— Пожалуйста, — попросила тихо. — Ну что тебе стоит? Я просто хочу знать, что с ним всё в порядке.
Хоть с одним из нас всё хорошо.
— С ним всё в порядке, — эхом отозвалась колдунья.
— Мне нужно самой в этом убедиться, — сказала уже твёрже.
Морканта ещё немного похмурилась, поартачилась, а потом повелительно взмахнула белёсой рукой, и пространство передо мной разломила напополам ослепляющая вспышка, будто в нескольких сантиметрах от моего лица полыхнула молния.
В Москве тоже была ночь или, если судить по розоватому свечению, пробивавшемуся в щель между неплотно задёрнутыми шторами, — занимался рассвет. Муж спал, широко раскинув руки, со сбившимися к ногам простынями и с таким безмятежным, умиротворённым выражением на лице, что я не сумела сдержать улыбки.
От сердца сразу отлегло. Главное, жив-здоров, и Блодейна не воплотила в жизнь ни одну из своих премерзких фантазий: не выпихнула Лёшку под машину и не свела его с ума.
А может, она и не собиралась ничего такого с ним делать. Так просто, меня запугивала для простоты дрессировки. Или Фьярра без памяти влюбилась в Воронцова — а в такого, как он, не влюбиться невозможно — и будет хранить моего мужа, как зеницу ока, от своей кровожадной наставницы.
Странно, но в постели рядом с Лёшей никого не было.
— А где твоя воспитанница? — Я даже села на кровати и теперь ёрзала, как будто мне под простыню подложили ежа. — Они что, не того…
Сердце или, вернее, его останки рвали на куски противоречивые чувства. С одной стороны, хотелось рассматривать каждую чёрточку мужа, раз уж выпала такая возможность. Ведь это было лицо родного человека — нить, что связывала меня с домом и со всем, что было мне дорого. С другой — глядя на Лёшу, казалось, что смотрю на помолодевшего Крейна, преспокойно дрыхнущего в моей… нашей постели.
Кошмар какой-то!
— Так что там с Фьяррой? — не спросила, потребовала объяснений, вдруг почувствовав, как удушающе жаркой волной на меня обрушивается волнение.
Увиденное не могло оставить равнодушной. Ни поразительная, вызывающая дрожь во всём теле схожесть Блейтиана и Лёшки. Ни уж тем более отсутствие Фьярры на супружеском ложе.
Видение померкло, и свет, вспоровший пространство, поглотил чернильный сумрак ночи.
— Не бойся, тело твоё цело и невредимо, — это вместо объяснений. — Фьяррочка о нём заботится, холит и лелеет. Даже похудела немного.
Это что ещё за гнусные намёки? Я, между прочим, была в идеальной форме! В отличие от этой сушёной воблы.
— Я не о теле беспокоюсь.
А о том, что там между ними, чёрт возьми, происходит! Неужели догадался, что Фьярра не я и отправил эту воровку чужих тел и мужей куда подальше? Вопрос: куда? Точно не к моим маме с бабушкой. Хотя Блодейна наверняка подстраховалась и не бросила свою кровиночку на произвол судьбы, нашла, куда её поселить.
Что, если Лёша всё это время был мне верен, а я… В мыслях уже не раз ему изменила. А теперь ещё, глядя на него, только и думаю, что о Крейне. И что самое страшное, всего каких-то несколько часов назад, позабыв обо всём на свете, я целовалась с другим мужчиной, мечтая слиться с ним и душой, и телом.
Но не прошло и часа, как этот змей подколодный слился телом с другой!
— Аня, успокойся и сосредоточься на отборе, — тем временем вещал призрачный «приёмник». — Половина испытаний успешно пройдена. Уверена, с остальными тоже справишься с лёгкостью. И сразу, обещаю, вернёшься домой.
Не хочу я больше ни с чем справляться. Лучше сделаю всё возможное и невозможное, чтобы в кратчайшие сроки уехать из Ледяного Лога.
Оказаться как можно дальше от его подмороженного хозяина и этой конопатой подстилки.
Вот только сомневаюсь, что Блодейна меня поддержит и даст благословение на диверсию. Ладно, буду, как говорится, действовать по обстоятельствам. Может, Герхильд, увидев, что я больше не проявляю к нему симпатию, а только лишь одну стойкую антипатию, сам меня отсюда турнёт.
Хорошо бы…
Если нет, постараюсь ненавязчиво ему в этом помочь. Но так, чтобы ведьма ни о чём не догадалась.
Нда, непростая предстоит задачка.
— Ну всё, перестань шмыгать носом, — вырвала меня из раздумий «наставница». — Тебя ведь спасли? Спасли. Значит, ничего такого уж страшного не случилось.
Кое-что страшное всё-таки случилось. А может, и сейчас случается, в спальне одного отмороженного мерзавца.
«Пусть подавится и отравится его силой, гадина!» — от души пожелала я графиньке и проводила взглядом морканту, расползающуюся по комнате сероватой дымкой.
После ухода Блодейны ещё долго лежала без сна, ругая себя за чувства, которым не должна была давать волю. Испытывать которые не имела права.
Ведь всё не по-настоящему. Я в сказке, которая рано или поздно закончится. Надо напоминать себе об этом почаще и не забывать, что я в любой момент могу возвратиться в реальность.
Глава 4
В реальность — правда, не в ту, в которую стремилась, — вернулась даже раньше, чем рассчитывала. Мабли разбудила меня, пусть и не с первыми петухами, но уж точно с первыми лучами медленно, будто нехотя, выползавшего из-за горизонта солнца. Не спорю, здесь светает поздно, и мне бы молчать в тряпочку и не жаловаться, усни я вчера рано и всю ночь проспи сном праведника. Тогда бы сейчас была бодренькой как огурчик. Свежесорванный с грядки. А так ощущение, будто меня долго мариновали в бочке.
Я вся была вялой, словно завалявшийся где-то в холодильнике пучок петрушки. Голова, полная сумбурных мыслей, тяжёлая, точно гранитное надгробие, никак не желала расстаться с подушкой.
Вот ведь странные ассоциации. То о погосте думаю, то о несвежих продуктах. Здесь явно требовалось вмешательство специалиста. Жаль, в Адальфиве психологи не водятся.
Служанка вырвала меня из беспокойного сна, в котором Крейн нападал снова и снова. А Герхильд просто стоял в сторонке (как всегда, бессовестно отмороженный) и наблюдал за моими отчаянными попытками вырваться из железной хватки насильника. Далива тоже крутилась рядом, награждая меня победоносными взглядами. И Блодейна бестелесным духом парила под сводами каменного зала, укоризненно качая головой.
Будто это я собиралась надругаться над Крейном, а не он надо мной.
Никто из свидетелей этого абсурдного кошмара не пытался спасти и защитить бедную алиану.
— Почему так рано? — с трудом разлепила припухшие от слёз веки.
В ближайшие часы лучше нам с зеркалом не встречаться. Оно моему лицу категорически противопоказано. Мало того, что скула подсвечена, так теперь ещё и глаза что два красных шарика и веки сплющенные.
— Старейшины решили провести незапланированное испытание, — скорбно возвестила Мабли.
Миссия придать телу вертикальное положение с треском провалилась, когда на кровать запрыгнул Снежок, проскочивший в приоткрытую дверь спальни. Кьёрд по-хозяйски обеими лапами придавил мою грудную клетку к матрасу. Мол, лежи давай, куда собралась. Вольготно на мне устроился, зевнул во весь рот, после чего зажмурился и заурчал довольно, всем своим видом показывая, что собирается спать вот так, поперёк хозяйки, и никак иначе.
— Сегодня же первое января. — Я устало прикрыла глаза-щёлочки, горячо мечтая, чтобы Мабли куда-нибудь провалилась и оставила меня наедине с моим воспитанником. Под его успокаивающее урчание я моментально усну, и мне наверняка приснится что-нибудь хорошее. Пусть и ненадолго, но убегу из Ледяного Лога. От чувств, которыми, будто зерно формалином, было протравлено моё сердце. — То есть первое марта. Или как там у вас этот месяц называется… Короче, какие ещё, к таграм, испытания? Праздник же.
— Зарьяный, — просветила меня девушка. — Первый месяц весны называют зарьяным. — Поправляя сбившееся одеяло, добавила: — Вообще-то ничего такого проводить не собирались. Но вчера на пиру один из старейшин, эррол Корсен, предложил устроить невестам дополнительную проверку, и всем идея понравилась.
Тоже мне, массовик-затейник.
Наверное, что-то такое отобразилось у меня на лице. Мабли принялась фальшиво улыбаться и наигранно бодрым голосом частить:
— Не переживайте, Ваша Утончённость, никого из невест сегодня не исключат. Это так, промежуточный этап. Ничего серьёзного.
А лучше бы исключили.
Меня.
— И как будут проверять? — поглаживая кьёрда по холке, хмуро поинтересовалась я. Снежинки, срываясь с мягкой шёрстки, осыпались на простыни; таяли, бесследно исчезая на моих ладонях. — Заставят крестиком вышивать? Или, может, пожелают, чтобы ковры им ткали да хлеба пекли?
— Каждый первый день месяца Его Великолепие принимает в Ледяном Логе просителей, которые съезжаются в столицу со всех уголков империи. Её Лучезарность императрица Энора всегда помогала своему супругу, императору Гвенегану, разрешать тяжбы подданных. Вместе они выслушивали жалобы и прошения и сообща принимали решения. Вот старейшины и подумали, что хорошо бы посмотреть, как каждая из невест поведёт себя на месте покойной правительницы.
Ещё совсем недавно я чувствовала себя надломленным коромыслом. От того что тело не слушалось, было как будто одеревеневшим. А теперь пришло осознание, что никакое я не коромысло. Я кролик.
Подопытный кролик.
Или лягушонок, которого сегодня будут препарировать взглядами все, кому не лень.
Не знаю, благодарить ли за «праздничную программу» старейшин или, быть может, Герхильда. Сам всю ночь с этой шлю… плюшкой в кровати кувыркался, а нам с девочками за него целый день отдуваться. Его работу выполнять, пока этот кобель будет отсыпаться.
Какое же всё-таки гадство.
— А нельзя ли как-то увильнуть от чести поиграться в императрицу? — Я с надеждой смотрела на Мабли. Может, что дельное подскажет.
Не до Герхильдовых подданных мне сейчас. Тут бы со своими проблемами разобраться, а они хотят переложить на мои плечи ещё и чужие. Да и как я, вся такая разукрашенная, людям на глаза покажусь?
Будто прочитав мои мысли, Мабли с улыбкой сказала:
— Тут эррол Хордис приготовил для вас бальзам целебный. Всю ночь не спал, чтобы к утру поспеть. Говорит, всё пройдёт, будто не было ничего.
Интересно, а если я им не намажусь, а приму, так сказать, перорально, память получится подлечить? Стереть кровоподтёками отпечатавшиеся на душе воспоминания о тальдене и его постельной грелке.
— Спасибо. — Я грустно улыбнулась, тщетно пытаясь выбраться из-под кьёрда.
Нет, никакой он уже не котёнок, а самый настоящий тигрёнок. Растёт не по дням, а по часам.
— А что я? — Мабли пошарила рукой в кармашке накрахмаленного до хруста передника и извлекла на свет божий миниатюрный пузырёк тёмного стекла. Вытряхнула на ладонь горошину густой, как крем, зеленоватой субстанции с резким травяным запахом и, едва касаясь моего лица, осторожно распределила бальзам по щеке. Не забыла пройтись и по синякам на плечах и шее, оставленных жёсткими пальцами Крейна. — Это эррол Хордис у нас кудесник. Я всего лишь выполняю его распоряжение.
— Спасибо за то, что выпустила вчера Снежка. И Скаль… Его Великолепие предупредила. Если бы не ты…
Глаза снова предательски защипало. Я покрепче обняла кьёрда — своего главного защитника и утешителя. Лучшего мужчину в моей жизни. Поняв, что сейчас его будут тискать, Снежок воспротивился такой перспективе. Вырвался из моих рук и с самым независимым видом перебрался к изножью кровати, чтобы улечься в гордом одиночестве в складках одеяла.
Подбросив поленьев и позволив бутонам пламени, как в цветниках, раскрыться в каменных недрах каминов, Мабли отправилась в купальню нагревать воду с помощью артефактов. А я ещё немного полежала, чувствуя, как от чудо-мази слегка пощипывает кожу, и надеясь, что в добавок ко всему прочему не покроюсь пятнами.
Не хочу ещё и своим видом поднимать настроение Её чёртовому Сиятельству.
— Может, принести завтрак в комнату? — часом позже, заплетая мои волосы в толстые косы, предложила Мабли. С ловкостью, достойной фокусника, закрутила их на манер улиточного панциря, спрятав под косами мои уши, а сами «панцири» уложила под усыпанные жемчугом сетки.
Пока девушка возилась с причёской, я флегматично разглядывала своё отражение. Хордис не обманул, отёк спал почти мгновенно, и прямо у меня на глазах кожа приобретала свой прежний оттенок — становилась по-аристократически бледной, если не считать лёгкого румянца на щеках.
О таких, как Фьярра, говорят кровь с молоком.
Синяки на шее тоже поблекли, только веки по-прежнему оставались припухшими, откровенно свидетельствуя о том, чем я занималась всю прошлую ночь.
— Ну так что, лучше сюда принесу? — Закончив с причёской, Мабли придвинула ко мне шкатулки с украшениями.
— Нет, позавтракаю со всеми.
Зачарованную булавку я прицепила к платью, как только его надела. Пусть брошка не сочеталась цветом с малахитовым нарядом, но я теперь без антипривязки ни шагу. Если понадобится, впаяю её в себя.
Чтобы было легче выпаять из сердца тальдена.
Кстати, об этой нечисти. Не успела вспомнить о Герхильде (можно подумать, я о нём забывала…), как дверь в спальню, после короткого, показательно небрежного стука распахнулась, явив моему мрачному взору Его Лицемерность. Просканировав меня пристально-холодным взглядом, от макушки до кончиков пальцев, от чего по телу забегали мурашки, дракон попросил Мабли оставить нас тет-а-тет.
Служанка повиновалась, хоть и без особой радости. Поклонилась и бесшумно выскользнула за дверь.
А я даже не шелохнулась. Не поднялась, чтобы поприветствовать вельможного жениха реверансом. Сидела, прямая и напряжённая. Смотрела на Герхильда, а видела перед собой комнату, утопавшую в золоте свечей, и двух страстно целующихся любовников. Слышала, как распадается крошевом под нами камень пола.
Расползается смертельной раной, щерится острыми сколами, и я оказываюсь на одной стороне пропасти.
А тальден на другой.
Сложно сказать, сколько так просидела — заледеневшая, словно сосулька на краешке карниза, обдуваемая студёным ветром, непонятно откуда взявшимся в жарко натопленной комнате.
А всё Герхильд. Это он принёс стужу в мою жизнь. Сначала заморозил мне сердце, теперь явился испытывать на прочность льдину у меня в груди, а заодно и мои нервы. Мне так и виделось, как Его Великолепие замахивается кувалдой, чтобы разбить вдребезги этот уже ни на что негодный, атрофированный орган.
Тальден молча ощупывал меня взглядом: лицо, застывшее венецианской маской. Замершую изваянием фигуру. И в упор не замечал или не желал замечать молнии в моих глазах.
Я сдалась первой, не выдержав пытки молчанием.
— Ваше Великолепие, — сказала, как выплюнула, — у вас появилась скверная привычка неожиданно здесь появляться, без спроса врываться в мою спальню.
Кажется, Его драное Драконство рассчитывал на более радушный приём. Сначала дёрнул бровями, выказывая удивление, потом нахмурился, проявляя недовольство.
Смотрите-ка, оказывается, Наша Венценосность ещё и недовольна! Пусть скажет спасибо, что встретила его просто прохладно, а не огрела по темечку раскалённой кочергой, как он того заслуживает. Или не долбанула по причинному месту всё той же полезной в хозяйстве утварью. Чтобы по ночам спал, как все нормальные люди, а не с этой… тоже спал.
На душе снова скребли кьёрды.
— Я не врывался, просто вошёл, — в голосе рассыпалась ледяная крошка. Видать, не привык к подобным приёмам.
— А если бы я была голой?
— Ну вы же не голая.
Вот она, мужская логика.
— Что с вашими глазами? — Несколько почти неразличимых шагов, приглушаемых густым ворсом ковров — будто хищник крадётся, а потом замирает, чтобы в следующий момент наброситься и растерзать.
— Соринка попала.
Хотя, судя по тому, что упорно демонстрировало мне зеркало, мне в глаза опрокинули всё содержимое мусорного ведра.
Близость Скальде заставляла нервничать, путала мысли. И злость на тальдена, желание всё ему высказать заглушала тупая ноющая боль.
Хотелось, чтобы скорее ушёл, и больше его не видеть.