, еще можно было открыть новую землю. К этому побережью больше всего подходит указание, что новая земля лежит «на западе, против Исландии».
Восточное побережье не было заселено и в экономическом отношении не представляло никакой ценности. Очевидно, не так уж редко потерпевшие кораблекрушение моряки попадали в холодное течение и достигали земли. Как правило, их подстерегала там смерть, что подтверждает трогательный рассказ о Лодине Могильщике и др.[7] Исландцы имели лишь весьма слабое представление о протяженности и местоположении противолежащей земли, так как над холодным течением обычно стоят туманы, скрывающие эти берега. Хотя о плавании по холодному течению до Шпицбергена могло быть известно с 1194 г. (См. т. II, гл. 115), вполне допустимо, что почти 100 лет спустя именно в этих водах при исключительно хорошей видимости была обнаружена новая земля. Ведь позднейшая из приведенных в начале главы записей в исландских летописях категорически, без каких-либо допускающих сомнение оговорок утверждает, что Хельгесоны плавали «к пустыням» (
Можно было бы также предположить, что землей, лежащей против Исландии, был впервые тогда открытый остров Ян-Майен. Этот остров, несмотря на его значительные размеры, так часто окутан густыми туманами, что его только в 1611 г. обнаружил голландский мореплаватель, именем которого он и назван.[9] Однако если эту землю увидели норманны в 1285 г., то они неправильно описали ее как «Дюнный остров». Название «Дюнный остров» вообще не подходит ни к одной земле, которую пытались с ним идентифицировать. [122]
Более простым, хотя и не совсем удовлетворительным, представляется предположение, будто новая земля, увиденная на западе, была лишь оптическим обманом, грядой низких облаков, которую в море довольно часто принимают за землю.[10] Возможно, мы здесь имеем дело с фата-морганой, порождающей гораздо более яркие иллюзии (см. гл. 147 и т. IV, гл. 189, 190). Мираж и в наши дни позволяет видеть далекие, обычно скрытые за горизонтом ландшафты в море или над ним.[11]
Вся эта история остается неясной. Но так как она, несомненно, не представляет собой выдающегося события, то, если бы даже и удалось полностью в ней разобраться, на что едва ли можно надеяться, это не расширило бы научного кругозора.
Глава 130. Попытка братьев Вивальди открыть морской путь в Индию
(1291 г.)
В тот самый год Тедизио Дориа, Уголино Вивальди и его брат с некоторыми другими гражданами Генуи начали готовиться к путешествию, которое прежде никто другой не пытался предпринять. И они наилучшим образом снабдили две галеры съестными припасами, питьевой водой и другими необходимыми вещами, которые были в них размещены, и в мае направили их в Сеуту, чтобы плыть через океан в индийские страны и купить там прибыльные товары. Среди них находились два упомянутых брата Вивальди, а также два еще юных монаха. Это удивляло не только очевидцев, но и тех, кто об этом слышал. После того как они обогнули мыс, называемый Годзора [Джуби], о них не слышали больше ничего достоверного. Да сохранит их Господь и приведет их на родину, здоровыми и невредимыми.[1]
Поэтому генуэзцы незадолго до того времени снарядили две галеры, которые были снабжены всем необходимым, и прошли через Геркулесовы Столбы, находящиеся на самом краю Испании. Но что с ними произошло, остается неизвестным даже теперь, спустя 30 лет после события.[2]
В лето 1281 г.[3] из города Генуи вышли две галеры под командованием Вадина и Гвидо Вивальди, которые хотели плыть на [124] Восток и в индийские страны. Эти две галеры прошли большое расстояние. Однажды они очутились в этом море Гиноя (Гвинея). Одна галера села на мель, так что нельзя было ни снять ее, ни продолжать плавание, но другая поплыла дальше и прошла через то море,[4] пока не попала в эфиопское государство Мена. Они [моряки] были взяты в плен и задержаны правителями названного государства, жители которого — христиане, подвластные уже упомянутому священнику Иоанну из Эфиопии. Само государство лежит у моря близ реки Сион. Названные мужи были там задержаны, и ни один из них уж никогда не вернулся из тех стран, чтобы сообщить о случившемся… От места, где они находились, до границ царства священника Иоанна не насчитывают и 300 часов пути. Если бы я мог дольше там оставаться, увидел бы главный город царя Мелли [Мали], находившийся в шести днях пути от нас… Здесь я нашел соотечественника, по моему мнению потомка моряка с тех галер, которые пропали 170 лет назад. Он мне сказал, и писец это подтвердил, что, кроме него самого, из потомства никто не остался… Если бы я плыл дальше еще один день, я потерял бы из виду Полярную звезду.[5]
Хотя свидетельствами частных лиц подтверждается, что будет показано ниже, каким деятельным во все времена был ум наших соотечественников, все же и мы не должны обходить это молчанием. В этом году Тедизио Ауриа и Уголино Вивальди на двух оснащенных на их собственные средства и поставленных под их команду трехъярусных галерах с большой отвагой и постигнув умом, сколь необычное дело им предстояло совершить, решили открыть неизвестный до того времени морской путь в Индию. Они прошли через Геркулесов пролив в западном направлении. Какая судьба постигла этих мужей и каким был исход их великих намерений, об этом слух никогда до нас не доходил.[6]
Я, Сорлеоне Вивальди, сын Уголино, подтверждаю Вам, Гвидото Нигро, Гуйельмо Додо и Пастоно Нигро от имени Филипопа Нигро… что я имел от Вас и получил… 30 генуэзских фунтов, которые я тотчас же после оставления порта Генуи должен доставить [125] в Сицилию… Я свидетельствую, что мне более 17 лет, и клянусь на Святом Евангелии, прикладываясь к священному писанию, что хочу исполнить вышеупомянутое [поручение]…[7]
Причудливой игрой случая представляется нам тот факт, что как раз в мае 1291 г., когда потеря последнего опорного пункта христиан — Сен-Жан-д’Акра (Акка, Птолемаида) — положила бесславный конец крестовым походам, была сделана первая попытка обойти преграду, воздвигнутую исламом торговле христианских стран с Индией. В это время была поставлена задача отыскать прямой морской путь в Индию, разрешить которую удалось только Васко да Гаме спустя два столетия. И все же между двумя событиями, случившимися в 1291 г., есть глубокая связь. Пока в Багдаде сидели арабы, которые, как известно, были весьма предприимчивыми купцами, имелась, хотя и ограниченная, возможность торговых сношений со странами Индийского океана через Египет. Восточные товары, пользовавшиеся большим спросом, особенно пряности, находили все новые пути к итальянским портам, а через них — в другие страны Европы. Однако после завоевания Багдада монголами 10 февраля 1258 г. пал и халифат в Месопотамии. При монголах, не обладавших купеческой жилкой, слабые связи с Индией совсем заглохли. Вот почему потеря Сен-Жан-д’Акра в Палестине (18 мая 1291 г.) была воспринята как полное прекращение торговли с Индией и возникла мысль, нельзя ли попасть в эту страну другим, до сих пор неизвестным путем. Мы не можем доказать, что экспедиция, снаряженная в Генуе в 1291 г. для достижения Индии по морю, действительно была послана, исходя из этих соображений. Но вероятность такой связи событий велика.
К сожалению, завеса тайны по-прежнему окутывает экспедицию двух генуэзцев — братьев Вивальди, которые в то время сделали попытку добраться до Индии на корабле, обогнув Африку с юга. Правда, источники того времени рассказывают нам, что корабли вышли в море и даже достигли мыса Джуби в Марокко. Вероятно, кто-то видел там генуэзские корабли. Но о дальнейшей судьбе отважных мореплавателей никто достоверно ничего не узнал: участники экспедиции пропали бесследно, и все более поздние попытки выяснить, что же с ними случилось, не привели к положительным результатам. Возможно, хотя почти невероятно, что оба корабля достигли своей цели — Индии. Гораздо правдоподобнее, что моряки погибли еще где-то на западном побережье Африки — то ли во время кораблекрушения, то ли в плену, то ли от болезней или других причин.
С тех пор прошло более 600 лет, в течение которых не было недостатка в попытках выяснить судьбу экспедиции Вивальди. В 1315 г. Сорлеоне Вивальди, сын пропавшего без вести Уголино, принял весьма энергичные меры для выяснения судьбы своего отца. Как ни странно, он поехал не в Западную, а в Восточную Африку и добрался до Могадишо. Какой-то Бенедетто Вивальди, [126] которого, возможно, мы должны отождествлять с упомянутым выше Сорлеоне или который приходился ему братом, поехал даже в Индию в обществе некоего Перчивалле Станконе и умер там в 1321 г.[8] Видимо, и туда его влекла надежда узнать что-нибудь о пропавшем отце, по эта попытка тоже оказалась тщетной.
Почти через 150 лет итальянец Узодимаре, находясь на службе принца Генриха Мореплавателя, проник в 1455 г. к реке Гамбия. Он полагал, что напал там на след последнего потомка моряков — участников бесследно исчезнувшей экспедиции, и 12 декабря 1455 г. написал об этом подробный отчет своим кредиторам в Геную. Мы еще будем говорить об этом путешественнике (см. т. IV, гл. 179). Заметим кстати, что Шиллер в 5-й сцене III акта «Фиеско» при перечислении родов фамилии Узодимаре и Вивальди ставит рядом.
Сообщение Узодимаре, что ему якобы удалось найти потомка отправившихся с Вивальди моряков, представляется нам фантастичным и ненадежным. Впрочем, беспорядочное нагромождение воспоминаний о сказочной райской реке Гихон [Сион],[9] о «царе-священнике Иоанне», в царство которого можно будто бы попасть с побережья Западной Африки менее чем через две недели, представление о том, что государство Гвинея находится недалеко от Эфиопии, где, как предполагали, царствует «священник Иоанн», — все это нельзя ставить в вину одному только Узодимаре. Эти представления отражали дух своего времени, ибо повсюду в Южной Европе к середине XV в. (см. T. IV, гл. 179-181, 192) они были распространены. Но лично Узодимаре несет ответственность за ничем не подкрепленное утверждение, будто итальянец, встреченный им на гвинейском побережье, был потомком моряков, пропавших без вести в 1291 г. Сообщения Антоньетто Узодимаре были, очевидно, плодом его фантазии и не представляют никакой ценности. Характерно, что он без малейших колебаний рассказывает всевозможные подробности о ходе экспедиции, хотя сам же сообщает, что ни один из ее участников не увидел снова родины. Узодимаре, очевидно, не смущает то обстоятельство, что через 165 лет после события такие подробности никак нельзя установить. Сообщения, переданные Гравье,[10] а также Ла-Ронсьером,[11] будто один корабль Вивальди погиб на мели [в море], а другой — в устье Сенегала, ненадежны, ибо они, видимо, основаны только на словах Узодимаре.
Более поздние исследователи придумали другие небылицы об экспедиции Вивальди, которые также не выдерживают критики.
Даже Норденшельд и тот высказал следующее совершенно необоснованное предположение, видимо на основе фантастических вымыслов Узодимаре: [127]
«Один из этих кораблей, очевидно, дошел до Сенегала, где моряки были взяты в плен аборигенами и где их потомков обнаружил в середине XV в. спутник Кадамосто — Узодимаре».[12]
Норденшельд стал также жертвой еще одной сказки, придуманной Гаффарелем,[13] который приписал экспедиции Вивальди вторичное открытие забытых с древности Канарских островов и, сверх того, считал вероятным, что те же мореплаватели открыли даже Азорские острова. Обоснована эта шаткая гипотеза довольно слабо. Так, Норденшельд, например, пишет:
«Названия некоторым островам Канарской группы, вероятно, были даны участниками этой экспедиции. В ее снаряжении принимал участие Тедизио Дориа. Две из его галер упомянуты в юридическом документе от 1291 г. под названиями «Святая Антония» и «Алегранса». Отсюда, вероятно, происходит название одного из Канарских островов — Алегранса. Видимо, в это время была основана генуэзская колония на Лансароте».
К этому предположению присоединились Кречмер[14] и позднее авторитетные итальянские ученые — Эррара из Болоньи[15] и Биньоне, директор Городской библиотеки в Генуе. Биньоне сообщил автору этих строк в своем письме от 18 сентября 1937 г.:
«
Однако автор полагает, что эта гипотеза не выдерживает критики. Ведь остров Лансароте был вскоре после этого (в 1312 г.) заново открыт, но там не обнаружили никаких следов генуэзской колонии. Кроме того, название Алегранса носит вовсе не один из обитаемых Канарских островов, а лишь маленький скалистый островок севернее Лансароте (см. гл. 147) (правда, это название сохранилось до наших дней!). Тедизио Дориа, человек, покровительствовавший экспедиции, несомненно, имел
Вероятность этого довольно мала: во-первых, для столь опасного плавания выбрали бы, пожалуй, только судно, абсолютно пригодное для открытого моря, а не «старое корыто», и, во-вторых, доказано, что корабли Тедизио Дориа 26 марта 1291 г. отправились в плавание «в Романию», то есть в Византию, и, следовательно, в мае того же года не могли быть готовы к выходу на запад.[17] Но если даже допустить, что «Алегранса», принадлежавшая Дориа, в самом [128] деле участвовала в экспедиции Вивальди, то все же было бы странно, оказывая честь Тедизио Дориа, назвать вновь открытый остров не его именем, а по одному из его кораблей да еще дать это название не какому-либо из крупных, отдельно стоящих и богатых островов, а незначительной скале. Но если действительно все произошло так, как предполагает Нордешнельд, то как же все-таки узнали на родине братьев Вивальди, что они назвали Алегрансой один из островов Канарской группы? Ведь Европа никогда больше не получала известий об экспедиции Вивальди! Предположим, что «Алегранса» участвовала в экспедиции и что название скале было дано по этой галере. Не кажется ли все-таки более правдоподобным, что такое название было присвоено только после окончательного открытия восточных островов Канарской группы в 1312 г., совершенного одним генуэзским кораблем Лансароте Малочелло, чтобы почтить память пропавших без вести участников экспедиции Вивальди? Но это также нельзя было бы рассматривать как доказательство того, что Вивальди достигли Канарских островов. Кроме того, следует учесть, что на карте каталонца Дульсерта, составленной в 1339 г., где впервые показаны новые Канарские острова, есть и Лансароте («
Ранние итальянские исследователи откровенно признавали, что об экспедиции Вивальди ничего определенного сказать нельзя. Так, Фольета, написавший в 1585 г. историю Генуи, подчеркивает, что корабли, отправившиеся для разведки морского пути в Индию, прошли через Геркулесов пролив в западном направлении, «но каким был исход их великих намерений, об этом слух никогда до нас не доходил».[18] В новое время, к сожалению, частенько рассуждают гораздо менее научно.
Вплоть до нашего столетия как раз итальянские ученые делают все новые попытки превратить экспедицию Вивальди в выдающийся подвиг первооткрывателей, чтобы создать своим соотечественникам преувеличенную историческую славу. Уже в 1860 г. Канале пытался доказать, что братья Вивальди совершили
Эррара в 1902 г. высказал странное предположение, что братья Вивальди якобы предвосхитили даже подвиг Колумба и хотели достичь Индии, плывя на запад по Атлантическому океану.[20] Хотя еще Эратосфен и Страбон[21] считали, что нечто подобное теоретически вполне возможно, практические попытки совершить такое плавание были слишком чужды образу мышления людей XIII в., которые еще ничего не знали о путешествиях Поло и о «Катае». [129] Несмотря на это, Маньяги недавно согласился с гипотезой Эррары.[22] Однако другой итальянец — прекрасный знаток века открытий, Альмаджа, сообщил автору этих строк в частном письме от 28 августа 1937 г., что он
Мысль о возможности попасть в Индию, плывя в западном направлении, возникла, вероятно, благодаря популярной книге о фантастическом путешествии Джона Мандевиля (см. гл. 138), а более широкое распространение она получила после времен Генриха Мореплавателя, когда были заново открыты цветущие острова при все более дальних плаваниях по Западному океану. Несомненно, Пешель был прав, когда писал: «Проблема западного морского пути в Восточную Азию занимала одновременно многие умы».[24]
Но эти слова относятся только к последним трем-четырем десятилетиям XV в., ко времени, когда жили Тосканелли, Иероним Мюнцер, Колумб и Кабот, но ни в коем случае не к XIV в. и тем более не к XIII в. Ведь до возвращения Марко Поло на родину (1295 г.) в Европе почти ничего не знали о Восточной Азии. Поэтому, по мнению автора, совершенно исключается, что в 1291 г. у кого-либо уже могло возникнуть намерение плыть через Западный океан в Восточную Азию и «Индии».
Нужно еще добавить, что в это время представление о шарообразной форме Земли, которое могло породить подобное намерение, отвергалось церковью как еретическое. Только немногие просвещенные умы были знакомы с этой точкой зрения, и уже совсем немногие отваживались к ней присоединиться. Правда, среди них были такие выдающиеся люди, как Альберт Великий (XII в.) и Роджер Бэкон (XIII в.), которые хорошо знали классиков древней литературы, разделяли их мнение о шарообразности Земли и популяризировали его. Но как опасно было разделять такие [130] взгляды, живя в Италии, показывают примеры Пьетро из Абано и некоего Чекко Асколи, которых сожгли как еретиков — одного в 1316 г., другого в 1327 г., так как они утверждали, что Земля представляет собой шар.[25] Мог ли отважиться генуэзец на основе такого еретического представления соблазнить в 1291 г. целую команду на эксперимент плавания в Индию в западном направлении? Такая гипотеза недостойна дальнейшего обсуждения.
Каддео утверждал, что братьям Вивальди, вероятно, удалось по меньшей мере обогнуть Африку с юга. Свое предположение он обосновывает поразительно правильным изображением очертаний Африканского материка на ряде карт, составленных после 1300 г.[26] Такое правильное представление об очертаниях целого континента, разумеется, имеет большое значение, и на нем следует остановиться несколько подробней.
На так называемой карте Санудо Африка в общем изображена правильно, в виде треугольника. Для нас в данном случае не имеет значения, был ли составителем этой карты Санудо, как принято считать, или генуэзец Педро Висконти, которого Кречмер называет ее автором.[27] Карта (см. рис 6) была приложена к книге Санудо Тосселло
Отсюда, разумеется, напрашивался вывод, что правильное изображение Африки на карте Санудо тоже объясняется этой причиной.
Судить о причине, исходя из следствия, в данном случае неубедительно. Если бы Санудо с 1306 г. действительно мог пользоваться результатами удачного плавания Вивальди вокруг Африки, то для чего же Сорлеоне Вивальди понадобилось в 1315 г. поехать в Восточную Африку, чтобы разузнать там о местонахождении своих бесследно исчезнувших отца и дяди? [131]
О том, что Африку можно обогнуть с юга, Санудо мог в крайнем случае узнать из трудов античных авторов — Геродота, Страбона, из «Перипла Эритрейского моря» и особенно из переданного Страбоном восходящего к Эратосфену сравнения формы Африки с хламидой,[31] которое Гумбольдт считает «весьма метким».[32] Но гораздо вероятнее, что в основу своего изображения Африки Санудо положил просто слова Гомера об Океане, опоясывающем Землю, и ничего более. Кроме того, в оригиналы средневековых карт позднее довольно часто вносились дополнения и исправления с учетом новых географических открытий. Поэтому многое говорит также за предположение Симара, считающего, что в оригинал карты Санудо позднее были вставлены добавления.[33] Принц Юсуф Камаль склоняется к такому же мнению, считая, что «известный нам экземпляр представляет собой только дополнение к карте Санудо»,[34] и ставит в связи с этим вопрос, как же вскоре после 1300 г. «могли узнать картографы все эти мельчайшие детали о берегах Южной Африки».
Однако против внесения позднейших дополнений в карту Санудо говорит тот факт, что изображение всего побережья Западной Африки полностью отвечает уровню знаний, накопленных к 1320 г., и не носит никаких следов последующих исправлений. На карте еще нет ни Канарских островов, ни Мадейрской группы, но зато показан фантастический залив на юге Марокко («
Другие карты Африки, составленные в XIV и XV вв., еще до Васко да Гамы и Бартоломеу Диаша, позволяют получить более правильное представление об очертаниях «Черного континента», особенно Лаврентийский портулан 1351 г., который; в этом отношении задает, пожалуй, величайшие загадки, и карта фра Мауро от 1457—1459 гг. [см. т. IV, гл. 162.] [132]
Барроу, английский синолог, специалист по Китаю начала XIX в., полагает, что можно привести еще одно доказательство успехов Вивальди: «На карте, составленной под руководством венецианского путешественника [Марко Поло] и хранившейся с тех пор в церкви Сан Микеле-де-Мурано в Венеции, отчетливо изображена южная часть Африканского континента. Могла ли она быть вставлена только после того, как португальцы обогнули мыс Доброй Надежды?»[37]
Автор этих строк не смог выяснить, какую именно карту имел в виду Барроу. Может быть, он говорил о карте Санудо?[38] Утверждение английского исследователя, будто в работе над картой принимал участие Марко Поло, во всяком случае, представляется сомнительным. Ведь в 1298 г., когда Марко Поло продиктовал свою замечательную книгу, ему определенно ничего еще не было известно о юге Африки, иначе он об этом что-нибудь сказал бы.
Бесспорно, достоин внимания тот факт, что после 1300 г. или даже после 1291 г. (года плавания Вивальди) никогда уже больше не сомневались в том, что Африку можно обогнуть с юга. Боккаччо, например, считал (около 1300 г.) возможность такого плавания чем-то само собой разумеющимся, когда писал:
«Западное [Атлантическое] море является частью Эфиопского» [
Фра Мауро в своей знаменитой Карте мира от 1459 г. изобразил Африку как материк, который можно обогнуть с юга, и этим значительно укрепил надежду найти «морской путь в Индию» в век открытий. Однако эту карту ни в коем случае нельзя рассматривать как возможный результат экспедиции Вивальди, ибо фра Мауро совершенно ясно заявляет, что он почерпнул свои сведения из рассказа Страбона о плаваниях Эвдокса (см. т. I, гл. 31).[40] Следовательно, его карта опирается на изучение литературных источников и, сверх того, на сообщения арабских путешественников (см. гл. 162), а не на географические разведки средневековых европейцев. Все же не исключено, что в 1315 г. во время своей разведки в Восточной Африке Сорлеоне Вивальди, дойдя почти до Могадишо, также мог получить какой-то материал о том, как далеко на юг простирается Африканский материк.
Ученые последующих поколений в своем стремлении пролить свет на экспедицию Вивальди высказали так много соображений, что теперь проявляется вполне закономерное недоверие ко всем подобным гипотезам. Ведь утверждали же, что на Канарских и Азорских островах, а также в устье Сенегала будто бы были обнаружены следы морской экспедиции XIII в., конечным пунктом плавания которой было именно одно из этих мест. Одновременно эта экспедиция якобы дала материал о Южной Африке для карты Санудо и для карты мира фра Мауро. Все эти гипотезы совершенно не обоснованы и представляются маловероятными. Но, отбросив недоказуемые предположения, мы должны с разочарованием констатировать, что все попытки узнать что-нибудь о судьбе экспедиции Вивальди, состоявшейся в 1291 г., до настоящего времени терпели крах и, видимо, обречены на провал будущем. Мы не можем приподнять завесу, скрывающую от нас дальнейшие [134] события, и должны ограничиться только констатацией Пешеля, «что смелые мореплаватели пропали у берегов Марокко».[41]
Плавание братьев Вивальди было «преждевременным и рискованным предприятием, которое потерпело неудачу».[42] Им принадлежит слава совершения первой попытки открыть морской путь в Индию.[43] Это достаточно большая слава, но что касается самой попытки, то она потерпела фиаско!
Жуан ди Фрейташ Рибейру в 1939 г. высказался против предположения Маньяги, будто братья Вивальди еще в 1291 г. предвосхитили попытку Колумба достигнуть Азии (Индии), плывя в западном направлении.[44]
Маньяги выступил вторично[45] и занял в отношении
Автор поэтому считает в данном случае обоснованными возражения португальского исследователя против гипотезы Маньяги.
Хроники действительно сообщают по поводу путешествия Вивальди, что они преследовали цель «плыть через океан в индийские страны и купить там прибыльные товары» (
Глава 131. Джованни Монтекорвино — архиепископ Китая
(1292—1328 гг.)
От Николая Хубилаю (Кобла)-хану, великому государю татар, прежде всего привет, да приведет он к грядущей славе! Мы ликуем во Господе, благородный государь, и приносим Ему нашу смиренную и великую благодарность, ибо Он, который держит в руке своей сердца земных государей, как мы с радостью услышали, в знак своей милости одарил тебя кротким благочестием и вложил в грудь твою столь высокие чувства, что душа твоя жаждет расширения границ христианского мира. Недавно, вскоре после нашего избрания, мы приняли доверенных послов великого государя Аргуна, славного царя татар, которые нам открыто заявили, что твое величество относится с большой благосклонностью к нашей особе, к церкви Рима и к его народу, то есть к народу латинскому, и названные послы, по царскому поручению, горячо настаивали, чтобы Мы направили к тебе нескольких латинских священников. А Мы по получении столь радостного известия от такого великого и высокого государя возликовали во Господе, ибо мы горячо желаем умножения твоего благополучия и славы Его имени. Мы смиренно молим Отца света, от которого исходит все лучшее на земле и всякий высший дар, дабы Он из милости своей озарил глубины твоей души еще более ярким сиянием и наполнил ее росой своей милости во хвалу и честь своего прославленного имени. Поэтому Мы охотно идем навстречу твоему царскому желанию в этом отношении и хотим к тому же, чтобы ты тотчас подготовился к принятию христианской веры, той, о которой печется и которую хранит римская церковь.
И прими ты этого моего представляемого тебе здесь сына, брата Иоанна Монтекорвино, с его спутниками из Ордена миноритов, избранного нами и посланного к тебе подателем сего письма, и пойди ревностно ему навстречу, ибо никто не может быть угоден Всевышнему без сопроводительного ходатайства.
Он присоединяет к сему просьбу, чтобы встретили его приветливо и чтобы ты для достижения вечного блаженства принял, к сердцу его учение. Дано в Реале 13 июля во 2-й год.[1]
[Далее следует помещенное ниже письмо.] [137]
Брату во Христе Бартоломе из Санто-Конкордио здравия и мудрости желает во всем преданный брат Менентилл из Сполото. И ведая, что великий интерес проявляете Вы к науке и к тому, чтобы много знать, и знать обо всем, особенно о вещах еще Вам неведомых, я кое-что переписал для Вас в том виде, как об этом сообщил из Верхней Индии один брат минорит, который был спутником Николая из Пистои, умершего в Верхней Индии, на пути к двору властителя всей Индии.
Я видел и говорил с посланцем [который доставил это письмо], и на его руках преставился названый брат Николай.[2]
В Индии всегда жарко, и нет там ни зимы, ни чрезмерного зноя, а причиной тому постоянные ветры, которые умеряют жар воздуха. А причина, почему не может быть тут зимы, в том, что страна эта лежит под Зодиаком, о чем я хотел бы поведать следующее. Когда солнце начинает входить в знак Девы, то есть с 24 августа, то оно, как это я сам видел воочию и особо отметил, посылает свои лучи почти отвесно, так что не падает от него тень в стороны. И точно так же бывает, когда оно входит в знак Овна, в конце марта. Когда же оно следует дальше к северу через знак Овна, тень падает на юг… Когда же оно пройдет знак Девы, то отбрасывает тень к северу… Когда солнечные лучи падают отвесно, не давая никакой тени, день длится 15 часов, ночь — 9 часов. Когда же солнце во время солнцестояния стоит под знаком Рака, день немногим меньше 14 часов, а ночь немногим меньше 10 1/4 часа. Когда же солнце в декабре месяце стоит под Козерогом, день длится 11 часов, а ночь — 13 часов… Кроме того, звезда, которую мы называем Полярной, опустилась здесь так низко, что она едва заметна. И поэтому когда я стоял на очень высоком месте, то мог наблюдать другую Полярную звезду, которая лежала в противоположной стороне неба.[3] Я много раз наблюдал ее. Я наблюдал также некоторые созвездия, которые ходят вокруг Полярной звезды, и из этих наблюдений вывел, [138] что они к ней близки. Но поскольку горизонт в этой части неба из-за ветров и жары всегда скрыт дымкой, а звезды стоят низко, убедиться в этом я не мог… [Следует подробное описание населения, растительности и животного мира страны, а также религиозных обрядов.]
В приморских землях много сарацин, и они пользуются большим влиянием, но внутри страны их мало. Христиане и иудеи встречаются редко и имеют ничтожное значение. Местное население преследует христиан и все, что носит христианское имя.
[Следуют сведения о сжигании трупов, о величине Индии, о языках, обычаях и т.д.]
Об Индийском же море надо вот что сказать. Море это весьма обильно рыбой; в некоторых местах ловят жемчуг и собирают драгоценные камни. Гаваней здесь мало и они плохие. Знайте, что это море — серединное море Океана. Если пройти его в южном направлении, там не будет материка, а только острова, но в том море их очень много — больше 12 000. Многие из них обитаемы, многие же безлюдны… [Следуют сведения о расстояниях на море, о муссонах, об обычаях моряков.]
Письмо написано в Маабаре, городе провинции Ситии в Верхней Индии, в 22-й день декабря, в год Господа нашего 129…[4]
Я, брат Иоанн Монтекорвино из Ордена миноритов, выехал из Тауриса (Тебриза), персидского города, в год Господен 1291 и направился в Индию. В индийской земле пробыл я 13 месяцев там, где стоит церковь Святого апостола Фомы, и в различных местах этой страны крестил около 100 человек. Спутником моим в этом путешествии был брат Николай из Пистои от Ордена проповедников, скончавшийся там и похороненный в названной церкви.
Потом я отправился в дальнейшее странствие и пошел в Китай, в царство императора татар, называемого великим ханом. Ему я доставил письмо моего господина папы и призвал его принять католическую веру нашего господа Иисуса Христа. Однако он уже закоснел в язычестве [
Несториане, некое сообщество, которое утверждает, что носит христианское имя, но весьма сильно отличается от христианского учения, в этих краях стали столь влиятельными, что они не хотят позволить христианам других верований иметь хотя бы маленькую церковь или защищать мнение, отличное от их собственного. В эти земли никогда не приходил ни один из апостолов или их последователей.
Названные несториане подвергли меня жестоким гонениям, частично непосредственно, частично через других, подкупленных ими людей. Они распространяли слухи, что я вовсе не посланец нашего господина папы, а большой обманщик и шпион. Некоторое время спустя они принесли поддельные документы, в которых можно было прочитать, что некий посланец якобы был отправлен с подарками огромной ценности для императора, однако я будто бы убил его в Индии и украл его подарки. Целых пять лет продолжались эти козни и клевета. Так случилось, что меня многократно волокли к суду, позорили и угрожали смертью. Но с Божьей помощью император наконец из признаний некоего человека узнал о моей невиновности и о позоре моих врагов. И он выслал их с женами и детьми.
В течение 11 лет я оставался один в своей миссии и без помощников. Но два года назад ко мне присоединился брат Арнольд, немец из-под Кёльна. Я построил церковь в городе Камбалек [Ханбалык] — резиденции правителя. Там я оставался в течение шести лет. Я построил для церкви также колокольню и в ней повесил три колокола. За это время, насколько я могу определить, я крестил приблизительно 6000 человек. Если бы не указанные козни против меня, я смог бы крестить более 30 000 человек. Крещение все еще продолжается. Я также купил у родителей язычников одного за другим 150 мальчиков в возрасте между 7 и 11 годами, не наставленных еще ни в какой религии. Этих мальчиков я крестил и обучил по нашему обычаю греческому и латинскому языкам. Я переписал также для них наш псалтырь вместе с 30 гимнами и двумя бревиариями.[5] По этим пособиям 11 мальчиков знакомятся с нашим богослужением, поют в хоре и проводят еженедельно обязательный курс в собраниях, в которых я тоже иногда принимаю участие. Кроме того, некоторые мальчики заняты переписыванием псалмов и прочих подобающих песен. Его Величество император очень доволен, когда слушает их пение. Ко всем каноническим часам я велю звонить в колокола и провожу богослужение в присутствии детей и грудных младенцев. Так как я не располагаю никакими нотами, нам приходится петь по слуху. [140]
В первый год моего пребывания здесь пришел ко мне некий властитель из этой части света, по имени Георгий, принадлежавший к секте несториан и происходивший из знаменитой семьи великого индийского царя-священника Иоанна. Он был обращен мною в католическую веру, принял низшие посвящения и имел обыкновение помогать мне при отправлении мессы, облаченный в свои царские одежды. Поэтому некоторые несториане обвинили его в отступничестве, однако он привел большую часть своего народа к католической вере и в честь нашего Бога, Святой Троицы и нашего господина папы построил большую церковь невиданного великолепия и дал ей название Римской церкви.[6] Этот царь Георгий шесть лет назад ушел к Господу как верный христианин и оставил после себя наследником сына, который тогда едва вышел из колыбели и которому теперь девять лет. После смерти царя Георгия его братья, неверные последователи несторианского лжеучения, снова переубедили всех, кого он привел в нашу церковь, и вернули к еретическому исповеданию.
Так как я одинок и не могу покинуть Его Величество, то не удалось мне посетить названную церковь, находящуюся в 20 днях пути. Если бы у меня было несколько хороших помощников! Полагаясь на Бога, я надеюсь, что все еще можно исправить, ибо имею полномочия действовать в нашу пользу, предоставленные мне названным почившим царем Георгием. Если бы не последовали упомянутые клеветнические обвинения, то теперь — я еще раз это заявляю — могла бы созреть обильная жатва. Да, если бы у меня было все же два-три помощника, которые смогли бы, стараясь изо всех сил, поддержать меня, чтобы склонить великого хана к крещению! Потому я прошу о том, чтобы такие братья, если они изъявят свое желание, направились сюда. По моему мнению, это принесет большую пользу, если только они ведут примерную жизнь и не пекутся о личном благополучии.
Поделиться книгой: