Молох

— Вот, я его зарядил. А вот это — перед носом замаячили, поверх моих двух коробок пуль, ещё две. — 28-й калибр. Разрывная вещь.

— И тебе доброго утра.

Мы сытно поели, выпили. Миха, который, видать, не слышал поговорки «когда я ем — я глух и нем», инструктировал меня. Что говорить? Даром время зря не теряет. С таким человеком и из глубин Мохаве выберешься без воды.

Суть миссии заключалась в том, что мне велено попасть на Волковскую и сделать это можно, разумеется, через пересадочный узел Пушкинская-Звенигородская. У нас в питерском метро до сих пор оставались плохо изученные станции и даже два узла. И через оба мне придётся перейти — Владимирская и Пушкинская. Одно было известно, что бордюрщикам места не принадлежали. Насколько я понял, в их директиву, а также во владения Вегана входила отвоёванная Чернышевская, плюс север Синий ветки, начиная с Невского Проспекта и потопленной Горьковской, заканчивая жмуриками-каннибалами с Просвета. Именно каннибалы помогли москалям в кровопролитной войне с Невскими. Гостинка принадлежала приморским. Что творилось на Парнасе — одному Богу известно. Одни говорят, что там Эльдорадо — страна золота, другие, что ад земной.

Ко всему прочему, Веган готовил наступление на участок Новочеркасская — Дыбенко. Но последнюю сукины дети вряд ли захватят: грибники в срочном порядке выстраивают оборону и набирают рекрутов с Народной, якобы, вручную пробившей выход к некой «Меге»: клондайку диггеров. Таким образом, картина петербургской подземки чётко вырисовывалась в моей голове. Я же должен был в указанном месте и в время (два дня, чтоб добраться) встретиться с адмиралтейским диггером по кличке Кензо. Приморский Альянс был ошарашен новостью о том, что я выжил. Карпов заранее знал, что встреча с загадочным Кензо будет поручена мне. Аккурат сей ночью он связался с Постышевым, тот тут же попросил о встрече. Пока я спал, Вышинского проконсультировал мэр Гражданки. Короче, всё было продумано заранее и без меня.

— Ты встретишься с Кензо, чтобы передать ему информацию о том, что вы обнаружили в Кавголово. Он знает некий метод, как избавить тебя от амнезии и всё вспомнить. Сами мазутики с грибниками к этому руку приложили.

— Да, понятно. Слушай, но почему я должен идти один? И вообще: как я пройду мимо бордюрщиков? Это же чистой воды самоубийство!

— Всё в порядке, Молох. Ты та птица, которую никто не знает, не видел в лицо. У нас тут все как на ладони, любая рожа знакома. У них чекисты — смышлёные парни. Вмиг вычислят. А ты человек без прошлого. Вон, только ксива есть. В общем Карпов подделал бумагу, по которой тебя обязуют пропустить через Чернышевскую и Восстания. Успокойся, депеша рассчитана на военное время. По ней, ты — учёный с Академы, отправляющийся на учёбу к мазутам. Тебе надо будет перебраться через Стикс, а там может понадобиться ремингтон, ну и в тоннелях… у нас тут крысы видали размером под метр. П…здец. Уж извиняй, диггер, не до сантиментов. Далее на Площади Ленина дробовик придётся оставить у военврачей. С ним тебя потом не то, что не пустят, а пулю всадят без предупреждения. Сам понимаешь, какой там у них шмон. Тело выбросят в воды Горьковской. Отлаженная система. По слухам, москали там скоро ходить смогут — трупы то, как правило, не тонут. Есть и положительная новость — не взирая на войну, ношение на нож имеешь право. Новый указ Вано.

— Вано?

— Властитель Восстания-Маяковской. Избран месяц назад на высший пост.

— Так, Миша, придержи коней. Давай теперь по порядку. Я тут по ходу понимаю, как у вас всё устроено. Империя и бордюрщики ратуют за диктатуру, Альянсы за демократию, а на деле — за власть воров. Какая была до Катастрофы, такая и осталась. На чьей стороне коммунисты?

— Эх, Саша-Саша. Обобщаешь ты, но в целом прав. Коммунисты — они… как бы тебе сказать? Нейтральны. Для них главная ценность — партия, всё остальное — чужеродные элементы. Воняет той же диктатурой, не чуешь? Если ты подумал, что захочешь помощи от них, то не думаю, что получишь её. Если даже всё метро будет под властью Вегана, то коммунисты и тогда станут отвоёвывать Звёздную. Один раз в девяносто первом они просрали державу, второй раз не намерены. Они только кажутся мирными, на самом деле похлеще отморозков с Кирзы да с Нарвы. Там то вообще анархия. Так что гиблое это дело, солдат. К тому же ты знаешь свою цель. Коммунисты нам не по пути.

— Да уж — заходил я от возбуждения по комнате. — Хорошо. Что такое Стикс?

— Опасное место, скажу я тебе. В девяносто пятом году в питерском метро произошёл размыв. Знаешь, что такое плывуны? Насыщенный водой грунт. И вот этот грунт размыл тоннель между Мужества и Лесной. После Катастрофы авария, как и ожидалось, повторилась. Не забывай, что Северный Альянс включает в себя ещё Лесную с Выборгской, но общаться с ними трудно из-за размытого тоннеля. Вода затопила всё; вовремя гермоворота успели запечатать. Реку в проходе мы прозвали Стиксом. Река мёртвых. Остроумно, не находишь? В том году один молодой парень хотел попасть на Мужества, сел в лодку, а спустя неделю к станции прибило труп, расчленённый надвое. Причём поперёк. Вторую половину не нашли, только кишки прибило к перрону. С тех пор редко стали использовать переправу.

Вслед за последней фразой наступила неловкая тишина. Я представил себе тело человека, распиленного поперёк. Дьявол! И вновь вспышка боли. Не подавай вид, Молох, будь сильнее!

— Насчёт пятой ветки хочу уточнить.

— Фиолетовой? — поднял бровь Вышинский.

— Угу.

С пятой веткой вообще обстояла труба. То, что севернее Адмиралтейской — Зона Отчуждения. Не в плане того, что там стоял какой-то повышенный радиационный фон как в Автово, а то, что облюбовали места бывшие убийцы, насильники. Все они были сосланы на те станции и не влезали в дела подземки. Передвижение было свободное, никаких постов, гермоворота всегда открыты, но никто туда, собственно, не совался. Незачем было. К тому же редко, но бывали случаи исчезновения людей. Вышинский сказал, что это всего лишь слухи, чтобы попытаться очернить Отчуждённых, которые уже давненько никого не убивали. Вообще, у нас народ в большинстве своём стадный — как раньше с лёгкостью подавался на общественное мнение, так и сейчас. На Коменданте же жила община, у которой царила утопия. Всё своё — дети, жёны, имущество. Идеальное и одновременно самое ужасающее место подземки наравне с Парнасом. Юг Фиолетовой ветки — местное кладбище. Волковская, Бухарестская и Международная полностью завалены трупами. Их складывали туда как штабеля. Тех, кто сгинул от радиации, погиб от мутированных крыс, диггеров, смертельно раненных после вылазок в город, а также лиц, погибших в междоусобных войнах. Правда, версия о появлении усыпальницы подвергалась сомнениям.

— Вы мне предлагаете встретиться на кладбище?

На самом же деле Волковская была фактически целёхонькой. Необитаемая покинутая станция, которую боялись заселять. А зря. Миха поведал тайну, что Волковская вовсе не завалена телами. То был метрошный миф, в который все почему-то верили. Даже москали с Вано не знали о реалиях. Про Веган, к сожалению, не известно. Потому встреча именно на Волковской была так идеальна — глухое место, в котором нет ни шпионов, ни посторонних людей, решавшихся погреть уши. Вообще никого, лишь глухие стены. Я инстинктивно огляделся. Интересно, сколько предателей состояло у нас, среди резидентов Гражданского Проспекта? Не говоря уже об Альянсе в целом. Таких без суда и следствия к стенке и свинца в затылок. Коммунистов, в таком случае, оправдать можно.

— Молох, ты всё понял? — главковерх положил руку мне на плечо. — И никому не доверяй, кроме своего ножа и ремингтона. На Волковской будешь действовать уже под началом Кензо и Приморского Альянса. Надеюсь, ты всё вспомнишь.

Я покорно кивнул. Мы стали собираться. Миша вручил мне авоську с продовольствием, противогаз, фонарик, и все те вещи, с которыми меня встретили на Гражданке. Без лишней суеты и, стараясь быть незамеченными, мы направились в сторону Академки.

— Миш, постой…

Мы встали около чрева тоннеля.

— Мне снился сон, возможно, воспоминания. Ты не знаешь, была ли с нами девушка во время операции?

— Да, с вами была одна девушка. Хороший солдат.

— Там что-то пошло не так. Мне кажется, нас в Кавголово ждали с другой целью. Хотели убрать.

— Ответ в твоей голове, Саша.

Одно стало железно — то была моя память. Девушку я любил и она умерла по вине либо Вегана, либо бункерских. Монстры же у нас пока, к счастью, не умели стрелять. Для себя я поставил главную цель — узнать правду и отомстить. Пообещал ради Неё. Тем временем, Вышинский провёл меня ещё дальше, затем остановил у самой границы станции.

— Слушай, а почему вы не закрываете гермоворота? — решил я отвлечь мысли. Да и прощаться не хотелось.

— Надобности нет. Веганы пока до сюда не скоро доберутся, у военмедиков там прочная оборона, опасаться нечего. Ну и Стикс на пути. А соседи — друзья наши. Вот в Девяткино — да, ворота сломаны. Мы не знаем, почему. Так было изначально. После того, как собаки Павлова загрызли нескольких гражданских, мы установили там два поста — первый и второй. Думаю, после смерти Гришки мы усилим охрану второго, Внутреннего КПП. К Девяткино же более никого посылать не будем.

— Дела — не нашёлся я ничего сказать.

— У меня к тебе просьба. Будешь на Академе, передавай пламенный привет Луначарскому. Он у них там губернатор, ты поймёшь. Мы его уже предупредили о тебе.

— Губернатор, говоришь?

— Ага. Ну, должность, равносильная мэру, коменданту, властителю. Да даже генсеку, чёрт возьми. Что интересно, у всех станций Северного Альянса мэры правят, а у одной Академической губернатор. Обособленная вообще станция.

— Может, оно и правильно — задумался я. — С исторической точки зрения. До Катастрофы у нас в Питере были губернаторы, но после развала Союза первым так и так рулил мэр. Кобчак, вроде бы.

— Всё ты знаешь, Молох.

Я улыбнулся. Нутром понимал, что вижу Гражданку и Мишку Вышинского в последний раз. Хорошо, что Карпов со своими советниками не пришёл проститься. Уж кого-кого, а его с чего-то видеть не хотелось. Мы с Вышинским пожали друг другу руки. Перед нами расстелился КПП. Двое охранников открыли ворота, пропуская меня вперёд. На сей раз свет неоновых ламп слепил, но было намного спокойнее. Перед тем, как раствориться в тоннеле, меня как будто током ударило.

— Миша, а как её звали?

К счастью, он понял, о ком я. И крикнул, когда я уже был в не поле его зрения, скрываясь за первым углом железнодорожных путей.

— Рита.

Глава 2. СТИКС

Переход от Гражданского до Академической прошёл без приключений, разве что малость устал. Не зря этот тоннель считается одним из самых длинных в питерской подземке — около двух с половиной километров. Как раз путь от Лавриков до Девяткино с умиравшей Ритой на руках. Теперь дорога заняла около двадцати минут. Когда-то я слышал легенду, ещё до войны Альянса с Веганом, будто с зоопарка на Горьковской в город сбежали все звери, но один тигр всё таки ушёл в метро. Конечно, с тех пор прошло много времени и утекло немало воды, но тревожное чувство не покидало. На всякий пожарный, я взял ремингтон в одну руку, фонарик в другую.

В полусотне метров от поста КПП на стене двери, ведущей в подсобное помещение, я уловил след крови, тянувшийся внутрь комнаты. Чего меньше всего мне хотелось, так это дёрнуть запачканную тёмно-красным цветом ручку двери на себя. По телу пробежал холодок. Стараясь не сбиваться с темпа, я прибавил ходу и уже через минуту предъявлял депешу двоим дневальным с Академки.

— Ребят, как можно встретиться с Луначарским?

— А он сейчас на Мужества, ступай туда. Если хочешь, можешь оглядеть станцию. Местечко у нас спокойное, красивое. Или по путям отправиться дальше, мы сообщим о тебе на наш второй пост.

— Спасибо. Но я, пожалуй, пройдусь по станции. От рельсов уже тошнит.

Академическая считалась самым безопасным местом всей питерской подземки в виду её удалённости от очагов войны, и по уровню жизни. С севера не досаждали мутанты с Девяткино, ибо станция была под усиленной охраной Гражданского Проспекта и Альянса в целом. Да и вследствие длинного тоннеля монстры сюда просто-напросто не залезали. Здесь же проживали великие гении метро. Луначарский, исходя из вспышек в моей памяти, тоже был человеком науки и видным хозяйственником. Часть жителей (по легенде, как и я) отправлялась на учёбу к мазутам. Кто оставался на Техноложке, кто возвращался обратно и вкладывал все свои силы и ум на процветание обители. Ухоженная, чистая колыбель, сохранившая свой родной оттенок — небесно-сероватый. Такую гамму предавали пол из серого гранита и путевые стены, облицованные белым мрамором. Колонны также сочетались с цветом пола и стен.

Размеренным шагом я двигался вперёд до другого конца станции. Кое-где я чувствовал на себе взгляды детишек, умудрённых старцев, которым больше было в диковину увидеть солдата с оружием наперевес, нежели захудалого ботаника. Уверен, некоторые из них не знали слова «диггер». Торговля на Академке шла меньше, а если она и попадалась, то предлагали в основном книги. Кто бы сомневался? Мой взгляд упал на учебник по ядерной физике. 11-й класс. Вместо сказок на ночь: незавидное детство. Единственное, что удручало, так это дома — точь-в-точь такие же, как у соседей — палатки да картонки. Уверен, на остальных станциях Альянса обстояла схожая ситуация.

Не успел я дойти до края Академической, как сзади меня одёрнул ребёнок. Вот что значит потеря бдительности и детский дух, не обременённый тяготами взрослого мира. Той самой жизни, уничтоженной нами за доли секунд нажатием красной кнопки.

— Дядя, а вы сталкер?

— Почему ты так решил?

— Мне рассказывали, что сталкеры ходят по Зонам и водят туда людей для исполнения их желаний. Я подумал, что они выглядят как вы.

— Ну что, сталкеры, в путь — Карпов и Луначарский (так вот, как ты выглядишь) разглядывали семерых солдат подобно своему уродливому детищу, рождённому ими на свет. Чудовище Франкенштейна — печальное и чуждое для нашего мира. Я поглядел на Риту, незаметно взял её руку в свою. Нутром почувствовал, что задание станет последним для нас, что более не увижу ту, которая стала бы для меня невестой, не увижу света ламп родного метрополитена. Насчёт последнего, как оказалось, я ошибся.

Мэр и губернатор ещё раз оглядели нас, лично пожали руки каждому, после чего мы, смертники, тронулись в путь. Шестеро из нас более не узреют Площади Мужества, скрывавшейся позади в тоннеле. Но сейчас все бойцы счастливы, на мордах улыбки, одна Рита глядит на меня и крепче сжимает руку. Будто боится и не хочет потерять меня. Губы разлепляются и детский голос из её уст вопрошает: «С вами всё в порядке?»

— Дяденька, я говорю, с вами всё в порядке?

— Угу, всё хорошо — пришёл я в себя. — Сталкеры в книжках. Имеет смысл то, что лежит наяву, что видят глаза и чувствует сердце. Я — диггер. Вот, возьми это.

Не знаю, что в данный момент мною двигало, но я протянул мальчугану банку тушёнки и патрон 28 мм.: обменяет его на сборник сказок, если отыщет, или же оставит себе на память. Что-то родное чувствовалось в парне, что-то своё. И я понимал, что должен во что бы то ни стало помочь ему. Пусть самым малым. Не пошли бы мы тогда в Кавголово, наверняка, воспитывали бы с Ритой через пару лет точно такого же сорванца, который здесь и сейчас стоял передо мной. Невинный, расплачивающийся за наши промахи, за то, что мы лишили его неба над головой, солнца, дождя и снега, взамен накормив радиоактивными осадками.

— Спасибо, дядя.

— Это тебе спасибо. Как тебя зовут хоть?

— Пашка. А вас?

— Меня… — я огляделся. На стене красовалась эпитафия «Теперь все чудеса техники и завоевания культуры станут общенародным достоянием…». — Я однофамилец вон того.

— Вы сам Ленин? — Павел округлил глаза.

— Нет, конечно, не тот — мы оба стали смеяться. — Но буду стараться. Ну всё, иди, Паш.

— Я вас не забуду, диггер.

«Я тоже», — только хотел сказать я, как мальчуган скрылся. Да, ради такого, мать вашу, стоит устроить войну всем веганцам, а на закуску лично подвесить за неприличное место Вано. Цель придала силы. Мысленно прощаясь с Академкой, я спрыгнул на рельсы, подошёл к посту КПП. Там меня встретил всего один солдат, который отдал честь и без слов пропустил дальше. Следующая остановка — Политех. Благо, переходы недлинные, но лучше перестраховаться и держать винтовку наготове. Крыс, размеров со среднестатистического гнома (скоро сами такими же будем), пока ещё никто не отменял.

Путь до Политехнической занял куда меньше времени, так как здесь уже был один из кратчайших питерских тоннелей. Я знал одну простую жизненную аксиому, что, стоит расслабиться, как опасность сама тебя найдёт и укусит за задницу. Вопрос заключался в том, насколько большой кусок она у тебя оттяпает, если, конечно, целиком не откусит седалище. Как нарочно, ничего не происходило — затишье перед бурей затягивалось. Разве что один раз угодил в лужу, смачно отматерившись. Вода зачерпнулась в кирзу. Ненавижу рельсы, лучше бы по городу шёл, веселее было бы. Впереди замаячил пост: один человек. Ни Калаша, ничего при патрульном не заметил. Да уж, сюда бы Вышинского, быстро порядочек навёл.

— Ваши документы — низким голосом начал постовой. Я невольно улыбнулся, ощутив себя малолеткой, которого застукал мент за распитием алкогольной продукции. «Мои», — захотел сострить я.

Мент, в смысле, патрульный, долго глядел на депешу, но пропускать не собирался. Неужто его не предупредили или он читать не умел? Паренёк засуетился, стал оглядываться назад, пытаясь кого-то позвать. По иронии, рядом никого не оказалось. Ай да не в поворот. Далее случилось первое за сегодня любопытное событие. Постовой достал Калаш, после чего на моих глазах долго пытался справиться с поворотным затвором. Старался на славу, даже без страха: молодец, ничего не скажешь. Осталось Орден Трудового Красного Знамени вручить, в рот компот! Интересно, за кого он меня считал?

— Дай помогу — решил я разрядить обстановку, стараясь всеми своими вибрами сдерживать смех.

— Я сам — дневальный, доперев, что сказал глупость, осёкся. — А ну стоять!

Мент (это слово ему куда чётче подходило) направил на меня незаряжённый Калаш. Лёгким движением руки я вырвал его из рук и уже направил в сторону постового. Того как будто зацементировали с поднятыми кверху руками. Я подошёл ближе, глянул ему прямо в глаза и сказал пару ласковых. Пускай считает, что пожурил по-отцовски. Вернув Калаш, хотя мог бы и забрать, но из-за всякого сброда не хотелось портить отношения с гражданскими, двинулся дальше. Я был готов к тому, что произойдёт дальше. В уши вклинился звук перезаряжаемого затвора. Не долго думая, я выхватил нож, так же быстро развернул корпус и метнул орудие в сторону мента. Всё сработало как по маслу — нож, мгновением мелькнув в воздухе, врезался в лоб патрульному тыльной стороной рукоятки.

Постовой плюхнулся на задницу, ошарашенный тем, что сейчас произошло. Я подошёл к нему, пнул АК-47 как можно дальше в тоннель. Пускай поищет. Хотелось дать ему по роже за упрямство, даже за слёзы, которые только что полились из его глаз. По-моему, несостоявшийся герой сам до конца не понимал, что жив. Хрен с ним. Я поднял нож и напоследок пригрозил им менту. Парень заскулил. Напоминало чем-то собаку Павлова, готовую в любую минуту вгрызться в горло, перемалывая ко всем чертям кадык.

На Политехнической я задерживать не хотел, да и смотреть здесь особо было не на что. Односводчатая станция, представлявшая собой большой единый зал. Металлические конструкции отделаны жёлтым металлом, предавая месту окрас старой меди. Нечто похожее должно иметь место на Гражданке, но Политеху подфартило больше. Посерёдке, благодаря большому объёму обители, расположились фермы, на которых разводили, преимущественно, свиней. Глядя в перекошенные лица свинопасов, неволей начинаешь задумываться — у кого больше разума? У свиней, или же у хозяев их, становившихся со временем точь-в-точь таким же скотом?

Никто на меня не обращал внимания. Скорее, шарахались в сторону как от облучённого радиацией субъекта. «Облучён, значит обречён», — ходила по метро поговорка. Перед тем, как покинуть станцию, неприятная картина успела меня застать — один из свинопасов стал свежевать при мне свинью. Хрюшка, точно припадочная, заверещала, после чего из неё на серый гранит посыпались кишки вперемешку с кровью. Я бросил взгляд на человека, ставшего палачом для свинки. Взгляд нифига не выражает. Может, мне показалось, но вместо носа у того и в самом деле был пятачок… В основной своей массе, жители Политеха — бывшие студенты и преподаватели петербургского политехнического университета. Вот такая метаморфоза может случиться с людьми, когда «гениальные мыслишки» решат в один прекрасный день нажать Ту Самую Кнопку, замарав свои руки в крови (костях?) более семи миллиардов человеческих жизней.

На втором посту встретивший меня юнец (судя по роже, брат мента), не стал спорить и тупо отбежал в сторону. Да, веселить, гады, умеют. Третий за день тоннель тоже не принёс никаких опасностей. Вот только мысль о тигре заставила лишний раз съёжиться. Я не стал торопиться и всё больше уделял внимание тому, как бы не угодить в проточные лужи. Хорошо, что сами рельсы не под напряжением. На половине пути я решил попить водички да справить нужду. Закончив со своими делами, меня ждал КПП на Площади Мужества. Точнее, его отсутствие. Браво! Здесь меня, как тому и положено, ждали.

Не успел я оглядеть станцию, по своей конструкции идентичную Политеху, разве что цветовая гамма иная (с медного на мраморный), как меня встретили трое хлопцев в армейских камуфляжах. На ногах суровые берцы, повидавшие земли Афгана, Чечни. Мать моя женщина, да даже Берлина. В руках у каждого по автоматической винтовке М-16: в миру известна как штурмовая.

— Александр Ленин? — отозвался один из постовых.

— Так точно. Называйте меня…

— Покажите мне ваш паспорт — перебил солдат, не отрывая от меня взгляда.

Удостоверившись, что я — А. Е. Ленин, а не кто-то другой, мы принялись за знакомство. Главного у них, спрашивавшего у меня ксиву, звали Горцем из-за характерных южных черт лица. Двое других — Град и Глыба. Две (а в целом все три) «Г», решил запомнить я. Стрелять-копать, не хватало какого-нибудь Грома для полноты картины. Мы решили обходиться без настоящих имён.

— Извиняй, что пришлось спрашивать у тебя паспорт, Молох, но времена сам понимаешь какие. Каждая мелочь важна.

Я сразу зауважал Горца — человек своего дела. Интересно, кто эти трое мужиков? Насколько я знаю, Гражданский Альянс не вооружал своих солдат и диггеров такими винтовками. Если только они давно были закуплены у приморских на случай ЧП. Сейчас военную торговлю невозможно было наладить в связи с перекрытием каналов. Пока я размышлял, мы завернули за угол и сразу наткнулись, скорее, не на дом, а на убежище. Железные пластины заменяли стены и потолок. Да, по-моему, это был единственный в таком роде «дом» на Мужества. И было ясно, кого я там встречу… Хеллоу, губернатор.

Чувство тревоги на секунду устроило безумную пляску у меня в голове. Позади нас в противоположном конце станции гермоворота сдерживали Стикс. «Река мёртвых». Но перед тем, как войти в убежище, я глянул поверх себя. Вот она — гордость Площади Мужества! Торец станции, украшенный надписью с величавой пятигранной звездой над ней. В память о тех, кто пал в Великой войне давних. «СЛАВА ГЕРОЯМ ТЕБЯ ЛЕНИНГРАД ОТСТОЯВШИМ».

— Я не понимаю — взгляд долго не останавливался на человеке, стоявшем напротив меня. Оппонент прислонился к миниатюрному шкафу.

— А в чём дело? — Карпов, так и не отлепляясь от шкафа, принялся рыться в карманах пиджака, пока не достал сигару. Облачко дыма тут же заполонило комнату. Как при газовой атаке, придуманной предками в их Первой Великой войне. — Молох, попейте для начала водички, вы устали.

В убежище помимо нас, диггеров, находился мэр со своим личным охранником. Мужика я видел впервые — самый настоящий мордоворот. Такие расхаживали в девяностых в малиновых пиджаках. Будет у нас рэкетиром. Я покорно взялся за воду. Пускай думают, что доверие моё завоевали.

— Коротко. Луначарский пропал — Карпову было не занимать переходить сразу к делу и думать исключительно наперёд. Небось, в свои времена КМС по шахматам заполучил. — Этой ночью ко мне отсюда поступил сигнал. Губернатор, ничего не объясняя, выдвинулся в сторону Площади Ленина. Причина неизвестна. Его сопровождали двое телохранителей. Шли через Питер. Последний сигнал поступил на Лесной, когда те были внутри метро. После Лесной тишина: до Выборгской не добрались. Там они шли уже тоннелями, по городу пройти не вышло — их застал Библиотекарь. Пришлось отступать.

Библиотекарь — ещё одно из чудес света в Петербурге, возникшее после ядерного удара. Поговаривают, что это не был вовсе никакой человек. Издалека, конечно, он походил на живое существо, но вблизи объект представлял собой наваленные друг на друга книги поверх зелёного плаща. Плащ, скорее всего, служил ему кожей, а не одеянием. Руки-книги были сложены на груди, за место пальцев — ленты-закладки. Поэтому издалека Библиотекаря можно было принять за монаха. Лицо — серия из пяти книг: одна плашмя на подбородок с шеей, одна на лоб, одна на нос ребром и две, стоявшие вертикально, заменяли щёки. Лишь уши и глаза настоящие. Тому, кто встречался с Библиотекарем, открывались страшные истины. По слухам, человек узнавал тайну геенны огненной и даже бывал Там. После чего жертва не выдерживала и кончала жизнь самоубийством: обычно путём вырывания своих глаз или утопления в Неве, где на дне их уже поджидал Распутин. То ещё предание. Крепкие же духом навсегда теряли разум и становились овощами, так и не сумев раскрыть завесу Бытия. Как бы не описывали Библиотекаря (откуда вообще берутся слухи?), вообразить его мне представлялось большой трудностью.

— Сейчас вообще под Куполом неспокойно — продолжил мэр. — С юга мигрирует стая птеродактилей. Вам, Молох, я доверяю команду. Думаю, вы уже успели познакомиться. Парни проведут через Стикс и заодно дойдут с тобой до Выборгской. Мы полагаем, что-то случилось с Луначарским именно там. Но это уже не твоя забота. Далее продолжишь путь один как намечал.

— Я всё понял — шестое чувство подсказывало, что Карпов не договаривает или же вовсе врёт. Надо этого типа держаться стороной. — Скажи только, как ты смог опередить меня и что Луначарскому понадобилось именно здесь?

— Опытный следок сопровождал — глава Гражданки указал на рэкетира. — И в два ночи готов к несению службы. На Мужества же Луначарскому ничего не надо было. То была легенда, его изначальная цель — Площадь Ленина. Пойми, мы сами ничего не знали до сегодняшней ночи, пока тот не исчез.

Одни вопросы и никаких ответов. Как всегда. Нам предоставили час отдыха. Мне сразу посоветовали осмотреть станцию в надежде вернуть память, но я отказался. Вместо оного перекусил, затем пытался на полчаса уснуть, но не выходило. Даже образ Риты никак не желал всплывать в голове. Абсолютная пустота, цепко сжимающая своими руками и ногами. Не успел я проверить затвор ремингтона, как Карпов заглянул ко мне.

— Собирайся.

— Слушай мою команду, солдаты — заговорил рэкетир, когда мы стояли снаружи убежища. — Сейчас без десяти двенадцать. Ровно к полудню откроют гермоворота и вы проследуете через реку. Время в пути рассчитываете на час — полтора. Тогда же Лесные разблокируют ворота у себя. Молох, ты помнишь, во сколько должен встретиться с Кензо?

— Завтра, в час дня на…

— Верно. Переночуете у военмедиков, они в курсе. Там действовать уже будете по обстоятельствам.