Помоги проекту - поделись книгой:
Остановив коня между соревнующимися отрядами, приготовился к судейству.
Первая манипула построилась на возвышенности фронтом к ставке. И хоть по численности легионеров в линиях казалась меньше чем в двенадцатой, имела двух центурионов в строю.
Ее первая линия стояла, плотно сомкнув скутумы, подобно ежу, ощетинилась затупленными пилами. Легионеры второй линии стояли в метрах тридцати, сзади. На внутренней стороне их скутумов, я увидел закрепленные пучком облегченные пилы.
Опытные воины третей линии, почти никогда не вступающие в бой, поставили длинные копья (лат. hasta) на землю и стояли расслабившись.
Двенадцатая манипула, выглядела внушительно за счет числа легионеров. Ее первая и вторая линии казались длиннее линий первой манипулы раза в полтора. В третьем ряду рядом с центурионом и вексилярием (знаменоносец от лат.
Наверное, центурион собрал в третью линию только гастатов. Странное решение. Я бы «разбавил» новобранцев, обученными легионерами. Да и преимущество в растянутом строю первой манипулы выглядело сомнительным. Любой атаке нужен «кулак».
Находясь в предвкушении незабываемого зрелища, я забыл обо всем, что приключилось со мной.
Я наслаждался видением воочию не каких-нибудь ролевиков, а настоящих солдат древнего мира. И все гадал кто победит. Смогут ли новобранцы числом одолеть обученных, но не «нюхавших пороха» гастатов первой манипулы?
Наконец буцинатор ставки затрубил, и воздух наполнился криками командующих центурионов. Двенадцатая манипула медленно тронулась с места.
Приблизившись к обороняющимся, метров до сорока, легионеры перешли на бег. Атаковали! Не вышло! На секунду раньше, легионеры первой, дружно бросили в атакующих пилы.
От этого удара многие из атакующей линии рухнули вместе со своими скутумами.
От второго акта захватывающего зрелища, я пришел в полный восторг! После столь эффектно выполненного маневра, отбросив противника, легионеры первой, развернулись и быстро побежали ко второй линии своей манипулы. Одновременно бойцы второй линии сняли со щитов пилы и медленно пошли на встречу бегущим.
Увидев, что «враг» бежит, вторая линия двенадцатой манипулы ударилась в преследование и сильно сблизилась с легионерами первой, еще не ставших в строй.
Их просто забросали дротиками. Потеряв щиты, легионеры двенадцатой падали от метких попаданий и пятились, не зная, что предпринять.
Центурион двенадцатой со своими гастатами участие в атаке не принял. Они стояли на прежней позиции, равнодушно наблюдая за боем.
Я мысленно подводил итоги увиденного, но оказалось преждевременно. Легионеры первой манипулы, взяли в руки деревянные мечи и приступили к избиению деморализованного, сбившегося в кучу противника.
Били с неоправданной жестокостью в лицо, по рукам и ногам. Я невольно представил, что мог бы почувствовать от таких ударов и под шлемом зашевелились волосы. Арбитраж утратил смысл: те, кто в полной мере ощутили на себе удары скутумом или гладиусом, корчились от боли на земле. Другие, видя, что происходит с товарищами, падали сами, так и не вступив в бой.
Буцинатор затрубил отбой, сражение прекратилось почти мгновенно. Легионеры первой манипулы отошли на свою позицию.
С холма, где расположилась ставка, спустился всадник.
Антониус Тит подъехав ко мне, дружелюбно улыбнулся и передал приказ Консула — взять под командование двенадцатую манипулу. А через неделю, ко дню Меркурия (к среде) подготовиться к повторному состязанию с первой манипулой.
Он говорил громко, так, что бы его слова услышал не только я. Потом, тихо добавил: «Мне жаль, Алексиус. Первая манипула — одна из лучших в этом легионе», — развернул коня и поскакал назад.
Какой то червячок внутри терзал сомнениями о грядущей подставе, но поскольку мотива я не понимал, решил пока не заморачиваться.
Антониус сумел привлечь внимание легионеров и около двух десятков из поверженной манипулы, подобрав оружие, уже стояли рядом со мной, ожидая распоряжений.
Поймав взгляд здоровяка с подбитым глазом, я обратился к нему: «Как тебя зовут?»
— Новобранец второго легиона, двенадцатой манипулы, второй центурии, четвертого контуберния (подразделение центурии от 8 человек) Септимус Помпа, центурион! — ответил тот.
— Как зовут центуриона? — я указал рукой на не вступавших в бой легионеров, по-прежнему стоящих в некотором отдалении, но уже обративших на меня внимание.
— Мариус Кезон, центурион!
— Позови его, Септимус, — солдат опустил обе руки, сжатые в кулаки и голову, развернувшись на пятках, побежал исполнять приказ. «Нужно запомнить этого Септимуса Помпо», — мне этот солдат понравился. А то, что его центурион допустил избиение солдат и сейчас на полном морозе стоит со своими гастатами, вместо того, что бы командовать — не понравилось: «Чувствую, проблемки с ним у меня возникнут».
Септимус передал мой приказ Мариусу и уже возвращался, при том бегом, а центурион все еще оставался на месте.
Он что-то сказал окружающим его легионерам, те заржали. Неторопливо, в сопровождении ухмыляющихся рож, он все же соизволил подойти.
Остановившись в метрах трех от коня, уставился в небо, словно не замечая меня.
Командовать таким отморозком — себя не любить. Я уверен, что, услышав любой приказ, Мариус начнет ломать комедию.
В школе я любил предмет «История древнего мира» и с удовольствием читал все, что попадалось в руки от учебника и хрестоматий до исторических романов. Помниться в армии Древнего Рима существовал широкий арсенал наказаний, но я в Этрурии. И пусть это государство очень похоже на Рим, такое поведение подчиненного позволяло сделать вывод о мягкости наказаний, если они вообще применяются.
Впрочем, возможно, что этот центурион как-то участвует в подставе. Наверное, я не зря занимался в школе Айкидо. Решение пришло практически сразу: коль он меня игнорирует, я буду делать то же самое!
— Всем построиться! Манипула идет в казарму! — я постарался не кричать, но отдал команду громко и с чувством.
И тут меня Маркус удивил. Быстро он сообразил, что если манипула начнет построение без его участия, то мне и дальше ничто не помешает обходиться без него. «Строится в колонну! Быстро!», — закричал Маркус и стал раздавать новобранцем пинки.
Я тут же делаю второй ход: «По прибытию в казарму, привести себя в порядок. Всем, кто нуждается в помощи врача (
У городских ворот, стал расспрашивать стражника о термах. Он не понял меня. Значит, термы в Эртурии еще не строили. Пообщавшись с ним немного, я понял, что только в особняках богатых горожан могли быть оборудованы балинеи (бани). Я получил совет обратиться с пожеланием омыть тело к хозяину термополия (лат.
Узнав о расположении конюшен, я попрощался и поехал к ипподрому. Там при школе возниц (factio) обеспечивался уход и за лошадьми легиона за счет магистрата.
Без проблем, пристроив коня, я пошел в направлении казарм, по пути, с интересом разглядывая лавки. Дома в Клузии строились так, что на улицу выходила глухая стена. Лавки, хоть и не имели витрин, но за каменным прилавком суетились продавцы и приносили на показ нужный товар.
Уловив запах еды, я как пес, взявший след, поспешил к источнику.
По началу мне показалось, что в обычной лавке кто-то решил перекусить, но встроенные в каменный прилавок — печь большие чаны с супами и кашами, источающие аппетитный запах не вызывали сомнений — я набрел на термополий.
Коротышка — толстяк едва увидел меня, закричал: «Центурион! Не проходи мимо! Ты найдешь тут лучшую в Этрурии еду!», — я подошел к прилавку, агитатор перешел на шепот, — «Если молодой центурион желает рабыню, могу предложить комнату».
— Я хочу смыть пот и пыль, а потом поесть в комнате и не это, — я указал на содержимое чанов, а мясо и подай лучшее вино. — В какую цену может обойтись такое удовольствие, я понятия не имел, но положил на прилавок серебряную монету и грозно добавил, — Быстро!
Корчмарь спрятался за прилавком, мне только и осталось, что снять шлем и взъерошить мокрые от пота волосы. Волосатая лапа коротышки, вынырнув из под прилавка загребла монету.
Спустя мгновение показался довольный хозяин. Он дал мне увесистый мешок со сдачей, наверное, медной (за 1 серебряную монету в Этрурии перед римским владычеством давали приблизительно 120 единиц в меди) и пригласил во двор.
Чрезвычайно обрадованный ценой за предстоящее удовольствие, я воспользовался приглашением и, обойдя здание, оказался во внутреннем дворике.
Там без лишних разговоров попал в умелые руки дородной тетки. Она так ловко сняла с меня доспехи, а за ними и набедренную повязку, что протестовать стало неуместным. Присев на лавку, стал снимать калиги сам.
Чувствую, что-то прохладное растекается по моей спине и рукам. Попробовал пальцем, вроде оливковое масло.
Тетка оказалась немой, но очень сильной и настойчивой. Натерев меня маслом, уложила на лавку и стала разминать плечи и руки, потом спину и ноги. Мне понравилось так, что от приступа раcслабона потянуло в сон.
После массажа еще пол часа немая деревянной палочкой соскребала с меня масло и грязь. Потом пришел черед натирания каким-то мыльным раствором из миски (Лат.
Смыв с меня пену, рабыня подала чистую повязку и принялась за стирку моей рубахи и штанов. Намотав на себя римские труселя, решил отблагодарить тетку за старания медяком.
Та монетку приняла с улыбкой и, спрятав за щеку, продолжила стирку.
Надев калиги, я решил спрятаться куда-нибудь от палящего солнца. Тут появился хозяин и пригласил войти в дом.
Маленькая комнатка, где мне накрыли столик, располагалась сразу за кухней, выходившей на улицу. Где спал сам хозяин и его рабы я так и не понял.
Увидев огромный кусок мяса на блюде, тут же позабыл обо всем на свете.
Утолив голод, прилично выпил вина. Хоть и старался разбавлять его водой, все одно — быстро захмелев, уснул.
Разбудила меня немая рабыня. Показав на выстиранную одежду и очищенные от пыли доспехи, стала размахивать руками — мол, давай, пора.
Надев все на себя, вышел на улицу. «А все-таки плохо жить без часов. Сколько я проспал? Может, час или три. Одно утешает — солнце еще не село, значит — не опоздал».
В моих планах на сегодня — непростое знакомство с личным составом двенадцатой манипулы. Да не оставит меня Небесный покровитель.
Глава 3
Мои Небесные покровители снова напомнили о себе. Так, мелочью — центурион Мариус, споткнувшись на ровном месте, сломал ногу.
Я стою перед двенадцатой манипулой, построившейся перед казармой, и вижу унылые лица легионеров. Считаю про себя людей. Их — сто восемьдесят два в строю.
Объясняю, что строиться в линию нужно по росту.
Не понимают, но построились. Командую: «На первый-третий расчитайсь!», — снова не понимают.
Объясняю. «В три линии становись!», — не понимают, но в глазах у многих появился интерес.
Показываю, как первые номера выходят вперед, вторые — остаются на месте, а третьи — становятся за вторыми. Легионеры в восторге, им это нравиться.
Тренируем построение в две и четыре линии, шагаем в строю. Когда вокруг нас стали появляться солдаты из других манипул, тренировку пришлось прекратить и отправить легионеров в казарму.
Выставив на входе часового, мол, очень важно до состязаний ко дню Меркурия все тренировки держать в тайне, вижу, что бойцы заинтригованы. Зову Септимуса Помпу. Спрашиваю:
— Септимус, как можно было победить первую манипулу? — Стоит по стойке «смирно», думает.
— Мы нарушили строй и попали под град дротиков.
— Но до этого вас здорово встретили!
— Да, это так, но нас ведь было больше!
— Именно поэтому вы и нарушили строй. Побеждают не числом, а умением, — по моему Суворов сказал, но мне пригодилось.
Столь красноречивая речь еще больше, чем строевые упражнения, подняла мой авторитет. Легионеры столпились вокруг. Кое-кто залез на лежаки, что бы лучше видеть и слышать. Я вынул из ножен гладиус и стал рисовать на песке три линии в атаке и обороне:
— Вот мы, а вот противник. Вам не нужно было бежать. Первая и вторая линия могли бы атаковать держа между собой короткую дистанцию. И, забросав пилами первую линию противника, полностью уничтожить его и снова занять позицию в две линии с прежней дистанцией, на случай встречной атаки. То есть, перейти в пассивную оборону. Если бы в этот момент, вторая линия противника стала метать дротики, вот тогда нужно было бы бежать на них, удерживая щиты как можно дальше от тела, прикрывая голову и туловище. Потому, что в настоящем бою пилум пробъет скутум. Втора линия тогда спокойно бы смогла собрать с земли дротики и поддержать атаку первой. — Я замолчал, народ вокруг стал живо обсуждать услышанное. Септимус, перекрикивая шум, спросил:
— Командир, так на Меркурии попробуем победить именно так?
— Нет, Септимус. К такой тактике они готовы. Мы победим по-другому. — Тишина вокруг, требовала немедленного ответа. Рисуя гладиусом на песке, я продолжил, — Мы научимся перестраиваться на ходу. Начнем в три линии. Сблизившись с противником, перестроимся в клин. Прорежем их манипулу до третей линии и станем в компактное каре. Таким маневром мы выполним задачу — займем холм. А если нас захотят атаковать, что же, пусть попробуют. У нас впереди — неделя для тренировок.
Легионеры радовались как дети, словно они уже одержали победу. Была бы возможность, они отправились на тренировку прямо сейчас. Но мы в полном составе отправились на ужин.
Местная кухня располагалась за линией казарм, под деревянным навесом с соломенной крышей. Каждый легионер получил миску с кашей, кусок ветчины и лепешку.
Вокруг меня заняли места на лавках легионеры контуберния Септимуса. «Вот и персональная охрана», — почему-то подумалось. Заметив, как Септимус осматривается, решил, — «Точно, — этот теперь всегда будет присматривать за мной. Хорошо бы продвинуть его на центуриона».
Я, подтолкнув его чуть-чуть, тихо сказал:
— Завтра, со звуками буцины, уйдем к Тибру на весь день. Хорошо бы взять для манипулы еду.
— Хорошо, командир. Я позабочусь об этом, — Септимусу и поручение и мой доверительный тон, явно пришлись по сердцу.
— У меня есть в городе кое-какие дела. В мое отсутствие командовать манипулой поручаю тебе. Справишься? — Септимус попытался встать, я еле-еле усадил его назад, — Начинай прямо сейчас.
— Слушаюсь, командир.
По-английски покинув солдат манипулы, удалился в свою конуру. Все неплохо складывалось. Я решил, как следует выспаться.
На лежаке лежали выстиранные тога и плащ. Спрятав одежду в сундук. Я приготовил для Камелии медяк покрупнее. Положил его на столик, что бы вдруг, не забыть, и с наслаждением вытянулся на лежаке.
Толи оттого, что поспал в термополии, толи от духоты в каморке, сон не приходил. А вот мысли сами по себе шли нескончаемым потоком, возбуждая мозг. «Повезло мне. Слава Богам! Определенно имею перспективы!», — такие отрывочные, сопровождающиеся образами мысли быстро утомили. Желание поспать улетучилось, и я направил мысленный поток в конструктивное русло.
«Итак, Спуриний рассказывал, что около ста лет назад галлы сожгли Рим. Когда это случилось в моем мире? В 390 году до нашей эры. Помню точно, где-то читал. Предположу, что сейчас конец двухсотых годов. Рим в моей реальности на пороге войны с греками под предводительством Эпирского Пирра. Если учесть, что италики представляют для Этрурии большую, чем галлы угрозу, то война в любом случае будет вестись на южном направлении. И если этруски добьются успеха в противостоянии с италиками, то колонии греков на южном побережье полуострова вполне могут и в этой реальности призвать войска из метрополии. При случае нужно раздобыть информацию о геополитической ситуации в этой части мира: Если Пирр существует, то сейчас он грабит Македонию. А если и нет в этой реальности такого полководца, но распри в Македонии есть — все одно нужно быть готовым именно к такому развитию событий в ближайшем будущем. Поскольку именно за счет побед в Македонии произошло усиление Пирра и раскрылись его полководческие таланты», — никакого плана собственных действий от этих рассуждений я не составил, но хаос в голове упорядочился. Я уснул.
Утро выдалось пасмурным. Сильный северный ветер с воем проникал через щели в мои апартаменты. Он разбудил меня раньше сигнала буцинатора. Достав галльский плащ, я с удовольствием надел его.
С первыми звуками буцины, я вошел в барак к солдатам манипулы.
Суетливости в действиях солдат я не обнаружил. Каждый из них, приблизившись, приветствовал, но не намеренно: Кто-то умывался у больших бочек, стоящих у стен, кто-то одевался.
Минут через двадцать манипула в полном составе построилась у казармы. Септимус Помпа, указав на мешки у ног легионеров, сообщил, что тренироваться солдаты смогут до самого вечера. Стуча гвоздями на подошвах калиг о камни мостовой, манипула направилась к южным воротам.
День пролетел в строевых маневрах и запомнился затянувшимся обедом.
Я узнал о возвышении Македонии. Похоже, действительно нахожусь в историческом прошлом земли, только без Рима: Великий Александр стал действующим лицом на мировой арене лет пятьдесят назад. Империя состоялась и после смерти Александра, распалась на сатрапии, независимые нынче от метрополии. А там сейчас, в Македонии, идет нешуточная борьба за престол. И в победители пророчат Диметрия.
К вечеру, я едва переставлял ноги. Скутум норовил выпасть из дрожащих от напряжения рук. Как был, в доспехах, накрывшись плащом, едва голова коснулась лежака, крепко уснул.
Неделя пролетела быстро. Результатом тренировок я был доволен. Сегодня день Марса (вторник). Не многие так называют этот день. Выходцы из провинции произносят имя Бога войны на этусский манер — Марис.
Поскольку завтра меня и манипулу ожидало серьезное испытание, я решил закончить учения к обеду и дать солдатам отдых.
Половиной манипулы командовал я, другой — Септимус. Мы вяло атаковали друг друга, в основном, уделяя внимание построениям и положению щитов в руках легионеров. Вдруг Септимус и десяток крепких парней с его стороны, «взлетев» в воздух, перепрыгнули первую линию моей центурии и оказались за спиной солдат. Септимус не смог скрыть довольной улыбки:
Поделиться книгой: