Птица и меч

Я взяла другой лист и быстро нарисовала Тираса с короной на волосах. При мне он никогда не носил корону, но я была ограничена во времени и хотела, чтобы служанка наверняка меня поняла.

— Король Тирас? — спросила она раздраженно, будто я баловалась, а не пыталась по мере своих скудных сил завязать диалог.

Я кивнула.

— А что с ним?

Я обвела рукой крепость вокруг, не зная, как еще поинтересоваться его местонахождением.

— Ну, мне он не отчитывается, — фыркнула служанка. — Но я передам, что вы о нем справлялись.

Она со вздохом отложила расческу, составила тарелки в причудливую башню и выплыла за дверь, пробубнив: «Волос долог, да ум короток». Я на секунду задумалась, почему она мне хамит. Знает, что не встретит отпора? Или чувствует себя безнаказанной, раз я никому не могу пожаловаться? Впрочем, не важно. На главный мой вопрос она все-таки ответила. Король жив.

* * *

На следующий вечер Тирас самолично отпер мою дверь и без предупреждения зашел в комнату, доказав, что он не только жив, но и пребывает в добром здравии. Я весь день провела за рисованием, восхищенная разнообразием красок. Мне не терпелось чем-нибудь занять себя после вынужденного безделья. Когда в замке звякнул ключ, я даже не повернула головы, уверенная, что это служанка с очередным блюдом, которое отправится на кухню нетронутым.

— Вижу, ты приняла мое предложение мира, — заметил король насмешливо.

Я тут же вскочила на ноги, глядя на него с изумлением, но без малейшего испуга. Тирас был одет в рубашку из тонкого льна, точно подогнанные брюки и высокие сапоги. Весь его вид излучал здоровье и благополучие. Какой бы недуг ни мучил короля двумя днями ранее, теперь он совершенно от него оправился, и я невольно задумалась, что меня подводит — ум или память. Густые белые волосы Тираса были зачесаны назад, а сам он выглядел еще выше и крепче, чем прежде, — возможно, потому что стоял на свету, выпрямившись в полный рост, а не сидел, скорчившись в углу пыльного подземелья.

— У тебя руки Целительницы, — сказал он мягко.

В его голосе не слышалось угрозы, но я все равно замотала головой. Уж в чем в чем, а в этом меня нельзя было обвинить.

— Сядь. — Он указал на стул, с которого я поднялась, и поставил напротив еще один, явно намереваясь продолжить беседу.

Я сделала, как было велено, выпрямилась и скромно сложила руки на коленях. В то время как я смотрела на короля с легкой опаской, он взирал на меня с неприкрытым любопытством.

— Как твое имя, леди Корвин?

Я нетерпеливо указала на горло. Должно быть, он забыл, что я не могу говорить.

— Ну так напиши. — И он подтолкнул ко мне лист бумаги.

Я покачала головой и пожала плечами. Не умею.

— Не умеешь писать? — недоверчиво спросил король. — Как же мы будем разговаривать?

Я потянула себя за ухо: точно так же, как сейчас. Слышала-то я отлично.

— Точно, ты меня слышишь. Просто не можешь ответить.

Я снова пожала плечами.

— И как мне к тебе обращаться? Не могу же я вечно звать тебя «леди».

Я взяла предложенный лист, уголь и принялась быстро рисовать.

— Птица? — Тирас был в замешательстве.

Я кивнула, затем постучала по листу и ткнула себя в грудь.

— Тебя назвали в честь птицы?

Я снова закивала и добавила к рисунку деталей, чтобы Тирас смог его узнать.

— Жаворонок?

Я медленно кивнула, после чего сразу покачала головой. Почти. Затем указала на темнеющее небо — туда, где раскинулась за зелеными холмами провинция Корвин.

— Жаворонок на местном наречии? — догадался король и пошевелил губами, припоминая. — Ларк?..

Я горячо закивала.

— Это не имя, а какое-то прозвище, — возразил он, словно обидевшись за меня.

Я закатила глаза. Это было мое имя. И лично меня оно устраивало. Кажется, мое возмущение позабавило короля, потому что его губы слегка изогнулись.

— Почему ты не умеешь писать? Ты же дочь лорда. Тебя должны были учить грамоте.

Я набросала лицо отца — схематично, но вполне узнаваемо. Его рисовать мне было не впервой. Тирас озадаченно уставился на лист.

— Отец запретил тебя учить?

Я кивнула. Затем перевернула лист и изобразила себя в цепях.

— Ты была узницей? — предположил король, поколебавшись.

Я кивнула, но сразу же презрительно вздернула бровь и обвела рукой свою комнату. Это был самый точный ответ, который я могла дать, и Тирас, кажется, вполне его понял. Я до сих пор была узницей.

— Ты до сих пор узница, — пробормотал он, будто подслушал мои мысли.

Я поймала его взгляд и склонила голову к плечу, показывая, что он не ошибся с трактовкой.

— Но теперь ты моя узница. — И Тирас задумчиво поджал губы. — Не твоего отца. А я хочу, чтобы ты умела читать и писать.

Я подтянула к себе еще один лист и начала выводить буквы, которые выучила когда-то давным-давно. А, Б, В, Г и Л — для Ларк. Одна старуха из деревни показала мне, как пишется Л, и сказала, что мое имя начинается с этой буквы. Отец прознал об этом и приговорил ее к двадцати ударам плетьми на деревенской площади. С тех пор больше никто не пытался заниматься моим образованием.

— Ты знаешь буквы? — удивился Тирас, глядя на мои старательные кривули.

Я поморщилась и сделала неопределенный жест рукой. Некоторые. Король забрал у меня уголек и провел прямую черту, а под ней еще одну.

— Это буква Т. С нее начинается имя Тирас. — Он дописал несколько значков и постучал по ним пальцем. — Вот. Тирас.

Ниже он изобразил Л, А и еще два символа, которые я не узнала.

— А это твое имя. Ларк.

Я не могла отвести от него глаз. Мое имя! Я с благоговением провела пальцем по чудесным линиям и изгибам.

— Потренируйся писать свое имя. И мое тоже. Завтра научу тебя еще чему-нибудь.

Тирас привстал, собираясь уйти, и я торопливо преградила ему путь к двери. Он в удивлении остановился, и я тут же прижала его левую руку к столу. Ладонь короля была теплой, тяжелой и мозолистой и немного напоминала кору деревьев в корвинском лесу. Я усилием воли отогнала эти мысли и постучала пальцем по бумаге.

— Но я не могу научить тебя всему прямо сейчас, — возразил он растерянно.

Я снова постучала по своим каракулям. А, Б, В, Г. Затем взяла уголек и требовательно указала на пустое место после Г. Какая буква шла дальше? Мне нужны были они все. Все формы. Я хотела потренироваться писать их в отсутствие Тираса, чтобы, когда он вернется, я уже могла узнать любую.

— Тебе интересно, что идет после Г?

Я яростно закивала. Тирас опустился на стул, нашел среди письменных принадлежностей перо и аккуратно обмакнул его в чернила. Потом взял чистый лист пергамента и, начав с А, несколько минут покрывал его линиями, завитками и закорючками, которые выглядели одновременно знакомыми и запретными. Я с восторгом захлопала в ладоши, и лицо Тираса озарилось улыбкой. Однако стоило ему отложить перо, я снова прижала его руку к листу.

— Тебе нужны все?

Я закивала с такой силой, что подбородок чуть не ударился о грудь. На этот раз король не выдержал и открыто расхохотался, отчего вокруг черных глаз разбежались морщинки, а губы сложились в невероятно притягательную и потому особенно раздражающую дугу. Я сердито посмотрела на него и опять постучала по листу. Не над чем тут было смеяться. Все слова мира достались ему просто так, а меня их лишили. Теперь я хотела их обратно. Все до единого.

Тирас взялся за перо почти со смирением, хотя темные глаза искрились весельем. Следующие несколько минут он выводил оставшиеся буквы — четкие, уверенные линии и округлости. Оставалось лишь надеяться, что он не будет дурачить меня ничего не значащими символами, просто чтобы посмеяться по возвращении.

Закончив, король откупорил маленькую бутылочку и посыпал лист мелким песком, закрепляя написанное.

— Ну вот, здесь все буквы алфавита. Все слова в нашем языке составляются из них.

Я едва могла дышать. Сердце колотилось, как безумное, так что мне пришлось прижать руки к груди, чтобы оно не выскочило при виде сотворенной Тирасом красоты. Налюбовавшись, я подняла глаза на короля и робко улыбнулась. Мне не хотелось выдавать изумление и восторг, жаркой волной разлившиеся по моим венам, но я просто не могла их утаить. По правде говоря, я с трудом сдерживала слезы счастья.

Тирас казался почти оглушенным моей радостью. Он медленно покачал головой, будто я представляла для него величайшую загадку, затем поднялся со стула и без единого слова покинул комнату.

Глава 7

ТОЛЬКО КОГДА КОРОЛЬ ушел, я осознала, что не спросила про Буджуни. Сгорая от стыда, я принялась ждать его возвращения, чтобы рисунками потребовать ответов. Но король не вернулся. Ни на следующий день, ни после этого.

Очень скоро у меня почернели пальцы — так усердно я переписывала алфавит с оставленного им образца. Я отыскала буквы, входящие в имена Ларк и Тирас, но не знала, какие звуки передаются какими значками. Для меня это были просто линии. Картинки. Символы, прекрасные и бессмысленные. Впрочем, вскоре у меня созрел план. Когда Тирас вернется, я попрошу его написать названия всех предметов в комнате на отдельных клочках бумаги. Стул. Стол. Пол. Кровать. Свеча. Потом прикреплю эти бумажки к вещам и, сравнивая, постепенно расшифрую звуки и их сочетания. Но Тирас не возвращался.

Я пыталась заставить служанок написать известные им слова. Упорно показывала им портрет Буджуни, но они только пожимали плечами. Похоже, они знали немногим больше меня. Одна из служанок — кажется, ее звали Гретой — с каждым днем проникалась ко мне все большей неприязнью, и со временем я заподозрила, что она точно так же не умеет читать и писать, просто не желает в этом признаваться. Когда я пыталась завязать диалог, она лишь отодвигала меня в сторону и с ворчанием продолжала хлопотать по хозяйству.

Наконец вместо короля появился Кель. Через четыре дня после того, как Тирас научил меня писать мое имя, советник ворвался в комнату посреди ночи, как и прежде. Но теперь я последовала за ним по доброй воле, хотя его обещание помочь и оказалось ложью. Я делала это не ради него. И не ради короля, который тоже мне солгал. Я делала это ради слов, которым он обещал меня научить.

На сей раз Кель не потащил меня в подземелья. Мы направились в другую башню, точно напротив моей, и я удивилась, что король все это время был так близко. Интересно, он видел, как я стою на балконе, ожидая его прихода? Однако, когда Тирас втолкнул меня внутрь и захлопнул дверь, я оказалась в пустых покоях.

Постельное белье было смято, одежда раскидана по полу, но, как я ни стучала в дверь, Кель не потрудился вернуться и объяснить, зачем я здесь и чего от меня ждут. В итоге я сдалась и вышла на балкон. Над Джеру стояла ясная, тихая ночь, крепость заливал свет огромной луны — почти полной, как в тот вечер, когда я нашла в лесу орла. Но в Джеру не было птиц, нуждающихся в моем спасении. Или королей. Я чувствовала себя одинокой, как никогда, и это само по себе было пыткой. Я плотнее запахнула халат и вернулась в богато обставленные покои.

Первое, что привлекло мое внимание, — книги. Они стояли на полках и лежали открытыми на письменном столе, почти таком же, как в моей комнате. Конечно, в Корвине тоже были книги, но отец запирал их у себя в кабинете, и я ни разу не видела ни одну вблизи. Теперь же никто не мог запретить мне переворачивать страницы, разглядывать слова и пытаться угадать их значение, обводя пальцем уже знакомые символы. Буква С напоминала свернутую в кольцо змею, и я предположила, что именно она издает свист на конце имени Тирас. Я внимательно изучила страницу и нашла все слова с буквой С. Затем сопоставила наши с Тирасом имена и догадалась, что рычит в них буква Р. Т, похоже, передавала отрывистый звук в начале: Т-Т-Т-Т. Я сосредоточилась на ней, представив, будто у меня в голове сидит и стучит по дереву маленький дятел. Надо будет раздобыть себе одну из этих книг. Хотя нет, когда король вернется в комнату, я просто наберу со стола полную их охапку и откажусь отдавать.

Я зажгла свечи и принялась жадно поглощать слова и буквы, пока голова у меня не начала клониться на грудь. Тогда я свернулась калачиком на краю королевской постели, стараясь не замечать исходящие от нее запахи соли и кедра. В душном, мутном сне меня преследовали вопли вольгар и танцующие на страницах слова, которые меняли форму, превращались одно в другое и почему-то нашептывали материнским голосом. Затем их заглушил другой звук — пронзительный крик, который был громче даже визга вольгар, и судорожный трепет, словно на ветру одновременно реяли десятки флагов. Шум был таким близким и настоящим, что я открыла затуманенные глаза, так и не просыпаясь окончательно.

Заря медленно отвоевывала землю у ночи, в балконные двери струился сероватый свет. Когда Кель втолкнул меня в комнату, они были распахнуты, и я не осмелилась закрыть их, как будто король должен был соткаться из мрака прямо на балконе. Но Тираса по-прежнему не было, и я медленно заморгала, балансируя на хрупкой границе между сном и явью.

Да, Тираса не было. Зато был мой старый знакомец орел, сидящий на балконных перилах, — живой и без следа стрелы в груди. Я уставилась на него мутным взглядом, не в силах приподнять веки до конца и ничуть не тревожась по поводу этой картины. По правде говоря, я была почти уверена, что сплю. Орел, видимо, имел другое мнение на этот счет, потому что склонил голову набок и опять издал пронзительный крик, словно предостерегая об опасности.

Дверь в королевскую опочивальню распахнулась, и в комнату ворвался Кель. Я вскочила с кровати, стряхнув остатки сна и мгновенно забыв про орла.

— Где он? — прорычал Кель, как будто я превратила короля в золото, пока тот спал.

Я беспомощно покачала головой и развела руками, указывая на пустые покои. Кель рывком развернулся, и я почувствовала, как вокруг него распространяется облако отчаяния. Затем над советником всплыло слово бесполезно, и на этот раз я не только услышала, но и увидела его. Мираж длился всего пару секунд, однако я успела узнать в ряду значков свистящую С.

Кель потянулся к моей руке, но я уклонилась и, метнувшись к столу с королевскими книгами, схватила и крепко прижала к груди одну из них.

— А ну положи, — рявкнул он.

Я опять увернулась, выскочила в открытую дверь и со всех ног бросилась к своей комнате, куда в кои-то веки была рада вернуться. Кель тут же ринулся в погоню, но дорога была мне знакома, и я с легкостью ускользнула от него. Когда запыхавшийся советник наконец со мной поравнялся, он смотрел на меня, как на умалишенную. Я сердито ударила себя книгой в грудь, показывая, почему пустилась в бега. Кель коротко выругался, отпер дверь и снова — что за манеры! — втолкнул меня в комнату, где я провела уже долгие две недели. Он так и не объяснил, чего от меня ждал и куда подевался король. Впрочем, книгу тоже не забрал.

* * *

Кель вернулся меньше чем через час. За это время я успела искупаться и одеться, но сидела еще босая, с влажными колтунами в волосах. К завтраку я даже не притронулась. Когда Кель влетел в комнату, мне стоило огромных усилий не запустить в него кубком. На этот раз, как только он до боли сжал пальцы у меня на запястье, я изо всех сил толкнула его в грудь. По росту советник не уступал королю и покачнулся скорее не от моего удара, а от изумления, но я не преминула погрозить ему пальцем и надменно вздернуть подбородок. После чего развернулась и выплыла за дверь, показывая, что пойду куда велено, но только по своей воле. Когда Кель снова попытался схватить меня за запястье, я ударила его по руке, а потом для закрепления эффекта еще и пнула в колено.

— Ладно, ладно! Не трогаю. Но тебе все равно придется пойти к королю.

Я спокойно проследовала за ним в соседнюю башню, но когда он забылся и вновь решил втолкнуть меня в комнату, наградила взглядом таким злобным, что советник вскинул руки и даже насмешливо поклонился.

— Он требует тебя к себе. Поэтому ты здесь. Но только поэтому, — объяснил он неохотно и отступил на шаг, приглашая меня зайти.

Я ждала, что Кель останется в коридоре, но он последовал за мной и запер дверь изнутри. Короля больше не сковывали кандалы, теперь он метался, дрожа, по кровати. Одна простыня обмоталась вокруг ног, другая слетела на пол. Когда я приблизилась, Тирас распахнул глаза и сделал попытку приподняться. Из одежды на нем были только свободные мягкие штаны, и я задумалась, каких богов благодарить, что он надел к моему приходу хотя бы их. И где он пропадал всю ночь?!

Я не могла приготовить ему снадобье или чай из целебных трав, как сделала бы в отцовской крепости, где у меня были под рукой все нужные ингредиенты. Здесь я была совершенно беспомощна — ни уменьшить боль, ни унять лихорадку. Я даже не могла объяснить Келю, что мне требуется, или послать слуг на кухню за припасами. В подземелье я избавила короля от агонии простыми словами, но не рискнула бы прикоснуться к нему на глазах у советника. Тогда я просто не переживу эту ночь.

Воздух между нами вибрировал от недоверия. Я со вздохом выкинула мысли о Келе из головы и постаралась сосредоточиться на короле, чей облик вызывал трепет даже сейчас, под гнетом тщательно скрываемой болезни. Наполнив таз водой из кувшина на тумбочке, я перенесла его на кровать, намочила тряпицу и принялась протирать распаленную кожу Тираса, пока вода не нагрелась, а я сама порядком не вымокла. Конечно, от этих усилий было мало толку, но король не проронил ни слова жалобы — лишь смотрел на меня темными отчаянными глазами. Его агония звучала как барабанный бой. Тот гулким эхом отдавался у меня в висках, и я в очередной раз задумалась, почему никто его больше не слышит. Я улавливала пульсацию человеческих жизней словно бы с самого рождения, но уже смирилась, что остальные люди воспринимают мир иначе.

Я в бессилии опустила взгляд.

— Кель. — Голос короля прозвучал неожиданно твердо.

— Да, Тирас? — Советник в два шага оказался у кровати. Ладонь машинально легла на эфес меча — как будто он лично собирался сражаться с болезнью.

— Оставь нас.

Посмотрев на меня, Кель свел брови к переносице, однако спорить не стал.

— Я буду за дверью. — И он метнул в меня предупреждающий взгляд на случай, если я замыслю убить короля. Пожалуй, я бы рассмеялась, если бы король не был так болен.

Дверь бесшумно закрылась. Я отложила тряпицу и подняла глаза на Тираса. Его вид вполне подтверждал мои ощущения. Король больше не корчился от боли — сейчас он выглядел скорее обессиленным, словно болезнь пожирала его изнутри, и я вновь задалась вопросом, в чем ее причина.

— Положи на меня руки, — попросил он мягко. — Как раньше.

Я не двинулась с места: сперва мне нужно было понять. Я указала на живот короля и вопросительно подняла бровь. Он покачал головой. Я указала на горло. Снова нет. Тогда я последовательно коснулась его висков, ушей, рук и ног — и он наконец заговорил.

— Везде, — сказал Тирас просто. — У меня болит везде. Под кожей будто жидкий огонь.

Я вдруг поняла, что у меня под кожей тоже кипит огонь: щеки вспыхнули румянцем, грудь сдавило. В прошлый раз король едва был в сознании. Теперь же его глаза не отрывались от моего лица, и это делало процесс лечения пугающе интимным. Я уже сидела на кровати рядом с Тирасом, так что мне оставалось только прижать руки к его сердцу и закрыть глаза. Пальцы невольно задрожали, и он накрыл их сверху своими ладонями.