– Дети Дома Баррисон Дел’Армго, законы Мензоберранзана здесь не действуют, – ровным голосом произнесла она.
Ее забавляла вся эта сцена, поняла Дум’вилль, а это не предвещало ничего хорошего.
– Однако вас приветствуют в городе К’Ксорларрин, – продолжила жрица, и Тос’ун вздохнул; Дум’вилль поразмыслила и с надеждой подумала, что это был вздох облегчения.
– К’Ксорларрин? – переспросил он. – Дом Ксорларрин возвел собственный город? – Он обернулся к Дум’вилль и прошептал: – Моя маленькая Доу, возможно, наша новая жизнь окажется интереснее, чем я ожидал.
– Да, Дом Ксорларрин, – ответила жрица. – Некогда он был Третьим Домом Мензоберранзана, но сейчас мы возвысились. Мы занимаем более почетное положение, чем Второй Дом.
Ее тон, как показалось Дум’вилль, отнял у отца всякую надежду.
– Тос’ун Армго, – раздался у них из-за спин мужской голос, и отец с дочерью одновременно обернулись и увидели дроу, парившего в воздухе над краем утеса. Дум’вилль сделала движение, чтобы сотворить заклинание, но отец схватил ее за руку и заставил стоять неподвижно. Взглянув на него, она по выражению его лица поняла, что преимущество сейчас отнюдь не на их стороне.
– Тсабрак?! – воскликнул отец.
Паривший маг рассмеялся и поклонился, что выглядело довольно нелепо, поскольку он висел в воздухе.
– Это твой друг? – с надеждой прошептала Дум’вилль.
– У дроу не бывает друзей, – так же шепотом ответил Тос’ун.
– Это верно, – подтвердил Тсабрак Ксорларрин. – И все же я оказал вам огромную услугу – спас вас от немедленной казни. – Он указал вниз, и Дум’вилль с Тос’уном, рискнув осторожно приблизиться к обрыву, заметили внизу двух воинов-дроу, которых столкнули вниз. Они были целы и невредимы и беспомощно барахтались в магической паутине, натянутой у дна пещеры.
– Моя двоюродная сестра, старшая дочь Матери Зирит, только недавно получила, по воле богини, четвертую змею, чтобы нести милосердие Ллос, и, подозреваю, жаждет применить ее. А Береллип не склонна относиться со снисхождением к тем, кто убивает Ксорларринов.
– Тогда, может быть, ей не следует отправлять Ксорларринов нападать на членов Дома Баррисон Дел’Армго! – высокомерно заявила Дум’вилль. Тос’ун в ужасе ахнул и хотел было ее остановить – и действительно, она проглотила последние слова.
Но только потому, что четыре живые ядовитые змеи Береллип ужалили ее в спину за дерзкие речи.
Хазид-Хи взвизгнул, приказывая ей отомстить, но яд и мучительная боль помешали хозяйке расслышать его слова, и Дум’вилль рухнула на колени.
Так началось ее обучение.
Часть первая
Вместе во тьме
Правда ли, что люди на самом деле способны меняться?
За последние несколько десятилетий мне столько раз приходилось задумываться над этим вопросом – и каким мучительным он показался мне после новой встречи с Артемисом Энтрери, встречи, потрясшей меня до глубины души. Ведь прошло сто лет, и я считал, что он давно уже мертв.
Нам пришлось путешествовать вместе, и я даже начал доверять ему; значит ли это, что я поверил, будто его характер «изменился»?
Не совсем. И сейчас, когда дороги наши опять разошлись, я не считаю, что этот человек в корне отличается от того Энтрери, вместе с которым я сражался в подземельях Мифрил Халла, когда город еще принадлежал дергарам. Или с тем Энтрери, которого я преследовал до Калимпорта после того, как он похитил Реджиса. В глубине души он остался все тем же человеком, как я остался все тем же дроу.
Разумное существо со временем глубже узнаёт жизнь, становится мудрее, поэтому реагирует по-разному на одну и ту же ситуацию – такую надежду я питаю по отношению к представителям всех рас, даже к обществам. Разве не в этом состоит смысл приобретения жизненного опыта – чтобы использовать его для принятия более мудрых решений, подавления разрушительных инстинктов, поиска лучших путей? В этом отношении могу сказать, что Артемис Энтрери изменился; он уже не хватается за кинжал при любом удобном случае, хотя удар его по-прежнему смертоносен, когда это необходимо. Но сердце его осталось прежним.
Я знаю, что это относится и ко мне самому, хотя сейчас, вспоминая прошлое, я признаюсь, что в последние несколько лет я целенаправленно шел иными путями, нежели те, что лежали передо мной большую часть жизни. Скажу честно: тьма просочилась в мое сердце. Утратив стольких дорогих друзей, утратив надежду, я поддался соблазну идти легким путем, хотя почти каждый день говорил себе: эта дорога циника, это не путь Дзирта До’Урдена.
Но, несмотря на это, я оставался все тем же, и поэтому, столкнувшись с реальностью этого темного пути, когда пришло время решать, принять или не принять его, я не смог идти дальше.
Не могу сказать, что не скучаю по Далии, Энтрери и остальным. Да, конечно, сердце повелевает мне отправиться на их поиски. Но я отнюдь не уверен, что сумел бы так спокойно говорить об этом расставании, если бы самые дорогие друзья не вернулись ко мне! Как могу я сожалеть о прощании с Далией, если это прощание привело меня прямо в объятия Кэтти-бри?
И вот я стою здесь, снова рядом с Компаньонами из Халла, я воссоединился с самыми верными и дорогими друзьями, которые у меня были в жизни; я не мог даже надеяться встретить таких друзей. Изменились ли они? Может быть, их путешествие через царство самой смерти даровало им новые жизненные принципы, которые принесут мне горькое разочарование, когда я снова ближе узнаю их?
Вот чего я боюсь, но я стараюсь гнать страхи прочь. Потому что я уверен: в основном люди не меняются. Теплые объятия Кэтти-бри придают мне живительной уверенности в собственной правоте. Хитрая ухмылка Реджиса (даже с новыми усами и козлиной бородкой) – та же, что прежде. И голос Бренора той ночью, под звездами, на вершине Пирамиды Кельвина, и его реакция при виде Вульфгара… да, это был Бренор, все тот же Бренор, с крепким черепом, упрямый, как осел!
Но при всем этом должен признать: в первые дни, проведенные вместе, я заметил, как изменилась походка Вульфгара. В ней появилась какая-то легкость, которой я не замечал прежде; и странно – несмотря на то, что, по рассказам, он с большой неохотой покинул Ируладун и снова вернулся в мир смертных, улыбка никогда не сходит с его губ.
Но это совершенно точно Вульфгар, гордый сын Беорнегара. На него снизошло просветление, хотя какого рода, я не могу сказать. Он стал светлым, легким. Как будто камень упал с его души. Я вижу, как он радуется, вижу, что происходящее развлекает его, словно он видит перед собой увлекательное приключение, которого совсем не ожидал и которое досталось ему сверх положенного, и я согласен: так и нужно относиться к жизни!
Они вернулись. Мы снова вместе. Компаньоны из Халла. Мы уже не те, что сто лет назад, но наши сердца не изменились, наши цели общие, и наша вера друг в друга ничуть не ослабела, она по-прежнему безгранична.
И я очень рад этому!
И еще: по какой-то причине (я сам удивляюсь этому) я нисколько не сожалею о последних нескольких годах путешествия по миру, который смущал, пугал меня и в то же время был так величествен. Общение с Далией и особенно с Энтрери многому научило меня. Я словно увидел мир глазами этих циников, но это не отбросило меня в дни юности в Мензоберранзане; я не погрузился во тьму. Скорее, я более четко осознал последствия, которые будет иметь мой выбор, и отбросил цинизм, еще не зная, что ждет меня на вершине Подъема Бренора. Я не настолько сосредоточен на собственной персоне, чтобы считать, будто окружающий мир создан исключительно для меня! Предполагаю, иногда все мы впадаем в подобное заблуждение, но на сей раз я позволю себе лишь одну самоуверенную мысль: я принимаю воссоединение Компаньонов из Халла как награду. Можно давать самые различные имена богам и богиням, судьбе, называть совпадениями то, что движет миром и его обитателями, – это не имеет значения. В этом конкретном случае я предпочитаю верить в особую справедливость.
На самом деле это нелепо и эгоистично, я знаю. Но мне приятно думать так.
Глава 1
Умудренная опытом Мать Бэнр
Верховная Мать Квентл Бэнр направлялась на вечернюю молитву, и тот день казался ей таким же, как и все прочие дни. Ее великолепные черные одежды, украшенные кружевной отделкой в виде паутины, развевались вокруг ее стана, когда она с царственным видом шествовала по центральному проходу, минуя младших жриц, застывших у многочисленных боковых алтарей часовни Дома Бэнр. Самый легкий ветерок заставлял «паутину» на ее одежде парить в воздухе; кружево окутывало Квентл полупрозрачной дымкой и придавало ей потусторонний, неземной вид.
Единственная из оставшихся в живых сестер Квентл, Сос’Умпту, первая жрица Дома и хранительница часовни, в этот вечер пришла для молитвы раньше, и сейчас стояла на коленях перед алтарем, уткнувшись лицом в каменный пол. Квентл, приблизившись, смогла лучше рассмотреть сестру: Сос’Умпту вытянула руки перед собой, словно вымаливая прощение. Верховные жрицы обычно не опускались на пол во время ежедневных молитв. Жрица положения Сос’Умпту редко принимала такую униженную позу.
Квентл подошла достаточно близко и услышала, как сестра нараспев произносит молитву; и действительно, она просила прощения за что-то, и просила в полном отчаянии. Верховная Мать послушала еще немного, в надежде уловить хотя бы намек на причину такого огорчения, но не услышала ничего особенного.
– Дорогая сестра, – заговорила она, когда Сос’Умпту наконец-то прервала свои лихорадочные молитвы.
Верховная жрица подняла голову и обернулась.
– Умоляй о прощении, – настойчиво прошептала Сос’Умпту. – Немедленно!
Первым порывом Квентл было ударить сестру за ее непочтительный тон и за то, что та осмелилась приказывать ей. Она даже положила пальцы на рукоять плети со змеиными головами; пять разумных змей извивались, продолжая свой бесконечный танец. Однако, взявшись за плеть, удивилась: даже К’Софра, самая кровожадная из змей, предупредила ее, что этого делать не следует, а К’Софра обычно советовала только одно – нанести удар!
«Прислушайся к ней», – промурлыкала Хсив, змея-советница.
«Сос’Умпту предана богине», – поддакнула Ингот.
Обдумав совет змей, Квент сообразила, что только очень важная причина могла заставить сестру так неуважительно говорить с ней. В конце концов, Сос’Умпту очень походила на Триль, их покойную старшую сестру; та была замкнутой и все свои действия просчитывала наперед.
Верховная Мать расправила свои одежды, отбросила складки за спину и, преклонив колени рядом с верховной жрицей, опустив голову и вытянув перед собой руки, приняла позу полной покорности.
И она тотчас же услышала этот крик – точнее, пронзительный вопль, разрозненный хор демонических голосов, и голос самой Госпожи Ллос, полный гнева и злобы.
Очевидно, что-то случилось, и это что-то было очень серьезное.
Квентл попыталась угадать причины ярости богини. Мензоберранзан находился в неопределенном положении, как и большинство городов и стран Торила – мир еще не оправился после эпидемии Магической чумы, закончившейся около пяти лет назад. Но Квентл считала, что город дроу благополучно пережил это время. Дом Ксорларрин, Третий Дом Мензоберранзана, в союзе с Домом Бэнр основал могучую крепость в бывшем руднике дворфов, прежде известном как Гаунтлгрим, а теперь называвшемся К’Ксорларрин. Огромная древняя Кузня, которая функционировала за счет пламени самого Предвечного, снова ожила, и в Мензоберранзан уже поступало прекрасное оружие, наделенное необыкновенными чарами. Положение нового города казалось настолько надежным, что сама Верховная Мать Зирит Ксорларрин начала готовиться к отъезду и попросила у Правящего Совета Мензоберранзана одобрить название «К’Ксорларрин» для поселения и отдать его в качестве постоянного местожительства ее могущественному Дому.
Разумеется, заменить Третий Дом в Совете Восьми будет непросто. Это всегда было непросто, потому что Дома, занимавшие в иерархии положение непосредственно ниже Восьмого, сразу начинали искать возможности возвыситься; но Квентл была уверена, что держит этот вопрос под контролем.
Банда Бреган Д’эрт тоже процветала, и усилиями наемников-дроу Мензоберранзан участвовал в оживленной торговле с жителями поверхности. Члены тайной организации под руководством Киммуриэля и Джарлакса заняли доминирующее положение в приморском городе Лускан; но сделано это было тайно, чтобы не вызвать любопытства или гнева лордов соседних королевств, особенно властителей могущественного города Глубоководье.
Верховная Мать едва заметно покачала головой. Под ее руководством дела в Мензоберранзане шли довольно гладко. Возможно, ярость богини вызвало нечто иное.
Она попыталась мысленно перенестись за пределы Мензоберранзана и сферы его влияния.
Но резкий окрик, прозвучавший в ее сознании, не оставлял никаких сомнений: гнев Ллос сегодня вечером был направлен на нечто определенное, а именно на Дом Бэнр или, по крайней мере, на Мензоберранзан. После долгой молитвы, выслушав телепатические яростные вопли, Квентл поднялась на колени и жестом велела Сос’Умпту последовать ее примеру.
Сестра встала с пола, покачивая головой, и на лице ее отражалось такое же смятение, какое владело Квентл.
–
Сос’Умпту беспомощно покачала головой.
Мать Квентл взглянула на величественный алтарь, выполненный в форме гигантской фигуры драука. Восемь ног паука были подогнуты, а над ними возвышалась голова и торс женщины-дроу, фигура прекрасной Госпожи Ллос. Квентл прикрыла глаза и снова прислушалась, затем рухнула на пол в молитвенной позе.
Но пронзительные вопли не давали ей сосредоточиться.
Квентл медленно поднялась с пола, стала на колени, но смятение и тревога ее не уменьшились. Она скрестила руки на груди и начала медленно покачиваться взад и вперед, гадая, у кого бы спросить совета. Положила руку на рукоять плетки, но наделенные разумом змеи, как ни странно, молчали.
Наконец она подняла руки и знаками приказала сестре:
–
– Сестра? – осмелилась переспросить вслух Сос’Умпту. Арак-Тинилит, академия для жриц-дроу, была величайшей из академий дроу; она располагалась высоко на Брешской Крепости, над школой воинов, Мили-Магтир, и Академией Магик, школой для многообещающих молодых магов.
Квентл бросила в сторону Сос’Умпту угрожающий взгляд.
–
Это возражение о многом поведало Верховной Матери. Сос’Умпту считала, что проблема касается не только Дома Бэнр, но и всего Мензоберранзана. Возможно, это было правдой, но Квентл не собиралась подвергать свой Дом какому бы то ни было риску, даже самому незначительному.
–
При этом заявлении все жрицы, присутствовавшие в часовне, подняли головы, а некоторые далее вскочили на ноги. В конце концов, призвать йоклол было делом отнюдь не обычным, и большая часть присутствовавших никогда прежде не видела прислужниц Ллос.
Верховная Мать наблюдала за тем, как младшие жрицы обмениваются ошеломленными взглядами; на лицах их читались одновременно страх и возбуждение.
– Выбери половину жриц Дома Бэнр, чтобы они видели это священнодействие, – поднимаясь, приказала Квентл. – Но пусть они заработают это право. – Она расправила длинный шлейф своего платья, похожего на паутину, и величественной походкой вышла из часовни, делая вид, что уверена в себе и могущественна, как никогда.
Однако в душе Верховной Матери царило смятение, пронзительные вопли Ллос все еще звучали у нее в мозгу. Каким-то образом кто-то совершил ошибку, очень серьезную ошибку, а Ллос всегда сурово наказывала своих подданных за ошибки.
Возможно, ей следовало самой принять участие в общении со служанкой богини, подумала она, но тут же отбросила эту мысль. Ведь она была самой Верховной Матерью Дома Бэнр, ей беспрекословно повиновались все жители Мензоберранзана, города Ллос. Она не должна просить аудиенции у йоклол, она лишь может принять ее приглашение, если уж дойдет до этого. А кроме того, предполагалось, что верховные жрицы имеют право вызывать служительниц Ллос только в случае крайней необходимости; но Квентл не была полностью уверена в том, что этот момент настал. Если она ошиблась, и процедура вызовет еще большее неудовольствие Ллос, то лучше ей сегодня вечером находиться подальше от часовни!
Она решила для начала навестить того, кого считала своим единственным оставшимся в живых братом, – архимага Мензоберранзана, Громфа, и выяснить, что ему известно.
Старший сын Дома Бэнр, первенец великой Ивоннель, Громф сейчас являлся старейшим из всех дроу Мензоберранзана и дольше всех прежних архимагов занимал этот пост. Он стал архимагом не только задолго до Магической чумы, но за много столетий до наступления Смутного Времени! Говорили, что ему удается оставаться на своем посту благодаря тому, что он умеет ладить с вышестоящими и знает свое место. Несмотря на то что титул архимага многое значил в Мензоберранзане, и Громф был, без сомнения, самым могущественным мужчиной-дроу в городе, в конце концов, он оставался всего лишь мужчиной.
В теории, любая Верховная Мать Дома, любая верховная жрица имела право приказывать ему. Они были ближе к Ллос, а Паучья Королева управляла всем народом дроу.
За прошедшие века многие младшие жрицы пытались применить эту теорию к Громфу.
Все они были мертвы.
Даже Квентл, сама Мать Квентл, осторожно и вежливо постучалась в дверь кабинета архимага в доме клана Бэнр, прежде чем войти. Ома вела бы себя более властно и бесцеремонно, если бы они встретились в покоях Громфа в Академии Махшк, но здесь, у себя дома, не имело смысла притворяться. Квентл и Громф, родные брат и сестра, понимали друг друга без слов, недолюбливали друг друга, но определенно нуждались друг в друге.
Старый чародей быстро поднялся на ноги и почтительно поклонился Квентл.
– Неожиданный визит, – произнес он; и действительно, виделись они редко, и обычно лишь тогда, когда Квентл призывала Громфа в свои парадные покои.
Квентл закрыла за собой дверь и жестом велела брату сесть. Заметив ее нервное состояние, тот лукаво взглянул на сестру:
– Какие-то новости?
Квентл опустилась в кресло напротив архимага. Их разделял огромный письменный стол, заваленный пергаментами и свитками; среди пергаментов виднелись многочисленные бутылочки с разноцветными чернилами.
– Расскажи мне о Магической чуме, – приказала Квентл.
– К счастью, она закончилась, – пожал плечами Громф. – Магия осталась такой же, как и была, Пряжа Мистры восстановилась, и все идет просто великолепно.
Квентл пытливо взглянула на собеседника.
– Просто великолепно? – повторила она, размышляя над странным выбором слов. Это показалось ей еще более странным, когда она вспомнила его обычную манеру поведения.
Громф пожал плечами, словно это не имело значения; он хотел отвлечь свою не в меру любопытную сестру. Впервые ситуация с Госпожой Ллос не касалась ее. Впервые Паучья Королева поставила мужчин-магов Мензоберранзана выше главенствовавших в городе выпускниц Арах-Тинилит. Громф знал, что он возвысился над Квентл в глазах Ллос ненадолго, но он намерен был продлить это время.
Квентл прищурилась, и Громф спрятал улыбку, понимая, что его показное безразличие к делам богини наверняка раздражает ее.
– Паучья Королева рассержена, – сказала Квентл.
– Она всегда рассержена, – парировал Громф, – иначе ее вряд ли называли бы демонической королевой!
– Я запомню твои шуточки и передам кому надо, – предупредила Квентл.
Громф снова пожал плечами. Он с трудом удерживался от смеха. Он знал, что кто-то из них скоро откроет для себя новые истины о Паучьей Королеве; но как же удивится Квентл, когда поймет, что истина предназначена не для
– Ты считаешь, что сейчас она разгневана из-за Пряжи? Из-за того, что закончилась Магическая чума? – спросил он, не устояв перед искушением поиздеваться над сестрой. Он представил себе выражение лица Квентл в тот момент, когда она все поймет, и ему потребовалось собрать все силы для того, чтобы не разразиться наглым хохотом. – Прошло пять лет – конечно, для богини это все равно что мгновение, и все же…
– Прекрати высмеивать ее, – потребовала Квентл.
– У меня и в мыслях не было… Я просто хочу понять…
– Она разозлена, – перебила его Квентл. – На первый взгляд, гнев ее не направлен на нечто определенное, это нестройный вопль, крик раздражения.