Сонные войны. Дилогия (СИ)

— Ничего, со временем ты научишься, а пока придется просто подождать. Итак, три вопроса заданы, три ответа получены — теперь уж всё честно. Иди, бери песок и отнеси его на центральную площадь. Атика в паре лиг от места, где ты возник, идти долго не придется. Просто набей песком карманы и иди прямо. Атика очень большая, не промахнешься.

— А зачем это вам надо?

— Я уже ответил на все твои вопросы, — сказал Шелковый Человек и снова пропал. На том месте, где он сидел, остался след, но налетел порыв ветра и сгладил легкий желтый песок. Остался лишь легкий аромат восточных специй.

Паша некоторое время обдумывал полученную информацию и решил, в принципе, отнести песок в Атику ничем не хуже, чем просто прогуляться до нее. Он пошел туда, где, как выразился Шелковый Человек, он возник. Кучка красного песка сияла там, где граничили четыре страны Предрассветного Царства. Пашка набил им карманы и поплелся по зеленому бархану.

Когда он взобрался, перед ним предстала Атика. Огромный город изумрудного цвета. Из Атики вырастали сотни высоких круглых башен. Они прорезали тусклое небо и казались черными на фоне лучей солнца, которое, наверное, никогда здесь не всходит — не зря же это Царство Шелковый Человек называл Предрассветным.

Пока Пашка спускался, он различил и детали. Башен много, есть и другие дома, вернее, все остальные дома тоже башни, но низкие и потоньше. Строения походили на бочки с бензином, которые Пашка видел пару лет назад, когда отец взял его в порт — те тоже были окрашены зеленым. Мостовые Атики выложили круглыми зелеными камнями, по ним ходили разноцветные люди. И розовые, и фиолетовые, и желтые, и, собственно, зеленые люди шли куда-то, но есть и другие жители. Например, лошадь шла на двух задних копытах, напялив на голову круглую широкополую шляпу. От такого зрелища рот у Пашки опять открылся, но он вспомнил, что спит, и лишь рассмеялся.

Пашка вступил на зеленую мостовую и пошел вглубь города, постоянно мотая головой и разглядывая пейзаж. Изумрудные башни взметались вверх, из окон то и дело высовывались разноцветные головы жителей Предрассветного Царства. Больше всех ему встретилось зеленых людей, они походили на каких-то гномов или леприконов. Низенькие, с бакенбардами и в зеленых костюмах с длинными полами. На ногах башмаки с желтыми пряжками — единственное допущение иного цвета в одежде. Кроме прочего, у каждого трость и все мужчины. Женщин зеленого цвета Пашке пока не попадалось. Рост у Пашки, для его возраста, приличный и по высоте он никак не выделялся среди местных. Но вот по телосложению они его превосходили эдак раза в два. Коротенькие ножки зеленых человечков похожи на толстые столбики, обтянутые в чулки, руки тоже короткие, но толстые. Зеленые смотрели на мальчика свысока, хотя были одного с ним роста. То, что к ним пожаловал человек необычного цвета, их, похоже, никак не волновало. Только толстые губы презрительно кривились, но молчали.

Желтые люди носили длинные желтые плащи, у каждого в руках удочка или сачок, или еще какая рыбацкая снасть. На головах желтая шляпка, в которой торчали мушки. Ноги, правда, в зеленых сапогах, но, как и у зеленых людей, это единственное исключение из желтого правила. Желтых людей ходило не очень много и тоже все поголовно мужчины. У каждого непременная борода с усами, они куда-то спешили и чуть ли не бежали по зеленым мостовым. Но настоящее удивление у Пашки вызвали розовые люди. Вот розовые как раз оказались женщинами. И все настолько пышные, что весили, наверное, как два зеленых мужчины. Когда Пашка увидел такое гигантское розовое пятно, двигающееся по улице и держащее в руках две большие корзины, до верха набитые фруктами, он замер как соляной столб. Женщины носили белые сарафаны, из которых только чудом не вываливались огромные груди. Каждая грудь размером с ведро и у всех женщин под сердцем ребенок или просто все они разжирели настолько, что казались беременными. Женщины очень приветливые. Если зеленые мужчины кривили губы при виде Пашки, желтые вообще не замечали, проносясь куда-то, а фиолетовым было наплевать, то, когда его увидела розовая женщина, она воскликнула:

— Ой, какой хорошенький! И какой чудной! Как тебе зовут, сладкий?

Пашка вспомнил, о чём его предупреждал Шелковый Человек и и почему-то ответил:

— Карл.

— Карл? — рассмеялась розовая женщина. — А вроде немаленький. Ты ведь не из нашего Царства?

— Нет, не из вашего. Мне нужно на площадь, где стоят песочные часы. Вы не подскажете, где она?

— Какой вежливый мальчик. Не то, что эти зеленые оболтусы. А на площадь пройти очень просто. Если идти отсюда по этой улице, упрешься в Толстую Башню. Там и площадь найдешь. На вот яблочко, а то такой тощенький…

— Спасибо, — сказал Пашка и взял зеленое яблоко.

— На здоровье!

Толстая розовая женщина пошла дальше, Пашка последовал ее примеру и двинул к Толстой Башне.

Аттика — город немалый, чтобы дойти до середины, пришлось долго топать по круглым камням мостовой. Ни трамваев, ни автобусов, ни каких-либо других транспортных средств не наблюдается, Пашка шел пёхом. В городе вообще не было машин. Несколько раз он увидел кареты, запряженные почему-то свиньями и всё. Одной из таких розовых свинок мальчик скормил зеленый огрызок. Яблоко на вкус оказалось просто потрясающим. Его мякоть, как и шкурка, тоже имели зеленый цвет, но на вкусовые качества это никак не повлияло — ярко выраженный яблочный вкус, будто ешь саму яблочность. Трудно это передать словами, как трудно бывает рассказать наутро ночной сон. В городе Пашка встретил и другие чудеса, кроме жителей. Несколько раз он видел животных, одетых в костюмы. Они вальяжно прогуливались на задних лапах. Пару раз попались птицы зеленого цвета, один раз даже змея, обвивающая кольцами зеленое дерево.

Но вот он пришел к Толстой Башне. Огромное цилиндрическое здание и действительно толстое. Высотой с пятиэтажный дом, а в диаметре не меньше километра. Это Пашка понял, когда стал его обходить в поисках площади. И вот нашлась и она. Большая круглая площадь прямо рядом с входом в Толстую Башню, посреди нее громадные песочные часы, наполовину заполненные красным песком. Песок в них находился в нижней половине уже давно полностью ссыпанный туда временем, и, по всей видимости, перевернуть их невозможно. По крайней мере, никаких приспособлений для переворачивания Пашка не видел. Рядом с часами его подстерегало еще одно интересное зрелище. Дети. До сих пор он не видел детей в Предрассветном Царстве, а тут их словно специально собрали в кучу. Мальчики и девочки и все разноцветные, как шарики мороженого. Зеленые мальчики, розовые и фиолетовые девочки, и желтые дети обоих полов.

Все дети стояли вокруг часов и смотрели на них. Рядом ходили несколько зеленых мужчин и что-то им говорили. Что самое интересное, ни у одного ребенка Пашка не увидел никаких эмоций на лицах. Ну ладно еще фиолетовые дети, похоже, рождаются законченными флегматики, но остальные-то должны хоть как-то реагировать. Пашка подошел к толпе детей и прислушался, что говорят зеленые люди.

— Вы знаете, насколько важным делом вы заняты, и, несмотря на это, не нашли еще и кучки. За два цикла ни единой гранулы! Если так будет продолжаться дальше, мы никогда не закончим работу!

— А о чём он говорит? — спросил Пашка у розовой девочки, стоявшей рядом.

— Как это, о чём? Ах, да ты, наверное, не местный? — сказала девочка, рассматривая его одежду. — Он говорит, мы плохо ищем красное для часов.

— А у меня как раз есть. — И Пашка достал россыпь песка из кармана. Реакция девочки оказалась странной. Она округлила глаза и зашептала:

— Убери быстро! Ты что, дурак, показывать такое здесь?

— А что тут такого? Ну, можешь взять этот песок мне…

— Что это? — услышал Пашка сзади. — Песочек?

Говорил это мужчина зеленого цвета, которого Пашка не заметил. Но лишь одного взгляда хватило, чтобы понять — намерения у него не самые добрые. Глаза зеленого человечка горели алчностью, а короткие руки тянулись к песку в ладонях Пашки.

— Красное? — спросил он у девочки.

— Да, — ответила она, а потом прошипела Пашке: — Беги!

— Что? — не понял Пашка.

— Да беги же, дурак!

В этот момент зеленый мужчина бросился к Пашке. Он закричал: «Хватай его, он видит!» — и побежал на коротеньких ножках. Пашка совершенно машинально швырнул песок мужчине прямо в лицо и, когда тот остановился протирать глаза, бросился бежать. Позади раздались крики и топанье ног. За ним устремились в погоню зеленые люди. Пашка бежал, как олень, но очень скоро понял — его догоняют. Зеленые мужчины бежали медленнее, зато они даже не думали уставать. Напротив, когда в боку мальчика предательски закололо, он оглянулся и не увидел у них даже отдышки. Они вообще дышали носом.

Пашка забежал за какую-то круглую башню и застыл, как вкопанный. Перед ним огромная, в два человеческих роста, статуя из чистого изумруда. Мужчина с суровым лицом в наряде, который больше всего подходил бы ковбою из американских фильмов. Широкополая шляпа, сапоги и пара пистолетов на бедрах. Но, конечно же, не одежда заставила Пашку остановиться. Это была статуя его отца. Лицо папы строго смотрело поверх Пашки куда-то вдаль.

Кто-то толкнул его в спину. Понятно кто — зеленые люди. Они навалились на Пашку всем скопом — семь или восемь человек. Один схватил за волосы, Пашка закричал от боли, всё поплыло перед глазами.

— Эй, да он из Мира! — закричал один из зеленых людей и это последнее, что услышал Паша. Предрассветное Царство пропало и он проснулся.

* * *

Очнулся Пашка от собственного крика, совершенно не понимая, где он и кто он. Зеленые пальцы все еще маячили перед глазами, пытаясь закрыть гордую статую отца. Он обнаружил, что лежит на холодном каменном полу, свернутый калачиком, и дрожит. Кое-как распрямился, кости захрустели, сердце забилось чуть реже. Он часто дышал, будто только что пробежал несколько километров. Пашка осмотрелся и понял — он в недостроенных мастерских перед его домом.

— Ну и приснится же… — пробормотал он, чувствуя, как в затекшие ноги возвращается кровь, неся легкое покалывание.

Он поднялся и едва не упал. Осмотрелся. В углу маленькая тарелочка, рядом фонарик. Наверное, батарейки сели и он погас. Пашка поднял фонарь и почувствовал — в карманах что-то есть. Он залез туда и достал ярко красный песок. Он непонимающе смотрел на него, а песок начал таять. Сначала потускнел, а потом вообще пропал. Пашка еще раз засунул руку в карман и понял, он пуст. Значит, не приснилось. Или, вернее, приснилось, но что-то очень странное.

Пашка пошел из мастерских, гадая, что же с ним такое произошло. В кармане пуховика похрустывало и он достал карту. Рядом с мастерскими стояла цифра «один» и значок — полуприкрытое око. Предрассветное Царство. Неужели это всё по-настоящему? Неужели он попал в странный сон, который нельзя назвать сном? Он шел по своему двору. На горизонте появился алый край солнца. Рассвет забрезжил, согревая Заветы. Пашка пошел в подъезд и поднялся наверх. Он открыл квартиру и, зайдя, обнаружил, Маринки нет дома. Ничего удивительного.

Как ни странно, чувствовал он себя просто превосходно. Провел ночь, лежа на холодном каменном полу, и проснулся от боли, но бодр и весел. Всё же он только что попал в удивительное приключение в первый раз в жизни. Правда, болела спина, он разделся, чтобы посмотреть, что с ней. И обомлел, когда в отражении зеркала разглядел на лопатке четкий синяк. Синяк в форме пяти маленьких толстых пальцев. Он не мог удариться так в мастерских, значит, это ему подарок на прощанье из Предрассветного Царства. Пашка вошел на кухню и приготовил чай. Часы показывали семь утра, скоро надо выходить в школу. Он собрал учебники в портфель, пока вода закипала, позавтракал, надел школьную форму и пошел в школу.

3

Последний день перед каникулами никогда не бывает тяжелым. Нет, иногда какой-нибудь рьяный учитель сделает вид, что это простой день, но сделает чисто из вредности. А так, как правило, учителя ставят оценки за четверть, а детям предлагается просто тихо посидеть. Естественно, дети вначале так и делают, но потом начинаются перешептывания, следом разговоры вполголоса и, наконец, смех и кавардак. Учитель говорит строго, что сейчас задаст им работу, дети на некоторое время умолкают и всё начинается по-новой. Иногда, правда, учитель предпочитает поговорить с детьми или рассказать что-то интересное. Так случилось и в этот раз.

Классуха у Пашки — суровая учительница английского, Татьяна Николаевна. Ну, как суровая, — так скажем, почти всегда суровая, но в действительности — обычная заботливая курица. И у клахи на днях появилась идея прочитать детям лекцию о безопасности нахождения на водах. И даже не просто прочитать, а пригласить человека, который этим вопросом непосредственно занимается. Смотрителя маяка, деда Кузьмича.

Дед Кузьмич — фигура интересная и даже где-то заповедная. Собственно, и дедом он не был, так как внуков не имел, но солидный возраст и необычная внешность крепко прицепили к его отчеству приставку «дед». И вот это дед был реальным пугалом особенно для детей. Тех он очень не любил, потому что они, во-первых, мешали его основной работе — следить за исправным состоянием маяка и парка у набережной. Для малолеток в его маяке было будто медом намазано, плюс они очень любили разукрашивать стены маяка, устраивать под ними костры, что образовывали уродливые черные пятна. Стены приходилось белить, детей гонять, а по весне маленьких сорванцов еще регулярно надо было снимать с льдин во время их троганья.

Прозвенел звонок, Татьяна Николаевна усадила класс и решила немного поговорить с детьми, прежде чем представит Кузьмича.

— Итак, дети, на дворе весна — время очень опасное, — говорила она школьникам, а те подумали, сейчас им начнут читать очередную скукотень и испортят впечатление от последнего урока предпоследней четверти. — Я знаю, многие дети, я не говорю, что вы, но многие, любят кататься на льдинах во время ледохода. И таким детям кажется это прикольным. Они делают себе длинный шест и с его помощью катаются, но даже не представляют, какой опасности подвергаются. Было много случаев, когда детей, да и взрослых тоже, уносило в море, а иногда они даже тонули. И вот сегодня я пригласила к нам смотрителя маяка и парка э-э-э… Кузьмича.

Дверь открылась, вошел дед Кузьмич. Официально Кузьмич даже должности не имел, нет такого понятия — смотритель. Лесник есть, но не в парке. Кузьмич же просто жил неподалеку от маяка, и предложил администрации присматривать за ним и за парком. А власти, почему-то, согласились, и вот уже двадцать с лишним лет он был смотрителем. А, может, даже и больше. Татьяна Николаевна не знала, потому что приехала в Заветы лишь десять лет назад, но про деда Кузьмича ей рассказала подруга, приехавшая пятнадцать лет назад, и он уже тут работал. Странного деда все знали, дети его откровенно боялись, взрослые побаивались, а администрация, поговаривали, стелилась перед ним персидским ковром. То ли он был как-то связан с военными, то ли имел компромат на нескольких глав, чёрт его знает, факт есть факт — Кузьмич распоряжался городским парком, как собственностью. Многим это даже нравилось, зато там относительно чисто и вообще порядок.

Внешне дед Кузьмич не походил ни на лесника, ни на смотрителя. В класс вошел лысый, безбородый, высокий мужчина. Одно сразу ясно — он очень старый. На обветренном лице сотни морщин, длинный крючковатый нос, тончайшие губы и удивительные глаза. Наверное, когда-то давно серые, но тоже тусклые, теперь они стали почти белыми. И только маленькая точка зрачка делала глаза человеческими. Одет в плотные серые джинсы и темный вельветовый пиджак. Тонкие длинные пальцы крепкой смяли — будто когти огромной птицы! — черную вязаную шапочку.

— Извините, а как вас по имени? — спросила учительница. — А то как-то неудобно получается — просто Кузьмич.

— Простого Кузьмича вполне достаточно, девочка, — сказал старик на удивление звонким и молодым голосом. — Я уже настолько стар, что забыл имя…

Татьяна Николаевна тактично улыбнулась, некоторые дети тоже, но в целом класс глядел неодобрительно. Старый хрыч гонял из парка почти каждого мальчика этого класса, и не дай Бог к его этому драгоценному маяку подойти! Это сейчас он приличный, а некоторым ребятам попадало от него и палкой по хребту, и в выражениях он при этом не стеснялся.

— Ну, тогда расскажите нам про безопасность на водах, — попросила учительница.

— С удовольствием. Здравствуйте, дети.

— Здравствуйте, дедушка Кузьмич, — ответил класс хором.

— Хорошо вы их выдрессировали, — усмехнулся дед.

Татьяне Николаевне ее затея уже переставала нравиться. Ей и самой было любопытно пообщаться с легендарным Кузьмичом, но слишком уж странный получался дед. Холодный. Бесстрастный. И, отчего-то казалось, злой. Что это за «выдрессировали»? Собачки что ли тут? Пахло еще от него странно. От стариков обычно тянет лекарствами и особым старческим потом, но тут наоборот, атмосфера морозного воздуха какая-то. Татьяна Николаевна могла бы поклясться, от него явно тянуло ментолом. И, казалось, воздух вокруг Кузьмича холоднел.

— Итак, я, если вы знаете, смотритель парка и не было еще такого года, когда мне не пришлось бы спасать детишек, вроде вас, решивших покататься на льдине, — начал дед звонким молодым голосом. — Наверное, вы насмотрелись мультфильмов или наслушались рассказов старших ребят и считаете что это… как его… а, да, круто? Ты берешь и срубаешь длинную ветку или даже молодую березу. Потом срезаешь с нее все ветки, получается шест. Обычно никто не берет шест длиннее трех-четырех метров и мало кто знает, что уже через десять метров от берега глубина не менее пяти. И еще есть подводные ямы. Ну, плывете вы неподалеку от берега и всё нормально. Любуетесь на водоросли, быть может, берете с собой удочку. Вы контролируете положение. Вам кажется, что это весело. Но внезапно ваш шест не достает до дна. Под вами канава в шесть метров. Вы пытаетесь грести шестом, но он не весло. А тут еще отлив или прилив, неважно, но вас относит от берега. Сначала недалеко, метров на десять. Самые умные и те, кто умеет плавать, бросаются в воду и плывут к берегу. Но температура воды низка, всего пять градусов, а, может, и меньше. Приплыв к берегу, еще надо добраться до дома. В этом случае вы наверняка схватите воспаление легких и проваляетесь несколько недель в лихорадке, харкая кровью. Но вот если вы остались на льдине, если плавать вы не умеете, вот тут-то и начинается самое интересное!

Кузьмич то ли улыбнулся, то ли оскалился, классу показалось — во рту у него штук пятьдесят белейших заостренных акульих зубов. Его молодой голос вползал в уши вкрадчивым тарантулом, неся реальные картины — каждый ребенок представил себя на льдине, плавать в классе умели единицы.

— Как правило, — продолжил Кузьмич, — на заготовку шеста и поиск льдины подходящего размера уходит много времени, а вставать рано вы, детишки, не любите, так что время уже позднее… часиков, эдак, пять вечера. Скоро темнеет, вы кричите, зовете на помощь, но в парке не так много людей — еще зябко. Вам приходится провести ночь на льдине. Вам холодно, вам страшно, вы слышите вдалеке вой китов и молитесь, чтобы они не перевернули вашу льдину. Другие льдины кажутся вам в темноте страшными чудовищами, акулами, призраками кораблей, затонувших когда-то в этих холодных бухтах… Вы устали, вы выбились из сил, зовя на помощь. Где-то часа в четыре утра вы засыпаете от усталости и шока — страх выматывает гораздо сильнее марафона в сорокоградусную жару. На льдине спать очень неудобно, ибо холодно, но выбора у вас нет. И тут у вас впервые появляется шанс на что-то хорошее — появляется шанс скатиться с льдины во сне и умереть легкой смертью, тихо замерзнув в синих волнах Татарского пролива. Но тех из вас, кто останется жив, наутро подстерегает очередной сюрприз. Вы просыпаетесь, ваше тело затекло и замерзло, и вы не видите берега. На горизонте только миллионы льдин и безбрежная синь океана. Вам страшно, ваш разум не может справиться, у вас начинается паника. Вы опять орете, вы срываете голос, поэтому не можете докричаться до корабля, проплывающего неподалеку. Вам кажется, жизнь кончена. И вы почти правы, ибо вскоре вам захочется есть и пить. Во рту пересыхает, к вечеру вы пробуете пить соленую морскую воду, вас рвет и обезвоживание усиливается. Вы ужасно голодны, вам хочется отгрызть себе руку. А тут выдается морозная ночь. И вы даже не замерзаете, вы сходите с ума и начинаете отгрызать себе пальцы. Пробуете напиться собственной крови. В припадке бешенства вы прыгаете в море, вода быстро остужает ваш пыл и вы возвращаетесь на льдину, только теперь напрочь мокрый. Холод раздирает вас, но вы свыкаетесь с самой страшной участью — просто медленной смертью. Умереть быстро тоже надо смелость. Потом на вас накатывает безразличие. Оно часто чередуется с паникой, хочется расстаться с жизнью. Хочется, чтобы кто-то предложил вам продать вашу никчемную, никому не нужную душу за единственный шанс спасения…

Тут Кузьмич затих на секунду. Белые хитрые глаза оглядели класс, никто из учеников не сумел выдержать этот взгляд и секунды. Смотритель снова усмехнулся.

— Но даже дьяволу не нужна ваша никчемная жизнь на никчемной льдине, — холода в голосе прибавилось, даже пар пошел изо рта Кузьмича. — Вы просто замерзаете, а потом, по весне, льдина тает и ваш обглоданный чайками труп доедают акулы. Вот такая история, дети.

Голос Кузьмича как будто заворожил детей и учительницу. Он рассказывал мастерски и с расстановкой — то резко ускоряя темп, то пять переходя к неспешному. Его белые глаза большей частью смотрели не на детей, а поверх, на стену, казалось, всю эту историю он записал там, на стендах с английским алфавитом. Татьяна Николаевна тоже сидела в шоке. Образы замерзающего ребенка в мыслях — захотелось заплакать. Но она поборола порыв и посмотрела на детей. Те сидели с широко открытыми глазами и тоже представляли себе это…

Сначала учительница подумала: «Вот гад, такое детям рассказать!» — но затем Татьяна Николаевна посмотрела на это с другой стороны. А ведь теперь вряд ли кто-нибудь из них попробует покататься на льдине. Да они и к воде подойти побояться и, значит, цель достигнута. Пусть жестокими и непедагогическими методами, но достигнута.

— Спасибо, товарищ… господин Кузьмич. Вы нам всё очень хорошо рассказали, — сказала учительница сухим голосом — во рту пересохло.

— Всегда пожалуйста, девочка, — отозвался старик доброжелательно. Но получилось всё едино холодно и страшно. — А у вас, дети, есть вопросы ко мне?

Класс молчал и только Пашка, в приподнятом настроении после ночного приключения, почему-то ляпнул:

— А что вы делаете, если увидите ребенка, катающегося на льдине?

Кузьмич как-то неодобрительно посмотрел на мальчика, два белых глаза просветили его насквозь. Как будто Пашка на секунду стал прозрачным, старик рассмотрел спинку стула, на котором мальчик сидел. Его глаза открылись чуть шире, тонкие губы снова показали уже шестьдесят акульих зубов.

— А это когда как, мальчик. Когда спасаю, а когда и нет. Всё зависит от того, нравится мне тот, кто на льдине. Вот ты, допустим, мне не нравишься. Я ответил на твой вопрос?

— Д-да, спасибо… — веселость и смелость с Пашки как ветром сдуло. Ветром.

Вдруг раздался сухой удар, весь класс и учительница с Кузьмичом перевели взгляды на окно — резкий порыв ветра ударил ставней по оконной раме. Только Пашка почему-то не поглядел туда. Он следил за стариком, а тот как-то скривился и резко перевел взгляд на мальчика. Темные глаза Пашки секунду поборолись с белыми глазами старика и безоговорочно проиграли — мальчик потупил взор.

— Ну вот и славно, сказал Кузьмич спокойно, но видно было, что-то его растревожило. — Еще вопросы?

Больше никто не стал спрашивать. Татьяна Николаевна опять возмутилась такому ответу, но потом поняла, Кузьмич просто хочет еще немного припугнуть детей. Если бы он сказал, что обязательно спасет их, они, возможно, захотели бы попробовать.

— Спасибо, смотритель. Нам было очень… очень интересно. До свидания.

— До свидания дедушка Кузьмич, — нескладно попрощался класс.

— Ну прямо, как собачки… — пробормотал дед, выходя из класса.

— Я надеюсь, вы поняли, что кататься на льдинах очень опасно? — спросила учительница класс, когда старая деревянная дверь отрезала деда от них.

— Да тут и ежу понятно станет, — пробурчал из-за соседней парты двоечник Дима.

— Так, разговорчики! Тогда все посидите тихо, пока я выставлю вам оценки…

Когда прозвенел звонок, и, получив дневники, дети весело выбежали навстречу каникулам, во дворе Пашка увидел старую красивую машины. Что-то вроде машины Скруджа из мультиков «Утиные Истории». Рядом стояла тощая фигура Кузьмича. Старик внимательно разглядывал детей, и, как показалось Пашке, белые глаза выцепили из толпы его. Дед смотрел на Пашку почти минуту, Пашка таращился на него. Потом Кузьмич выкинул сигарету, которую даже не подносил ко рту, и сел в машину. Она заревела и Кузьмич укатил.

— Эй, Пашка, ты чего там? — спросил Илья, приятель и одноклассник. — Ты домой идешь?

— Да, иду. А где Сорокин?

— А его родители забрали.

Два мальчика пошли домой. Пашке предстояло идти долго, а Илье всего километр. Весна провожала детей в самом разгаре. Цвели деревья, пели птицы, трава была зеленая-зеленая, а запахи даже у мусорных ящиков источали свежесть весны. Мусор пах свежо, а это тоже радовало.

— Странный дед, да? — спросил Пашка.

— Да и не говори. Страхолюдина еще та. А ты про него не слышал?

— Чего?

— Ну ты, фраер, даешь! С Луны свалился? Он же знаменитость!

— Ну так ты местный, а я только лет пять как приехал. Рассказывай.

— Да так в общем враки всё наверное, — начал Илюха загадочно.

Он всегда так начинал очередную байку. Илья действительно родился в Заветах, как и два его старших брата, и эта развеселая троица обожала всякие страшилки. Ну что-то вроде «черной руки» или «гробика на колесах». И все три брата умели такие истории рассказывать действительно страшно. Пашка сам в этом убедился, когда прошлым летом их класс ходил в поход и с Ильей отправились братья. Тогда, возле костра, на фоне шума моря, их истории казались настолько жуткими, что классная заставила их замокнуть, но вот когда она уснула…

— Ну враки не враки, а ты давай колись, — сказал Пашка в предвкушении.

— А про него много всего есть. И, кстати, о льдинах тоже.

— Ну?!

— Баранки гну и тебе дам одну! Ладно. Короче, говорят, что — причем, не раз видели — как он людей на льдинах не только не спасал, а наоборот.

— Как это наоборот?

— А вот так. Как он и рассказывал, плывет кто-нибудь на льдине и в подводную канаву попадает. И тут Кузьмич на берегу появляется. У него с собой шест большой, да не настолько, чтобы до льдины достать. Ну он и говорит тому, кто на льдине, ты мне, мол, кинь свой шест, а я их свяжу и тебе протяну. Тот, естественно, кидает, а дед просто ломает его и уходит. А без шеста на льдине делать нечего. Так хоть шанс есть, что тебя на отмель вынесет и ты выберешься, а без шеста всё — кранты!

— Да враки. Людей же потом найти могут, они на Кузьмича настучат и его посадят.