Вот и маршрутка быстро подрулила, приглашающе распахнула автоматическую дверь. И местечко свободное выискалось, аккурат у окна. Можно на целых сорок минут расслабиться, бездумно в окно посмотреть. Можно и книжку почитать, конечно, лежит где-то в сумочке легкий дамский романчик, да только голодный желудок наверняка этого удовольствия не позволит. Не лезет в голову беззаботная беллетристика, не усваивается, когда в животе урчит.
Вечерний город плыл за окном летучей картинкой, перемежаясь редкими остановками. Водитель попался довольно лихой, ловко вплывал в зеленую светофорную полосу, благо пробки к позднему вечернему часу уже рассосались. Если б не голодный желудок, даже и удовольствие можно получить от такой езды. Эх, птица-тройка, черт возьми, как же есть хочется! Где-то в сумке шоколадка завалялась, погрызть, что ли?
Склонив голову, Лина заглянула в недра своей сумки, больше похожей на хозяйственную кошелку, чем на приятный дамский аксессуар. И тут же чуть не тюкнулась лбом в спинку переднего сиденья — маршрутка, взвизгнув, резко остановилась.
— Э! Полегче! Не дрова везешь! — недовольно проворчал сзади крепкий прокуренный мужской голос.
— Видишь, человек стоит, голосует, всем ехать надо… — негромко пробурчал водитель, открывая дверь, — ты сел и едешь, и другим ехать дай…
В салон, согнувшись в три погибели, неловко вошел высокий мужчина, огляделся растерянно. Даже, можно сказать, слишком растерянно. Шагнув вперед, плюхнулся на сиденье рядом с Линой, спросил тихо:
— Я до Пушкинской доберусь, как вы думаете?
— Да, конечно, через пять остановок будет Пушкинская, — вежливо кивнула Лина, снова предприняв попытку разыскать в сумке несчастную шоколадку.
— Хорошо… — отчего-то тяжело вздохнул мужчина, неловко повозившись на сиденье.
Мужчина этот вообще был какой-то странный. Нет, внешне с ним все было в порядке, конечно. Даже слишком в порядке. Неброский, но очень дорогой костюм, присутствие явной ухоженности на лице, несколько салонной даже. И — запах! Умопомрачительный запах дорогого одеколона, показавшийся нагло чужеродным в замызганном салоне маршрутки. Запах моментально окутал все пространство, и до водителя, наверное, доплыл, судя по его раздраженному оклику:
— Вновь вошедших прошу заплатить за проезд!
— А сколько стоит проезд? — снова наклонился мужчина к уху Лины.
— Двадцать рублей.
— Ага. Двадцать рублей. А что со мной будет, если у меня нет на данный момент двадцати рублей?
— Прошу вновь вошедших передать за проезд! — уже более раздраженно проскрипел водитель. — Что за дела, в самом деле? Мужик, ты платить будешь? Или плати, или выходи!
— Вы меня извините, дорогой, но так получилось, что у меня денег с собой нет… — вытянув шею, громко проговорил в напряженную спину водителя странный «вновь вошедший». — Так уж получилось, извините.
— Ни фига себе! — хрипло заржал сзади молодой голос. — На фирменный костюмчик да на бабские духи, стало быть, есть деньги, а за проезд заплатить — нету?
— Понимаете, у меня сейчас машину угнали… — чуть повернул назад голову мужчина и улыбнулся так, будто сообщил о чем-то очень забавном, — а там все было, и деньги, и телефон. Заскочил к приятелю, машину у подъезда оставил, а приятеля дома не оказалось. Вышел — и машины нет. Гол как сокол. Просил у прохожих телефон позвонить — не дали. Не пешком же мне идти, а? Что делать-то было?
— Так голоснул бы, до дома доехал да рассчитался! — злобно присоветовал уже другой голос, старческий.
— Так я и голоснул… Вы и остановились… Я и сам не знаю, зачем я к вам сел. От огорчения, наверное. Вы правы, надо было такси дождаться.
— Ну ты! Платить за проезд будешь или нет? Или плати, или проваливай! Я сейчас машину остановлю! — грозно предупредил водитель, и впрямь сбрасывая скорость и норовя подъехать к тротуарной бровке.
— Что ж делать, придется проваливать… — вздохнул странный пассажир, снова весело улыбнувшись, — чего ж вы такие злые-то, люди? Добрее друг к другу надо быть. Добрее.
— А ты в другой раз держи в дорогом пиджаке пару червонцев, мужик! — снова весело заржал молодой голос. — Мы здесь люди простые, мы машин не имеем, зато два червонца на маршрутку заработали! А ты давай, пешком потопай, тебе полезно будет!
— Да уж… Наши люди в булочную на такси не ездят… — насмешливо, но вроде как и совсем не обидно проговорил пассажир, поднимаясь с места. — Счастливого вам пути, граждане…
— Постойте! Постойте, мужчина! Сядьте, я за вас заплачу!
Черт его знает, почему Лине такая простая мысль сразу не пришла в голову! Подумаешь, двадцать рублей, делов-то. Наверное, запах дорогого одеколона ее обворожил. Быстро вытянув из удачно подвернувшегося под руку кошелька две десятки, она протянула их впереди сидящим пассажирам:
— Передайте за проезд, пожалуйста!
— Эх, повезло тебе, мужик! — никак не мог успокоиться обладатель наглого молодого голоса. — Ишь, на благородную дамочку нарвался! А то бы прошелся пару километров вприсядочку да в дорогих ботиночках, а?
Водитель, раздраженно цапнув свои законные десятирублевки, живенько отрулил от тротуара, ворча что-то себе под нос. Наверное, тоже про присядочку и про дорогие ботиночки.
Снова склонившись к Лининому уху, странный пассажир произнес уже без прежней насмешливости:
— Ну что вы… Не стоило, наверное. Я бы вышел, такси поймал. Теперь даже и неловко как-то. Ни разу в жизни за меня женщина не платила, альфонсом себя чувствую.
— Да бросьте! — легко отмахнулась от него Лина. — Мелочи какие!
— Ну, это как посмотреть… Вам, может, и мелочи. А вдруг для меня это принципиально?
— Чего — принципиально? Двадцать рублей? Не смешите. Скажите мне «спасибо», и хватит.
— Ах да… Спасибо, конечно. Только «спасибом» принципы не накормишь. А вдруг они меня грызть начнут, а? Ущемленные-то принципы?
Лина подняла на него глаза — а ведь мужчина не шутил. Абсолютно серьезные были у него глаза. Умные. Жестковатые. Немного самонадеянные. И лицо — как из журнальной картинки. Или из телевизора. Явно не молодое, но очень по-мужицки ухоженное. Седина на висках, жесткие складки щек, волевой квадратный подбородок. И — запах…
— Давайте мы с вами так поступим… Напишите-ка мне ваш телефон на бумажке. У вас найдется ручка с бумажкой? Вам завтра позвонят, и вы скажете, куда долг принести.
— Да ну… Не надо. Зачем?
— Так найдется ручка с бумажкой? Или мне у пассажиров попросить?
— Найдется, найдется… — вздохнув, снова закопошилась в своей сумке Лина, — найдется, если вы так настаиваете.
В кармашке сумки нашелся клочок какой-то квитанции, в косметичке — старый карандашик. Нацарапав на клочке свой мобильный номер, она протянула его мужчине, пожав плечами. Надо же, странный какой. Наверняка тут же посеет его где-нибудь. Вон как небрежно сунул клочок во внутренний карман пиджака.
— Следующая остановка — Пушкинская. Подъезжаем уже. Вам же на Пушкинскую надо было? — вежливо улыбнувшись, спросила Лина.
— Да. Спасибо. Счастья вам, добрая женщина.
Встав с места, мужчина улыбнулся, неловко заторопился к уже открывшейся двери. Выходя, замешкался на неудобных ступенях, слегка ударившись лбом о притолоку. Нет, совсем не умеет в маршрутках ездить, бедолага. Все-таки интересно, кто он? Высокий чиновник? Депутат? Бизнесмен? Владелец домов и заводов, газет, пароходов?
Задумавшись, Лина чуть не проехала свою остановку. Торопливо выстукивая каблуками, прошла вдоль темных домов, юркнула в родной подъезд. Дома, слава богу. Женька уже спит, наверное. По крайней мере, в окнах было темно, когда мимо проходила. Или опять ее дома нет?
В прихожей горел свет. На полу, притулившись друг к другу, стояли Женькины босоножки, а рядом… И помыслить страшно, что она увидела рядом с ними! Мужские ботинки! Или как там их еще называют? Туфли, мокасины?! Боже, да какая разница, как их там называют! Главное — стоят, сволочи…
Осторожно обойдя их стороной, Лина на цыпочках прокралась на кухню. Нет, почему на цыпочках-то? Как в чужом доме. Что вообще происходит, в самом деле?
— Мам… Ты чего так рано?
В дверях кухни стояла Женька, щурилась от яркого света. Всклокоченная, в кое-как запахнутом халатике.
— Жень! Ты не одна, что ли?
Какой голос получился испуганный. Тоже, строгая мамаша нашлась.
Переступив босыми ногами, Женька пожала плечами, глянула на мать немного смущенно, немного насмешливо.
— Ой, да ладно тебе, мам. Я уже большая девочка. И чего ты так рано-то?
— Почему — рано? Половина двенадцатого, между прочим.
— Да-а-а?.. Это что, мы проспали, что ли?
— Выходит, проспали. Давай веди сюда своего проспавшего, чай пить будем. Я голодная, как черт.
— Ага, сейчас…
Тихонько хохотнув, дочь развернулась, прошлепала в свою комнату. Вскоре и оттуда уже раздалось неловкое шумное хихиканье, и здоровенная тень в джинсах прошмыгнула в ванную. Зашумела вода — включился душ. Пришлось плотно закрыть дверь на кухню, чтобы не смущать молодого человека, когда тот из ванной выходить будет.
Так. Значит, чай пить будем. А что у нас есть к чаю? А ничего нет. Бутербродами обойдемся. С колбасой, с сыром, с заморской кабачковой икрой. Или в приличных домах не едят нынче кабачковую икру?
Ладно. Тогда хоть приличные чашки поставим, из бабушкиного сервиза. Бабушка, помнится, этим сервизом очень гордилась, даже название произносила с вежливым придыханием — «Мадонна»… И близко подходить к нему не давала, можно было только издали любоваться на роскошество переливчатых картинок. Хотя Лина, маленькая, и умудрилась-таки, грохнула одну из чашек, когда полезла зачем-то на полку допотопной стенки, где этот сервиз всегда возлежал с достоинством барина, случайно попавшего в холопскую избу. У бабушки после разбитой чашки чуть инфаркт не случился! Мама потом ей выговаривала — зачем, мол, ребенка пугаешь. Подумаешь, чашка, горе какое! А для бабушки и впрямь было горе. Вот времена были! Зато сейчас… Бабушки давно на свете нет, а пять оставшихся чашек спрятаны в дальний угол кухонного шкафа, как не востребованные. Неудобно из них оказалось чай пить. Да и вообще… Ну их, эти чашки! Что за смешной парад, в самом деле?
Заваривая чай и накрывая на стол, Лина и сама не заметила, как уплела все бутерброды. Надо нарезать новые. Вон, и юные любовнички уже идут, кажется…
— Мам, познакомься, это Денис! — торжественно представила ей Женька переминающегося в дверях высокого парня с модной стрижкой ежиком.
Ничего, красивый. Косая сажень в плечах, крепкая шея, взгляд открытый, хоть и смущенный. Улыбнулся, руку протянул для знакомства. И рука хорошая, ладонь мягкая, но не рыхлая. Вот, значит, из кого нынче чиновников делают. Не из мозгляков-очкариков, а из таких вот улыбчивых здоровяков. Даже где-то и обнадеживает.
— А это моя мама, Марина Васильевна, — торжественно представила ее Женька. — Только ее Мариной никто не зовет. Вообще-то, она Лина. Зови ее Линой Васильевной, так проще будет.
— Очень приятно, Лина Васильевна.
— Взаимно, Денис. Ну что ж, садитесь, чай пить будем.
— Наверное, поздно уже? Может, в другой раз?
— Ну что вы, Денис! Нисколько не поздно. Садитесь, не стесняйтесь! Вот бутерброды, пожалуйста. Вы ведь, наверное, проголодались?
Так. Похоже, что-то лишнее ляпнула. Вон как парочка старательно в себя улыбки запрятала. Интересно, что она такого смешного сказала? А, ну да… Вроде того — перетрудились-проголодались…
Дальше чаепитие пошло в некоторой неловкости. Надо бы мало-мальский диалог обозначить, да только какой? Не о планах же на жизнь этого парня спрашивать. Еще подумает ненароком, что Лина в тещи набивается.
— Вы на каком курсе учитесь, Денис?
— Четвертый заканчиваю. До диплома год остается. Совсем скоро буду полностью самостоятельным.
Ишь, как оттарабанил, будто отчет дал. А лоб-то, лоб как нахмурил! И губу прикусил, и чашку от себя отодвинул! И Женька тоже — смотрит на него, замерла будто.
— Лина Васильевна, я… В общем, я поговорить с вами хотел. Не знаю, с чего начать только.
— Ой, не пугайте меня, Денис…
— В общем, я люблю вашу дочь. Женю то есть люблю. И она меня тоже любит. И мы скоро поженимся, наверное.
Вот это да! Что называется, приплыли! А как на такие заявления потенциальные тещи реагируют, интересно? Может, слезу умиления пускают? Или в позу встают — не отдам, мол, свое родное дитятко? И молчать вроде как нельзя, нехорошо получается.
— Так поженимся или наверное? — спросила первое, что взбрело в голову.
— Что? — испуганно поднял на нее глаза Денис.
— Ну, вы сказали — поженимся, наверное…
— А! Ну да. Извините, я просто очень волнуюсь. Конечно, поженимся. Без наверное.
— Мам! Ну что ты его с толку сбиваешь? Не мешай. Пусть дальше говорит… — с радостной насмешливостью пропела Женька, коротко погладив парня по плечу.
Он тут же развернулся к ней всем корпусом, задрожал губами, пряча бьющую через край улыбку. Спросил тихо:
— А что еще надо сказать, Жек? Вроде я все сказал…
— Ну я не знаю… — задумчиво протянула Женька, уперев щеку в тощий кулачок. — Наверное, надо пообещать, что ты меня всю жизнь любить будешь, на руках носить будешь… Откуда я знаю, что еще надо говорить? У меня опыта предложения руки и сердца нету!
— Скажите, Денис… — немного нервно сцепив пальцы, тихо проговорила Лина, — а родители ваши… Они в курсе вообще ваших планов?
Денис поднял на нее глаза, посмотрел несколько удивленно. Было в этом удивлении и еще что-то, похожее на короткое смятение, будто она бог весть о чем спросила.
— Нет, Лина Васильевна. Они не в курсе. Они сейчас в отпуске, на Бали отдыхают. Через три дня прилетят.
— Бали — это Индонезия, да?
— Ну да… — пожал плечами Денис.
— Далековато…
— Да нормально. Они любят на Бали отдыхать.
— Значит, они прилетят, и вы сразу объявите о своем решении?
— Мам! Ну чего ты на него давишь! Тебе что, поскорее меня с рук сбыть хочется? — насмешливо проговорила Женька, подмигнув Денису.
— Да я не давлю, упаси бог… — махнула рукой Лина. — Просто… Это же очень серьезный шаг, сама понимаешь! Родители по меньшей мере должны быть в курсе.
— Ну и будут они в курсе! Днем раньше, днем позже, подумаешь! — легкомысленно пропела Женька.
— Да. Я обязательно им Женю представлю, когда прилетят. И все им скажу… — решительно кивнул Денис, но тут же будто и сник. Пробежала по лицу короткая тень смятения и спряталась за полуулыбкой.
— Да все будет нормально, мам! Не переживай!
Женька опрокинула в себя одним глотком остывший чай, со стуком поставила чашку на блюдце. Глянув на Дениса, без обиняков спросила:
— Ты ночевать у нас останешься или домой поедешь?