Что до этой конкретной троицы — солдата по имени Джованни, прикреплённого к переводу книг и разных документов Марка и того самого «секретаря» покойного настоятеля Гвидо — они были выбраны не столько по причине значимости, сколько из-за замеченного мной нежелания подвергаться пыткам и отсутствию явных следов фанатизма. Хотя с Гвидо могло быть и не совсем так, но уж больно интересную должность он занимал.
— Я прошу о милости, Ваше Высокопреосвященство, — бухнулся на колени Марк. — Помилуйте согрешившего по незнанию, позвольте покаяться и делами искупитьсодеянное…
Пошло-поехало. Как раз то, что и требовалось. Если заговорил один, побуждаемый теми или иными мотивами, то за ним и другим легче выкладывать то, что раньше говорить не хотели. Начать же стоило… с того, кто именно прислал сюда солдат и какие планы на ближне- и среднесрочные перспективы строили приверженцы Савонаролы вкупе с флорентийской знатью, готовой союзничать с бесноватым доминиканцем. Мне оставалось лишь сказать Бьянке, чтобы она перестала стоять за моей спиной, а присаживалась, брала бумагу, перо с чернилами и начинала записывать откровения поплывших пленников. Они… старались. Старались сильно, старались хорошо. И плоды их откровений не слишком ровными строками с периодически образующимися кляксами, но таки да ложились на бумагу.
Какие лица, какие имена! Семья Содерини, особо ярко засветившаяся и именно их наёмники по большей части были задействованы в охране монастыря. Ручеллаи тоже, пусть и в чуть меньшей степени. Договорённости с Савонаролой по поводу полного содействия в сокрушении «тирании Медичи», финансовые обязательства. Наивные! С Савонаролой договориться нереально, как и с любым другим фанатиком. Он будет обещать, а потом отопрётся от всего сказанного, ибо ему «Господь повелел» действовать так, а не иначе.
Другие семьи, включая давних ненавистников рода Медичи, а именно изгнанных за пределы Флоренции Альбицци, также подсуетились, заранее готовясь к… французскому вторжению, которое воспринимали пусть и не как манну небесную, но как удачный инструмент для окончательного избавления от власти Медичи. То, что за такую помощь потребуется дорого заплатить, в том числе вассальной зависимостью от французской короны, а также рядом земель и крепостей, считалось «приемлемой ценой».
А вот с чем Медичи ошибся уже теперь, так это с семейством Гонди, которые вроде бы объявили о своём нейтралитете. Ага, щ-щаз! Не более чем простое прикрытие, чтобы наблюдать, делать определённые выводы, после чего либо действовать самим, либо через союзные семьи. Много чего предстояло сегодня узнать Пьеро де Медичи! И мало что из узнанного ему понравится. Твою ж мать, это надо было настолько не контролировать ситуацию, чтобы позволитьразвиться у себя под боком целому змеиному гнезду… в рясах.
Эх, были бы таблетки для повышения решительности! Тогда Пьеро получил бы двойную… может даже тройную дозировку. Вроде бы и не глуп, а в то же время нерешителен просто до одури. Зато теперь я окончательно убедился в том, что без нескольких наблюдателей и грамотных советников под боком этому новоиспечённому герцогу не выстоять. Сольёт Флоренцию, как пить дать сольёт, выжидая и жуя резину вместо того, чтобы действовать.
— Есть что принести герцогу Флорентийскому, — улыбнулась Бьянка сразу после того, как первый, сжатый этап допроса был завершён. — И допросные листы, и найденные бумаги — они доказывают участие и монахов, и нескольких семей Флоренции в заговоре Савонаролы. И не только его, но и коронованной особы.
— А вот это мы до поры вперёд выдвигать не станем. Не стоит излишне пугать Медичи.
— Тогда что будем делать?
— Всё просто. Полсотни флорентийцев и столько же наших солдат остаются тут. Охрана пленников, разбор и сортировка монастырских архивов, которые я по возможности хочу вывезти в Рим, как и часть пленников.
— Часть?
— Ну не всех же. Только тех, с которыми говорить надо долго и вдумчиво. Пригодятся, чтобы вскрыть связи с Францией и всех тех, кто будет поддерживать вторжение в италийские земли французских варваров.
— Вот оно как…
— Именно так. Да, я надеюсь, что гонцов во дворец Медичи уже успели послать.
Успели. Оказалось, распорядились сразу же после того, как были подавлены основные очаги сопротивления. Кстати, о нём…
Потерь среди наших солдат было немного, а ранеными уже занимались, благо о том, чтобы к каждому мало-мальски крупному отряду были приписаны доктора, пусть и не из местных, кхм, светил, я заранее озаботился. К тому же «светила» мне нафиг не требовались, они слишком уж раздулись от собственной мнимой важности и в штыки встречали те самые нововведения, которые внедрялись с моей подачи для своих солдат в приказном порядке. Зато я мог быть уверен, что никто не умрёт во время хирургического вмешательства от болевого шока, да и риск заражения ран от занесённой грязи заметно снизится.
Замечательно проявили себя аркебузы, снабжённые кремневыми замками. Проблема с ними заключалась лишь в одном — слишком малое количество. Нужна была сталь наподобие «толедской», требовалось и достаточное количество мастеров, умеющих её получать и грамотно работать с механикой. Проблема решалась, но не так быстро, как хотелось бы. А мастера из Арагона, о доставке которых хлопотали люди «отца» в тех местах, должны будут прибыть примерно через месяц.
В любом случае, захват Сан-Марко дал нам именно то, чего от него и требовалось — доказательства причастности как местных церковников, так и немалого процента флорентийской знати к заговору Савонаролы по свержению Медичи. Большего и не требовалось. Свидетели, причём ни разу не пытанные. Документы, в которых встречались оч-чень интересные намёки. Связать одно с другим, и получается вполне достаточная база для того, чтобы ответные действия являлись полностью оправданными. Юридическая точка зрения, о ней даже в это время без нужды забывать не стоило.
— Ну что, Бьянка, тут закончили, пора в другое место. Заодно полюбуешься на самый цвет флорентийской знати.
— И на то, как поменяются выражения их лиц?
— Не без этого, — хмыкнул я, представив себе ту картину, которую скоро предстоит узреть воочию. — Главное, чтобы в самом городе не начались слишком масштабные беспорядки.
Бьянка как-то не особо обратила внимания на эти мои слова. Зря. Лично мне хотелось бы обойтись без лишнего кровопролития, да и прессовать сверх необходимого флорентийскую знать тоже не есть хорошо. Даже из такого вот сплющенного состояния они смогут доставить немало неприятностей потом, когда начнётся глобальная заварушка по всей Италии. Эх, дела-делишки. Посмотрим, как всё пройдёт во дворце Медичи, куда мы сейчас и направимся. Искренне надеюсь на удачный для нас расклад не только на ближнюю, но и на отдалённую перспективу.
Глава 3
Мигель Корелья не подвёл, совместно с верными Медичи людьми организовав такую охрану дворца и прилегающей к нему территории, что ни крысе, ни рясе не прошмыгнуть. Принцип был прост и выражался в словах: «Выборочно впускать и никого из посторонних не выпускать». Да и люди Медичи были предупреждены о том, что многих могут временно притормозить, от греха подальше. Продажность рода человеческого следовало учитывать, особенно тут, в Италии, где все привыкли продаваться, перепродаваться и сдаваться во временное пользование.
Нас, само собой разумеется, не просто запустили внутрь «внешнего кольца», но и уведомили, что приглашённые представители знатных семей Флоренции уже внутри, причём не так чтобы недавно. Это порадовало. Зато несколько насторожил тот факт, что во многих случаях прибыли не главы семей, а их полномочные представители. То есть вроде бы и весомые персоны, но не такие, изоляция которых существенно усложнит действия оставшимся. О том же, чтобы появиться всей верхушкой, ни у одной семьи и речи не шло. С другой стороны, попыток покинуть пределы города или начать бузу на улицах тоже вестей не поступало.
— Новость о штурме Сан-Марко не спрятать, — шепнула Бьянка. — Выстрелы, крики… Об этом уже сейчас знают многие, а через пару часов станет известно всему городу.
— Неизбежное зло. Зато ворота города закрыты, а так сразу пытаться пробивать путь силой, ещё не будучи уверенными, что это нужно… На такое семьи не пойдут.
— Если им не откроют ворота.
— Для того там и находятся наши солдаты. Ворота точно не откроют. Вот через стены отдельные особенно прозорливые могут попробовать перебраться. Только это единицы, а не поток.
Знакомые уже места. Был тут, да, причём даже не единожды. Сказать, что совсем родные места, не возьмусь, но ориентироваться уже вполне в состоянии. Вот и не удивился, когда ближе ко входу в небольшой зал, где Пьеро де Медичи любил принимать особо важных гостей, нас встретил Мигель, одновременно радостный и озабоченный.
— Что у тебя лицо такое… двойственное? — с ходу полюбопытствовал я. — Никак проблемы образовались?
— И они тоже, — не стал скрывать Корелья. — Только сначала, Чезаре, ты бы в сутану облачился. Вашему Высокопреосвященству полагается предстать во всём великолепии.
— Помню я, помню. Не видишь что ли, чего Бьянка в руке несёт?
Вышеупомянутая возмущённо этак засопела. Чего это вдруг? Ах да, ещё никак не привыкнет, что её во всеуслышанье женским именем начинают величать. А что поделать? Откровенно глупо, как по мне, носить маску, которая уже давно никого не обманывает. Вот потому на людях начинаю обращаться к ней по настоящему имени и постепенно повышаю частоту таких обращений, дабы мало-помалу привыкала.
— Теперь вижу, — присмотревшись, вымолвил Мигель. — Тогда облачайся, пора. Я же скажу, что там было и что может случиться уже очень скоро.
— Плохое?
— Нет, плохим не назвать, — помявшись, ответил Корелья, в то время как я отстёгивал ножны с мечом и избавлялся от плаща. — Ты уже должен знать, что прибыли представители почти всех приглашённых семей, но не их главы. Зато один из самых влиятельных Содерини, Пьеро, появился. Он среди всех самый значимый, говорит так, словно интересы половины Флоренции представляет.
— Значит, проклюнулся будущий вожак. Содерини… У нас теперь на эту семейку три телеги доказательств и подписанные признания монахов Сан-Марко и их охранников, которых нанимали те же Содерини наравне с иными семьями Флоренции.
Ах как возрадовался Мигель, посмотреть приятно. Казалось ещё немного, нимб вокруг головы вспыхнет, настолько благостное выражение лица у него стало. Наверняка представил себе итоговый результат всех наших хлопот. Однако… до этого ещё дожить надо. Закончив воевать с сутаной, я спросил:
— Что Пьеро Медичи, герцог наш новоявленный?
— Убеждает. Пытается прикинуться пламенным оратором, доказать, что корона на голове его как Медичи и наследника таких титанов как Козимо и Лоренцо Великолепный выведет Флоренцию на новую высоту, принесёт ещё большие богатство, славу и процветание.
— И что, неужели получается?
— Плохо получается, — посмотрел Корелья на вклинившуюся в разговор Бьянку. — Спеси в нём на двух герцогов хватит, а вот убедительности и властности много меньше. Его и слушают потому, что не принимают всерьез, в отличие от нас. Спрашивают, какое право имеет такой большой отряд из Рима находиться внутри столицы республики Флоренция? И осторожно намекают, что это может плохо кончиться для самого Пьеро и всего рода Медичи. Про Сан-Марко они не знают, как и про закрытые ворота города.
— Пусть и дальше не знают. Сделаем вот что… Ты можешь войти в зал и подойти к Пьеро Медичи так, чтобы передать ему о новостях, чтобы остальные ничего не услышали? Потом уже и я появлюсь.
— Смогу, — ни секунды не колебался Мигель. — Он тут правитель, может делать всё, что за грань не выходит. И стражники в зале опытные, много их. Если прикажет — хоть схватят гостей, хоть глотки вскроют.
— Лишнее, им обещали безопасность. К тому же, как я понял, помимо Пьеро Содерини, там слишком важных персон не пожаловало. Потому просто сделай то, что я сказал. И как сделаешь, вернёшься, чтобы я знал.
Кивнув, Корелья устремился в сторону ведущей в зал двери. Вот и чудненько. Осталось совсем немного обождать и… Вот тогда увидим, кто есть кто и как будет реагировать на столь резко изменившуюся обстановку.
Жалко, что тут ещё нет нормальных, то есть карманных часов. Знаменитые «нюрнбергские яйца», первые рабочие и мало-мальски не единичные образцы появятся лет через пять-семь, насколько я помню. Покамест же только массивные, со сложной такой механикой. Дело в том, что мне было интересно, сколько времени пройдёт до того момента, как Корелья вернётся, выполнив ему порученное. Пока же оставалось лишь перекидываться словами с Бьянкой, развлекаясь обсуждением мысли, которая внезапно пришла мне в голову.
— А знаешь, что я подумал… Ближайшее из действительно важных событий, на котором тебе просто необходимо присутствовать — это отнюдь не столь нежелательная для меня и самой Лукреции её свадьба, — подмигнул я телохранительнице, помощнице и подруге в одном лице. — Мы вполне можем и даже должны перенести твоё появление в новом, точнее сказать истинном облике.
— Я буду только рад…а, — с усилием выдавила из себя именно такую речевую конструкцию Бьянка. — Ты ведь, понимаешь, Чезаре, мне непросто предстать в платье, как девушка. Много причин. И я… боюсь.
— Мы ведь уже говорили об этом, никто даже не осмелится пискнуть и тем более рыкнуть в твою сторону.
— Понимаю, только всё равно побаиваюсь. Но я уже готова. И Лукреция сказала, что хочет, чтобы я там… была. Не как Бьяджо Моранца, а как Бьянка де Медельяччи. Я… обещала.
Ба, даже так! Интересно девки пляшут. Похоже, юная Лукреция получила нехилое влияние на мою боевую подругу, особенных усилий к тому не прилагая. Надо, однозначно надо будет спросить у неё, как ей удалось совершить подобный подвиг, сравнимый с деяниями самого Геракла. Заставить Бьянку пусть вынужденно, но всё же примириться с предстоящим выходом в свет в женском облике, к тому же без попыток улизнуть — это серьёзно. Но раз уж такой расклад, то и мои следующие слова будут не столь эмоционально восприняты. Надеюсь.
— Дело в том, что ожидается иное событие, на которое соберётся ещё большее количество правителей итальянских земель и прочих значимых персон. Да и нельзя им пропустить столь значимое событие, как торжественная коронация первого великого герцога Флорентийского Пьеро I Медичи. Лорды Умбрии, Романии и иных земель папской области, представители Милана, Венеции, Генуи, Феррары и иных государств, что помельче. Даже из Неаполя должны появиться представители, несмотря на все сложности, и посланники из иных стран, которых в Риме предостаточно. Более чем подходящий момент для того, чтобы заявить о себе не просто как о Бьянке де Медельяччи, а как о важной части новой силы Рима и не только. Там соберутся достаточно умные люди, умеющие отличить глупенькую куклу в дорогой одежде от той, на кого следует обратить внимание и… опасаться.
— И это будет…
— Довольно скоро, да, — подтвердил я то, что Бьянка и без того понимала. — Не хочу и не собираюсь приказывать, поэтому всего лишь прошу. Это важно. Как для меня, так и для тебя. Причин много, могу тебе их одну за другой изложить во всех подробностях. Кстати, сестрёнка моя порадуется.
— Эх… Никогда не думала, что моя жизнь как Бьяджо Моранцы закончится вот так.
— Как «так»? — подначил я девушку.
— Из простого наёмника стать сначала охранником, а потом помощником не просто кардинала, а сына понтифика, который хочет стать… Ну, ты же понимаешь, не хочу здесь.
— И правильно. Об этом говорить можно лишь там, где точно не подслушают. Но сказанное тобой означает…
— Да. Согласна я, уговорил, — потупилась Бьянка. — Появлюсь именно тогда, когда будет эта коронация. Надеюсь, что она будет, ничего же ещё не решено.
— Ты серьёзно думаешь, что есть значимые препятствия? Вопрос лишь в том, какой именно получит Пьеро I Флоренцию — невредимой или с изрядными подпалинами на боках. Хотелось бы добиться первого варианта, но если что, второй тоже сойдёт. Особенно учитывая…
— Мигель.
— Что? — осекся я, но тут и сам увидел, что появился более чем довольный Корелья. — Вот и моё время пришло, а ты сопровождай. Ты же мой самый верный и надёжный телохранитель, не так ли?
Пришла пора познакомиться! Именно с этой мыслью я, сопровождаемый Бьянкой и ещё тремя бойцами, вооружёнными до зубов, в том числе и пистолетами, по паре на брата, зашёл в небольшой зал, двери в который передо мной заботливо так отворили не то слуги, не то переодетые наёмники — что более вероятно — рода Медичи. Ибо сомнительно, что сейчас тут много настоящих слуг, зато бойцы, знающие с какой стороны держаться за клинок — совсем другое дело.
Вот они, представители флорентийских семей, прошу не любить и не жаловать. Я не оговорился, мне их любить и жаловать точно не стоило, ведь они были в лучшем случае нейтральны, в худшем же представляли собой помеху далеко идущим планам. Только одно дело не любить, а другое — относиться с уважением и вести себя вежливо. По крайней мере, до той поры, пока они себя будут держать в определенных рамках. А хамить человеку в кардинальском облачении… таких умников надобно ещё поискать. Тут знать Флоренции, а не фанатики вроде Савонаролы, не к ночи будет помянут.
Моё появление особого удивления не вызвало — все тут собравшиеся были в курсе прибытия в город кардинала Чезаре Борджиа в сопровождении шести сотен солдат под знаменем даже не Рима, не Папы, а именно рода Борджиа, что понимающим и умным людям на многое намекало. Дескать, никакой религии ради неё самой, исключительно прагматичная политика. Игра символами, она в землях итальянских применялась давно и умело.
— Ваше Высокопреосвященство…
— Кардинал Борджиа…
— Кардинал.
Проявив ответную вежливость, то есть поприветствовав собравшихся вместе иотдельно Пьеро Медичи, но уже как герцога Флорентийского, я вызвал… эмоции. Их, понятное дело, не озвучили, но лица многие удержать не сумели. И чтобы окончательно прояснить ситуацию, я вымолвил:
— Как посланник Его Святейшества, Папы Александра VI, спешу заявить, что Святой Престол, взвесив все обстоятельства, согласился с просьбой правителя Флоренции Пьеро Медичи о создании великого герцогства Флорентийского. Папа Александр VI даёт герцогу Пьеро I Флорентийскому своё благословение и приглашает его в Рим, дабы короновать его в той торжественной обстановке, которая только и подобает подобному великому для всех итальянских земель событию. Сказанное мной есть истина, подтверждённая не только словом как посланника викария Христа, но и этой бумагой. Если кто-то из собравшихся в этом зале желает, то может ознакомиться с ней.
Никакого блефа. Бумага была оформлена по всем правилам, не придерёшься. И пусть смотрят, никаких проблем. Даже если какой-то «герой» решит её разорвать или даже попытается, милль пардон, скушать, то у меня ещё две копии имеются.
— Позвольте, Ваше Высокопреосвященство, — аж выпрыгнул из кресла Пьеро Содерини, тот, кому многие явно доверили говорить от своего имени. — Я не одинок в своём удивлении этим. Пьеро Медичи — правитель республики Флоренция, но никто из нас, тех, кто является опорой власти республики, не мог и помыслить о таком! Флоренция была республикой, ей остаётся, такой и останется до тех пор, пока мы все, семьи, на которых держится вся сила этой земли, не примем иное решение. Простите, но Пьеро Медичи обманул Его Святейшество, а потому… Если угодно, другие это подтвердят.
— Он не говорил об этом с нами, — прошипел Паоло Сахетти. — Тайком послать людей и письмо в Рим чтобы припасть к ногам викария Христа можно, но есть ли в этом законная сила?
— Мы сожалеем о случившемся и просим прощения у Папы Александра за доставленное беспокойство, — тяжко и лицемерно вздыхал Вителеццо Ручеллаи. — В ближайшие дни от республики отправится посольство в Рим, везущее богатые дары и просящее о милости к неразумному нашему собрату, который поспешил вызвать ложное впечатление у великого человека, наместника Господа нашего на земле.
И так далее, и всё в том же стиле. Дескать, мы все тут соль земли флорентийской и без нашего согласия даже муха воздух не испортит. Знаем, проходили, наблюдали. А ведь при Лоренцо Великолепном все эти красавцы и пискнуть боялись, особенно после провалившегося заговора Пацци, когда даже сам кардинал Риарио, племянничек папы Сикста, с трудом миновал судьбы сплясать на верёвке. Сейчас же, поняв, что Пьеро ни разу не копия своего жесткого и решительного отца, флорентийская знать, более схожая с олигархией, закусила удила. Серьёзно так закусила, раз решилась так открыто и при посланнике Рима в моём лице поливать презрением правителя республики, напрочь отказывая ему в праве стать герцогом Флорентийским.
Более того, якобы нейтральное семейство Гонди тоже, хм, отбросило маску, показав свой кариесный злобный оскал. Ну-ну! Хорошо хоть Корсини и Портинари, равно как и ещё парочка из совсем уж малозначимых в сравнении с теми же Содерини, воздерживались от подобного, предпочитая выступать в примирительном ключе. Дескать, всё бывает, со всеми случается и надо бы отбросить случившееся недоразумение и жить дружно, по старым республиканским традициям. То есть с Медичи ссориться не хотим, ибо союзники, но конфликтовать с единым оппозиционным фронтом тоже боимся.
Эх, менее года прошло со смерти Лоренцо Великолепного, а уже такой бардак. Не успел он подготовить сына. Хотя нет, скорее уж банально не смог. Увы и ах, но ни один из его сыновей не отличался выдающимися лидерскими качествами или хотя бы способностью проводить жёсткую политику при наличии силы воли и подобающего уровня решительности. Вот он, нынешний правитель Флоренции и фактически уже её герцог, сидит, морщится при выслушивании очередных нелицеприятных для себя слов, но не реагирует, лишь порой посматривает в мою сторону. Можно было бы принять это за выдержку, порой правителю сильно необходимую, но все его предыдущие действия говорили об обратном. «Выдержка» покоилась не на умении ждать подходящего времени для наиболее болезненного удара по противнику, а на неготовности совершить этот самый удар без долгих, мучительных раздумий, отягощённых колебаниями. Печально.
Ладно, вы хотите геморроя для своих родов, вы его получите. В самой болезненной и непроходящей форме, что особо характерно, благо средств для этого у меня вполне достаточно. Пару раз хлопнув в ладоши, тем самым привлекая к себе внимания, я вкрадчиво поинтересовался у представителей флорентийской знати:
— А знаете ли вы, синьоры, что Папа Александр VI отлучил от церкви как Савонаролу, чьё учение объявлено еретическим, так и всех его последователей из числа тех, кто не поспешит покаяться и разорвать все связи с этим лжепророком и хулителем на Святой Престол и самого викария Христа?
— Нет, мы этого не знали, глядя мне в глаза, без трепета и колебаний ответил Пьеро Содерини. — Нам печально слышать о том, что Святому Престолу не удалось убедить фра Джироламо в необходимости смирить своё выдающееся красноречие. Он мог быть полезен для нашей матери церкви.
Печальные вы мои! Зато умеют врать, глядя прямо в глаза, и никак сей факт не выдавать. Полезнейшее умение для политика, интригана, банкира и вообще для целого ряда занятий. Только на сей раз положение у всех вас в целом и у тебя, Пьеро Содерини, в частности, заведомо проигрышное. Не рассчитали вы решительность не Пьеро Меличи, а рода Борджиа, представители которого решили взять быка за рога, а вас, соответственно, аккурат за яйца.
— Мог быть, но не захотел. И вы могли… — усмехнулся я. — И тоже не захотели. О нет, не говорите, почтенный синьор Содерини, — пришлось сделать отстраняющийся жест, прерывая попытку флорентийца вставить свой комментарий, — вы ещё успеете. Пока вам лучше слушать. Дело в том, что совсем недавномы навестили монастырь Сан-Марко. Правда меня, посланца Папы Римского, кардинала Чезаре Борджиа, туда почему-то не хотели пускать, но с этим удалось справиться. Методы убеждения были выбраны верные.
— Где не действует слово, вступает сила, — процедил Пьеро Медичи, который после всего услышанного в свой адрес смотрел на представителей знатных семей Флоренции так, словно хотел поджарить большую часть из них на медленном огне. А может действительно хотел, этого также не стоило исключать. — Монастырь Сан-Марко был захвачен, невзирая на сопротивление находящихся там наёмников Их было много и они…
— Простите, герцог, но не смущайте сверх меры своих нерадивых подданных. Им ещё многое предстоит услышать, увидеть, осознать.
— Конечно кардинал, — понял весьма прозрачный намёк старший Медичи. — Вам, Чезаре, моему другу и верному союзнику Флоренции, здесь отныне и навсегда можно многое. Как и всему роду Борджиа, пришедшему на помощь Медичи тогда, когда от них отвернулись те, кто должен был думать прежде всего о Флоренции, а не о…
Тут Пьеро замолчал, поняв, что может сказать откровенно лишнее сейчас. Но я понял его, чего уж. Слово «Франция» не прозвучало, вот и слава богам. С другой стороны, это не очень хорошо. Медичи понял, кто за всем этим стоит, ибо дураком он не был. Слабохарактерным, нерешительным, медлительным… но не дураком.
Важно ли это именно сейчас? Не слишком. Имеются более насущные проблемы, а именно окончательная прессовка тут собравшихся, до которых дошло, какая может быть связь между взятым монастырём Сан-Марко и их личными проблемами. Если же кто до сих пор не понял, я могу помочь.
— Настоятель монастыря Сан-Марко, отец Франциск, много чего знал, равно как и его приближённые. О Савонароле. О его связях среди братьев Ордена святого Доминика и не только. Не только братьев, но и среди мирян Флоренции. А нанятые солдаты, защищавшие еретиков внутри монастыря, не захотели отправляться к палачу и тоже много рассказали. Подписанные Папой Александром VI бумаги о признании Савонаролы и его последователей еретиками. Признания некоторых монахов Сан-Марко и солдат-наёмников… И известный во Флоренции род Содерини, почтенный Пьеро, там упоминается отнюдь не единожды. Заодно и другие рода из числа тех, представители которых тут присутствуют.
Смотря на меняющиеся выражения лиц собравшихся тут, мне поневоле вспомнился один псевдофилософский диалог о вечности и казённой части человеческого организма:
«— А мы в прошлом или в будущем? — спросила Алиса.
— Мы в жопе, — ответил кролик.
— А "жопа" — это настоящее? — спросила Алиса.
— А "жопа" — это у нас символ вечности».
Именно этот, хм, «символ вечности» во весь рост вставал перед Пьеро Содерини, Вителеццо Ручеллаи, Паоло Сахетти и иными, кто ещё совсем недавно вдохновенно витийствовал, будучи почти уверенными, что им ничего не грозит, а дни власти Медичи сочтены. Оказалось, всё совсем наоборот.
— Вы обещали, — с усилием выдавил из горла эти два слова Ручеллаи.
— И обещание будет выполнено, — с ненавистью глядя на одного из своих врагов, процедил Медичи. — Вас выпустят отсюда через день или два.