Александр Меншиков частенько конфликтовал не только с Законом, но и с генерал-полицмейстером Антоном Девиером. Правда, в их вражде присутствовали во многом личные мотивы. Женившись на сестре А. Д. Меншикова без согласия последнего, Девиер приобрел в его лице смертельного врага. На сайте «Наш Питер» рассказывается об этом так:
«Девиер имел неосторожность влюбиться в Анну Даниловну Меншикову, и начался роман, превративший двух сподвижников царя в лютых врагов. Девиер попросил у Меншикова руки его сестры, а тот с помощью слуг избил жениха до полусмерти. Неудачливый жених обратился за помощью к Петру. Царь, узнав, что Анна Даниловна любит Девиера, приказал Меншикову сыграть свадьбу через три дня».
Пока Петр I был жив, он не дозволял Меншикову и Девиеру открыто проявлять свою вражду. Главные руководители армии и полиции, фактические начальники столичной губернии и столицы, повинуясь крутому нраву и тяжелой руке Петра I, демонстрировали внешнее миролюбие.
После смерти царя от нападок Меншикова Девиера оберегала императрица Екатерина I. Тем более, что она доверяла своему генерал-полицмейстеру. Однажды она дала ему деликатное дипломатическое поручение — отговорить Анну Иоанновну, герцогиню Курляндскую, выходить замуж за Морица Саксонского, в которого та была влюблена. Какие ухищрения предпринял Девиер — осталось тайной, но он не только отговорил Анну от брака, но и снискал ее расположение. Но, как только Екатерина умерла, Александр Данилович, улучив момент, вверг противника в опалу.
С подачи светлейшего князя Девиер был обвинен в том, что 16 апреля 1727 года во время тяжелой болезни императрицы Екатерины, он вел себя непристойно — шутил и смеялся. При допросе о причине смеха Девиер показал: «Сего апреля 16-го числа в бытность свою в доме ее императорского величества, в покоях, где девицы едят, попросил он у лакея пить, а помнится, зовут его Алексеем, а он назвал Егором; князя Никиту Трубецкого называли шутя товарищи Егором, и когда он, Девиер, у лакея попросил пить и назвал его Егором, а он Трубецкой на то словно поворотился к нему, где он сидел с великим князем, все смеялись;»
Такая вот на первый взгляд никчемная ситуация имела самые серьезные последствия. Антон Девиер был пытан, наказан кнутом «нещадно», лишен всех должностей и чинов, дарованного Екатериной I графского титула, имений и сослан в Восточную Сибирь. Меншиков не позволил своей сестре последовать за изгнанником. Но, надо полагать, что, оставшись в Петербурге, Анна Даниловна нашла способ похлопотать о судьбе мужа. И сумела облегчить его положение. Сначала императрица Анна Иоанновна оказала милость и сделала ссыльного губернатором Охотска. А позднее в 1743 г. другая императрица Елизавета Петровна вернула Девиера из ссылки, возвратила ему имения, титул, ордена, чины, должность генерал-полицмейстера, на которой он находился до вскоре наступившей смерти.
Насколько все-таки Петр I обладал способностью находить и выделять людей неординарных, талантливых, насколько высоко сумели взлететь в своих делах и помыслах птенцы его гнезда, можно судить хотя бы по людям пришедшим им на смену.
Одним из последователей Антона Девиера на посту генерал-полицмейстера стал Алексей Данилович Татищев, про которого писали: «Прошел невредимым через все перевороты. Был угоден Екатерине I, Анне Иоанновне, Бирону, Анне Леопольдовне, Елизавете Петровне, и только при Петре II был на время удален от двора». Грубость с нижестоящими и раболепство перед сильными мира сего помогли ему преуспеть, а энергия и фантазия — войти в учебники истории. При Анне Иоанновне Татищева ценили за то, что он устраивал всевозможные празднества, фейерверки и маскарады. «Ледяной дом», в котором состоялась свадьба шута Голицына с шутихой Бужениновой, — это его изуверская затея. За нее Татищев получил придворный чин камергера в ранге генерал-майора. Вступившая на престол Елизавета, тоже любившая веселиться, тут же осыпала Татищева милостями и не нашла никого лучше на должность генерал-полицмейстера Петербурга. На этом посту находчивый Татищев ввел новшество по клеймению преступников, такое же варварское и жестокое, как и его затея с Ледяным домом. Раньше пойманных преступников клеймили литерой «В», что означало «вор». Однако нередко случались судебные ошибки. И Татищев нашел простой способ их исправить: теперь при ошибке на лбу невиновного рядом с буквой «В» ставили клеймо «НЕ», получалось «НЕ ВОР». (
РЕФОРМАТОР ЕКАТЕРИНА
Екатерина II была мудрой женщиной, не даром ее прозвали Великой. К формированию правоохранительной политики государства она подошла с умом и претворяла в жизнь принципы, что за преступления нужно жестко карать, но при этом придерживаться буквы закона. При восшествии на престол императрица столкнулась с двумя опасными проявлениями криминального характера. С одной стороны — на юге разгорался пугачевский бунт, передовые отряды самозванного Петра III уже достигли Симбирской и других центральных губерний. С другой стороны — дворянство — опора монархии само настраивало народ против себя, проявляя самодурство и изуверство по отношению к крепостным. Екатерина II преподнесла наглядный урок дворянству в виде показательного процесса над мучительницей крестьян Салтычихой, которая была осуждена на пожизненное заключение. И показала народу, что может быть одновременно и строгой, и справедливой. Восстание Пугачева было решительно подавлено, его предводитель был осужден по всем правилам и лишь только после этого жестоко казнен. Но в то же время его жену и дочь не тронули и поселили в монастыре, а 9 участников бунта оправдали.
Вот только при всей своей мудрости Екатерина II не нашла рецепта как разрешить проблему хищений и взяточничества государственных чиновников в России, которая порой приводила к весьма серьезным последствиям. Во всяком случае, знаменитый поэт, «благословивший» Пушкина, Гавриил Романович Державин считал, что одной из причин пугачевского бунта стало лихоимство помещиков и чиновного люда. Он писал казанскому губернатору фон Брандту: «Надобно остановить грабительство, или чтоб сказать яснее, беспрестанное взяточничество, которое почти совершенно истощает людей. Сколько я мог приметить, это лихоимство производит наиболее ропота в жителях, потому что всякий, кто имеет с ними малейшее дело, грабит их. Это делает легковерную и неразумную чернь недовольною, и, если смею говорить откровенно, это всего более поддерживает язву, которая свирепствует в нашем отечестве».
Державин знал, о чем говорил. Он принимал участие в расследовании пугачевского бунта, отчего самозванный государь Петр III назначил за его голову награду в 10 тысяч целковых. Причем эту награду Пугачев мог получить сам. Под Петровском Пугачев с отрядом казаков и башкир верст десять гнался за Державиным, но резвость лошади спасла последнего. Видно судьбе было угодно сохранить Гавриила Романовича для последующих важных дел. Он вошел в историю как выдающийся поэт и как первый министр юстиции России. А кроме того его имя сохранилось для потомков в некоторых веселых байках из жизни двора.
Например, известно, что Гавриил Державин контролировал расследование дела в отношении банкира Сутерланда. Банкир изрядно проворовался. Когда у него обнаружилась недостача двух миллионов казенных денег, он объявил себя банкротом, а потом отравился. В ходе расследования стало выясняться, что помогали Сутерланду тратить казенные деньги важные государственные сановники. О каждом новом открывшемся обстоятельстве Державин спешил доложить императрице Екатерине II и, кажется, своим усердием «достал» ее. Как-то во время его очередного доклада она совершенно не слушала о чем шла речь. Недовольный невнимательностью императрицы, Державин схватил ее за край мантильи. Это была очень серьезная вольность по отношению к царственной особе. Однако Екатерина II, понимая, что импульсивное движение Державина было вызвано не личным интересом, а служебным рвением, тактично обернула все в шутку.
— Эй, — окликнула она своего секретаря, — побудь ужо здесь…. Этот господин, кажется, прибить меня хочет…»
Екатерина II извлекла уроки из бунта Пугачева и после его подавления занялась государственным переустройством. 7 ноября 1775 г. императрица утвердила губернскую реформу. Территория России разделилась на губернии, которые в свою очередь делились на уезды. Административная и хозяйственная власть в уездах возлагалась на городничих. Им же была определена и полицейская функция — «сохранять в уезде благочиние, добронравие и порядок».
Благодаря незабвенному «Ревизору» Николая Васильевича Гоголя наши представления о деятельности городничих представляются через призму сатиры. Поэтому при упоминании этой должности сразу перед глазами возникает образ изображенный Гоголем.
Из замечаний для господ актеров: «Городничий, уже постаревший на службе и очень не глупый, по-своему, человек. Хотя и взяточник, однако ведет себя очень солидно; довольно сурьезен; несколько даже резонер; говорит ни громко, ни тихо, ни много, ни мало. Его каждое слово значительно. Черты лица его грубы и жестки, как у всякого, начинавшего тяжелую службу с низших чинов. Переход от страха к радости, о; от низости к высокомерию довольно быстр, как у человека с грубо развитыми склонностями души.»
Многие фразы этого персонажа уже давно стали нарицательными:
— Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие. К нам едет ревизор.
— Ну, а что из того, что вы берете взятки борзыми щенками? Зато вы в бога не веруете…
— Инкогнито проклятое! Вдруг заглянет, а вы здесь, голубчики! А кто, скажет, здесь судья? — Ляпкин-Тяпкин. — А подать сюда Ляпкина-Тяпкина!
— Унтер-офицерская вдова налгала вам, будто бы я ее высек; она врет, ей-богу врет. Она сама себя высекла!
— Что самоварники, аршинники, жаловаться? Архиплуты, протобестии, надувайлы мирские! Жаловаться?
— Тридцать лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы были обворовать, поддевал на узду; трех губернаторов обманул!
В «Мертвых душах» Гоголя в описании одной из трапез есть интересное выражение тоже, касающееся городничих:
«— Да ведь и в церкви не было места, взошел городничий — нашлось. А была такая давка, что и яблоку негде было упасть. Вы только попробуйте: этот кусочек тот же городничий.
Попробовал Чичиков — действительно, кусок был вроде городничего. Нашлось ему место, а казалось, ничего нельзя было поместить».
А вот любопытная история из книги «Милиция Челябинской области» под редакцией Д. В. Смирнова, рисующая образ реального челябинского городничего:
«В августе 1828 года в г. Челябинске произошел инцидент, достойный быть описанным в гоголевском «Ревизоре». Возвращаясь поздним вечером, подвыпившие городничий Жуковский И. В. и его зять, уездный стряпичий Шамонин Ф. А., увидели свет в здании Городской Думы, открытую дверь и отсутствие сторожа, который выскочил на улицу по нужде. Разъяренный «беспорядком» городничий в порыве служебного рвения послал дежурного Челябинской казачьей станицы Т. Шелехова к Городскому голове Лаврову А. А. Последующие события детально были зафиксированы в журнале заседаний Городской Думы. Казак, прибыв к дому Городского головы, сообщил, что «им, господином судьей Жуковским, приказано тащить его за ворот, и действительно за оный взял, но Лавров сколько по таковому необыкновенному времени, столько по болезни глаз ево и по тому зная беспокойный характер господина Жуковского, неуместные и противозаконные его действия последствием коих суть чинимые им многим из почетных граждан здешнего города несносные притеснения и обиды, с ним посланным не пошел, но вслед за тем прислали они за ним городового магистрата ратмана Шихова, дабы он, Лавров, шел в Думу для свидетельства денежной казны городового дохода, и которому он, Лавров также отозвался, что упомянутые чиновники могут сие сделать днем, а не ночью, после чего они, господа Жуковский и Шамонин, приехали к дому его Лаврова и ломились в ворота. По выходе его на улицу увидел он, что оба они были в нетрезвом виде и из них господин Шамонин в халате и капоте, без галстука и жилета. Господин Жуковский, вызвав через своего кучера квартирующего в соседствующем с Лавровым доме командующего сдешней инвалидной команды господина капитана Певцова для того, чтобы взять его, Лаврова, под стражу, а между тем он, Жуковский, взяв его, Голову, за ворот, хотел тащить с собой насильно, и при том толкнул в шею два раза, устращивая привязать за шею веревку и в таком положении вести за собой. По приходе же капитана Певцова, когда позволено было ему, Лаврову, одеться, то господин Жуковский принудил его с прочими идти в сию Думу., ругал и поносил его всякими бранными словами, называл вором, грабителем какой-то лошади и общественной суммы, говоря, что он не Голова, а дерьмо, не только звания Городского головы, но и десятского не достоин, и если бы он был у него сим последним, то он наказывал бы его палками по двадцати пяти ударов, что все видели и слышали…»
Вслед за губернской реформой Екатерина осуществила и полицейскую. В 1782 г. императрица утвердила Устав Благочиния, определяющий устройство полицейского аппарата в государстве. Во всех городах создавались управы благочиния — коллегиальные органы административно-полицейского управления. Присутствие управы благочиния определялось из 3-х чиновников: городничего, двух приставов (уголовных и гражданских дел) и двух избираемых горожанами на 3 года ратманов (советников). В столице вместо городничего определялся полицмейстер, сохранялась должность обер-полицмейстера, который ставился над полицмейстером и практически — над столичной управой благочиния.
Как и Петр Великий, Екатерина Великая не смогла обойтись при составлении юридических документов без мудрых назиданий о том, что нужно творить добро ближнему. В Уставе имелся
I. Не чини ближнему чего сам терпеть не хочешь.
II. Нетокмо ближнему не твори лиха, но твори ему добро колике можешь.
III. Буде кто сотворил обиду личную, или в имении или добром звании да удовлетворит по возможности.
IV. В добром помогите друг другу, веди слепого, дай кровлю невинному, напой жаждущего.
V. Сжалься над утопающим, протяни руку помощи падающему.
VI. Блажен кто и скот милует, буде скотина и злодея твоего споткнется — подыми ее.
VII. С пути сошедшему указывай путь».
Конечно, эти замечательные правила нарушались сплошь и рядом. В том числе далеко не всегда следовали им полицейские чины и сама императрица. И все же правление Екатерины II прочно утвердило за собой название «золотого века» в российской истории.
Известно, что Екатерина II умела ценить людей неоднозначных, талантливых. Одним из тех стражей порядка, которых она отличала, стал очень известный для своего времени сыщик — Николай Архаров. О его способностях раскрывать любые преступления ходили легенды, и не только в России. Руководитель французской полиции, любимец Людовика XV Сартин написал Николаю Петровичу письмо, в котором восторгался его методами работы. Получила широкую известность, например, такая история. Екатерина II направила из Петербурга Архарову срочную депешу с указанием отыскать серебряную утварь, похищенную в одном из петербургских соборов, которая предположительно была переправлена в Москву. Прочитав депешу, Архаров задумался, потом написал государыне ответ и приказал гонцу скакать обратно.
Ответ Николая Петровича казался дерзким. Он писал, что искать серебро в Москве не станет, поскольку оно спрятано в Петербурге в подвале дома обер-полицмейстера. Понятно, что императрица страшно разгневалась, прочитав его. Но, чуть успокоившись, приказала на всякий случай проверить в указанном месте. И там действительно обнаружили похищенную утварь.
После этого за Архаровым утвердилась слава ясновидца и чуть ли не колдуна. На воров он стал наводить поистине благоговейный ужас. А Николай Петрович еще не раз доказал свои удивительные способности. Так, как-то не выходя из кабинета, он раскрыл кражу мешка с медными деньгами у мясника Федотова. Об Архарове и этой истории рассказывается на сайте «Наш Питер»:
Николай Петрович Архаров не получил никакого образования, едва умел читать и писать, но природные дарования — сметливость, хитрость и завидное красноречие помогли ему сделать замечательную карьеру: начав служить рядовым лейб-гвардии Преображенского полка, Архаров ушел в отставку в звании генерала от инфантерии. Его способности по достоинству оценила Екатерина II и сделала его генерал-губернатором Петербурга. Архаров наладил работу полиции и строгий надзор за городской казной, а на темный улицах Петербурга вновь зажглись фонари. Об Архарове известно немало историй, в которых Николай Петрович выступает как человек, наделенный острым умом и житейской мудростью. Однажды в мясной лавке у мясника пропал кошелек с деньгами. Мясник сказал, что деньги украл зашедший в лавку писарь. Полиция писаря схватила, но он стал утверждать, будто это его кошелек, и потащил в полицию мясника. Грозный Архаров, выслушав обоих, приказал принести котел с кипятком. Тут и мясник, и писарь испугались — вдруг учинит допрос с пристрастием? Архаров велел высыпать монеты в котел, внимательно посмотрел на воду и вынес свой приговор: «Деньги принадлежат мяснику». Пораженный прозорливостью Архарова, писарь в краже сознался и был взят под стражу. А Николай Петрович просто заметил на воде блестки жира — значит, монеты принадлежат мяснику, это он пересчитывал деньги жирными пальцами, и уж никак не писарь!
Может быть, одним из секретов Николая Архарова было умение разговаривать с народом. В романе «Фаворит» В. Пикуля есть такой эпизод:
«…. а в августе перед Зимним дворцом разразился бунт рабочих-строителей, которых обирали подрядчики.
Екатерина боялась подходить к окнам, чтобы в нее не запустили с площади булыжником. Бунтовали каменщики, занятые облицовкой Фонтанки в гранит. Рабочие требовали на императрицу, а графу Ангальту, который русского языка еще не постиг, они раскровенили лицо. Безбородко сказал, что надо призвать Архарова, генерала от полиции, давно уже славного умением говорить с простонародьем шуткама-прибаугками.
— Хороши шуточки, — отвечала Екатерина, — от самого Курска ты со мною наблюдал бедствия народного голода… Что мне Архаров с его юмором? Зови сюда Конную гвардию!
17 мужиков конногвардейцы взяли с площади под белы рученьки и повели туда, куда всех водят в таких случаях. Но, чтобы не усугублять недовольства в народе, Екатерина, человек практичный, арестованных велела тут же отпустить не наказывая, а подрядчиков отдала под суд».
Популярность Архарова была настолько высока, что все полицейские сыщики получили нарицательное прозвище «архаровцы». И в те времена оно звучало уважительно и не имело того иронического оттенка, которое обрело сейчас. А пример Архарова наглядно свидетельствует, что уже во второй половине XVIII века полиция в России работала совсем неплохо.
У Валентина Пикуля в «Фаворите» упоминаются и практически все генерал-полицмейстеры екатерининской эпохи. Учитывая, что эту книгу рецензировало большое количество ученых дам и мужей, то можно полагать, что, описывая события и характеры своих героев, Валентин Саввич не погрешил против истины. И вот несколько веселых историй в его изложении:
«С тех пор как турниры кровавые, на которых рыцари убивали друг друга, из обихода Европы повывелись, вместо них возникли праздничные торжества — карусели… Главным судьей был назначен фельдмаршал Миних; в канун карусели Екатерина указала полицмейстеру Чичерину:
— Смотреть на забавы народу не возбраняется. Но которы в лаптях или заплаты на одеждах имеют, таковых близко к амфитеатру не пущать, без побоев подальше отпихивая.
Чичерин загодя вооружил полицию дубинами:
— Побоев простолюдству не учинять, но треснуть палкою можно. Олимпическое спокойствие суть благочиния нашего!»
В 1977 году в Петербурге случилось сильное наводнение. Подъем воды был на 310 сантиметров выше ординара.
«Екатерина велела ученым доложить о причинах неслыханного бедствия. Академия вкупе с инженерами-гидротехниками сделали неправильные выводы. Козла отпущения искали не в стихии, а в слабости полиции, доказывая: если бы Екатерининский канал не был заставлен баржами, наводнения не случилось бы. Екатерина призвала к себе Чичерина, зачитала сентенцию:
— «Суда стояли так неправильно, что они мешали невской воде выйти в море…» — Отбросив бумагу, императрица в пояс, нижайше поклонилась Чичерину: — Ну, удружил ты мне, Никита Иванович! Не по твоей ли милости тысячи людей и скота погибло, а люди с ног сбились, свои поленья разыскивая…
Чичерин не ожидал выговора. Но и доказать свою невиновность не мог. У Николая Ивановича тут ж, во дворце, случился «удар» (который ныне принято называть инсультом). Беднягу вынесли из дворца замертво».
Согласно легенде Чечерин не вынес удара и скончался, однако жизнь оказалась гуманнее. В действительности Николай Иванович не умер, а был отстранен от всех должностей. Он обратился за помощью к Потемкину. Потемкин, понимал несправедливость обвинения: полиция делал все, что могла. Он знал Чичерина, как храброго и толкового офицера, и добился у Екатерины II смягчения приговора. В должности сенатора Чичерин был восстановлен, а вот с постом генерал-полицмейстера распростился навсегда.
Кстати, с Чичериным была связана и одна достопримечательность Петербурга. В XIX веке четыре моста через Мойку петербуржцы называли «цветными», потому что были они тогда деревянными и выкрашенными в разные цвета. Зеленому мосту, что находился на Невском проспекте, не везло. Из-за соседства с домом обер-полицмейстера Петербурга Чичерина мост потихоньку потерял свое романтическое название и стал Полицейским.
«Никита Иванович Рылеев, столичный обер-полицмейстер, был дурак очевидный. «Объявить домовладельцам с подпискою, — указывал он, — чтобы они заблаговременно, именно за три дня извещали полицию — у кого в доме имеет быть пожар».
Кстати запомнился Никита Рылеев еще и тем, что разрешил печатать крамольную по тем временам книгу Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву». Цензура литературы в ту пору входила в обязанности полиции, только, вероятно, ни обер-полицмейстер, ни его подчиненные не были охочи до чтения. У Радищева они прочли заголовок и проштамповали рукопись, сочтя, что в ней описываются путевые заметки праздного путешественника. А не тут-то было. Скандал потом получился изрядный.
Еще об одном генерал-полицмейстере Екатерининской эпохи бароне Корфе Валентин Пикуль несколько раз упоминает в «Фаворите», но историй о нем не рассказывает, зато одна байка, связанная с ним, приводится на сайте «Наш Питер»:
Нынешний прекрасный Зимний дворец был достроен уже в царствование Петра III, в 1762 году. После завершения строительства вся прилегающая территория была захламлена мусором до такой степени, что подъехать к дворцу было невозможно. Вокруг совершенного творения Растрелли громоздились сараи, времянки строительных рабочих — до боли знакомая картина. И тогда остроумный выход из положения нашел генерал-полицмейстер Петербурга, барон Корф. Он предложил Петру III разрешить жителям Петербурга забрать с площади все, что им нужно. Было дано объявление в газете — и уже через день, к вечеру, перед Зимним дворцом не осталось ни одного сарая, ни одной времянки, и даже весь строительный мусор был унесен…
В Екатерине II удивительным образом уживалась властная царица и вольнодумица, жесткий администратор и демократ. Это нашло отражение и в ее полицейской реформе. Присутствие созданных при Екатерине II управ благочиния в городах определялось из 3-х чиновников: городничего, двух приставов (уголовных и гражданских дел) и двух избираемых горожанами на 3 года ратманов (советников). Введение ратманов в состав управ благочиния стало настоящим прорывом в области демократии. Такой формы общественного контроля за полицией даже сегодня, вероятно, нет ни в одной стране.
По Уставу благочиния все крупные города (свыше 400 дворов) в административно-полицейском отношении делились на части. Охраной правопорядка в них ведали частные приставы. Им помогали квартальные надзиратели и их помощники — квартальные поручики (но одному надзирателю и поручику на квартал).
Заседания в управе благочиния начинались по общему правилу в 8 часов утра с рассмотрения рапортов частных приставов о происшествиях, случившихся за истекшую ночь. Доставленных из частей правонарушителей после проведения расследования направляли в суд или подвергали наказаниям. Если оштрафованный был не в состоянии заплатить штраф, он должен был отработать его. Частному приставу следовало проживать в пределах своей части, его дом должен был стоять открытым днем и ночью, давать защиту лицам, находящимся в опасности. По нынешним меркам — чудеса да и только. Представьте в наши дни начальника райотдела, который бы держал двери своей квартиры по ночам открытыми — вдруг кому заблагорассудится попросить у него помощи от хулиганов или пьяных соседей. Непосредственное обеспечение порядка и безопасности, исполнение законов и Устава благочиния возлагалось на квартальных надзирателя и поручика. Они должны были мирить ссорившихся, улаживать конфликты, а при совершении серьезных правонарушений — докладывать частному приставу.